Против бойкота

Крупнейшим опытом нашей революции в применении бойкота был, несомненно, бойкот булыгинской Думы.

Этот бойкот увенчался самым полным и самым непосредственным успехом. Поэтому нашей первой задачей должен быть разбор исторических условий бойкота булыгинской Думы.

Два обстоятельства сразу выдвигаются на первый план.

Во-первых, бойкот булыгинской Думы был борьбой против перехода нашей революции на путь монархической конституции.

Во-вторых, этот бойкот происходил в обстановке самого широкого, всеобщего, сильного, быстрого революционного подъема[nnnnnn].

Всякий бойкот есть борьба не на почве дан­ного учреждения, а против его возникновения – бойкот булыгинской Думы был борьбой против введения в жизнь целой системы монархически-конституционных учреждений[oooooo].

Бойкот был борьбой за то, царь или самочинная народная власть будет со­зывать первое в России представительное собрание – борьбой за непосредственно-революционный путь или (на известное время) за путь монархической конституции.

Лозунг бойкота булыгинской Думы был лозунгом борьбы за путь непосредственно-революционный против конституционно-монархического.

Предстоял выбор пути ближайшего развития революции, причем решала этот выбор не воля тех или иных групп, а сила революционных и контрреволюционных классов – силу можно измерить и испытать только в борьбе.

Борьба эта шла с переменным счастьем:

Сначала осилил революционный народ – создал на место предста­вительных учреждений полицейски-либерального типа учреж­дения чисто революционного типа (Советы рабочих депутатов и т.д.)^[pppppp]. 1905 год показал что есть налицо возможность непосредственной мас­совой борьбы в виде всеобщих стачек (стачечная волна после 9-го января) и военных восстаний («Потемкин»). Непосредственная революционная борьба масс была фактом.

С другой стороны, фактом был и закон 6-го августа, пытавшийся пе­ревести движение с революционного пути на путь монархической конституции. Декабрьская борьба решила вопрос в иную сторону – старая власть победила, отбив натиск народа, удержав за собой позицию.

Но, само собою разумеется, эту победу не было оснований считать решительной победой. Декабрьское восстание 1905 года имело свое продолже­ние в виде разрозненных военных восстаний и стачек лета 1906 года.

Лозунг бойкота виттевской Думы был лозунгом борьбы за объединение этих восстаний.

В революционные периоды, в сравнительно короткие промежутки времени, столкновение борющих­ся общественных сил решает вопрос о выборе страной прямого или зигзагообразного пути развития на сравнительно продолжительное время.

Необходимость считать­ся с зигзагообразным путем нисколько не устраняет того, что марксисты должны уметь разъяснять массам, в решающие моменты их истории, предпочтительность прямого пу­ти, давать лозунги та­кой борьбы[qqqqqq].

В эпоху булыгинской Думы лозунг байкота был верным и единственно-революционным лозунгом рабочей партии потому, что исторические условия поставили тогда перед рабочей пар­тией задачу участия в борьбе за простой и прямой революционный путь против зигзагообразного пути монархической конституции.

Спрашивается, в чем главный признак того, что тогда были налицо особые историче­ские условия?

Бойкот, как мы уже сказали, есть борьба не на почве данного учреждения, а против него.

Всякое данное учреждение может исходить только от существую­щей уже, т.е. старой власти. Значит, бойкот есть средство борьбы, непосредственно направленое на свержение старой власти или, в худшем случае (т.е. при недостатке) на ослабление ее, чтобы она не могла создать это учреждения, не могла провести его в жизнь^[rrrrrr].

Следовательно, для своего успеха, бойкот требует непосредственной борьбы со старой властью, вос­стания против нее и массового неповиновения ей в целом ряде случаев (такое массовое неповиновение есть одно из условий, подготовляющих восстание).

Бойкот есть отказ признавать старую власть и, конечно, отказ не на словах, а на деле, т.е. проявляющий­ся не только в возгласах или лозунгах организаций, а в движении масс наро­да, систематически нарушающих законы старой власти, систематически создающих новые, противозаконные, но фактически существующие учреждения.

Бойкот есть объявление прямой войны старой власти, прямая атака на нее. Вне широкого револю­ционного подъема не может быть и речи об успехе бойкота.

