Московский психологический журнал. №3 2 страница

Этот своеобразный документ, - справедливо замечает А.Н. Леонтьев, - не только свидетельство внутренней научной скромности Л.С. Выготского, но и свидетельство его необыкновенной способности думать в плане больших перспектив науки. Нельзя не присоединиться к заключающим этот комментарий словам А.Н.Леонтьева: "Сейчас в психологии это еще более необходимо, чем когда бы то ни было прежде".

* * *

Позволим воспроизвести соответствующий абзац работы К.Фишера полностью /Фишер, 1906, с.433/:

"Но и в преобразовании (системы) различаются свои прогрессивные ступени, на важнейшие из которых мы сейчас укажем. На первой ступени, составляющей начало, руководящие принципы преобразовываются по частям, чтобы они соответствовали своей задаче. Этим достигается крайняя граница школы, и еще вопрос, принадлежит ли совершенный прогресс школе или нет. Но если, несмотря на эти изменения в основаниях системы, задача все-таки не разрешается, то нужно подняться на вторую ступень и заняться полным преобразованием принципов; в этом случае уже нет сомнения, что старая школа совершенно оставлена. Если преследуемая цель на новом пути все еще не достигнута, то очевидно, что недостаток, т.е. как бы ошибки вычисления, следует искать не только в формулировке принципов, но и в самой задаче, в постановке последней, так сказать, в данных вычисления. . Тогда должно сделать задачу разрешимой через изменение основного вопроса, через исправление всей проблемы: такое преобразование есть переворот или эпоха".

Используя эту, остановившую на себе внимание Выготского, схему движения систем мысли К.Фишера, можно задать два вопроса: I) по отношению к какой предшествующей системе (и в каком плане, измерении ее) выстраивает свою оппозицию, самоопределяется сам Выготский? и 2) как располагается (локализуется) по отношению к этапам, намечаемым этой схемой, последующая история психологии?

Пытаясь ответить на первый из этих вопросов, следовало бы особо подчеркнуть, что это не была (как то не раз отмечал и сам Выготский - см., к примеру: Выготский, 1927, с.381 и др,) оппозиция тем или иным конкретным психологическим предметам или даже - психологическим направлениям или школам: интроспекционизму или бихевиоризму, рефлексологии или гештальтпсихологии и т.п., или это была оппозиция не самим по себе этим течениям как таковым, в их прямом предметном содержании, но оппозиция - стоящим за ними системам мысли (или, по существу, некой одной, как на то указывал и Выготский, системе мысли), или, иначе говоря, - это была оппозиция определенным, реализуемым этими течениями, способам мышления, или типам методологии.

Как мы пытаемся показать в данной работе, эта предшествующая, оппозиционная для культурно-исторической теории, формация мышления - есть традиционное естественно-научное мышление и соответствующий естественно-научному подходу тип методологии исследования.

Обращаясь ко второму вопросу, т.е. пытаясь "заполнить" соответствующие ячейки, места б намечаемой К.Шишером функциональной схеме перехода от одной системы к другой и принимая приведенную выше локализацию в этой схеме Выготским своей собственной теории, как она сложилась ко времени смерти ее автора, можно было бы утверждать, что вся последующая история развития психологии до сих пор не выходила за пределы второй фазы преобразования предшествующей системы мысли, по существу не затрагивающей еще самой формулировки несходной задачи.

X (предшествующая система мысли)

А (первая фаза преобразования: "культурно-историческая теория")

В (последующее развитие"культурно-исторической теории"в психологии)

С (данная работа)

У (последующая за культурно-исторической теорией эпоха мысли)

Намечаемая в данной работе радикальная переформулировка исходной задачи исследования состоит, как мы отмечали, в том, чтобы с самого начала строить исследование таким образом, чтобы знание, получаемое в нем, позволяло получать такую форму психотехнической практики (последняя является "объектом", к которому относится, о котором вырабатывается данное знание), чтобы она с неизбежностью предполагала бы это знание и доставляющее его исследование - в качестве необходимого условия самого своего существования Си развития). Иначе говоря, задача состоит в развертывании такого типа исследования, которое входило бы в качестве органа в тело самого, изучаемого в нем "объекта".

