Общие показатели самоубийств и распространенность суицида среди мужчин и женщин в некоторых странах

Истогник (за исклюгением Индии и Китая): неопубликованные статистические данные отдела психического здоровья ВОЗ. Истогник данных по Индии: National Crime Records Bureau, Government of India, 1992. Истогник данных no Китаю: WHO, 1991a.

Динамика показателей уровня самоубийств в России XX в. может отслеживаться только с 80-х гг. и до нашего времени. Ранее эти статистические данные были закрыты. К сожалению, с 1926 г. до конца

ГЛАВА 2

70-х - начала 80-х гг. нашего века в СССР не только была закрыта статистика, но своеобразному «ослиному погребению» была подвергнута практически вся суицидология, в первую очередь социально-психологические аспекты изучения суицидального поведения. И только в единичных работах клинического плана исследовались отдельные аспекты аутоагрессивного поведения. В нашем обществе проблемы самоубийства «не существовало». В различного рода публикациях любого рода специалистов по моделированию и манипулированию (партийные пропагандисты, публицисты и прочие «инженеры человеческих душ» из СМИ) постоянно подчеркивался рост уровня самоубийств на «загнивающем» Западе и допускались единичные суициды в нашей стране. В Большой Советской Энциклопедии (третье издание) нет термина «самоубийство». («А значит, нет и проблемы», как заметил в свое время один их публицистов, ссылаясь именно на факт отсутствия статьи на соответствующую тему в БСЭ.) И только с 80-х гг. XX в. начинается достаточно интенсивное исследование самых различных аспектов (включая и социально-демографические показатели) суицидального поведения (Кузнецов М. Т., Гольдинберг Б. М., 1986; Постовалова Л. И., 1989; Иванова А. Е., Ермаков С. П., 1995; Жариков Н. М. и соавт., 1997, и др.).

До этого времени реальная картина состояния проблемы самоубийств в стране отсутствовала, и соответствующие данные в любого рода международные организации не представлялись. Дело не только в отсутствии статистических и социологических подходов к проблеме. За все эти годы не вышло ни одной монографии по суицидологии, не переведена ни одна книга западных исследователей на эту тему. Контрастом выглядит чрезвычайное обилие работ (книг, сборников, статей), посвященных проблеме самоубийств в XIX в. и начале XX в. Можно говорить о какой-то моде на эту тему в научной и общественной среде в тот период. О различных аспектах проблемы самоубийств писали философы и врачи, психологи и священники, педагоги и юристы, писатели и историки, этнографы, журналисты, общественные деятели. Естественно, что не каждый из них углубленно разрабатывал какие-то аспекты суицидологии, но каждый стремился высказать свои мысли по интересующей общество проблеме.

Интересно, что еще в начале XIX в. эта проблема уже обсуждалась на заседаниях Императорской Академии наук. И только попытка публикации этого отчета, составленного на основании правительственных данных о количестве убийств и самоубийств, вызвала негативную реакцию министра просвещения адмирала А. С. Шишкова: «Статью об исчислении смертоубийств и самоубийств, приключившихся в два

Отношение к самоубийству в истории

минувших года в России, почитаю не токмо ни к чему не нужною, но и вредною. Первое: какая надобность знать о числе сих преступлений? Второе: по каким доказательствам всякий читатель может удостоверен быть, что число сие отнюдь не увеличено? Третье: к чему извещение о сем может служить? Разве к тому только, что колеблющийся преступник, видя перед собой многих предшественников, мог почерпнуть из того одобрение, что он не первый к такому делу приступает? Мне кажется, подобные статьи, неприличные к обнародованию оных, надлежало бы к тому, кто прислал их для напечатания, отослать назад с замечанием, чтоб и впредь над такими пустыми вещами не трудился. Хорошо извещать о благих делах, а такие, как смертоубийство и самоубийство, должны погружаться в вечное забвение» (цит. по: Сухомлинов М., 1866).

Интересно, что этот первый статистический отчет, содержащий данные о количестве самоубийств в некоторых губерниях Российской империи в 1819 и 1820 гг. (автор — руководитель статистического отдела при министерстве полиции, с 1835 г. академик Карл Герман) был спустя десять лет все же опубликован в тех же трудах академии (на французском языке). Именно благодаря последнему обстоятельству (нет худа без добра!) данные моральной статистики по России стали известны европейским исследователям. Руководители СССР и соответствующие «воспитывающие и надзирающие» инстанции без всякой аргументации просто закрыли целую науку, имеющую как медицинские, так и чисто социальные точки приложения, пытаясь погрузить в «вечное забвение» не только данные текущей жизни, но и все сделанное в области суицидологии в XIX в.

Исследования проблемы самоубийств в XIX в. характеризуются многосторонностью подходов, широтой охвата проблемы в целом и отдельных ее аспектов. Еще одна особенность работ того времени, на которую автор посчитал необходимым обратить внимание, состоит в следующем: каждый пишущий о самоубийстве руководствовался какими-то исходными позициями, взглядами, которые весьма активно обосновывались и были обращены как к узким специалистам, так и к обществу в целом. Это характерно как для специальных исследовательских работ, так и для небольших публицистических заметок, эссе, этюдов и прочих форм выражения своих взглядов на проблемы суицидологии (Толстой Л. Н., Петров Г., 1910; Сидамон-Эристова Е., 1910, и др.).

