Возобновление войны по-гугенотски

Коризанда не переставала подстрекать его перейти в наступление: «Не позволяйте выхватить у вас из рук хлеб (славу перейти в наступление первым), ибо нельзя допустить, чтобы младший (Конде) лишил преимуществ старшего. Я бесконечно страдаю, видя вас в нерешительности, не знающего, кто вам друг, а кто враг. Когда узнаете, сообщите мне об этом, а также о том, что вы решили». И через несколько дней: «Я очень рада узнать, что вы начали остерегаться. Разумеется, у вас больше преданных людей, чем вы думаете. Не забывайте того, что может послужить вашей безопасности и вашему величию, и если вы будете вынуждены подвергать себя опасности, покажите слугам и врагам свое уверенное и мужественное лицо. Это поможет тем, кто вас любит, стать еще более преданным, а тех, кто хочет вам повредить, заставит хорошенько, подумать, прежде чем напасть на человека, которого не в силах испугать даже сама смерть. Вы для меня дороже всех на свете. Проявите же себя еще более достойным дружбы той, которая никого не ценит и не уважает больше, чем вас». Когда Коризанда писала эти строки, она прекрасно знала, что подталкивает его к участи, которая неизбежно их разлучит. В 1585 г. состоялись их последние многодневные встречи. Как Химена, она хочет видеть его еще более доблестным, помогает ему деньгами. Однажды она приказала выпрячь из своей кареты лошадей {250} для того, чтоб они тащили пушку, предназначенную для защиты Мон-де-Марсана.

Морней тоже старается всячески выказать ему свою преданность: «Этот принц не рожден, чтобы предаваться отчаянию, — писал он Монтеню еще в 1533 г. — и он всегда будет снимать свой плащ под ветром Юга, а не Севера, вы знаете истории Плутарха». Еще никогда ему не были так необходимы вызубренные в детстве истории о героях античности. Пусть король «выберет достойную его цель, — пишет Морней, — которой и посвятит свою жизнь. Ибо моряку, не имеющему цели, не поможет никакой попутный ветер, а тому, кто ее имеет, любой ветер помогает и сокращает путь, даже самый трудный и опасный». Распоряжаться собой и своей жизнью, принять решение, не отступать от него, навязать его своим друзьям, рисковать собой на передовой линии сражения, чтобы вырвать победу. «Или победить, или умереть».

Генрих ответил на буллу Сикста V манифестом, вывешенным на всех перекрестках, в котором он обращался к королю Франции с обжалованием приговора и требовал вселенского церковного собора. Были направлены депеши принцам крови и иностранным государям. В них он призывал признать в начинающейся войне борьбу законного престолонаследника против возмутителей общественного порядка. Первая поездка Сегюра по Европе, продолжавшаяся более полутора лет, не принесла удовлетворительных результатов. Немецкие принцы, опасаясь дать предлог императору отменить Аугсбургский договор, даже не посмели принять взнос в 500000 экю, которые Генрих собрал, продав некоторые из своих владений, для жалованья наемникам. Сегюр {251} отправился в Англию, чтобы попросить у Елизаветы аванс в 200000 экю для этих же целей. Затем он опять вернулся на континент, чтобы убедить немецких принцев, потом швейцарские кантоны и скандинавских государей. «Наберите как можно больше рейтаров, пригласите лучших и самых опытных полковников и капитанов; начинайте набирать вторую армию с помощью короля Дании и христианских принцев, которые заинтересованы в успехе нашей войны, важной для всего христианского мира. Сделайте так, чтобы герцог Казимир принял на себя командование иностранной армией».

Укомплектование этой армии было делом долгим. А пока король Наваррский оставался со своим малочисленным контингентом верных сторонников, которые собирались для отдельной операции и расходились после ее окончания, тогда как ему противостояли войска Лиги, насчитывающие от 30000 до 40000 солдат, и королевские войска численностью в 30000 голов. Нерегулярно выплачиваемое жалованье и операции местного значения — таковы были особенности «войны по-гугенотски», делавшие невозможным продолжительное наступление.

