Природа — Свобода

Э.Кассирер писал: "Неизбежный момент человеческого существования — это противоречие. У человека нет природы — простого или однородного бытия. Он причудливая смесь бытия и небытия; его место — между этими двумя полюсами" [80, с.22]. "Природной" сферой человека является сфера культуры. Принадлежность к ней во многом освобождает его от подчинения естественным законам, а значит, от предопределенности и предобусловленности. С момента, когда человек "разорвал пуповину", связывающую его с жесткими детерминациями природного мира, его местом пребывания становится призрачная и при этом единственно реальная для него область — область свободы. Потому размышление о человеке — всегда размышление о свободе.

Уникальную бытийную ситуацию человека четко обрисовал Э.Фромм. Самосознание, разум, фантазия — все эти "не-животные" свойства человека разрушили ту природную гармонию, в которой он был рожден. С их появлением он становится "причудой" универсума. С одной стороны, он подчиняется физическим законам природы, подобно всем живым существам, он крепко связан с родом. С другой стороны, он обладает самосознанием, разумеет свое бессилие и границы собственной жизни. В силу этого парадоксального положения в мире человек постоянно находится во власти невыносимой дихотомии духа и тела, желания вечности и неизбежности смертного удела. Его жизнь предельно не уравновешена. Она не может быть прожита путем простого повторения модели своего вида. Человек должен жить сам, это — "единственное живое существо, которое ощущает собственное бытие как проблему, которую он должен разрешить и от которой он не может избавиться" [167, с.115]. Потому извечные спутники человека — тоска по укорененности, по утраченному раю, страх и одиночество. Эта смятенность человека замечательно выражена в названии одного из романов Т.Вулфа — "Домой возврата нет".

Утеряв связь с праматерью-Природой, человек вынужден искать новую "родину". Оставив попытки укоренения в том раю, из которого он сам себя изгнал, перестав стучать в навеки закрывшуюся перед ним дверь, человек трансформирует факт своего сиротства в мире в высшее состояние — в самостояние, т.е., в свободу.

Разумеется, свобода дает несоизмеримо менее твердые основания для жизни, нежели природная обусловленность. Человек, избравший эту "родину", находится в чрезвычайно уязвимой позиции: отныне все судьбоносные решения он должен принимать сам. Он вынужден самостоятельно совершать выбор, в то время как животное избавлено от исполнения этого тяжкого предназначения. Лицом к лицу он обращен к смерти — тогда как животное в определенном смысле "бессмертно", ибо знание о смерти не омрачает его существования. Однако, будучи гражданином Свободы, человек способен к постоянному "саморождению" — в отличие от животного, которое не в состоянии самородиться: оно является готовым "продуктом" эволюции. Рождение человека в обычном смысле слова есть только начало его истинного и многократного рождения в качестве совершенствующегося, трансцендирующего существа. В этом — преимущество человека перед природными существами. В этом же — предельная ненадежность его пребывания в мире. Отсюда берет начало одна из экзистенциалий человеческого бытия — страх. Не случайно С.Кьеркегор назвал страх обмороком свободы. К отрицательным сторонам свободы прибавляется и боль из-за недостижимой естественности других живых существ (Х.Плеснер). Животные "не видят своей наготы — и Отец небесный питает их" [127, с. 131]. Другой лик такой блаженной природной устойчивости — "счастливый дикарь" Ж.-Ж.Руссо.

Плата за недостижимость этого блаженства — открытый горизонт возможностей. Но что же это за "горизонт"? Часто он представляется неким общественно-правовым состоянием, которое социум должен обеспечить своим представителям. Но, как известно, человек может быть порабощенным и в самом демократическом социуме. Он может быть рабом алчности, невежества, влечений. И наоборот, даже в самом тоталитарном обществе человек может оставаться свободным. Г.Галилей стал свободен в том момент, когда сказал: "А все-таки она вертится!". Н.Чернышевский был свободен на каторге, А.Сахаров — в ссылке, а К.Калиновский и Ю.Фучик — в ожидании виселицы. Не случайно Ж.-П.Сартр говорил, что он и его товарищи по французскому Сопротивлению никогда не были так свободны, как в оккупации.

Свободен тот, кто выбрал свободу. В этой тавтологии заключен ее основной смысл — смысл самостоятельного выбора. При этом неверно понимать открытый горизонт возможностей как безграничность набора таких выборов. Человеческие выборы обусловлены извне и изнутри нашим природным естеством, установлениями культуры, собственной конечностью и т.д. Отсюда — парадоксальная фраза М.Мамардашвили: "Свобода — это феномен, который имеет место там, где нет никакого выбора" [102, с. 241]. На самом деле противоречие, заложенное в этой фразе, кажимо, мнимо. Философ имеет в виду то, что именно в момент, когда ситуация обострена до предела, "погранична" — жизнь или смерть, спасение себя посредством предательства или сохранение своего человеческого достоинства — тогда и делается истинный выбор.

Человек становится свободным тогда, когда сам управляет собой. Потому свобода — это не только кьеркегоровский страх, но и внутреннее бесстрашие. Свобода — это возможность собственного отношения и исполнение этого отношения всей своей жизнью. По словам Н.Бердяева, "свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленными мною добром и злом, а мое создание добра и зла" [21, с.65]. Основное качество свободы — то, что ее ничто не вынуждает. Она является причиной себя (causa sui) в том смысле, что ее нельзя "получить" в готовом виде со стороны; это "давание себе самому закона действия" [102, с.126]. И особо значимо здесь слово "закон".