Культурно-историческая концепция Л.С. Выготского (как, по-видимому, и всякая большая концепция) подобна городу. В нем есть широкие новые проспекты и старинные узкие, известные лишь старожилам, улочки, есть шумные и людные площади и тихие и пустынные скверы, большие современные здания и маленькие, доживающие свой век дома. Отдельные его части располагаются не в одном плане, но тогда, как одни поднимаются над землей, другие уходят под землю и вовсе не видны. По сути дела, это как бы еще один, второй город, находящийся с первым, наземным, в тесных и сложных, но для многих глаз совершенно незримых связях. И над всем этим еще ходит солнце, а по ночам стоят звезды. Иногда проносятся смерчи и ураганы, порой подолгу идут дожди и "небо тучами закрыто". Ни на минуту не прекращаясь, бурлит жизнь, праздники сменяются буднями. Город меняется, растет и перестраивается: сносятся целые кварталы, на новое место перекочевывает его центр и т.д.

Если прибегнуть к такому сравнению, - наша книжка о культурно-исторической психологии - это путеводитель всего лишь по одному, и должно быть, - одному из самых коротких и прямых маршрутов, маршруту» который пролегает по большей части по главным и хорошо известным улицам и площадям.

Путеводитель, который, возможно, будущим исследователям будет напоминать средневековье карты мира не только тем, что он выполнен в "эгоцентрических" координатах, где "пуп земли" - всегда то место, где стоит сам картограф, но также и тем, насколько неточным, искаженным, а подчас - просто фантастичным окажется он в изображении отдельных кварталов и картины города в целом.

Даже и выбранный маршрут приходится проделывать быстро, в основном даже не пешком, а в автомобиле, едва поспевая поворачивать голову, только догадываясь, что рядом - и справа и слева - проходят другие улицы и маршруты, сокрушаясь, что, быть может, как раз самое интересное и важное, - то, чем живет сам город и (чем он славится среди других городов, остается где-то в стороне.

Культурно-историческая теория Выготского сегодня - это странный, не похожий на обычные города, город. Он одновременно - живой, очень молодой и современный, и - старый, полный руин и наполовину занесенный пылью и пеплом. Город, который бурно растет и строится и в котором ведутся археологические раскопки. Город, многие улицы которого еще даже не названы, а главная площадь - как будто бы надежно скрыта от чужого взгляда. Город, история которого хранит много тайн. Город, у которого большое будущее. Город, которому суждено еще стать не только местом паломничества, но и столицей.

[ Назад | Наверх ]

О МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМАХ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 04 февраля 2005

РАЗМЕСТИЛ В БИБЛИОТЕКЕ: Администратор

О МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМАХ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Е.Д. ХОМСКАЯ

В новые постперестроечные времена философские методологические проблемы психологии все меньше интересуют научную общественность. Наметились новые тенденции: с одной стороны, к чистому прагматизму, к определенному пренебрежению академической наукой в разных ее ипостасях, в том числе и методологической, как якобы не имеющей практической ценности, с другой — к явному оживлению интереса ко всяким чудесам, мистике (экстрасенсорному восприятию, телекинезу и т.п.). Объединяет эти тенденции скрытый или явный уход от вопросов, связанных с четким определением методологических основ психологических исследований, к «размыванию» или даже отрицанию естественнонаучной, материалистической методологии как философской основы научного психологического знания.

Этот процесс наблюдается не только в психологии. Достаточно явно он прослеживается и в такой «строгой» науке, как физика. Известно, что в последнее время ряд физиков вводит в свои физические теории внефизические категории: идеи буддийской, индийской, японской религии и мифологии. Происходит как бы объединение научных физических воззрений с восточными религиозными идеями, что и выдается за новое слово в физике. Современная физика стала использовать такие понятия, как сознание, семантика, смысл и др. Некоторые физики утверждают, что физические феномены и сознание едины, не существуют друг без друга, более того, что сознание «творит» реальность, и объекты физического познания создаются в процессе восприятия. При этом само сознание (или одно из его проявлений) трактуется как трансличностное сознание, которое функционирует на космическом уровне [20].

Целый ряд статей, опубликованных за последнее время в «Вопросах философии», свидетельствует о далеко зашедшем процессе изменения естественнонаучной материалистической методологической базы физической науки, о явных попытках — на материале физических реалий — идеалистического решения гносеологической проблемы. Нередко это происходит под флагом критики марксизма.

Этот процесс можно обозначить как появление «альтернативной» физики [8].

