Экзистенциально-персоналистские концепции человека. Экзистенциальные характеристики личности. Проблема смысла жизни

В.философии экзистенциализма человек понимается как особое начало в мире, не сводимое к каким-либо внешним законам и качествам, но объяснимое лишь исходя из его индивидуального опыта и судьбы. Протестуя против возможности навязывания человеку общих стандартов и ценностей, вне зависимости от их природного или социального характера, теоретик экзистенциализма Ж.-П.Сартр писал, что «у человека нет природы». Его существование в мире – это всегда уникальный опыт свободы, посредством которой человек творит как внешний мир, так и самого себя. При этом, любые попытки подвести человека под единые сущностные характеристики чреваты тоталитарной практикой стандартизации и деиндивидуализации человеческого «Я», оправдывающей безликость и анонимность толпы, но не личности. Человеку же необходимо осознать себя в своей принципиальной инаковости, несовпадении с другими, что является основанием для обеспечения своего подлинного существования как индивидуальности и творца.

Экзистенциальные характеристики (стыд, совесть, любовь, свобода, метафизический страх и др.) человек обнаруживет и проживает как глубинно личностные, самостные в так называемых пограничных ситуациях, а куда более очевидными являются основные функциональные способы (модусы) человеческого бытия в обществе и культуре. Таковыми считаются деятельность и коммуникация. Они вбирают в себя важнейшие формы бытия человека, как труд, творчество, общение, игру, любовь. В неклассической философии особое внимание уделялось таким экзистенциальным переживаниям как страх, страдание, забота, одиночество. Под деятельностью принято понимать способность человека к активному, целенаправленному преобразованию объек­тивной действительности и самого себя. Коммуникация - это процесс обмена информацией, предполагающий активную взаимосвязь двух или более субъектов. Жесткое разведение этих сторон человеческого существования не представляется возможным, поскольку коммуникация может быть рассмотрена как особый вид деятельности, а деятельность, в свою очередь, немыслима без соответствующих коммуникативных процессов.

Ядро деятельностного отношения к действительности составляет труд. Структура трудовой деятельности, описанная К. Марксом, включает следующие компоненты: субъект и объект деятельности, ее цель, средства, предмет и продукт. Непосредственной причиной дея­тельности является необходимость удовлетворения потребностей, которые и составляют реальные цели деятельности. Постановка цели предполагает определение со­ответствующих путей ее достижения, что отражается в понятии средств деятельности. В обязательной связи с целью находят­ся также продукты и предметы деятельности, где продукт - это «опредмеченная цель», а предмет обязательно вносит коррективы не только в окончательный продукт, но и в средства деятельности и сам механизм целеполагания.

Говоря о феномене деятельности, следует различать сферу труда как основание жизнедеятельности обще­ства, и формы творчества. Творчество - это вид деятельности, связанный с созданием принципиально новых куль­турных явлений и ценностей. В отличие от стандартных механизмов трудовой деятельности творческий акт всегда индивидуален и конкретен. В шедеврах творчества воплощается уникальный авторский опыт и мастерство, что позволяет говорить о творчестве как основном механизме проявления и разви­тия человеческого «Я». Творчество, с одной стороны, носит массовый характер, но в своих высших достижениях оно характеризует элитарную культуру. Именно здесь ше­девры гениев получают свою первую социальную оцен­ку, занимают свое место в традиции и начинают оказывать обратное воздействие на феномены массового сознания и культуры.

Если деятельность описывает способ отношения человека к объективированной действительности, то общение характеризует сферу межличностных, субъект-субъектных отношений. Следует разли­чать категории «общение» и «коммуникация». Коммуникация высту­пает как более широкое понятие, обозначающее процесс обмена ин­формацией. В структуре коммуникативного акта выделяют наличие двух как минимум субъектов взаимодействия, обсуждаемую ситуацию как своего рода тему или предмет коммуникации, ее цели, сообщения-тексты и средства их трансляции.

Игра – вид деятельности, в котором удовлетворение приносит не столько результат, сколько сам процесс. В ней соединяются реальное и воображаемое. Корни культов, религии, мифов, различных видов художественного творчества уходят в игру. Игра стала формой свободного самовыражения человека, не связанного с достижением какой-либо утилитарной цели, доставляющей наслаждение. По теории К. Гросса, игра представляет собой непреднамеренное самообучение организма, особенно необходимое человеку в раннем возрасте. Современная наука отметила широкое распространение обучающих игр и у животных. Голландец Иохан Хейзинга игру сопоставляет с ритуалом, карнавалом, праздником, спортом и противопоставляет игровое начало авторитарному внешнему принуждению. В концепции «играющего человека» он видел осуществление идеи свободы выбора, «самовозможности».