Осенью 1905 года, происходило массовое и непрерывное наступление революции, систематически нападавшей, теснившей врага. Репрессии не принижали, а расширяли движение. За 9-м января пошла гигантская стачечная волна, баррикады в Лодзи, восстание «Потемкина».

Осо­бенно рельефным и безошибочным пока­зателем силы подъема было то, что лозунги революционеров не только не оставались без отклика, а прямо отставали от жизни. И 9-ое января, и массовые стачки после не­го, и «Потемкин», – все эти явления опережали непосредственные призывы револю­ционеров. Такого призыва с их стороны, который бы массы встретили пассивно, мол­чанием, отказом от борьбы, не было в 1905 году.

Бойкот в такой обстановке являлся ес­тественным дополнением заряженной электричеством атмосферы. Этот лозунг ничего не «выдумывал» тогда, он только формулировал точно и верно идущий вперед и впе­ред, идущий к прямому натиску подъем.

Теперь мы стоим в периоде такой паузы революции, когда целый ряд призывов не встречал отклика в массах. Так было с призывом смести виттевскую Думу (начало 1906 года), с призывом к восстанию после разгона I Думы (лето 1906 года), с призывом к борьбе в ответ на разгон II Думы и государственный переворот 3 июня 1907 года^[ssssss].

Когда борьба идет, ширится, растет, надвигается отовсюду, – тогда дать боевой клич есть обязанность революционного пролетариата. Но ни выдумать борьбу, ни вызвать ее одним только кличем нельзя.

Каково было политическое содержание бойкотистской социал-демократической кампании осенью 1905 и весной 1906 года?

Содержание этой кампании не состояло, конечно, в повторении слова бой­кот или в призыве не участвовать в выборах. Это содержание не исчерпывалось и призывами к прямому натиску.

В цен­тре всей бойкотистской агитации стояла борьба с конституционными иллюзиями. Эта борьба была, поистине, живой душой бойкота.

Борьба с конституционными иллюзиями, говорили большевики в 1905 и в начале 1906 года, должна стать лозунгом момента, ибо именно сейчас объективное положение вещей ставит вопрос о том, восторжествуют революционные учреждения или монархическая конституция и полицейски-»конституционная» Ду­ма.

Октябрьская борьба 1905 года была борьбой против поворота революции на монархически-конституционные рельсы. Октябрьско-декабрьский период был периодом осуществления конституционализма пролетарского, истинно демократического, широкого, смелого, свободного, действительно выражавшего волю народа, в отличие от лжеконституционализма дубасовской и столыпинской конституции.

Революционная борьба во имя действительно демократического конституционализма требовала самой решительной борьбы против приманки народа полицейски-монархической конституцией.

Можно сказать, что период конституционных иллюзий в русской революции был та­ким же периодом общенационального увлечения буржуазным фетишем, как увлекают­ся целые нации Западной Европы фетишем буржуазного национализма, антисемитизма, шовинизма и т.п.

Первая монархическая Дума была приманкой, чтобы отвлечь народ от революции, чучелом, одетым в костюм кон­ституционализма. Все склонны были пойти на удочку. Кто из корыстных классо­вых интересов, кто по недомыслию. Все увлекались, все искренне верили. Участие в вы­борах не было будничным, простым выполнением обычных гражданских обязанностей. Оно было инаугурированием монархической конституции.

И заслугой социал-демократии является то, что она одна не поддалась буржуазному обморочению, она одна в эпоху конституционных иллюзий держала все время развернутым знамя борьбы с конституционными иллюзиями.

Социал-демократия должна была в такое время развернуть свое знамя протеста со всей энергией, со всей демонстративностью. А это и значило отказаться от участия, не идти самим и отзывать народ, бросать клич натиска на старую власть вместо работы в учреждении, создаваемом этой властью.

Вот в чем полное историческое оправдание не только бойкота булыгинской Думы, увенчавшегося непосредственным успехом, но и бойкота виттевской Думы.

Социал-демократия должна была до конца отстоять свой протест против подавления свободы посредством «конституции».

Что значит «до конца»? Это значит: до тех пор, пока учреждение, против которого с.-д. боролись, не стало фак­том вопреки с.-д., – пока тот монархически-конституционный поворот русской рево­люции, который неминуемо означал (на известное время) упадок революции, пораже­ние революции, не оказался фактом вопреки с.-д.