Нечто подобное наблюдается и в психологии, где также можно констатировать появление «альтернативной» психологии. В работах этого направления также делается попытка отрицать (или хотя бы поставить под сомнение) естественнонаучные материалистические методологические основы психологического знания. Поэтому обсуждение методологических проблем современной психологии весьма актуально, так как наличие методологических трудностей в различных отраслях психологии — уже случившийся факт, осознание которого полезно и для общей оценки состояния современной психологии, и для прогноза ее будущего развития.

В различных областях психологии методологические трудности проявляются в разной степени. Особенно явно они просматриваются в тех областях психологии, которые занимаются проблемами личности и сознания.

Оживление нематериалистических тенденций в психологии личности наиболее очевидно в ее прикладных областях: психотерапии и психокоррекции. Происходящее в настоящее время широкое распространение различных видов психологической помощи населению (в виде разных способов психологического воздействия на личность пациента) явно опережает теоретическое осмысление проблемы. Фрейдизм в своей классической форме — как теоретическая основа психологии личности в области психоанализа — теперь уже не признается большинством западных психологов. Более того, по мнению многих западных специалистов, даже как прикладная дисциплина психоанализ З.Фрейда уже исчерпал себя. Однако в России он все еще достаточно популярен. Планируется даже создание целевой программы, предусматривающей дальнейшее развитие психоанализа (в соответствии с Указом Президента «О возрождении и развитии философского, клинического и прикладного психоанализа», август 1996 г.). Достаточно популярны у нас и более современные модернизированные варианты психоанализа (неофрейдизм, постфрейдизм и др.).

С философской методологической точки зрения фрейдизм является био-логизаторской концепцией личности, одной из разновидностей биологизаторского редукционизма, рассматривающего врожденные инстинкты и влечения в качестве главных детерминант психики, признающего ведущую роль бессознательного в поведении человека. Фрейдизм принижает роль социальных, культурно-исторических факторов в развитии личности, в детерминации психических процессов и поведения в целом.

Другая концепция личности лежит в основе разных вариантов гуманистической психологии, имеющей большое распространение у нас и за рубежом. Гуманистическая психология, основанная К.Роджерсом, А.Маслоу, Г.Олпертом и другими, появившаяся как «третья сила», оппонентная и бихевиоризму, и психоанализу, выступает принципиально против детерминизма, против управления поведением, за индирективную психотерапию. Детерминизм, если и признается, то только в качестве чисто внутреннего, духовного фактора развития личности [27]. Гуманистическая психология базируется на гуманистической парадигме, в центре которой — идеи саморазвития личности, отрицание внешних (в том числе социальных) факторов (стимулов) ее развития. В качестве практического выхода гуманистическая психология (и ее варианты) предлагает иной, чем психоанализ, набор психологических воздействий на личность пациента, в частности диалоговую личностно-центрированную терапию.

В целом в современной психотерапии доминируют две основные концепции личности: одна из них — идущая от психоанализа «глубинная психология», апеллирующая к глубинам личности, другая — идущая от гуманистического направления «вершинная психология», апеллирующая к высотам духа. Если первая исходит из упрощенных представлений о детерминантах развития личности, из примата влечений, телесных ощущений над духом, то вторая отрицает глубинные факторы развития и детерминизм — как причинно-следственные (включая и социальные) движущие силы развития личности — в пользу духа. Каждая из этих концепций обосновывает свой подход к человеку (т.е. свою «философию человека») и свою психотерапевтическую практику (т.е. свои техники воздействия на личность пациента).

Следует отметить, что в психотерапию и психокоррекцию в настоящее время проникает и восточная философия (буддийская, индийская и др.) с ее идеологией личности и ее техниками воздействия. Восточная философия, основанная на отрицании чисто рационального мышления, не только рассматривающая человека в единстве с окружающей средой, с космосом, но и отрицающая независимость окружающего мира от субъекта, принимается некоторыми психотерапевтами как новая научная парадигма, более продуктивная, чем другие. Это направление психотерапии предлагает свой набор методов психологического воздействия (медитации и др.). Концепция личности этого направления психотерапии представляет собой эклектическое смешение различных воззрений на природу человека, заимствованных и из западной, и из восточной философий и религий.

В целом — при общей ориентации на западные исследования — в отечественной психотерапии ни одна из концепций личности не может претендовать на статус общепризнанной. Одновременно сосуществуют разные «философии человека», предлагающие разные техники воздействия на личность пациента и по-разному объясняющие их результаты. Подобное положение дел в психотерапии дает основание некоторым практикующим психологам (и врачам) вообще пренебрегать какими-либо теориями личности и использовать различные приемы безотносительно к их происхождению (подобную психологическую практику Л.С.Выготский, как известно, называл «фельдшеризмом»).

