Е.А. Шинаков

(Россия, Брянск, Брянский государственный университет им.академика И.Г. Петровского)

Отметим наличие, по нашему мнению, трех главных направлений в развитии исторической мысли в сфере древнерусского государствогенеза. Первое – сохранение и развитие «концептуального» подхода, причем как с преобладанием «индуктивных» методик (при привлечении и методологии, и понятийного аппарата политической (социокультурной) антропологии, так и «дедуктивных» - с помощью подведения под готовую теорию новых доказательств и фактов. Условно его можно назвать также «структурно - процессуальным» - по цели исследований.

Второе направление – «этногенетическое», в котором также можно выделить два подхода. Первый – традиционный, когда дается максимально широкий критический (или даже «гиперкритический») обзор предшествующих теорий, а затем выдвигается новая теория (чаще «новая» - хорошо забытая старая) происхождения «руси». Второй связан либо с попыткой введения в оборот ранее не использовавшихся для этих целей источников, либо с анализом известных источников с помощью новых методик (компаративистских, статистико-комбинаторных).

Третье направление – конкретно-историческое, источниковедческое, с ограниченным кругом выводов, где процесс исследования, развития методологии источниковедения является самоцелью и базой для дальнейших исследований. Во всех трех направлениях идеологический аспект присутствует в силу того, что они неизбежно имеют дело с письменной или устной традицией, отраженной в источниках. Однако, если, например, в третьем направлении развитие представлений о власти, идеальном правителе, происхождении народа являются самоцелью, то в первом и во втором – отправным пунктом для социополитических или этногенетических реконструкций или, максимум, входит в структуру власти (как форма ее идеологического обоснования, легитимации).

В итоге грани между отдельными направлениями могут быть достаточно прозрачными, т. к. сторонники той или иной «концепции» используют в исследованиях конкретные источники и методы, а также имеют, обычно, и свою точку зрения на этногенез «руси», хотя и не считают его главной целью, проблемой и предметом изучения. Кроме того, практически все исследования объединены таким «модным» в XXI в. и реально перспективном направлением (или «подходом», «методологией») как компаративизм. Правда, некоторые исследования подходят к нему системно, органично, а некоторые – чисто формально, поверхностно. Это же можно отнести и к сути, понятийно- терминологическому аппарату такой науки (или междисциплинарного направления, если применять его к конкретной истории) как политическая (социокультурная) антропология. В некоторых случаях она используется в качестве методологической основы, системно и последовательно, в других – выборочно, эпизодически, так сказать, на поверхностном, «терминологическом» уровне.

Тем не менее, по целям исследования тех или иных авторов, конкретные работы или группы работ (сборники) можно отнести к одному из трех преобладающих направлений, в рамках которых мы и представим их краткий обзор.

В составе первого («концептуального») развития историографии древнерусского государствогенеза за последние шесть-семь лет не возникло ни одной новой теории. Продолжали разрабатываться, в том числе и новыми авторами и с использованием новых подходов и методик, три основные теории, возникшие ранее.

1. Создатель концепции «дружинности» А.А. Горский несколько трансформировал ее в сторону «смягчения», указывая на то, что хотя правящая элита на Руси практически с VI–VIII и до XII в. состояла исключительно из дружины (отрицается «народовластие» и наличие власти у «земского боярства»), но вводить термин «дружинное государство» не следует. При этом, как уже говорилось выше, он критикует за излишнюю, как он считает, категоричность и однозначность в этом вопросе Е.А.Мельникову, Н.Ф.Котляра и автора этих строк [Горский, 2004, С.108-109, 111-113]. Исследователь абсолютно прав, когда утверждает [Там же С.113], что характер государства определяется не только «типом организации в нем элитного слоя», но комплексом признаков. В то же время технически невозможно каждый раз вместо названия формы государственной, пускай условного, приводить полный список ее характеристик. А сам А.А.Горский иного, но также короткого, названия не предлагает.

