Многообразие ценностей

Всякий раз, когда объект сопоставляется с мыслью на предмет соответствия ей, возникает ценностное отношение. Далеко не всегда оно сознается, еще реже оно находит выражение в особом высказывании.

Формы явного и неявного вхождения ценностей в наши рассуждения, и в частности в научные теории, многочисленны и разнородны. Что касается языкового выражения ценностного отношения, то чаще всего оно фиксируется утверждениями с явным или подразумеваемым «должно быть»: «Ученый должен быть критичным», «Всякое явление должно иметь причину», «Металл должен быть ковким» и т. п.

Явные абсолютные оценки обычно выражаются в форме «Хорошо (плохо, безразлично), что то-то и то-то», или опять-таки со словосочетанием «должно быть». В явных сравнительных оценках используются слова «лучше», «хуже» и «равноценно».

К выражениям оценочного характера относятся, помимо явных, или прямых, оценок, также всякого рода стандарты, правила, образцы, идеалы, утверждения о целях, конвекции, аналитические высказывания, номинальные определения и т. п.

Очевиден оценочный характер традиций, советов, пожеланий, методологических и иных требований, предостережений, просьб, обещаний и т. п.

Вопросы, имеющие характер требований или рекомендаций предоставить определенную информацию, также неявно содержат оценку.

Оценки входят неявно и в утилитарные (или инструментальные) оценки, устанавливающие цели и указывающие средства для их достижения.

Говоря о формах, в которых воплощается ценностное отношение, нужно отметить, что многие понятия как обычного языка, так и языка науки, имеют явную оценочную окраску. Их иногда называют «хвалебными», круг их широк и не имеет четких границ. В числе таких понятий — «наука» как противоположность мистике и иррационализму, «знание» как противоположность слепой вере, «теория», «труд», «рациональность», «факт» и т. д. Сами понятия «истина» и «ценность» имеют в большинстве своих употреблений явный оценочный оттенок¹. Введение таких понятий редко обходится без одновременного привнесения неявных оценок.

Чистые оценки и чистые нормы не так часты, как это обычно представляется. Гораздо более употребительны двойственные, описательно-оценочные (дескриптивно-прескриптивные) выражения.

В зависимости от ситуации своего использования они или описывают, или оценивают, но нередко даже знание ситуации не позволяет с уверенностью сказать, какую из этих двух функций выполняет рассматриваемое высказывание¹. К описательно-оценочным выражениям относятся общие принципы научных теорий, регулятивные принципы познания, научные законы, принципы морали и т. д.

Существенным является различие между реальными и номинальными определениями.

Первые представляют собой описания. Они претендуют на соответствие действительности и являются истинными или ложными. Вторые — это, в сущности, завуалированные предписания. Они требуют употреблять определяемый термин в задаваемом ими значении, не считаясь с особенностями реальной ситуации. Более того, сама эта ситуация в случае необходимости должна быть преобразована так, чтобы не приходилось отступать от предписанного значения.. Номинальные определения не имеют истинностного значения².

Как предписания номинальные определения являются оценками. Все сказанное об отличии описаний от оценок, истинностного подхода к миру от ценностного, непосредственно относится и к различию между реальными и номинальными определениями.

Номинальные определения — обычная форма неявного введения ценностных отношений и оценок.

В большинстве своем определения соединяют элементы описания с элементами требования, предписания.

Различие между описанием и требованием является принципиальным.

Описать предмет — значит перечислить те признаки, которые ему присущи. Описание, соответствующее своему предмету, является истинным, не соответствующее ему — ложным.

Иначе обстоит дело с требованием. Его функция отлична от функции описания. Описание говорит о том, каким является предмет, требование же указывает, каким он должен быть.

«Вода кипит» — это описание, и если вода на самом деле кипит, оно истинно. «Нагрейте воду до кипения!» — это требование, и его нельзя считать истинным или ложным.

От реальных определений мы вправе ожидать, что они дают верное описание действительности и тем самым являются истинными. Номинальные определения, подобно всем иным требованиям, не являются ни истинными, ни ложными. Их соответствие ситуации оценивается в других терминах. Удачное номинальное определение характеризуют как эффективное, целесообразное и т. п.

Хорошо известные трудности разграничения реальных и номинальных определений — это только частный случай тех затруднений, с которыми почти всегда связано различение истинностного и ценностного типов сопоставления мысли и действительности. Зачастую языковое выражение в одном контексте звучит как реальное определение, а в другом — выполняет функцию номинального. Иногда реальное определение, описывающее какие-то объекты, обретает оттенок требования как употреблять термин, соотносимый с ними. Номинальное определение может нести отзвук описания. Из психологии восприятия известны графические фигуры, которые при пристальном их рассмотрении предстают то выпуклыми, то вогнутыми. Сходным образом одно и то же определение при вдумывании в него может казаться то реальным, то номинальным¹.

