Взятие Каора

Взятие католического города Каора, главной крепости из приданого Маргариты, было первым из воинских подвигов Генриха. «При штурме Каора, — пишет Маргарита, — король, мой муж, проявил благоразумие и мужество и вел себя как осмотрительный и отважный полководец». Операция удалась благодаря его отчаянной храбрости. Генрих собрал свою первую армию, состоявшую из 200 дворян и 1800 аркебузиров. Он использовал эти незначительные силы для захвата большого города, принадлежавшего {192} ему по праву. В определенном смысле он оставался в рамках законности.

Подойдя с юга, он решил атаковать мост, в неприступности которого жители были абсолютно уверены. Для этого он воспользовался помощью военных инженеров, специалистов-подрывников, которые в будущем внесут значительный вклад в его успехи. Еще его дед Генрих д'Альбре понимал стратегическую важность инженерных работ и в свое время поручил строительство Наварранкса итальянскому военному инженеру Фабрицио Сицилиано. Двое из специалистов, Жандарм и Жан Робер, по заданию Беарнца изучили фортификационную защищенность каорского моста. 28 мая, когда его войска тайком пробирались к городу по каменистой ложбине под прикрытием ореховых деревьев, он послал этих двух инженеров на передовую линию, придав им шесть гвардейцев. На второй линии находились Салиньяк и Шарль де Сен-Мартен с 50 аркебузирами, на третьей линии — Роклор с 40 дворянами, за ними — сам Генрих, Террид, Гудрон и основная часть войска. Подрывники заложили у потаенной двери в крепостной стене небольшие петарды, взрыв которых был заглушён кстати разразившейся грозой. Солдаты проползли в пробоину и расширили ее топорами, затем аркебузиры захватили центральные равелины, тогда как подрывники побежали вперед и взорвали городские ворота, две большие створки которых с грохотом обвалились. На этот раз гарнизон услышал шум и бросился на нападавших. Исход сражения сначала был неясен, так как защитники превосходили численностью наваррцев, но подоспевший отряд из 500 дворян и 300 аркебузиров окончательно {193} захватил мост. Сражение продолжилось внутри стен города. Каорцы построили первую баррикаду, которая вскоре была взята, потом заперлись в соборе, где продержались всю ночь и весь следующий день.

Утром 28 мая дело могло принять дурной оборот для гугенотов, так как стало известно о приближавшемся с севера католическом войске. Положение опять спас Шупп, он вышел из города через боковые ворота, атаковал с тыла прибывшее подкрепление и наголову разбил его. 1 июня собор был взят приступом, потом одна за другой пали четырнадцать баррикад, воздвигнутых жителями на главной улице. Генрих не щадя жизни сражался все эти пять дней в первых рядах. Вечером после победы он написал мадам де Бац: «Даже не сняв окровавленной и пыльной одежды, я спешу сообщить вам хорошие новости, и о вашем муже тоже, он жив и здоров. Капитан Навай расскажет вам, как мы проучили этих каорских мерзавцев. Ваш муж не отходил от меня дальше, чем на расстояние своей алебарды».

Взятие Каора наделало много шуму. Маргарита, питавшая слабость к смельчакам, радостно встретила героя, который «оказал ей честь своей любовью». Генрих III, убежденный, что его сестра была в сговоре со своими каорскими вассалами, вызвал Пибрака и, задав ему хорошую взбучку, объявил, что посылает прокурора наложить арест на владения королевы Наваррской.

Каорская вылазка, едва не закончившаяся поражением, истощила и без того скудный военный потенциал короля Наваррского. У Генриха не было никаких шансов дать отпор Бирону и крупным королевским войсковым соединениям, которые тут же начали {194} наступательное продвижение. Столкновение с маршалом Бироном в районе Марманды закончилось поражением, и армия Генриха спешно отошла к Нераку. В замке, где Беарнец отдыхал три дня, он развлекался с дамами и опять начал ухаживать за Фосезой. Как всегда обо всем осведомленный Бирон незаметно сжал кольцо вокруг Нерака, приготовившись отвечать на пальбу наваррских аркебузиров, которые, впрочем, были небоеспособными, так как фитили их аркебуз отсырели от непрерывного дождя. Бирон подошел еще ближе, «послав в город двух или трех своих дворян с просьбой скрестить копья в честь дам», а 12 сентября расчехлил пушки. Несколько ядер разорвались у замка в качестве предупреждения, засим немедленно последовала депеша молодой королеве с просьбой принять нижайшие извинения маршала.

Несмотря на успех в Каоре, положение Генриха было в высшей степени унизительным. Бирон не скрывал своего пренебрежения к своему неопытному противнику. Но Беарнец не в пример маршалу хотя бы щадил гражданское население: «Я узнал о грабежах и бесчинствах солдат. Распорядитесь, чтобы этого больше не было... Кто обижает мой народ, обижает меня». Генрих III тоже стремился скомпрометировать своего зятя. В мае он сообщил Беарнцу о романе его жены с Тюренном, что позорило, по его словам, всю королевскую семью.

Королева-мать снова предприняла попытку прекратить семейные раздоры. Еще в апреле она отправилась к Месье в Берри, чтобы заручиться его словом не поддерживать Беарнца. Тот согласился, но при условии, что ему дадут должность наместника {195} королевства и помогут добиться руки Елизаветы Английской. Оба условия, которые она приняла без возражений, на самом деле имели целью осуществить старую мечту: военные действия в Нидерландах. В августе он приказал занять крепость Камбре, чтобы не пустить туда герцога Пармского, потом в сентябре принял в Плесси-ле-Тур депутатов нидерландских Генеральных Штатов, которые прибыли выразить ему свою благодарность и пообещали верховную власть над своей страной, если он придет к ним на помощь с французскими войсками.

В связи с этими обстоятельствами война в Гиени в значительной степени утратила свое значение. Призрак испанских репрессий преследовал королеву-мать. Нужно было любой ценой отвлечь Месье от Нидерландов. Лучшим отвлекающим маневром была дипломатическая миссия, и мать послала его на Юго-Запад в сопровождении своих лучших дипломатов Белльевра и Вильруа для переговоров с Генрихом Наваррским. Они получили задание не уезжать до тех пор, пока мир будет не только подписан, но и неукоснительно выполняться. Договор был подписан 26 ноября 1580 г. в замке Фле в Перигоре. Понимая, что «с горячими головами, как с той, так и с другой стороны, каши не сваришь», королевские дипломаты уступили по основному пункту: отставка Бирона, которого сменил маршал Матиньон, хороший солдат, хороший католик, но более сговорчивый, чем его предшественник. Спорные крепости были оставлены гугенотам на шесть лет, но их новые завоевания следовало вернуть назад, в первую очередь Каор, что и было сделано «со всем спокойствием и смирением», как писал Беарнец Генриху III. {196}