Два лика свободы: Николай Бердяев и Жан- Поль Сартр

В 20 в. — веке тоталитарных утопий — феномен свободы стал предметом неустанных размышлений многих мыслителей. Наиболее яркие "лики свободы" были созданы Н.Бердяевым и Ж.-П.Сартром. Это не случайно: ведь именно идея свободы являлась точкой отсчета их учений.

Основной целью своей философии Н.Бердяев сделал поиск путей от рабства к свободе. "Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу", — писал он [66, с.9]. Для Бердяева свобода человека самоочевидна и априорна. Ведь сама его способность к осознанию мира говорит о том, что человек — существо, превышающее мир и себя. Он "может познать свет, смысл и свободу, потому что в нем самом есть свет, смысл и свобода" [21, с.58]. При этом свобода — тяжкий, порой непереносимый груз. В своей интерпретации "Легенды о Великом Инквизиторе" Ф.М.Достоевского Бердяев ставит в центр именно эту тему — тему невыносимого бремени свободы. Ведь свобода "гибельная", являющая собой шаг в неизвестность, чреватая опасностями, не может не тяготить слабого человека. Ему кажется куда более предпочтительным променять ее на счастье комфортного существования под крылом управителя, руководителя. Потому человек постоянно пребывает в поисках того, кто бы взял на себя ответственность за него. В разные периоды истории этим "кем-то" становится вождь, государство, наука и техника. Итак, корень проблемы — не в том, что у человека нет свободы, а в том, что он не хочет ее принять, взять на себя.

Свобода — не есть дар Бога человеку. Как добытийственная всевластная творческая сила (Ungrund) она существует независимо от существования Бога. Эта первичная свобода, прежде всего, заключается в силе творческой активности. Ее носителем изначально является человек как экзистенциальный субъект. Но при том, что человек наделен метафизической свободой, он предельно зависим от своей каждодневной жизни, от объективированного мира — мира быта, рода, коллектива. Тем самым он ослабляет и даже подрывает собственное величие. Мир объективации не обладает подлинностью, ибо его основа — утрата человеком прирожденной свободы. Причина такой "порчи" человеческого бытия — грехопадение. Отпадение от Бога повлекло за собой "утяжеление" мира, ставшего грубым, массивным, материальным. Такой мир подчиняет себе человека, делает его рабом. Главный признак рабства — пассивность. Победа над "рабьим миром" — творческая активность, пример которой показал человечеству Иисус. Но как редко человек отваживается следовать его путем!

Бердяев выделяет три основных структуры сознания человека — "раб", "господин", "свободный". Сознание раба есть сознание существования себя для другого, сознание господина — другого для себя. Потому тиран тоже раб, раб массы, без которой он не мог бы осуществить своей воли к могуществу. И лишь сознание свободного человека самостоятельно и индивидуально.

Рабство в жизни человека многообразно. Оно прячется под сонмом масок, за которыми порой неразличимо. Так, человек может быть рабом у бытия. В этом случае он воспринимает бытие как неизменный космический порядок, выражающийся в освященных социальных правилах, которым должны подчиняться люди. Установка, противоположная рабству у бытия, такова: основы мировой и социальной жизни не навязаны сверху, они меняются благодаря активности и творчеству. Только эта установка, по Бердяеву, и является поистине свободной. По его мнению, человек не должен быть рабом ни у кого, даже у Бога. Бердяев утверждает, что на человеческой идее Боге отразились отношения в социуме: Бог — господин, начальник, человек — всецело подчиненный, раб. Бог есть не господин, утверждает философ, он — свобода и любовь. Главное свойство Бога — не всемогущество, а человечность. "Христианину безмерно дорога свобода, потому что свобода есть пафос его веры, потому что Христос есть свобода… Религия Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем отрицании рабства, насилия и принуждения. " [19, с. 208-209].