Двойственный, дескриптивно-прескриптивный характер многих определений в науке существенно затрудняет проведение четкой границы между реальными и номинальными определениями. Но это еще не повод, чтобы пренебрегать принципиально важным различием между ними.

Одно время в широком ходу был принцип: «Об определениях не спорят». Иногда его выражали несколько иначе: «О словах не спорят». Не совсем ясно, откуда появился и на чем именно основывался этот принцип, но многие повторяли его как что-то само собой разумеющееся.

Насколько он верен? Ответ на этот вопрос не составляет затруднений: мнение, будто по поводу определений неразумно или даже бессмысленно спорить, является ошибочным. Оно не согласуется с общим представлением об определениях и их задачах в обычной жизни и в научном исследовании. Это мнение противоречит также тому очевидному факту, что об определениях спорили всегда и продолжают спорить теперь.

Однако споры об определениях разных типов — реальных и номинальных — принципиально отличаются друг от друга.

От реального определения требуется, чтобы оно раскрывало сущность рассматриваемых объектов и тем самым однозначно отграничивало их от всех других вещей. Проверка правильности такого определения заключается в сопоставлении его с описываемой областью. Адекватное описание — истинно, описание, не соответствующее реальной ситуации, — ложно.

Споры относительно реальных определений — это обычные споры по поводу истинности наших утверждений о действительности.

Иначе обстоит дело с номинальными определениями. Они не описывают что-либо, а требуют это реализовать. Поэтому не имеет смысла вопрос, являются они истинными или нет.

Это, конечно, не означает, что о номинальных определениях в принципе нельзя спорить. Спор возможен и здесь, но это будет уже спор не об истинности некоторого описания, а о целесообразности, эффективности, правомерности и т. п. выдвигаемого требования.

Положим, кто-то определяет понятие «бегемот» как «хищное парнокопытное млекопитающее подотряда нежвачных». Мы вправе возразить, что такое определение неверно, поскольку является ложным. Оно не соответствует действительности: бегемоты — не хищники, а травоядные животные.

Но, допустим, кто-то говорит, что он будет отныне называть бегемотами всех представителей отряда пресмыкающихся, включающего гавиал, аллигаторов и настоящих крокодилов. Ясно, что в данном случае нельзя сказать, что определение ложно. Человек, вводящий новое слово, ничего не описывает, а только требует — от себя или от других, — чтобы рассматриваемые объекты именовались этим, а не другим словом.

Но спор возможен и уместен и здесь. Гавиал, аллигаторов и настоящих крокодилов принято называть крокодилами. Какой смысл менять это устоявшееся имя на имя «бегемот», тем более что последнее закрепилось уже за совсем иными животными? В чем целесообразность такой замены? Какая от нее польза? Очевидно, никакой. Хуже того, неизбежная в случае переименования путаница принесет прямой вред.

Наши возражения сводятся, таким образом, к тому, что предложение — или даже требование — переименовать крокодилов в бегемотов нецелесообразно и неэффективно. В данном случае лучше все оставить так, как было.

Итак, определение любого вида в принципе может быть предметом полемики или дискуссии. Но спорить об определениях-требованиях следует иначе, чем об определениях-описаниях.

Нормативное высказывание устанавливает какую-либо норму поведения.

Нормативными являются, в частности, высказывания: «Обязательно заботиться о близких», «Никто не может нести ответственность дважды за одно и то же преступление», «Никто не может быть произвольно лишен жизни» и т. п.

Языковые формулировки нормативных высказываний многообразны и разнородны. Иногда такие высказывания имеют форму повелительного (императивного) предложения («Не курить!», «Прекратите разговаривать!» и т. п.). Чаще нормативное высказывание представляется повествовательным предложением с особыми нормативными понятиями: «обязательно», «разрешено», «запрещено», «(нормативно) безразлично». Вместо указанных понятий могут употребляться также другие слова и обороты: «должен», «может», «не должен», «позволено», «рекомендуется», «возбраняется» и т. п. В языковом представлении нормативного высказывания решающую роль играет контекст, в котором выражается норма. Можно говорить об обычных, или стандартных, формулировках нормативных высказываний. Но вряд ли можно сказать, что существует грамматическое предложение, в принципе не способное выражать такое высказывание. Попытка определить нормативное высказывание на чисто грамматических основаниях не приводит к успеху.

Более удачными представляются попытки уточнить понятие нормативного высказывания (и, соответственно, понятие нормы) путем противопоставления нормативных высказываний описаниям, анализа внутренней структуры норм и исследования их многообразных разновидностей.