Итак, человек — существо, самостоятельно делающее выбор смысла своей жизни. Он никогда не дается легко, он всегда выстрадан и бесконечно рискован, поскольку может оказаться ошибочным. Более того, он предельно ограничивает жизнь личности. Так, избрав смысл творческой реализации, человек должен отказаться от множества развлечений, во многом обеднив свою личную и семейную жизнь. Избрав внутреннее право "истину царям с улыбкой говорить" (А.С.Пушкин), человек лишается возможности лукавить и приспосабливаться к желаниям власть имущих. С момента этого выбора жизнь человека детерминируется им не менее, чем жизнь животного — набором рефлексов. Различие между ними состоит в том, что человек обусловливает себя изнутри, в то время как животное обусловлено извне. Животное не может быть свободно, как не может быть несвободно: ведь оно не имеет представления об "этом сладком слове". Несвободен может быть лишь человек, ибо он наделен даром осознания. В этом и есть корень оппозиции "Природа — Свобода". В этом же — решение проблемы о связи свободы и ответственности.

Свобода — поле реализации собственных выборов. Потому она неизбежно включает в себя ответственность. Необходимость ответственности человека замечательно выразила А.Мердок в романе "Черный принц": "Все события имеют последствия... В жизни нет отдельных, пустых, немаркированных моментов, в которые можно поступать как угодно с тем, чтобы потом продолжить существование с того места, на котором остановились. Дурные люди считают время прерывным, они нарочно притупляют свое восприятие естественной причинности. Добродетельные же воспринимают бытие как всеобъемлющую густую сеть мельчайших переплетений. Любая моя прихоть может повлиять на все будущее мира. Оттого что я сейчас курю сигарету и улыбаюсь своим недостойным мыслям, другой человек, быть может, умрет в муках" [107, с. 68].

В ответственном отношении к ситуации и кроется основополагающая функция личности — функция совершенствования сугубо человеческого мира — культуры. Религиозный экзистенциалист Г.Марсель выводит необходимость всесторонней ответственности из тезиса о незавершенности человека. Человек и мир процессуальны. И это значит, что мы заведомо живем в "не-разрешенной ситуации". Человеческая ситуация не задана природно, ибо среда "равнодушна" к человеку. Животное как природное существо не имеет ситуации: оно живет и погибает так, как этого хочет среда. Ситуацию может создать лишь человек.

Причина этой возможности — в парадоксальном характере связи человека и мира. С одной стороны, человек — единственное в природе свободное существо, потому что он осознает свою свободу, ищет ее, стремится к ней. С другой стороны, он живет в "фактичности", т.е. в объективных обстоятельствах жизни, сложившихся без его участия: он гражданин определенного государства, он родился именно в этой семье, он имеет такую, а не иную внешность, определенный уровень дарований. Потому свобода человека — всегда результат его борьбы с фактичностью существования. Наша глубочайшая ответственность — ответственность за создание ситуации или за отречение от этого творческого шага. По Марселю, каждое наше слово, как и каждое молчание имеет отголоски. Скажем, если человек не примкнул к угнетенным, тем самым он становится сообщником угнетателей. И значит, свобода каждого из нас оказывается судьбой для Другого.

Лишь ничего не уразумев в сущности свободы можно допустить столь распространенную путаницу между понятиями "свободы" и "произвола". В.Даль определяет произвол как самоволие, необузданность и деспотизм. Произвол есть потакание худшему в себе, тогда как свобода — достижение лучшего в себе. Произвол есть качество дозволенности всякого — нужного и ненужного, исходящее из принципа "моему ндраву не препятствуй". Свобода подчинена зову ответственности: "на том стою и не могу иначе".

Произвол — проявление внутренней несвободы человека. Ведь стоит только появиться тому, кто всерьез вопрепятствует "ндраву" самодура, как он пасует и теряется. Самодур всецело "завязан" на подчинении окружающих и пребывает в постоянном страхе, что найдется кто-нибудь посильнее его. Потому самодурство неизбежно связано с хамством — качеством, одновременно предполагающим деспотизм по отношению к подчиненным и раболепие перед вышестоящими. Не случайно Ю.Лотман противопоставлял культуру хамству как свободу несвободе.

В противоположность произволу свобода предполагает самоограничение, ибо любая свобода есть вы-свобождение лучшего в себе. Не случайно А.Хомяков выводил этимологию слова "свобода" от "быть собой". Правомерно ли это с лингвистической стороны, остается вопросом, но с антропологической точки зрения это утверждение безусловно. Потому-то свободу невозможно отнять извне: ведь нельзя заставить человека перестать быть собой. Утрата таланта свободы — беда (и вина!) лишь самого человека, а внешние обстоятельства могут лишь объяснить такую ситуацию, но никак — не оправдать.

Свобода человека перед лицом своей судьбы может выражаться двояко — в активной и в пассивной форме. Он может активно противиться жизненным невзгодам: такую позицию замечательно выразил Р.Брэдбери в эпиграфе к одной из своих книг, гласящем: "Если тебе дали лист линованной бумаги — пиши поперек". Он может стоически принимать превратности судьбы, в любых житейских катастрофах не теряя чувства собственного достоинства (так, англичане говорят, что превратности бытия надо встречать с "жесткой верхней губой"). Но общая суть феномена свободы от этого не изменяется. Ведь и в том, и в другом случае свобода человека состоит в его совпадении с лучшим в себе — с волей, с честью, с мыслью, с собственной внутренней необходимостью.