Таким образом, можно констатировать, что наряду с безусловно полезной и широко применяемой практикой психологического воздействия на личность пациента в этой области психологии сосуществуют явно противоречивые теоретические концепции личности, интерпретирующие практические результаты с диаметрально противоположных позиций. Отдавая должное сложности самой проблемы (общая теория личности, ее структура, детерминанты развития, соотношение сознательного и бессознательного и т.д.), следует все же признать, что именно в данной области (а не в психологии памяти, внимания и др.) сконцентрированы сегодня наиболее острые теоретические и методологические трудности и противоречия. Не случайно в психологической литературе практически отсутствуют работы, объясняющие конкретные психологические механизмы тех или иных технологий и анализирующие причины их действия на субъекта. Сравнительно малая интенсивность научных поисков в этом направлении (и вообще объективизации результатов психотерапии) прежде всего связана с отсутствием адекватных — в теоретическом и методологическом отношениях — концепций личности. Все увеличивающийся разрыв практики и теории в этой области психологии грозит самыми плачевными последствиями для всей психологической науки, потому что ничто так не разлагает науку изнутри, как невнимание к теории, исходящее из профессиональной среды.

Нужно отметить также, что особенностью нашей отечественной психологии является слияние академической психологии с «психотерапевтической». Как известно, во многих странах последняя рассматривается как чисто практическое направление, не занимающееся теоретическими обобщениями. У нас же «психотерапевтическое» направление претендует на статус самостоятельной психологической науки (а не только практики), что и позволяет предъявлять к ней повышенные требования. Так, по мнению одного из известных идеологов практической психологии (психотерапии), последняя не является прикладной отраслью академической психологии, а представляет собой самостоятельную гуманитарную науку со своей методологией [26].

Следует также отметить, что психотерапия и психокоррекция — области знания, пограничные с медициной, — находятся под большим влиянием чисто медицинских воззрений на человека, в связи с чем представления о психике, сознании, бессознательном несут на себе печать клинического прагматизма, а кроме того, к сожалению, распространено отождествление понятий «личность» и «индивид».

Не менее тревожная ситуация складывается и вокруг проблемы «психология и религия». Как известно, за последнее время в нашем обществе быстрыми темпами стал возрождаться интерес к различным религиям — не только к традиционному православию как ветви христианства, но и к другим конфессиям, — в связи с чем анализ связи психологии и религии стал очень актуален. В центре этой проблемы — старый и опять новый вопрос о соотношении науки и религии, научного и религиозного мировоззрения. Для психологии этот вопрос особенно важен, потому что и у психологии как науки, и у религии как определенного мировоззрения один и тот же предмет познания: человек, личность. Принято считать, что изучение человека психологической наукой и религией ведется с различных методологических позиций. Психология как отрасль научного знания строится на системе доказательств (фактов) и без таковых не принимает никаких теоретических положений. Религия не нуждается ни в каких доказательствах, ее положения основаны на постулатах веры.

Однако современная психология (в лице ее некоторых представителей) оспаривает эту точку зрения. Так, авторы коллективной монографии «Начала христианской психологии» [21] считают, что способы религиозного познания только кажутся ненаучными, субъективными. На самом деле истинное познание души человека возможно только через религию. Отрицается оппозиция религии и науки в познании психологической реальности, делается попытка объединить религию и науку под видом «единства познания психической жизни человека». Ориентация на естественнонаучный материалистический подход в отечественной психологии, берущий начало от работ И.М.Сеченова, И.П.Павлова, В.М.Бехтерева и других естествоиспытателей, объявляется ошибочной. Авторы «Начал...» считают, что «после многих десятилетий главенства материализма в отечественной психологии... необходимо сменить научную парадигму в соответствии с предметом исследования», так как «душа была принесена в жертву научному мировоззрению» [21; 3]. В качестве нового слова в давнем споре между психологией и религией провозглашается «христианская психология» (кстати, а как быть с другими конфессиями?). Авторы «Начал...» не раскрывают содержания нового направления, его методов (очевидно, интроспекция?). Ясно лишь, что под душой понимаются прежде всего нравственные категории.

Подобное смешение религиозного и научного психологического мировоззрений можно встретить и в других публикациях, причем многие истинные проблемы, встающие перед отечественной психологией в связи с возрождением религии, не затрагиваются, хотя они весьма важны и с научной, и с социальной точек зрения (проблемы религиозного внушения, фанатизма, сектантства и др.) .