Период конституционных иллюзий был попыткой компромисса. Мы изо всех сил боролись против него. Нам пришлось идти во II Думу, нам пришлось считаться с компромиссом, раз обстоятельства навязали его нам против нашей воли, вопреки нашим усилиям, ценой поражения нашей борьбы. На какое время считаться, – это, разумеется, вопрос иной.

Какой же вывод вытекает из всего этого по отношению к бойкоту ІІІ Думы?

Того содержания, которое имел бойкот в начале русской революции, теперь уже не может быть в бойкоте.

Ни предупреждать народ против конституционных иллюзий, ни бороться против поворота революции в конституционно-монархический тупик теперь нельзя.

Теперь ни о каком не только общенациональном, но даже вообще сколько-нибудь широком увлечении Думой не может быть и речи. В бойкоте нет надобности с этой стороны.

Итак, условия применимости бойкота надо искать в объективном по­ложении вещей данного момента.

Сравнивая с этой точки зрения осень 1907 и осень 1905 года, нельзя не прийти к выводу, что мы не имеем оснований провозглашать сей­час бойкот.

Тогда монархически-конституционный поворот истории был не более, как полицей­ской угрозой. Теперь этот поворот – факт.

Было бы смешной боязнью правды неже­лание прямо признать этот факт. И было бы ошибкой выводить из признания этого факта, что русская революция закончена. Нет. Для этого последнего вывода еще нет оснований. Марксист обязан бороться за прямой революционный путь развития, когда такая борьба предписывается объективным положением вещей, но это, повторяем, не значит, чтобы мы не должны были считаться с определившимся уже фактически зигзагообразным поворотом.

Значит ли это, что этот последний поворот есть окончательный поворот? Что закон­чилась революция и наступил «конституционный» период? Что нет оснований ни ожи­дать нового подъема, ни готовить таковой? Что надо выкинуть за борт республиканский характер нашей программы?

Ничего подобного. Такие выводы способны делать лишь либеральные пошляки, вроде наших кадетов, готовых оправдывать холопство и низкопоклонство первыми попавшимися доводами. Нет. Это значит только, что, защищая целиком всю нашу программу и все наши революционные взгляды, мы должны непосредственные призывы сообразовать с объективным положением вещей данного момента.

Проповедуя неизбежность революции, готовя систематически и неуклонно накопление горючего материала во всех отношениях, заботливо оберегая в этих целях и, очищая от либеральных паразитов революционные традиции лучшей эпохи нашей революции, мы вместе с тем не отказываемся работать по-будничному на будничном монархически-конституционном повороте. Только и всего. Готовить новый широкий подъем мы должны, но соваться, не спросясь броду, с лозунгом бойкота нет никаких оснований.

Бойкот принадлежит к одной из лучших революционных традиций самого богатого событиями, самого героического периода русской революции.

Именно в такие периоды, с наибольшей силой, проявляется роль разных классов, созидаются основы политической «надстройки», ко­торая долго держится на базисе обновленных производственных отношений.

И, в отличие от теоретиков либеральной буржуазии, именно в таких периодах Маркс видел не уклонения от «нормального» пути, не проявления «социальной болезни», не печальные результаты крайностей и ошибок, а самые жизненные, самые важные, существенные, решающие моменты в истории человеческих обществ.

Задача реакции – представить революцию, как «стихию безумия» – заставить население забыть те формы борьбы, формы организации, те идеи, те лозунги, которые в таком богатстве и разнообразии рождала револю­ционная эпоха.

Наши ге­рои контрреволюции, особенно из вчерашних «демократов» вроде Струве, Милюкова, Кизеветтера соперничают друг с другом в подлом оплевывании революционных традиций русской революции. Не прошло и двух лет с тех пор, как непосредственная массовая борьба пролетариата завоевала ту частичку свободы, которой вос­хищаются либеральные холопы старой власти, – а в нашей публицистической литературе создалось уже громадное течение, называющее себя либеральным (!!), культиви­руемое в кадетской печати и посвященное сплошь тому, чтобы представлять нашу ре­волюцию, революционные способы борьбы, революционные лозунги, революционные традиции как нечто низменное, элементарное, наивное, стихийное, безумное и т.д. ... вплоть до преступного...! Наоборот, успехи реакции, загнавшей народ сначала в дубасовски-столыпинские Думы, а теперь загоняющей его в октябристскую Думу, эти успехи рисуются героям русского либерализма, как «процесс роста конституционного сознания в России».

