ПРИРОДНЫЕ БЕДСТВИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ТЕРРОР

Конечно, не только одна политика разочаровывала людей. Семнадцатого января 1995 года портовый город Кобэ пережил землетрясение, в результате которого погибли 6 000 и остались без крова свыше 300 000 человек. Ответ властей был медлительным и неадекватным. Жертвы горестно сравнивали усилия властей с хаотичными действиями местных гангстеров, таскавших одеяла и мешки с рисом. Два месяца спустя, на рассвете 20 марта, пассажиры токийской подземки были отравлены нервно‑паралитическим газом зарин, намеренно пущенным в метро членами религиозной секты Аум Синрике по до конца так и не ясным причинам. Двенадцать человек погибли, примерно 5000 пострадали. Япония пережила шок, увидев, что и ее упорядоченное общество не застраховано от случайного городского терроризма, ранее казавшегося проблемой других, менее счастливых земель. Летом в центре скандала оказался бизнес, поскольку обнаружилось, что один из ведущих национальных банков «Даива» скрывал от регуляторов свои потери от облигационных сделок, превышавшие сумму в миллиард долларов. Годом позже руководители компании «Сумитомо» превзошли этот рекорд, когда вскрылись утаиваемые в течение двенадцати лет убытки от операций с медью в размере $ 2 600 000 000. В 1996 году газетные заголовки по очереди мусолили то скандал с «Сумитомо», то остановку из‑за утечки радиации ядерного завода, то массовое отравление испорченными школьными обедами, то скандал с заражением ВИЧ через кровь сотен больных гемофилией. Тем временем власти выступили с планом – ускоренным катастрофой в Кобэ – перенести к 2010 году столицу из Токио в более безопасное место. Новый старт в новом тысячелетии?

Мосты в никуда?

Годы «экономического чуда» в середине века спровоцировали оптимистические предсказания о том, что XXI век будет веком Японии, подобно тому как XIX век был веком Британии, а XX – веком Америки. Подобное мнение имело право на существование, поскольку к 2000 году мировые рынки без усилий завоевывались караоке, суши и покемонами, а поколением раньше это проделывали японские автомобили, камеры и копировальные аппараты. В реальности третье тысячелетие Япония встретила с тем, что комментаторы, со все возрастающей самообвиняющей интонацией, называли национальным стремлением к заламыванию рук, показным эмоциям и переоценке ценностей. Речь шла не о новом тысячелетии и не о следующем столетии, но о «потерянном десятилетии» недавнего прошлого. Историк Массачусетского технологического института Джон У. Доуэр убедительно проанализировал послевоенную Японию, предполагая, что страна может считаться новым феноменом в международных делах – «мгновенной супердержавой». Пока одни японские политологи громко вопрошали, где же Япония сможет найти собственную Маргарет Тэтчер, другие предлагали повторить опыт Реставрации Мэйдзи и «импортировать» талантливых иностранных советников, а команда международных бизнес‑стратегов опубликовала подробное исследование национальных экономических недостатков под заголовком «Японская экономическая модель. Может ли Япония конкурировать?», где под все большее сомнение ставилась возможность когда‑либо снова встретить в Японии «светлое, уверенное утро». Писатель Рю Мураками описывает ситуацию как «провал предусмотрительности» из‑за одержимости на протяжении ста пятидесяти лет идеей «догнать Запад»: «Япония просто потеряла свой путь. Мы никогда не думали о том, что будем делать после того, как достигнем своей цели». Индикаторы указывали на различные и многочисленные приметы национального кризиса. Учителя говорили о «кризисе в классных комнатах» – сокращении мотивации и растущем уровне насилия. Местные «шишки» испугались, когда региональные празднования достижения двадцатилетнего возраста были расстроены беспорядками и опасными фейерверками. Женщины выходят замуж позднее – если вообще выходят. Число разводов растет. Уровень рождаемости в стране один из самых низких в мире. Японская экономика, которая когда‑то казалась бесконечно способной удваиваться за год, теперь резко контрастирует с ситуацией в 1997 и 1998 годах, когда индекс Nikkei пробил отметку ниже 13 000 пунктов – в 1989 году он же достиг максимума в 38 915 пунктов.