Одним из фундаментальных свойств человеческого существа и экзизистенциальных характеристик является любовь. Древнегреческая философия считала любовь космической силой, противостоящей силе вражды. В человеческой любви они выделяли такие ее разновидности, как эрос (животную страсть), филия (любовь-дружба), сторге (тихая семейная привязанность, привычка), каритатис (возвышенная любовь). Формирование и существование общества, подчеркивал Ф. Вольтер, невозможно без любви человека к себе и любви к другим. На основе любви возникают страсти - «пружины» и «шестерни» социальных механизмов, которые объединяют людей и извлекают из земных недр все искусства и удовольствия. Для Н. Гартмана любовь есть придание смысла бытию личности.

Любовь стоит у самых истоков существования человека, обеспечивает его психическую защищенность и уравновешенность. В межличностных отношениях любовь выражается через обнаружение индивидуальности другого человека, переживание его неповторимости, неисчерпаемой глубины. Любовь - устремленность к глубокому внутреннему союзу с любимым, к взаимослиянию, при котором, однако, каждая сторона сохраняет свою индивидуальность. В любовном отношении развиваются такие черты личности, как забота, ответственность, уважение. Любовь, по мнению В. С. Соловьева, это феномен, в котором наиболее полно проявляется богочеловеческая сущ­ность личности. Такая любовь выступает как синтез любви природной и духов­ной, в ней достигается чувство всечеловечности, всеобщности.

3. Фрейд полагал, что вся человеческая жизнь определяется двумя инстинктами - любви и смерти. Половая энергия, доставшаяся человеку в наследство от животного состояния, определяет все развитие. Человек не удовлетворен культурой, которая обуздывает его свободу, в том числе и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения своих сексуальных порывов. Но именно эта неспособность полового влечения вызвать полное удовлетворение становится, по Фрейду, источником величайших культурных достижений, ибо половая энергия сублимируется, т.е. переходит в культурную деятельность, воплощается в творчество, политику, науку и т. д. Любовь, считал Фрейд, в основе своей осталась живот­ной, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию. В такой позиции 3. Фрейда обнаруживается недооценка социальной составляющей любви. Секс как культурный феномен взаимоотношений полов в исходном биологическом своем измерении (инстинкт продолжения рода) предполагает социальное - коммуникацию, общение и т. д. В сексе сочетаются биологичность и социальность. Культура не только ущемляет любовную жизнь, но и усложняет ее, делает более красивой, изысканной, тонкой, духовной. Социализация превраща­ет животную страсть в человеческую любовь.

В экзистенциальной метрике человека особое место занимают жизнь и смерть. Жизньпонимается в философии двояко: как космическое, природное явление, и как специфически человеческое. Во втором случае подчеркивается ее уникальность, особая ценность, свобода и наполненность по сравнению с запрограммированной инстинктами однообразной жизнью животных. В то же время жизнь человека – воплощенное противоречие, в ней соединяются свобода и необходимость, счастье и страдание.

Коренной философской проблемой всегда был и остается вопрос о соотношении человеческой жизни и смерти. В античности не было преувеличенно-трагического отношения к смерти (ведь мы – часть природы), был даже обряд самоубийственных 50-летних юбилеев, чтобы избежать болезненной старости. Философия периода эллинизма считала главной целью научить людей спокойно относиться к смерти. Трагическое переживание смерти, связанное со страхом, распространяется с христианством, когда не был ясен посмертный удел (рай либо вечные муки). Особое внимание к проблеме смерти проявил экзистенциализм. М. Хайдеггер трактовал жизнь человека как «существование для смерти», считал, что смерть выражает коренные, сущностные силы бытия человека. Экзистенциалисты полагали, что если бы не было смерти, то мы бы никогда не нуждались в созда­нии чего-либо в своей жизни и впустую растрачивали время.

Проблема смертности является, конечно, важной, но лишь в ее взаимосвязи с жизнью. Жизнь и смерть отрицают друг друга, но не абсолютно, ибо смерть является необходимым моментом и закономерным результатом жизнедеятельности организма. «Отрицание жизни, - писал Энгельс, - по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношение со своим необходимым результатом, заклю­чающимся в ней постоянно в зародыше,- смертью». Сознание неиз­бежности смерти, убеждение в том, что человек живет только один раз, требует от него активности, побуждает не растрачивать попусту свои силы, а участвовать в создании материальных и духовных ценностей, бороться за осуществление идеалов. Определенные границы жизни че­ловека заставляют его действовать, принимать решения уже сейчас, а не откладывать свои решения и действия до бесконечности.

Поэтому «забота о смерти» должна быть, однако, не такой, как ее понимает Хайдеггер, а такой, когда стремятся к полноте жизни, связанной с деятельным, творческим, общественно полезным трудом. Человек действует не потому, что предвидит неизбежную смерть. Человек смертен, но это не значит, что, как утверждают экзистенциалисты, только смерть придает жизни смысл и значение. Такая точка зрения могла возникнуть только в условиях общества, построенного на принципах крайнего индивидуализма. История развития человечества опровергает экзистенциалистскую точку зрения. Ведь мудрость человека не в том, чтобы быть во власти мыслей о смерти, а в размышлениях о жизни. Еще великий древнегреческий фи­лософ Эпикур утверждал, что смерть для человека - ничто, «так как, ко­гда мы существуем, смерть еще не присутствует, а, когда смерть присутствует, тогда мы не существуем».