Совершенно очевидно, что в основе сложной ситуации, сложившейся в этой области психологического знания, — невнимание к методологическим проблемам психологического знания, неразличение научно-психологического и религиозного подходов к человеку. Более того, авторы делают попытку объявить эту эклектическую методологическую несовместимость в качестве нового истинного слова в психологической науке, нового пути отечественной психологии. Подобная ситуация весьма опасна (особенно в перспективе), так как она создает возможность — якобы с позиций новой психологии — пренебрежительно относиться к научному прошлому, отрицать очевидные научные истины и утверждать — в качестве последних достижений психологической науки — сомнительные «факты» и просто вымысел (из области парапсихологии и т.п.). По-видимому, назрела необходимость открытого обсуждения всего круга психологических проблем, связанных с религией, и в первую очередь методологических основ научно-психологического и религиозного подхода к изучению человека. Если учесть, что психология в течение многих столетий была частью теологии и философии и лишь сравнительно недавно выделилась в самостоятельную дисциплину и приобрела статус научного знания, то опасность возврата к старому не покажется надуманной.

Можно говорить о наличии методологических трудностей и в других областях психологии, например в нейропсихологии.

Нейропсихология как одна из нейронаук, занимающихся изучением мозговой организации психических явлений, всегда была ареной острой борьбы материалистических и идеалистических концепций, по-разному объясняющих соотношение мозга и психики. Заслугой А.Р.Лурия и его школы явилась разработка принципиально нового подхода к этой проблеме, отличного от двух основных способов ее решения (узкого локализационизма или психоморфологической концепции и концепции эквипотенциальной организации мозга).

Концепция А.Р.Лурия о системной динамической локализации высших психических функций открыла новые возможности для изучения проблемы «мозг и психика» с чисто материалистических позиций. Если прежде (до А.Р.Лурия) никто не сомневался в возможности локализации (т.е. в четком соотнесении с определенными мозговыми образованиями) так называемых элементарных сенсорных и моторных процессов (зрительных, слуховых ощущений, моторных реакций и т.д.), однако оставался открытым вопрос о возможностях локализации высших психических функций (восприятия, памяти, речи и др.), то после работ А.Р.Лурия этот вопрос был в принципе решен. Факторный анализ нарушений высших психических функций позволил по-новому объяснить их мозговую организацию и открыл широкие перспективы дальнейших исследований в этой области.

На современном этапе развития нейропсихологии весьма актуальными становятся вопросы о мозговой организации наиболее сложных форм психической реальности — эмоционально-личностной сферы и сознания. И вновь раздаются голоса о принципиальной недопустимости самой постановки вопроса об их мозговой организации (или локализации), о невозможности связывать эти сложные психические явления с какими-либо конкретными мозговыми образованиями. Вновь дискутируются вопросы об общественно-исторических, социальных и биологических, генетических детерминантах психики, причем в процессе таких дискуссий нередко смешиваются вопросы о содержании психических явлений (определяемом социальными факторами) и способах их реализации (с помощью конкретных мозговых механизмов). При решении этих проблем в рамках нейро наук на современном уровне вновь всплывают упрощенные представления о материальных основах психики (идеи о мозговых «центрах» эмоций, центрэнцефалическая теория сознания), с одной стороны, и современные «эквипотенциальные» теории (голографические концепции работы мозга) — с другой. Наряду с этими концепциями достаточно распространены и представления о принципиальной невозможности естественнонаучного объяснения таких сложных психических явлений, как личность и сознание в естественнонаучной материалистической парадигме.

Как известно, А.Р.Лурия, разрабатывая нейропсихологию как новую отрасль психологической науки, намеренно ограничивал сферу своих интересов высшими психическими функциями (когнитивными, двигательными), что отразилось и на названии теории, объясняющей соотношение мозга и психики («теория системной динамической локализации высших психических функций»). Эмоционально-личностные явления и сознание как предметы специальных нейропсихологических исследований в его трудах если и встречаются, то только в контексте общего описания нейро-психологических синдромов. Их изучение должно стать следующим этапом развития нейропсихологии. Однако А.Р.Лурия не сомневался в безусловной необходимости и принципиальной возможности изучения проблем личности и сознания с позиций нейропсихологии.