Парадоксально, но аналогичный тип критики не только термина, но и идеи «дружинного государства» прозвучал ранее и со стороны сторонников концепции «общинного государства» [Пузанов, 1996, С.160-162]¹. Впрочем, данная группа историков, как бы при взгляде со стороны самого А.А.Горского к противникам данной идеи отнюдь не относит [Дворниченко, 2006 С.186]. Также сближает позиции сторонников этих двух, по сути, взаимоисключающих концепций («дружинной» и «общинной») общее отрицательное отношение к «имперской» идее применительно к Киевской Руси. Идея эта, как указывает В.В.Пузанов, была предложена Е.А.Мельниковой [1992 С.41], или, параллельно с ней, В.П.Даркевичем [1994] вслед за К. Марксом (по мнению А.Горского: 2004 С.114), и активно постулируется в нашей монографии (§2 гл.4: «Святослав – «имперский» эксперемент: причины и преспективы). Впрочем, здесь (как и в случае с «дружинным государством») оппоненты нанесли «удар» не по первоисточнику идеи². (нельзя же, в самом деле, считать за таковой случайную, хотя и красиво звучащую фразу К.Маркса – «империя Рюриковичей» [Маrх, 1899, Р.76-77]. Если А.Горский, утверждает, что Русь была ближе не к империи, а моноэтничным государствам [Горский, 2004 С.121], то сторонники «общиной» концепции признавали на определенном этапе развития «имперский» характер Руси, но считали его скорее тормозом развития феодальных отношений, более медленных, чем в «моноэтничных Швеции и Норвегии» [Пузанов, 1996 С.162].

2. Дальнейшее развитие имеет в XXI веке, получив неожиданную «поддержку» если не в сути, то в понятийно-терминологическом аппарате политической антропологии, теория городов – государств – общин. Ее разрабатывают сейчас ряд учеников И.Я. Фроянова, поскольку сам ученый, продолжая научную деятельность, отошел от киево-русской проблематики, считая (по его собственному выражению), что он все сказал в этой сфере. При этом разные его последователи (сам он к этой науке отношения не имел) почерпнули в политической антропологии разные идеи и методологические постулаты.

Так, В.В. Пузанов позаимствовал у нее сущностный, процессуально-этапный подход к государствогенезу, выделяя только внутри переходного периода от «чистой» первобытности к «федерации земель» XI в. три уровня (стадии) интеграции союзов племен с переходными формами между ними. Интересно, что в одном хронологическом срезе эти три типа могут сосуществовать, отражая разноуровневость и несинхронность развития регионов Восточной Европы [Пузанов, 2003 С.115, 167]. Пусть не пугает терминология («союз» вполне можно заменить более нейтральным «объединение», или (для более низких уровней интеграции) – «конгломерат», «группа» и т.д.) и спорность в силу ограниченности источников для выделенных типов или стадий, сама идея представляется продуктивной.

А.Ю. Дворниченко, по-сути третьим в отечественной историографии (после Е.А. Мельниковой и автора данных строк), принимает часть понятийно-терминологического аппарата политической антропологии, а именно – «вождество» [Дворниченко, 2006 С.187], отвергая полностью «союзы племен», ставя под сомнение «племя» и делая исключение для «военной демократии», но не как этапа, а как одного из путей государствогенеза [там же С.186-188]. Главное у Дворниченко: он полностью воспринял современные веяния в политической (социокультурной) антропологии, предусматривающие возможные альтернативные государству вообще пути развития. Впервые в концентрированном виде эти взгляды были изложены в специальном сборнике «Альтернативные пути к цивилизации» (2000), на статью Р.Карнейро, «патриарха» политической антропологи, в этом сборнике в основном и опирается исследователь. Он пытается доказать, что в домонгольской Руси государства не было вообще, т.к. от первобытности она прошла путь через «вождество» (завершил формирование которого только Владимир I) к городам-государствам с гражданской общиной в качестве базиса. А поскольку полис – не государство, то Русь как бы «перешагнула» (или миновала) государственную форму существования [Дворниченко, 2006 С.192-195]. При этом ученый даже находит объяснение этим фактам, как и для Греции, в природно-географическом факторе [Там же С.194]. Но, во-первых, исходя из характеристик «вождества», «сложного вождества» (или «компаундного» и «консолидированного» по современной терминологии Р.Карнейро, принимаемой А. Дворниченко) и «раннего государства» в политической антропологии, держава Владимира I имеет признаки именно последнего этапа «государствогенеза». При этом как «сущностные», так и «внешние». А именно: территориальное деление; профессиональный аппарат управления и внутреннего принуждения (хотя бы та же самая дружина); налоги-дань. Лишь право только начало переходить с санкции Церкви в руки государства. «Внешние» признаки также налицо: монументальное строительство, в том числе и целых городов (Белгород, Василев и др.) и протяженных пограничных линий; грандиозные переселенческо- интегративные мероприятия, принятие мировой религии, начало выработки государственной идеологии; принятие письменности; города. Главный же сущностный признак «вождества» - реципрокность в отношениях власти и народа – заменяется отношениями типа «господство - подчинение», лишь между князем и дружиной они сохраняются на весь киево-русский период (правда, не повсеместно). Во-вторых, полисы не считаются государством далеко не всеми исследователями. Некоторые, наоборот, подчеркивают, что в древности только они и были подлинными, правда, «ранними» государствами [Штаерман, Андреев, 1989; Якобсон, 1989, Гринин, 2004, 2006, Ван дер Влит 2006].