Если человек сознает необходимость и ценность своего общественного труда, то проблема личной смерти для него как бы отодвигается на задний план и отнюдь не исчерпывается фактом физической смерти. Такой человек осознает свою жизнь как часть развивающегося, устрем­ленного в будущее общества, человечества. Смерть индивида как определенного представителя человеческого рода еще не означает смерти личности. Это происходит в случае смерти индивида, социально не­развитого и лишь потребляющего. Личность же социально значи­мая и творческая, объективирующая себя в материальных и духовных ценностях, продолжает существование в делах и памяти людей.

Смерть молодого, не успевшего себя реализовать человека или творческого гения – трагедия. Но она освобождает стариков от страданий, приходит к тем, кто устал жить либо потерял к ней интерес. Она справедлива в том смысле, что всех уравнивает и в конце концов наказывает любого преступника.

Человек знает о смерти и в этом его отличие от животного. Люди понимают, что смерть — это завершающая стадия индивидуального существования каждого человеческого организма. Неизбежность смерти вытекает из сущности самой жизни. Одно существо питается другим и освобождает место для потомства. Мы потребляем воду и пищу, дышим, одеваемся, вообще движемся, иначе умрем. С самого рождения жизнь – это постоянное убегание от смерти.

Смерть является логическим и практическим завершением жизни: что не имеет смерти, не имеет и рождения, а что не имеет рождения, то безжизнен­но. Жизнь без смерти невозможна, жить - значит, «частично умирать», ибо к человеческом организме постоянно идет процесс нарождения новых элемен­тов и гибель старых (изменения в составе крови, костной структуре, систе­ме нейронов и т.п.). На завершающем этапе жизни «частичная смерть» пе­реходит в полную и окончательную смерть, при которой возврат к жизни не­возможен. Казалось бы, все достаточно ясно, однако проблема понимания того, что такое смерть не решена до сих пор. В современной философской ан­тропологии и частных науках она остается одной из наиболее обсуждаемых.

Следует отметить, что представления о жизни и смерти самым естественным образом связаны с представлениями о бессмертии. Эта взаимосвязь про­слеживается на всем пути развития человечества, в ходе которого сложились следующие основные трактовки бессмертия: телесное (материальное) бессмертие, связанное с идеей неуничтожимости физико-химических элементов тела; биологическое бессмертие, основанное на идее сохранения генетического материала человека в ряду поколений; родовое бессмертие, понимаемое как бессмертие человечества; социальное (этическое) бессмертие, предполагающее сохранение в па­мяти последующих поколений какой-либо конкретной личности, его дел, идей и влияний; натуралистическое бессмертие, обусловленное полным слиянием чело­века с природой; чувственно трансцендентальное бессмертие, которое является резуль­татом субъективных специфических состояний (нирвана, экстаз, просветление, потеря чувства времени и т.п.); идеальное бессмертие, понимаемое как перевоплощение, как бессмертие индивидуальной души, как бессмертие неопределимой духовной сущно­сти человека, или же, как бессмертия Мирового духа, проявлением и элемен­том которого является человеческий дух.

В современных научных разработках все рассматриваемые решения про­блемы смерти и бессмертия можно свести к трем основным точкам зрения. Представители первой из них считают, что телесная смерть в биологическом аспекте означает полную гибель живого тела, окончательное завершение индивидуальной жизни. А бессмертие в таком случае следует понимать как существование человека в общественно-значимых результатах его духовно-практической деятельности и в памяти последующих поколений. Такова, например, позиция Фромма, который утверждал, что реальное, физическое или биологическое бессмертие обессмыслило бы жизнь человека. Оно уничтожило бы в зародыше стремление человека к самосовершенствова­нию и к совершенствованию окружающей его действительности, из чего не­обходимо следовало бы уничтожение социального развития.

