Другие концепции исторического объяснения

Причину отказа от использования законов в историческом объяснении некоторые философы и историки, как уже было сказано, видели либо в чрезвычайной сложности таких законов, либо в их тривиальности. Наиболее радикальные критики отвергали саму возможность объяснений исторических событий с помощью законов; вместо этого они предлагали обратиться к телеологическим объяснениям, в которых указывались цели и интенции, т.е. намерения, участников исторических событий и движений.

Телеологические исторические объяснения рассматривал еще Аристотель, создавший для их анализа специальный практический силлогизм. В большой посылке такого силлогизма формулируется цель определенного действия, а в малой посылке - средства для ее достижения. Заключение утверждает, что цель может быть достигнута только при эффективном использовании необходимых для этого средств. Практический силлогизм не является доказательной формой рассуждения, тем не менее, он, по мнению известного финского логика Г.Х. фон Вригта, «является той моделью объяснения, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон»[162].

В современной методологии модель объяснения путем указания целей, намерений, мотивов и норм поведения называют практическим выводом. В социальном или историческом исследовании чаще всего приходится встречаться с действиями людей, которые предполагают наличие определенных интенций, или намерений. Конечно, интенции, как и любые телеологические посылки, сами по себе не совершают действий, но способствуют им; связь между ними и результатом действия носит сложный, опосредованный характер. Намерение должно привести к определенному действию с конкретным результатом или следствием, ибо в противном случае оно окажется нереализованным. Интернациональные объяснения, как особый тип телеологических объяснений, могут быть применены для анализа поступков и действий, как отдельных, людей, так и поведения больших коллективов - участников различных массовых выступлений, демонстраций, забастовок, революций и других движений. Однако объяснения поведения больших коллективов, как правило, имеют комплексный характер, так как при этом приходится учитывать также объективные причины массовых движений и действий. Возвращаясь к приведенному выше примеру о первой мировой войне, следует заметить, что ее возникновение нельзя объяснить полностью ни каузальными (причинными) факторами, ни факторами телеологическими. Тем более нельзя считать таковым объяснением выстрел в Сараево, который скорее был привходящей причиной, вызвавшей целый ряд мотивационных действий. Австрия в связи с убийством своего эрцгерцога предъявила ультиматум Сербии, которая отказалась его принять, после чего ей была объявлена война. Россия ответила на это мобилизацией своей армии. В конфликт вмешалась Германия, объявившая войну России. Таким образом, объяснение такого сложного исторического явления, как возникновение войны, требует анализа взаимодействия как каузальных (причинных) факторов, так и факторов телеологических, интенциональных.

Бесспорно, что для объяснения приведенного примера, а тем более возникновения и развития глобальных исторических процессов, необходимо обратиться к общим экономическим и социологическим законам, вскрывающим глубинные причины их возникновения. В разных местах книги нам приходилось неоднократно говорить о фундаментальной роли способа производства и ее технологической составляющей в развитии конкретных форм общества. Именно возникновение и совершенствование способов добывания жизненных средств, или материальных благ, служило определяющей причиной изменения производственных отношений и, прежде всего, форм собственности на средства производства. В свою очередь экономический базис общества является причиной появления соответствующей ему идеологической надстройки. Более сложным и опосредованным образом связаны с потребностями общества научные художественные, нравственные и религиозные формы сознания. В одних случаях, например, в технических И естественных науках причины их развития частично связаны с развитием производительных сил; но даже здесь мотивами для их развития выступают телеологические факторы, а именно интенция к установлению общих принципов теории, логическому ее совершенству, связи с другими теориями и т.п. Еще в большей мере эти факторы проявляются в других формах сознания. Достаточно напомнить, какую роль сыграла протестантская религия и связанное с ней нравственное сознание в формировании процесса первоначального накопления капитала. Все это показывает, что объяснение исторического процесса не укладывается ни в строго каузальную (причинную), ни даже дедуктивно-номологическую модели объяснения. Поскольку люди в обществе ставят перед собой определенные цели, а их действия имеют интенциональный и мотивированный характер, постольку адекватное объяснение исторических событий может быть достигнуто только с помощью использования как каузальных, так и телеологических моделей объяснения.

Особое значение телеологические модели приобретают при объяснении соблюдения законов государства, правовых норм и принципов нравственного поведения в обществе. Как известно, такие законы и нормы создаются с целью обеспечения стабильности и порядка, поэтому они имеют типично телеологический характер, так как их соблюдение не навязано извне, а является внутренним делом общества, признавшего их целесообразность и разумность для поведения групп, коллективов и жизни общества в целом. Таким образом, задача исторического объяснения заключается не в противопоставлении объяснений с помощью причин и законов объяснениям посредством целей и мотивов людей, а в том, чтобы применять каждое из них на своем месте, в зависимости от конкретной ситуации.

Литература

Основная:

Никитин Е.П. Объяснение - функция науки. - М., 1970.

Рузавин Г.И. Методология научного исследования. - М., 1999.

Первоисточники:

Вригт Г.Х. Логико-философские исследования. - М., 1986.

Гемпель К. Логика объяснения. - М., 1997.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. - М., 1980.

Поппер К. Логика и рост научного знания. - М., 1983.