Другой распространенный тип рабства — порабощение человека природой. В первую очередь, это рабство у ее "законов", которые открывает человек научным познанием. Приобретая техническую власть, человек частично освобождается от власти природы, но попадает в другую зависимость — в рабство у цивилизации. Отныне он существует под властью техники и вещей в качестве придатка к машине. Подчиняя гигантские пространства, техника овладевает огромными массами людей, организуя их в коллективы. Основа коллектива — надличностный закон, и потому всякая группирующаяся масса враждебна свободе. В основании организации общества должна лежать идея целостного человечества, а не общества как тотальности, а человека как винтика. Единственный тип общности, не основанный на рабстве, — это та, что возросла на духовной свободе. Только в ней и может раскрыться подлинно личностная коммуникация.

И, наконец самый распространенный вид рабства — рабство человека у самого себя. Ведь прежде всего рабство — структура сознания. Человек рабски определяет отношение к массе, вождю, государству, в первую очередь потому, что он рабски определяет отношение к себе.

Свобода человека заключается в его великой роли сверхприродного субъекта, и он может стать достоин ее, победив в себе рабское начало. Общество и природа дают лишь материал для активной деятельности личности, но сама личность не зависит от государства, общества, природы. Она является личностью, лишь поскольку определяет себя изнутри, из великой тайны человека — свободы. Бог — великая помощь человеческой свободе, он "как бы ждет от человека свободного творческого почина" [там же, с. 213].

В противовес идеям Н.Бердяева концепция Ж.-П.Сартра основывается на том, что именно отсутствие Бога есть то, что делает человека свободным. Человек не создан Богом по своему образу и подобию: он "заброшен" в мир случайно, наугад. Бога нет, на его месте раскинулось "черное жерло" Ничто. Именно Ничто и есть источник свободы. Фигурально говоря, именно Ничто и дает человеку свободу делать "нечто" из мира и из себя. Будь Бог — человек навсегда остался бы в предугаданном и предусловленном.

Потому главный антропологический тезис Сартра гласит: существование предшествует сущности. Человек есть причина самого себя. "Человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем, таким человеком, каким он сделает себя сам" [141, с. 323]. Человек — проект себя самого: он направлен в будущее, не обусловленное никакой высшей силой. Его свобода состоит в отсутствии предопределенности, в возможности самостоятельно, без высшего влияния "вылепить" из своего существа труса или героя, негодяя или праведника. Именно это самоформирующее движение вперед и характеризует человеческое бытие как отличное от бытия всех иных внешних объектов — "бытия-в-себе".

"Бытие-в-себе" — это фактичность, наличность существования. Оно тождественно себе и означает лишь то, что означает. В нем нет ни противоречия, ни внутреннего конфликта, нет никакого "разлома", "зазора", куда могло бы просочиться Ничто. Ни животное, ни дерево, ни вещь не испытывают состояний одиночества, тревоги, страха смерти, стремления к самосовершенствованию: они самодостаточны, ибо в них не содержится идеи проекта себя. Лишь человек как постоянное самоосуществление, "бытие-для-себя", испытывает эти состояния. Он, обладающий самосознанием, не может не ощущать глубочайшего одиночества ("заброшенности") в мире, где властвует Ничто. В отличие от других существ, в человеке присутствует тот разлом, то "зияние", которое не дает ему довольствоваться данностями — телом, ситуацией, определенностью своего прошлого опыта, т.е. "бытием-в-себе". Уже само знание о предстоящей смерти выбивает его из природного круговорота, дает своеобразный толчок к свободному бытию, "бытию-для-себя".

Если Бердяев утверждает, что Христос есть свобода, то Сартр декларирует противоположную точку зрения: человек свободен именно вследствие того, что Христа (как и любой иной персонификации Бога) не существует. В противном случае человек не имел бы проходящей по самой сердцевине его существа "трещины", куда входит осознание Ничто. Крылья его свободы были бы изначально подрезаны детерминированностью бытия. По Сартру, отсутствие высшей силы — само по себе гарант свободы человека. Но свобода атеистического зкзистенциализма — не "сладкое", а "страшное" слово. Если Бога нет, то человеку не на кого опереться в мире, кроме как на себя. Значит, нет и сакральных ценностей, и заданных извне идеалов, и обязательных к исполнению предписаний. "Таким образом, ни за собой, ни перед собой — в светлом царстве ценностей — у нас не имеется ни оправданий, ни извинений… Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал, потому что однажды брошенный в мир, отвечает за все, что он делает" [там же, с.327]. А в первую очередь, он делает себя: не имея над собою Бога, он осужден на протяжении всей своей жизни "изобретать" человека.