Философы и ученые, разделяющие вторую точку зрения, согласны с первыми в том, что смерть является необратимым завершением жизни, однако при этом они полагают возможным одержать в принципе победу над смертью, т. е. достичь бессмертия. Для этого предполагается использовать дос­тижения науки или выход за пределы рационального. Уже в начале XX в. Бернал, Вернадский и другие ученые, опираясь на результаты исследований, достигнутые в области естествознания и меди­цины, высказали предположение о возможности достижения в будущем бессмертия человека с помощью радикальной генетической и психологичес­кой его перестройки. Сегодня эти идеи получают все большее теоретичес­кое и практическое обоснование. Доказательством возможности значительного продления жизни являются успехи в области молекулярной биоло­гии, биотехнологии, генетики и генетической инжене­рии, геронтологии и др,. Большие надежды ученые возлагают на клонирование, которое сегодня оценивается как один из наиболее эффективных способов решения проблем, связанных с пересадкой органов человека. Третья точка зрения основана на неподтвержденной гипотезе об информационно-полевом (лептонном, энергетическом) характере нашего сознания, которое после смерти тела переходит к бестелесной, вечной стадии существования. На эту гипотезу, как мухи на мед, слетелись тысячи шарлатанов – «белых магов» и экстрасенсов. Она распространена и среди атеистов, нуждающихся в надежде и утешении, и по всему строю аргументации является своеобразной «научной религией». Н.Бердяев, размышляя о возможности слияния индивидуального сознания (души) с мировым разумом, вполне логично предполагал, что при этом земная жизнь личности полностью забывается, или не вспоминается, как мелкая и неинтересная. Но тогда это аналогично смерти – ведь что мне до бессмертия души, если она забудет мое «Я»? Заслуживает внимания вторая точка зрения. Что, если наука «вылечит» нас от смерти, постоянно обновляя клетки тела? Тогда Земля будет переполнена заповедниками для «вечных стариков» по духу своему, знаниям и умонастроению, вечно брюзжащих на все новое. Сознание людей консервативно, а общественная жизнь ускоряется. Такая вечная жизнь равносильна социальной смерти и принесет страдание.

Еще один экзистенциал человеческой самореализации – свобода. Свобода – это способность и возможность действовать по своему желанию, а не по принуждению. Драматические события XX в. поставили вопрос о свободе чрезвычайно остро, и именно поэтому тема свободы в философии последнего столетия заняла особое место, во многом была переосмыслена заново.

Свобода как сложное философское понятие имеет многоуровне­вый и многоаспектный характер. Прежде всего обратим внимание на ряд уров­ней свободы. На первом, самом поверхностном уровне свобода может выступать со своей отрицательной стороны — как свобода избегать чего-либо, разрушать, не считаться с существующими реалиями. Это наивно-простодушное понимание свободы. Однако оно, конечно, может иметь самые разрушительные последствия. В дей­ствительности такая свобода –варварство, не име­ющее ничего общего с культурой. В применении к общественной жиз­ни она чревата хаосом и анархией, а затем закономерно приходящим им на смену деспотизмом. Поэтому С. Франк отмечал: «...свобода есть не отрицательное, а положительное начало. Свобода, отрицающая власть, авторитет, иерархию, служение, ведет через анархию к дес­потизму, т.е. к самоотрицанию, и ...наоборот, ...жажда подлинного самоопределения может быть удовлетворена лишь через внутреннюю дисциплину духа, уважение к сверхличным ценностям и началам».

Второй уровень свободы прямо вытекает из осознания несостоятельности отрицательной свободы. Этот уровень можно определить как свободу ответственного выбора. Здесь выявляется собственно человеческое значение свободы. В библейском сказании об искушении, о вкушении плода с древа познания добра и зла в символической форме выражена мысль, что человек обречен постоянно выбирать между добром и злом. Осознав, что любое его слово или поступок могут обернуться добром или злом, что вообще мир напол­нен борьбой светлых и темных сил, человек на основе совести приоб­ретает чувство ответственности. Совесть и есть ответственность перед Вечностью, перед Богом, оберегание сокровенного в душе человека. Отсюда ясно, что свобода ответственного выбора предполагает дис­циплину духа, самоопределение.

Третий уровень свободы можно назвать экзистенциальной свобо­дой. Это свобода не только выбора, но и творчества — творчества добра и зла. Ее существо связано с тем, что человек в процессе жизни не только выбирает между наличным добром и злом, но и создает такие их формы, которые до того не существовали. Жизнь не состоит сплошь из стандартных положений: в большинстве ситуаций заранее неизвестен сам набор возможностей, вариантов того, как следует по­ступить; требуется изобрести, самостоятельно придумать вариант по­ведения. Понятно, что процесс творчества добра и зла предполагает сложные духовные переживания. Он связан с внутренним самоопре­делением. «Свобода, — писал Н. Бердяев, — есть самоопределение изнутри, из глубины, и противоположна всякому определению из­вне, которое есть необходимость».

Наряду с уровнями свободы выделяются ее аспекты: политическая свобода, правовая, экономическая и другие виды свободы. Это очень важные ее аспекты. Однако без свободы внутреннего духовного самоопределения все эти виды свободы не являются реальными. Так, в обществе может существовать, скажем, правовая свобода, но люди тем не менее не будут ею пользоваться, продолжать жить в состоянии несвободы. Аналогичным образом существование политической сво­боды отнюдь не означает, что все индивиды окажутся политически свободными: найдутся как те, кто будет покушаться на свободу дру­гих, так и те, кто не захочет или не сумеет воспользоваться своей. Свободу нельзя привить извне, со стороны внешнего при­нуждения, как нельзя, например, принудить к тому, чтобы нравилось то, что не нравится. Именно поэтому она в своей глубине есть свобода внутреннего духовного самоопределения.