В создавшихся условия поддержка Лангедока была жизненно необходимой, поэтому следовало срочно уладить возникшие накануне разногласия с Монморанси, что и было сделано в начале августа на военном совете. Король Наваррский, Конде и Монморанси опубликовали совместное «Заявление и протест по поводу мира, заключенного с Лотарингцами вождями и главными зачинщиками Лиги, созданной во вред французскому королевскому дому». Заглавие сохраняет видимость верности короне, враг — это Лотарингский {252} дом, жертва — французский королевский дом, то есть как Генрих III, так и Бурбоны.

На самом же деле защитные рефлексы гугенотской партии уже дали о себе знать. В Дофине Ледигьер созвал депутатов из провинций и укрепил свои позиции благодаря местному дворянству, которое поставило ему 600 кавалеристов и 2500 пехотинцев. 23 июня был взят приступом город Шорж, в июле — крепость Ди, в августе — Монтелимар, в ноябре — Амбрен. Сам Генрих проявлял меньшую активность, он довольствовался тем, что потеснил три полка, вооруженные его женой, и вел переговоры с Маршалом Матиньоном с целью сохранить спокойствие на Юго-Западе.

Было нетрудно догадаться, что фронт будет не в Гиени, а севернее, на границе с провинциями лигистов. После непродолжительного похода герцога Монпансье, посланного Генрихом III для поддержания порядка, герцог Меркер и его бретонские лигисты заняли Пуату. Протестантский штаб послал д'Обинье и Могомери на помощь тем, кто оказывал сопротивление в Сентонже: Конде, Ла Рошфуко и виконту де Рогану. Конде потеснил Меркера у Вонтене и вынудил его отступить за Луару, затем начал осаду Бруажа. Если бы гугенотам удалось восстановить сентонжский коридор, они смогли бы перенести военные действия на католические провинции Луары и соединиться с большой немецкой армией, когда она подойдет.

Имея в виду эту перспективу, Конде уговорил сеньора де Рошмора взять неожиданной атакой Анжерский замок. Операция началась в конце сентября, но так неудачно, что ее организатор вскоре был блокирован с шестнадцатью солдатами в замке жителями {253} города, которые решительно не хотели отдать Анжер гугенотам. Наместник Анжу Генрих де Жуайез получил приказ освободить замок. Хотя дело было явно проиграно, Конде продолжал упорствовать. Он решил выйти на помощь Анжеру, но когда он подошел к городу, все уже было кончено, Рошмор был убит, а его войска капитулировали. После нескольких небольших столкновений он отступил на Север к Бофор-ан-Валле, где Клермон д'Амбуаз набрал 600 солдат, но вынужден был вернуться назад, опасаясь быть окруженным королевскими войсками, продвигающимися к Пуату. Отступление закончилось бегством. Принц распустил свои войска и с большим трудом добрался до побережья Нормандии.

Известие о неудачном предприятии Конде, повлекшем снятие осады Бруажа, быстро дошло до ставки Беарнца, где открыто насмехались над Конде, и его репутации был нанесен серьезный урон.

Между тем Генрих III решил возложить бремя войны на тех, кто ему ее навязал, 11 августа он потребовал от органов государственного управления взять на себя финансовые расходы. Советчики должны были стать плательщиками. Он оценил расходы на войну в 400000 экю в месяц. 200000 он брал на себя, а остальные 200000 должен платить город Париж на месячное содержание трех армий. Духовенство, «поскольку это_: священная война», должно продать часть своей собственности, а члены Парламента должны пожертвовать своим жалованьем ради правого дела. Когда все возмутились, король гневно ответил: «Нужно было слушать меня и сохранять мир, а не принимать решение о войне, сидя в лавке или торча на клиросе. Я очень боюсь, что уничтожая проповедь, мы {254} подвергаем опасности мессу. Что касается остального, то речь идет о деле, а не о словах». Проводя политику «чем хуже, тем лучше», он ужесточил гонения на гугенотов, издав 7 октября эдикт, который предписывал переменить веру в двухнедельный срок. 30 ноября Генрих Наваррский ответил приказом конфисковать собственность лигистов.