Юрист А. В. Лихачев в своем капитальном труде по статистике самоубийств приходит к выводу о необходимости улучшения материальных основ жизни, так как именно они, а не религиозное чувство определяют,

ГЛАВА 2

по его мнению, взаимоотношения людей. Однако И. А. Невзоров (1891) высказывает твердое убеждение, что именно в поднятии религиозности заключается главное средство против самоубийства. Чрезвычайно интересно, что христианский писатель ссылается вовсе не на писания отцов церкви и христианских вероучителей, а на положения медицинской науки и ее выдающихся представителей, в частности на основополагающий труд Эскироля (уже упоминаемый выше): «Если человек не укрепит своей души религиозными чувствованиями, то он больше будет расположен добровольно окончить свою жизнь, когда будет испытывать какую-нибудь печаль или какое-нибудь несчастье». Несмотря на то что мысль о значении религиозности развивает православный автор, он смотрит на значение этого фактора более широко, не разграничивая понимание этого вопроса в религии и науке. Не случайно И. А. Невзоров ссылается на исследования одного из крупнейших суицидологов XIX в. Е. Lisle (1856), который писал: «Когда мы говорим о религиозном чувстве, то разумеем все формы религии и все культы без исключения. Мы видим, что самоубийства менее часты у различных народов, где более почитается и уважается религия, будут ли эти народы католики, протестанты, иудеи или магометане».

Начиная с работ первой половины XIX в. и до начала 20-х гг. XX в., в России были проведены и опубликованы многочисленные исследования, затрагивающие не только «исчисление» уровня самоубийств, но и множество самых различных аспектов суицидального поведения. В 1847 г. К. С. Веселовский в «Журнале Министерства внутренних дел» публикует работу «Опыты нравственной статистики России», целиком посвященную статистике самоубийств за 1803-1841 гг. Наиболее полное исследование вопросов суицидологии, отражающих не только показатели уровня самоубийств и их динамику, но и множество самых различных аспектов этой проблемы, было проведено в уже упоминавшемся выше капитальном труде А. В. Лихачева «Самоубийство в Западной Европе и Европейской России». Рассматривая социологию как своеобразную «психологию всего человечества», в отличие от психиатрии, изучающей, по мнению автора, «индивидуальную мысль», он тем не менее затронул множество вопросов, далеко выходящих за пределы статистико-социологического подхода к проблеме.

Даже в настоящее время, несмотря на все большее стремление к унификации научных понятий и рубрик, единого подхода к оценке социально-психологических ситуаций, лежащих в основе суицидального конфликта, не существует. Многое определяется установками исследователя и невозможностью в этом вопросе полностью избежать субъективизма. Естественно, что в исследовании мотивов и определя-

Отношение к самоубийству в истории

ющих их социально-психологических ситуаций, выполненных на протяжении XIX в. и в начале XX в., этот аспект изучения суицидального поведения характеризовался еще большим разбросом рубрик и принципов подхода.

А. В. Лихачев писал, что число индивидуальных мотивов не ограничено, потому что всякое неудовлетворенное желание человека, всякое стремление, встретившее существенные препятствия, может служить эпилогом самоубийства. По мнению автора, уже это обстоятельство способствует разнообразию классификаций мотивов самоубийства. В 1878 г. уголовная статистика Франции сводила эти мотивы в 21 рубрику, итальянская — в 18, прусская — в 31, баварская — в 10. В официальных отчетах эти мотивы подводятся под более общие понятия (французская статистика выделяет 5 групп мотивов, прусская — 9). Еще большим разбросом отличается число классификационных рубрик у отдельных исследователей: Лиль — 48 рубрик, Бриер де Буамон — 19, Морселли — 10. А. В. Лихачев выделял 9 классов мотивов самоубийств и отмечал трудность отнесения отдельных из них в ту или иную рубрику и различного рода «курьезы» тех или иных систематик. В прусской статистике внебрачная беременность отличается от заберемене-ния вне брака и находится в одном классе со страхом наказания по суду и самоубийством после убийства.

Приведенные выше «курьезы» показывают, что статистика в области причин и мотивов суицидального поведения уже не носит такого определенного показателя, как другие параметры суицида (демографические показатели, время, способ самоубийства и проч.). И дело вовсе не в числе классификационных рубрик или включения отдельных мотивов в одну из них. Сама содержательная сторона мотиваци-онной составляющей суицида, ее понимание у исследователей определяется и национальным колоритом, и чисто субъективными взглядами автора. Это препятствует возможности, весьма заманчивого с точки зрения изучения этнокультуральных влияний на суицид, непосредственного сравнения частоты тех или иных мотивов самоубийств XIX и XX вв. Можно только предполагать наличие определенных тенденций в этих характеристиках суицидального поведения. Данные книги А. В. Лихачева «Самоубийство в Западной Европе и Европейской России» и аналогичные показатели нашего времени отражают не только действительное изменение мотивов самоубийств за сто с лишним лет, но и существенное различие в подходах авторов, живущих в разных общественно-исторических условиях.

Взгляды исследователя той или иной эпохи определяются существующим в его время понятийным аппаратом. Согласно статистике