В философии советского периода расхожей догмой была формули­ровка «свобода есть осознанная (познанная) необходимость». Эта формулировка явилась искаженно-упрощенным вариантом мысли Г. Геге­ля, который в действительности утверждал, что «истина самой необхо­димости в свободе». Мысль Г. Гегеля может быть правильно понята с учетом основного и исходного понимания им свободы: «...свобода со­стоит именно в том, чтобы... быть у самого себя, быть в зависимости только от самого себя, определять самого себя». Формулировка о сво­боде как осознанной необходимости, с одной стороны, была призвана оправдать принудительность государственной идеологии (марксизма-ленинизма), которую предстояло «познать» («осознать») всем и в обя­зательном порядке. С другой — она выражала вполне обоснованные опа­сения, что человек, не усвоивший азов цивилизации и культуры, не имеющий представления о нравственных и эстетических ценностях, ос­тановится на первом из отмеченных выше уровней понимания свобо­ды — отрицательно-разрушительном.

Надо признать, что эта формула подчеркивает значение необходимости. Она говорит о том, что нельзя делать все, что вздумается. Но вопрос о свободе здесь даже и не постав­лен. В самом деле, что произойдет с необходимостью после ее позна­ния, почему она вдруг станет свободой? Необходимость так и останется необходимостью, сколько бы ее ни познавали. Формула призывает лишь к послушанию необходимости, полагая, что именно в этом состоит сво­бода. Решение проблемы здесь чисто словесное, но переименование не­обходимости в свободу не превращает первую во вторую реально, на деле. Поэтому более честным и мужественным является признание того, что человек отнюдь не всегда свободен, что в обществе существуют и будут существовать две сферы — сфера свободы и сфера необходимости. При этом то, что совершается в силу необходимости, вынужденно, по обязанности, по долгу, порой не менее значимо, чем то, что совершает­ся свободным творчеством. Однако в человеке живет неистребимая тяга к тому, чтобы выйти за пределы необходимости, свободно и самостоя­тельно создавать то, что ему нравится, реализовывать свои познаватель­ные и творческие возможности. Именно поэтому в обществе существует сфера культуры — сфера свободного творчества. Наряду со сферой свободы, т.е. культуры, суще­ствует сфера необходимости. Человек подчиняется необходимости «в поте лица своего» добывать средства к существованию. Он вынужден подчиняться тем природным и социальным порядкам, которые не могут быть им приняты свободно, но которые он застает сложивши­мися, вступая в жизнь. Наконец, че­ловек не вправе уклоняться от исполнения тех обязанностей, которые возлагает на него долг, а это часто требует самопринуждения, само­ограничения, не творчества, а простой исполнительности. Во всех из­вестных истории обществах, в том числе и современном, сфера необ­ходимости количественно преобладает. Очевидно, что необходимость невозможно исключить из жизни человека и общества. Нельзя достичь того, чтобы общество целиком стало сферой свободы. Мечты о созда­нии такого общества являются скорее благими пожеланиями, хотя и выражающими неустранимую тягу человека к свободе и творчеству. Известен тезис Маркса, согласно которому «царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нужной и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит поту сторону сферы собственно материального производства». Из этого тезиса можно сделать вывод, что свобода освобождает человека от необходимости производительного труда, что выглядит утопией даже в роботизированном обществе..

Понятие «свобода» в общем смысле означает доминирование частного, личного интереса или инициативы над общим. Однако с этим понятием связывается представление о правах и обязанностях, от­ветственности и справедливости Свобода превращается в несвобо­ду, если она ничем не ограничена. Неограниченная свобода лиша­ется своего всеобщего содержания, т.е. не может быть свободой для всех, так как является несвободой для другого.

Являясь основной ценностью современного цивилизованного общества, свобода тесно связана и соизмерима с ответственностью. Свобода и ответственность — регулятивы не только личной, но и всей социальной жизни. Ответственность понимается как необходи­мое условие свободы, предполагает зависимость и необходимость «держать ответ» за содеянное перед другими людьми, будущими поколениями, обществом и природой. Ответственность — предель­но емкая категория; к ней применима градация «ответственность за», «ответственность перед»: ответственность родителей перед детьми, де­тей — перед родителями, учителей — перед учениками и врачей -перед пациентами, ученых и политиков — перед человечеством и т.д. Категория ответственности тесто связана с понятиями «совесть», «качество», «профессионализм», «обязанность», «долг», «справед­ливость». Представление об ответственности включает в себя и такие понятия, как «вина», «наказание», «санкция». Однако ответствен­ность имеет не только сугубо юридический характер, она понимает­ся более широко — как фильтр установок и предпочтений, который находится у истоков сознательного действия.

Особым модусом, характеризующим качество человеческого бытия, является отчуждение. Это такое общественное явление, когда процесс деятельности человека и ее результаты превращаются в самостоятельную силу, господствующую над ним, чужую для него и часто враждебную. Впервые концепцию отчуждения сформулировали в философии Нового Времени, большое место она занимает у Маркса и центральное – в неомарксизме. Сам термин является неточным переводом немецкого слова «unfremdung» (отчужение, т.е. отбор, отрыв чего-то от человека).