Некоторые, наоборот, только полисы (и близкие к ним средневековые «коммуны») и считают подлинными государствам и древности и средневековья в силу полной отстраненности от поста личностно-родственного фактора. [Гринин, 2006 С.354; Ван де Влит, 2006 С.408]. В то же время имеются и частные замечания в адрес характера восприятия и репродукции со стороны А.Ю. Дворниченко некоторых понятий политической антропологии. В частности, понятие «потестарности» вряд ли устарело, т.к. использовалось не только в позднесоветской науке в качестве «отдушины» [Дворниченко, 2006 С.185], но и активно разрабатывается и в последние годы, причем как раз в Санкт-Петербурге. Стоит упомянуть хотя бы специально посвященную этому феномену коллективную монографию «Потестарность» (под. ред. В.А. Попова, изд-во МАЭ РАН 1997), подготовленную во многом на средства грантов федеральных фондов (РФФИ и РГНФ). Следует отдать, впрочем, должное А.Ю.Дворниченко в том, что частота упоминания этого термина в литературе в дальнейшем действиительно снижается, причем даже в петербургских изданиях, где он был наиболее принят [ср.: Ранние формы …, 2000; Антропология власти … 2006].

В целом можно констатировать, что данный автор, создававший в свое время совместно с И.Я. Фрояновым концепцию городов-государств на Руси, видоизменил ее первоначальное звучание. Если у Фроянова на первом месте стоит «общинность», «народность», федерализм общественного строя Древней Руси, наличие здесь в XI–XII вв. конгломераты городов – государств доклассового уровня, т.е. по сути – этапа поздней первобытности, то его бывший соратник принципиально отрицает сейчас саму возможность этого [Дворниченко, 2006 С.190]. По его мнению, «вождества» IX – X веков этапа поздней первобытности трансформировалось не в государство (или даже конгломерат городов-государств), а в аналог, общественную альтернативу государству, стоящую выше уровня первобытности. То есть, Русь была уже частью цивилизации, но безгосударственной. В этой связи несколько нетрадиционно можно трактовать его фразу: «Государство или есть, или его нет, и есть нечто иное» [Дворниченко, 2006 С.186]. Речь идет не об этапах процесса государствогенеза, а о наличии негосударственного типа социально-политических образований- политий, синхростадиальных раннему или даже зрелому государству. Насколько соответствуют «духу» политической антропологии четкое и однозначное обозначение одной грани, разделяющей «негосударство» и «государство» в процессуалистском понимании, мы уже говорили во «Введении», отвечая на замечания другого последователя И.Я.Фроянова – А.В.Майорова. «Горизонтальное», синхростадиальное группирование общественных организмов по такому принципу вполне соответствует духу некоторых современных тенденций развития этой науки.

В докторской диссертации А.В.Майорова, защищенной в СПб ГУ в 2004 г. и базировавшейся на его ранее опубликованной монографии [Майоров, 2001] «общинная» теория И.Я.Фроянова представлена еще в классическом варианте, а положения политической антропологии используются еще выборочно, несистемно. Вторая его монография [Майоров, 2006], также как и цикл последних статей, посвящена этногенетической, в меньшей степени источниковедческой (комплексный анализ) проблематике, и относится в основном ко второму направлению, подчиненно – к третьему.