Таким образом, человек не имеет никакой жестко фиксированной сущности — а лишь становление, никаких предопределенных характеристик — лишь выбор. Отсюда проистекает глубочайшая ответственность личности за каждое свое действие. Человек совершает выбор и тем самым принимает на себя все возможные последствия своей свободы. Отныне он ответствен за все, вольно и невольно творимое им и обществом, в котором он живет. "Ответственность и свобода — состояния выбора, означающие, что, выбирая, человек берет грех лишь на самого себя" [46, с.551]. Так, по Сартру, если человек призван на войну, то это его война, и он не может руководствоваться никакими объяснениями и оправданиями собственной подневольности. Если он не согласен участвовать в этой бойне, то всегда имеет возможность от нее уклониться — путем дезертирства или даже самоубийства. Высший постулат сартровой ответственности таков: выбирая себя, человек выбирает и всех других людей. Ведь создавая свой собственный закон морального действия, человек должен понимать, что он выступает в роли законодателя, примера для других и — шире — для всего человечества. В этом смысле и следует интерпретировать крылатые слова Сартра о том, что характер — это присяга.

По Сартру, самая существенная характеристика человека — способность превзойдения ситуации, в которой он оказался в силу обстоятельств, куда он заброшен своим рождением и событиями своей жизни. Главное наполнение свободы и состоит в этом осознанном превзойдении. "Человек не есть вначале, чтобы затем быть свободным: нет различия между бытием человека и его "свободным-бытием" [85, с.89]. Многократно ошельмованное положение Сартра "человек — это ничто" вовсе не означает ничтожности человеческого духа. Это означает лишь то, что весь мир недостаточен для того, чтобы породить человека: рождение человека как уникальной его сущности — дело самого человека, его свободы. Именно "ничто" как первоисток сущности человека и дает человеку ему осуществления главного проекта своей жизни — осуществления себя. Осознанное действие по реализации себя как проекта и есть то, что позволяет человеку жить. Cартр пишет об этом: "Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь… надо, чтобы люди поняли, что в счет идет только реальность, что мечты, ожидания и надежды позволяют определить человека лишь как обманчивый сон, как рухнувшие надежды, как напрасные ожидания, то есть определить его отрицательно, а не положительно… человек есть не что иное, как ряд его поступков" [141, с. 333-334].

Страсть исполнения себя человеком, по Сартру, связана с желанием стать Богом. Однако, эта страсть "пагубна" и "бесполезна". Она обречена на крах. Но, с другой стороны, лишь пытаясь стать Богом, человек может сделаться человеком. Его участь — не быть тем, что он есть, и быть тем, чем он не является. С годами сартров проект человека меняется: идея человека как автодемиурга сменяется идеей "делать необходимое" (работа "Тетради по морали"). Выбор этого "необходимого" свободен: он зависит не от авторитетов и норм общества, а лишь от самого человека. Наша моральность, таким образом, есть результат собственного свободного творчества.

Итак, свобода человека основывается на осознании своей не-заданности в мире. Это осознание не может не оборачиваться экзистенциальным состоянием тревоги. Тревога есть способ осознания своей одинокой свободы, прямое следствие невозможности отречения от нее. Не испытав тревоги, человек не может стать свободным. Но люди редко чувствуют экзистенциальную тревогу: они боятся тяжести свободы и изо всех сил избегают этой мучительной ноши. Ведь свобода — это отнюдь не только исполнение собственной воли и самореализация. Это и боль от недостижимости беспечного счастья, и чувство вины, и мучительные укоры совести, и необходимость идти против устаревших догм и тоталитарных стереотипов. "Быть свободным" означает всегда быть в меньшинстве. И одновременно с этим — "быть свободным", значит, быть собой, единственным Собой по самому большому счету.