Отправным моментом анализа отчуждения у Маркса выступил тот политико-экономический факт 19 века, что рабочий становился тем беднее, чем больше богатства он производил. Акт отчуждения труда имеет две стороны: превращение трудовой деятельности в нечто чуждое, не при­надлежащее производителю, и превращение продукта труда в чуждый предмет, также ему не принадлежащий.

В сфере же человеческих отношений в обществе отчуждение, по Марксу, проявляется в том, что один человек отчужден от другого и ка­ждый из них отчужден от человеческой сущности. Причем отчуждение и самоотчуждение являются тем большими, чем большей эксплуатации подвергаются трудящиеся. В марксовом понимании отчуждение труда, самоотчуждение труда и отчуждение продукта труда есть лишь следст­вие совокупности капиталистических отношений. Маркс показал, что причиной отчуждения труда является частная собственность на средст­ва производства. В то же время отчуждение труда не вытекает из природы труда как такового. Оно является следст­вием исторически преходящих общественно-производственных отно­шений, неразрывно связанных с социальной структурой общества и разделением труда. Маркс связывал отчуждение с определенной степенью развития общества, считал его результатом разделения труда, вследствие которо­го происходит отчуждение родовой сущности человека, «разделяется и сам человек», становясь «частичным» носителем определенных функ­ций, рабочей силой определенного качества, персонажем с навязанной ролью. Маркс показал, что природа общества, основанного на эксплуа­тации наемного труда, постоянно порождает отчуждение в экономиче­ской сфере, которое обусловливает все другие формы отчуждения:

- отчуждение человека от общества, следствием которого являет­ся индивидуализм и эгоизм; отчуждение от политики, выражающееся в пассивной позиции равнодушного наблюдателя, либо в конформизме, бездумном соглашательстве; отчуждение от социальных институтов, воспринимаемых индивидом как бюрократические организации, довлеющие над ним; отчуждение человека от труда, его содержания и результатов, порождающее эксплуатацию труда, товарный фетишизм, безудержное потребительство; отчуждение от культуры, выраженное в бездуховности, замене подлинно культурных ценностей эрзацами «массовой культуры», контркультурой и т.п.; отчуждение человека от достижений науки и техники, порождающее сциентистские ориентации, индустриальный фетишизм; отчуждение от морали, выражающееся в аморализме, девиантном поведении, оправдании зла, насилия, жестокости и эгоизма; отчуждение человека от человека, характеризующее кризис общения, нарушение коммуникативных связей, одиночество; отчуждение человека от самого себя, ведущее к «раздвоению» человеческого «Я», потере личности.

Маркс и Энгельс исследовали различные виды, формы и уровни отчуждения, выступающие в виде производных явлений отчужденного и самоотчужденного труда: отчуждение в духовной жизни общества (идеалистическая философия, религия и светская догматика), в сфере политики (анализ бюрократизации государства и активности масс), в экономике (фетишизация капитала, товарный и денежный фетишизм, товар, деньги), в сфере взаимоотношений человека и природы. В то же время Маркс считал, что отчуждение не является извечным спутни­ком человечества и в коммунизме видел возвращение человека к самому себе, уничтожение самоотчуждения.

Зигмунд Фрейд источники отчуждения видел в репрессивной функции культуры. Представители экзистенциальной фило­софии связывали отчуждение с самой природой человека, считали его следствием извечного посягательства общества на свободу человека.