На русскую социал-демократию, несомненно, ложится обязанность самого тщатель­ного и всестороннего изучения нашей революции, распространения в массах знакомст­ва с ее формами борьбы, формами организаций и пр.

Укрепление революционных тра­диций в народе, внедрение в массы убеждения, что единственно и исключительно ре­волюционной борьбой можно добиться сколько-нибудь серьезных и сколько-нибудь прочных улучшений.

Один день октябрьской стачки или декабрьского восстания во сто раз больше значит в истории борьбы за свободу, чем месяцы лакейских речей кадетов в Думе о безответственном монархе и монар­хически-конституционном строе.

Нам надо позаботиться, – и кроме нас некому будет позаботиться, – о том, чтобы народ знал эти полные жизни, богатые содержанием и великие по своему значению и своим последствиям дни.

Но именно потому, что нам дорого бережное отношение к революционным традициям, мы должны решительно протестовать против того взгляда, будто применением одного из лозунгов особой исторической эпо­хи можно содействовать возрождению этой эпохи.

Маркс, который так высоко ценил революционные традиции, требовал в то же время уменья мыслить от революционеров, уменья анализировать условия применения старых приемов борьбы, а не простого повторения известных лозунгов.

И объяснять массам наше участие в октябристской Думе мы должны так же просто.

Вследствие поражения в декабре 1905 года и неудачи попыток 1906-1907 годов «исправить» это поражение, реакция неизбежно загоняла нас и постоянно будет дальше загонять в худшие quasi-конституционные учреждения.

Мы будем отстаи­вать всегда и везде наши убеждения и проводить наши взгляды, повторяя всегда, что пока держится старая власть, пока она не вырвана с корнем, добра ждать нечего.

Будем готовить условия нового подъема, а до его наступления и для его наступления надо упорнее работать, не бросая лозунгов, имеющих смысл только в условиях подъема.

Один из немногих вопросов, по которым нет или не было до сих пор, кажется, разно­гласий между двумя фракциями с.-д., это – вопрос о причине длительной паузы в раз­витии нашей революции.

«Пролетариат не оправился», – такова эта причина.

И действительно, октябрьско-декабрьская борьба почти целиком легла на один пролетариат. За всю нацию систематически, организованно, беспрерывно боролся один только пролетариат.

Не удивительно, что в стране с наименьшим (по европейскому масштабу) процентом пролетарского населения пролетариат должен был оказаться неимоверно истощенным такой борьбой.

К тому же объединенные силы правительственной и буржуаз­ной реакции после декабря обрушились и обрушиваются с тех пор беспрерывно именно на пролетариат. Полицейские преследования и казни измучили пролетариат, а систематические локауты, начиная с «кара­тельного» закрытия казенных заводов и кончая заговорами капиталистов против рабо­чих, доводили нужду рабочих масс до невиданных размеров.

И вот теперь, говорят не­которые с.-д. работники, среди масс замечаются признаки подъема настроения, накоп­ления сил у пролетариата.

В некоторых отраслях промышленности кон­статируется несомненное оживление дел. Увеличенный спрос на рабочих неминуемо должен усилить стачечное движение. Рабочие должны будут попытаться возместить хоть часть тех громадных потерь, которые они понесли в эпоху репрессий и локаутов[tttttt].

Продолжая свою будничную работу по подготовке выборов и не отказываясь заранее от участия в самых реакционных представительных учреждениях, мы должны всю свою пропаганду и агитацию направить на объяснение народу связи между поражением в декабре и всем последующим упадком свободы и поруганием конституции.

Мы должны внедрить в массы твердое убеждение в том, что без непосредственной массовой борьбы такое поругание неизбежно будет продолжаться и усиливаться.

Не зарекаясь от применения лозунга бойкота в моменты подъема, когда могла бы возникнуть серьезная надобность в таком лозунге, мы в настоящее время должны направить все усилия на то, чтобы путем прямого и непосредственного воздействия стремиться превратить тот или иной подъем рабочего движения в движение общее, широкое, революционное и наступательное по отношению к реакции в целом, по отношению к ее устоям.