Относительно нейропсихологии личности (или эмоционально-личностной сферы) А.Р.Лурия говорил, что в истории науки известны неудачные попытки связать понятия «личность» и «мозг» в виде «неоклейстизма» (одного из вариантов узкого локализа-ционизма) или апелляции к исключительно надматериальной духовной природе личности. Решение этой проблемы он видел лишь в рамках теории системной динамической локализации психических функций, считая, что признание прижизненного формирования личности и поиски системной динамической мозговой организации ее различных составляющих (параметров, компонентов, аспектов) являются необходимыми условиями ней-ропсихологического рассмотрения проблемы. Учитывая большой вклад Б.В.Зейгарник в изучение проблемы личности, патологии мотивов деятельности и их иерархии, А.Р.Лурия указывал на необходимость строго дифференцировать в личности то, что связано с органической патологией мозга, и то, что обусловлено социальными факторами жизни, преломленными через ситуацию болезни. К личностным дефектам, как известно, А.Р.Лурия относил нарушения саморегуляции поведения, расстройства произвольного контроля, нарушения критики, которые он связывал с патологией третьего блока мозга, а также эмоциональные и мотивационные нарушения, возникающие при поражении и третьего, и первого блоков. Он считал, что «вопрос об отношении нейропсихологии к проблеме личности является очень сложным, однако крайне актуальным... Его решения требует само развитие и нейропсихологии, и общей психологии» [22; 172].

Эти и другие высказывания А.Р.Лурия относительно нейропсихологического анализа эмоционально-личностной сферы не оставляют сомнения в том, что он был убежден в возможностях решения этого круга проблем с естественнонаучных позиций.

Достаточно определенно А.Р.Лурия высказывался и о проблеме сознания. Он отмечал ее принципиальную важность для понимания предмета психологической науки и многократно писал о том, что именно изучение различных форм сознательной деятельности человека и составляет основной предмет психологии, причем в задачи психологии входит не только их описание, но и объяснение с материалистических детерминистических позиций. А.Р.Лурия как последователь Л.С. Выготского распространял культурно-исторический подход на изучение не только высших психических функций, но и сознания в целом. Он проводил четкую грань между социально-историческими «истоками», детерминантами сознания, определяющими его возникновение и содержание как высшей формы отражения действительности, и мозговым субстратом сознания, мозгом как органом, реализующим сознание. Индивидуальное сознание с точки зрения его детерминант, генеза и содержания рассматривалось А.Р.Лурия как общественно-историческая категория. Он писал, что «для того, чтобы объяснить сложнейшие формы сознательной жизни человека, необходимо выйти за пределы организма, искать источники... сознательной деятельности и "категориального" поведения не в глубинах мозга и не в глубинах духа, а во внешних условиях жизни...в социально-исторических формах существования человека» [18; 23]. В своей статье «Философские приключения известного нейрофизиолога» [16] он критикует непоследовательность взглядов Д. Экклза, придерживавшегося строго материалистической точки зрения на мозговую организацию элементарных физиологических процессов и одновременно считавшего сознание проявлением божественного начала в человеке. А.Р.Лурия не сомневался в возможности строго материалистического объяснения мозговых механизмов не только отдельных сознательных актов (в виде высших психических функций), но и сознания в целом. Как последователь Л.С.Выготского, А.Р.Лурия развивал представления о смысловом и системном строении сознания, объединяя проблему сознания (и отвлеченного мышления) с проблемой языка ([14], [15], [18] и др.).

За годы, прошедшие со времени кончины А.Р.Лурия, ситуация в этих областях нейропсихологии изменилась мало. Нейропсихология личности и нейропсихология сознания пока еще не сформировались как экспериментальные направления, как это произошло с нейропсихологией памяти, речи, восприятия и других высших психических функций.

Изучение нейропсихологии личности в настоящее время сводится к двум типам работ. Во-первых, это использование в клинике локальных поражений мозга личностных опросников (Кеттелла, MMPI и др.). Результаты тестирования прямо сопоставляются с локализацией поражения. Если учесть, что сами тесты (опросники) составлены для иных целей и не имеют специального нейропсихологического обоснования, а полученные данные основаны только на самонаблюдении пациентов, то очевидно, что серьезных выводов на основании таких данных делать нельзя. А главное, в подобных исследованиях отсутствует основной принцип луриевского подхода к изучению мозговой организации психических явлений — факторный, или синдромный, анализ последствий локальных поражений мозга. С теоретической точки зрения это вариант современного психоморфологического подхода к решению проблемы «мозг и личность».