В условиях принципиально нового качества развития человече­ской цивилизации и культуры принципиально важно признать не только глобальный, универсально-исторический характер отчуждения, но и то, что ликвидация одних форм отчуждения может подождать новые фор­мы, неизвестные обществу. Такая постановка вопроса не отбрасывает проблему исторического генезиса отчуждения, а конкретизирует вопрос о человеке как его субъекте и объекте. Содержание отчуждения, формы его проявления определяются сущностью человека. А сущность эта отнюдь не одномерна, она, по крайней мере, проявляется на трех уровнях: природном (биологическом), социальном (коллективном) и личностном (индивидуальном). Исходя из этого можно говорить и о различных уровнях отчуждения: естественном, социальном, индивидуальном. Во­прос отчуждения затрагивает не только субъект, но и объект отчужде­ния, т.е. от чего или от кого отчужден человек (власть, государство, производственные отношения, труд, продукт труда, люди, сам человек). В связи с этим следует уточнить, что в разговоре об отчуждении речь идет не только о том, что человек что-то имел, а потом утратил, речь идет, прежде всего, о способах, формах и мере приобщения его к культуре. Если исходить из посылки о том, что внутренне присущим качеством человека является естественный уровень отчуждения, то способом раз­вития коммуникации со средой будет выступать воспитание и образова­ние, осуществляемое той коллективной общностью (семьей, классом, нацией), в которой находится человек. Эффективность коллективных способов преодоления первоначального отчуждения от культуры зави­сит и от генетической предопределенности человека. Сегодня психологи доказывают, что даже склонность к труду выступает как проявление одаренности. Серьезным препятствием в преодолении естественного уровня отчуждения выступает здоровье человека (40 млн. чел. страдает тяжелыми формами психических заболеваний, это - 1 % населения Зем­ли). Таким образом, можно выделить генетические, физиологические, психические, технологические, экологические предпосылки естествен­ного уровня отчуждения человека от культуры. Признание существова­ния естественного уровня отчуждения развивает миф об обществе, в ко­тором не будет отчуждения и люди будут не только всесторонне разви­ты, но и чрезмерно активны в общественных и государственных делах, т.е. речь идет о том, что не все в равной степени могут быть носителями естественного отчуждения. Но, тем не менее, этот процесс осуществля­ется с помощью социальных механизмов на коллективном уровне. Со­циальные способы снятия отчуждения зависят не только от меры вклю­ченности человека в социальные отношения, но и определяются степе­нью свободы в обществе, доступностью фондов культуры, уровнем ур­банизации, способами функционирования и доступности информации. Признаками снятия естественного уровня отчуждения является наличие у человека программы, плана жизни, приобретения трудовых навыков, знание языка, истории, осознание долга, ответственности, когда человек сформулировал определенную картину мира, т.е. жизненные ориента­ции.

Отчуждение в полном объеме неустранимо, ибо оно, наряду с негативными своими сторонами, является нормальной характеристикой человека, свидетельствует о способностях к самовыражению и самоотдаче. В целом отчуждение двойственно: способствует самопроявлению человека и одновременно обезличивает его. В ходе обновления общества будут всегда, в любой общественной системе, возникать новые проблемы и трудности, новые варианты отчуждения.

Проблема природы человека (какие мы?) прямо выводит нас к еще одной вечной философской проблеме – смыслу жизни (зачем мы?) Смысл - ответ на вопрос: для чего живет человек? для какой цели? Есть, пишет известный французский моралист и философ Альбер Камю в эссе «Миф о Сизифе», только один фундаментальный вопрос философии. Это вопрос о том, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями - второстепенно. Сама постановка этого вопроса свидетельствует о том, что он рождается из сомнения в существовании такого смысла. Сомнение же предполагает, что сама действительность, возможно, разорвана, непоследовательна и абсурдна. Тогда проблема, как ее сформулировал Камю, состоит в том, «существует ли логика, приемлемая вплоть до самой смерти?» Среди многих подходов к решению этой сложной проблемы можно выделить три главных: смысл жизни изначально присущ жизни в ее глубинных основаниях; смысл жизни за пределами жизни; смысл жизни созидается самим субъектом.

Для первого подхода наиболее характерно религиозное истолкование жизни. Единственное, что делает осмысленной жизнь и потому имеет для человека абсолютный смысл, есть не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни. Не переделка мира на началах добра, но взращивание в себе субстанционального добра, усилия жизни с Христом и во Христе. Бог сотворил человека по своему образу и подобию. И мы своей жизнью должны проявить его.

В основе второго подхода лежит секуляризованная религиозная идея. Человек способен переустроить мир на началах добра и справедливости. Движение к этому светлому будущему есть прогресс. Прогресс, таким образом, предполагает цель, а цель придает смысл человеческой жизни. Критики давно заметили, что в рамках этого подхода будущее обоготворяется за счет настоящего и прошлого. Прогресс превращает каждое человеческое поколение, каждого человека, каждую эпоху в средство и орудие для окончательной цели - совершенства, могущества и блаженства грядущего человечества, в котором никто из нас «не будет иметь удела» (Бердяев).

В соответствии с третьим подходом жизнь не имеет смысла, проистекающего из прошлого или будущего, тем более из потустороннего мира. В жизни самой по себе вообще нет никакого раз и навсегда заданного, однажды определенного смысла. Только мы сами сознательно или стихийно, намеренно или невольно самими способами нашего бытия придаем ей смысл и тем самым выбираем и созидаем свою человеческую сущность. Уязвимая пята этого подхода - релятивизм и субъективизм. С другой стороны, он действительно универсален, так как подходит каждому: «сделай себя сам, реализуй мечту о самом себе». Но ведь это может быть и мечта маньяка. Не следует забывать Сократа, считавшего, что цель философии – учить людей добру. Поэтому, если выбрать третье понимание смысла жизни, то с какими-то нравственными ограничителями («насколько это возможно без нарушения свободы и прав других, реализуй мечту о себе как совершенном человеческом существе»).

3. Психоаналитическая интерпретация человеческого существования. Интегральная концепция человека в философской антропологии.