Ограниченно-регионаный подход (с выделением только двух зон потестарности и путей государствогенеза – северной и южной) вновь продемонстрирован в дополненных переизданиях трудов Г.С. Лебедева и В.В.Седова, а также имплицитно с ними солидаризирующегося А.А.Горского. У В.В.Седова, крупнейшего слависта конца XX века, упомянуты два центра первоначальной государственности – «Конфедерация словен, кривичей и мери» во главе с варягом Рюриком на севере, и славянский «Русский каганат» на юге (по изданию 1999 г., где эти мысли впервые выражены четко и концентрированно – С.63 и 131). Г.С.Лебедев, который ранее в конце 70-х годов впервые системно применил компаративистский подход к истории Руси, показав ее на фоне Северной Европы эпохи викингов (1985), подготовил расширенное и измененное переиздание своей монографию на эту тему, увидевшее свет уже после его безвременной смерти [Лебедев, 2005]. «Каганат росов» первой половины XI в., судя по контексту книги, ученый связывает прежде всего с южной Русью Дира («Низовской Русью», «Русской землей»). В середине XI в. формируется федерация «племен» северо-запада, «Верхняя Русь», сопоставимая с «внешней Росией» Константина Багрянородного [Лебедев, 2005 С.421-422]. В более ранней работе исследователь образно назвал эти две «первичные государственные территории» «Русью Дира» и «Русью Рюрика и Аскольда» [Лебедев, 1994].

Идея о двойственности этнополитического аспекта возникновения Древнерусского государства присутствует в нескольких работах В.В.Мавродина, начиная с 1945 г. А.А.Горский, не ссылаясь на предшественников³, по сути, предлагает аналогичную «дуалистичную» концепцию. «Если бы варяжские князья не обосновались в Киеве и не соединили под своей властью Юг и Север Восточной Европы, в X в., возможно, на Юге существовало бы одно или два славянских государственных образования, а на Севере – одно или несколько полиэтничных (славяне, скандинавы, финны, балты), с верхушкой из норманнов …» [Горский, 2004 С.49]. Описание же структуры Древнерусской державы на середину X в.(до «древлянского» кризиса) А.А.Горский дает точно такое же [2004 С.73-74], как и в нашей монографии [2002 С.156-166, 186] – что, впрочем, неудивительно, учитывая главный общий источник обоих авторов – четкое и однозначное описание этой структуры у Константина Багрянородного. В вопросе о локализации «Русского каганата» А.А.Горский присоединяется, впрочем, не слишком категорично, к «южной» версии в интерпретации В.В.Седова, впрочем «ставя» в отличие от последнего во главе гипотетичного каганата не славян, а варягов-норманнов Аскольда и Дира и их предшественников [Горский,2004 С.56-57]. Разделяет А.А. Горский и высказанное О. Прицаком предположение, что первым русским каганом мог быть и родственник кагана хазарского, бежавший из Хазарии в результате междоусобной войны начала XI в. [Там же С.57].

В.Я.Петрухин, как и ранее, считает «русский каганат» «историографическим фантомом» [Петрухин, Раевский, 2004 С.291], а вот каганату Хазарскому придает большое значение в процессе русского государствогенеза. В XXI веке этот исследователь уже не затрагивает концепции роли «городовой сети» в становлении древнерусской государственности, разработке которой (совместное Т.А.Пушкиной и Е.А. Мельниковой) уделял основное внимание в конце 70–80-е гг. XX в. Зато нашла свое продолжение тема хазарского влияния и наследия в русском политогенезе, которой В.Я.Петрухин обращается в конце 80-х – середине 90-х гг. XX в. [Петрухин, Раевский, 2004 С.287-300, 309-325]. Наиболее показательно в этом аспекте повторение указания автора на совпадение границ «домена» киевских князей – «Русской земли» в узком смысле слова с ареалом бывшей хазарской дани [Там же С.309] и на наличие хазар в составе русской дружины конца X в. [Там же С.318], восприятие русской правящей верхушкой «хазарских ритуалов» и титулов [Там же. С.319]⁴. Все эти положения приводятся на основном фоне работ В.Я. Петрухина последнего времени – историко-этнографическом или этногенетическом, что позволяет все же отнести их ко второму направлению. Значительные и интересные источниковедческие разделы также присутствуют, но они подчинены решению этногенетических задач. Надо сказать, что автор и ранее (с 1989 г.) периодически обращения к историко-этнографическим сюжетам (прежде всего к происхождению этнонима «русь»), а его первая монография 1995 г. была прямо посвящена этнокультурной истории Руси. Содержание взглядов исследователя по этой проблематике излагать не будем в связи с изложенными во «Введении» ко второму изданию резонами.