Психоаналитическая традиция (3. Фрейд, К. Юнг, Э. Фромм) поставила перед философией проблему бессознательного, т. е. существования психических явлений, влияющих на сознание, но не контролируемых им. Наряду с признанием персонального бессознательного она ввела представление о коллективном бессознательном, символизирующем наследие опыта предшествующих поколений людей в индивидуальной психике человека.

3. Фрейд полагал, что вся человеческая жизнь определяется двумя инстинктами - любви и смерти. Половая энергия, доставшаяся человеку в наследство от животного состояния, определяет все развитие. Человек не удовлетворен культурой, которая обуздывает его свободу, в том числе и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения своих сексуальных порывов. Но именно эта неспособность полового влечения вызвать полное удовлетворение становится, по Фрейду, источником величайших культурных достижений, ибо половая энергия сублимируется, т.е. переходит в культурную деятельность, воплощается в творчество, политику, науку и т. д. Любовь, считал Фрейд, в основе своей осталась живот­ной, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию. В такой позиции 3. Фрейда обнаруживается недооценка социальной составляющей любви. Секс как культурный феномен взаимоотношений полов в исходном биологическом своем измерении (инстинкт продолжения рода) предполагает социальное - коммуникацию, общение и т. д. В сексе сочетаются биологичность и социальность. Культура не только ущемляет любовную жизнь, но и усложняет ее, делает более красивой, изысканной, тонкой, духовной. Социализация превраща­ет животную страсть в человеческую любовь.

На концептуально обоснованной роли бессознательного в жизни человека и общества базируется и психоаналитическая версия антропогенеза, своеобразно объясняющая возникновения человека. Согласно З. Фрейду, возникновение культуры и человека обусловлено появлением культа, краеугольные основания которого составляют тотем и табу. Возникновение их стало следствием разыгравшейся в первобытной орде «эдиповой» драмы, связанной с восстанием сыновей против отца. Разрыв органичной целостности общины, вызванный убийством ее предводителя, стал предпосылкой для обожествления предка в форме тотема как прародителя и защитника рода. Одновременно происходит табуирование сферы сексуальных отношений, явившихся видимой причиной сыновнего бунта. Тем самым религия и мораль, укорененные в разрушительности страха и стыда, начинают определять направленность последующего развития человека и культуры. Будучи изначально порождены ущербной психикой и комплексом неполноценности, они враждебны по отношению к здоровым естественным началам человеческого опыта, формируя тип невротической личности и культуры. Антропогенез, разорвавший естественную связь человека с природой, ознаменовал собой начало не столько исторического прогресса, сколько деградации человечества как природного вида.

Философская антропология. Родоначальники философской антропологии - Макс Шелер (1874-1928) и Хельмут Плеснер (1892), обосновавшие концепцию чело­века как «эксцентрического» существа, устремленного к выходу за рамки непосредственного существования, к бесконечному самоизменению. Они считали, что XX в. не снял, а только приумножил неопределенность по вопросу о происхож­дении и сущности человека. «Человек больше не знает, что он собой представляет» — такой вывод заставляет отказаться от традиционных подходов и создавать но­вую методологию.

Религиозная антропология поселила страх в душе человека, а философская антропология Нового времени с ее идеей «разумного человека» породила уверенность человека в себе, веру в свое всемогущество. Заложенная Р. Декартом идея суверенности разума воплотилась в ставке на научно-технический прогресс. Разум из системы обеспечения трансформировался в систему самообеспечения. Отныне не он для человека, а человек для него. К идеям божественного творения человека или ра­зумного его конструирования философская антрополо­гия добавила еще две: дионисийского человека и челове­ка деятельного. «Дионисийский» человек сознательно овладевает техникой отключения разума, полагая, что только так можно осуществить чувственное и жизненное единение с природой. Деятельный человек отрицает особый статус Разума, он эксцентричен. В поисках желаемого «я» он выходит за пределы своей природы на уровне игры, творчества и риска выбора модели желае­мого «я». Будучи одной из многих концепций, концепция «эк­сцентричности человека» не завершает ряд поиска, что предполагает возможность и других вариантов.

Спор о природе человекаидет уже два тысячелетия. Фактически он звучит так: какова человеческая натура? Есть ли это что-то врожденное либо человеческое в нас должно быть сформировано? Одни мыслители исходили из признания постоянной вечной природы человека, другие считали, что каждый отдельный человек сам формирует свою природу. Согласно представителю философской антропологии Максу Шелеру можно выделить пять основных образов человека: 1) его тело, душа, разум и свободная воля дарованы Богом; 2) он от природы имеет врожденные идеи разума и морали; 3) он формируется в труде и обществе, имеет социальную сущность; 4) это деградирующее животное, не совершенство природы, а ее падение; 5) в нас вообще нет никакой заложенной извне изначальной сущности, наша сущность – в возможности стать человеком путем самореализации.

Положительным моментом философской антропологии является ее неудовлетворенность во взглядах на природу и сущность человека, обоснование человеческо­го в человеке, понимание его как самоценности и заостренность на поиск.