Кроме работ В.Я.Петрухина, в составе второго направление историографии следует отметить уже упомянутые труды В.В.Фомина⁵ по варяжскому вопросу, анализу которых «поневоле» была посвящена значительная часть «Введения» (хотя это и противоречило и тематике монографии, и принципам подхода ее автора к самой значимости этнической составляющей в древнерусском государствогенезе). К данному направлению можно отнести и вторую монографию А.В.Майорова о Великой Хорватии. В ней прослеживается этногенез белых хорватов от их, как считает автор, аланских истоков до создания «этнополитического образования» под названием «Великая, или Белая Хорватия» в IX в. Используя комплексный анализ (сочетание этнолингвистических и археологических источников и методов в контаминации с данными письменных источников), автор достаточно убедительно доказывает первичность карпатских (восточнославянских) хорватов по сравнению с западнославянскими и южнославянскими. С другой стороны, комплексный подход к источникам – новой акцент в творчестве Майорова. В данной монографии ученый отказывается от частично используемого им ранее понятийного аппарата и терминологии политической антропологии, возможно, в силу этногенетических, а не структурно-политико - методологических задач работы. Даже последняя, 9 глава исследования, номинально посвященная последней проблематике («Рождение хорватского этнополитического образования в Восточном Прикарпатье»), так же по сути подчинена достижению этногенетических целей.

Последняя работа А.В. Майорова, исследующая ключевое, упомянутое одним из первых в «восточных» источниках этнопотестарное образование восточных славян, находится все же на грани не только с исторической этнографией, но и локальной историей. Это напрпвление мы в данном обзоре не рассматриваем, однако, следует упомянуть плодотворную, ведущую к обогащению методологии, в том числе – практического применения политической антропологии к русскому материалу, дискуссию между курскими учеными С.П.Щавелевым и В.В.Енуковым по поводу этнопотестарной интерпретации летописных «семичей» и «Посемья» [Енуков, 1998, 2002, 2004, 2005, 2007; Щавелев С.1998 , 2000, 2002б , 2006].

Еще одна специфика курских ученых, сближающая их (при всех разногласиях во взглядах на «конкретику»), если вглядеться «со стороны» - в разной степени, но в целом успешные усилия в сфере комплексного источниковедения и междисциплинарных подходов к «локальной истории».

Целиком решению источниковедческих задач в компаративистском и «личностном» аспекте, т.е. в третьем направлении, была подчинена научно-издательская деятельность сектора древнейших государств ИВИ РАН в начале XXI века. Она выразилась в изменении тематики ежегодных чтений памяти В.Т. Пашуто (в 90-х гг. XX в. преобладал международно-компаративистский аспект). Соотношение «исторической памяти» и реальности, правды и вымысла, влияние личности автора и стереотипа описания на источник - вот только некоторые проблемы, которым были посвящены эти конференции (список прилагается в библиографии). Исключение составила XIX конференция (2007 г.), посвященная политическим институтам⁶, однако XXI в. (2009 г.) вновь возвращается к традиционной проблематике: «Автор и его источник: восприятие, отношение, интерпретация». Отчасти по материалам этих конференций (в дополнение к сборникам тезисов) издаются и традиционные тематические ежегодники «Древнейшие государства Восточной Европы». Некоторые статьи в этих изданиях целиком посвящены проблемам древнерусского государствогенеза в источниковедческом контексте [например: Никольский, 2002; Кузенков, 2003; Мельникова, 2003; Петрухин, 2003; Ведюшкина, 2004, и др.]. В этом же ключе (источниковедческо- компаративистский подход) издана монография А.С.Щавелева «Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян» (М., 2007). Не в первый раз, но в первый раз системно, с соблюдением принципов компаративизма и использованием понятийного аппарата политической (социокультурной) антропологии автор проводит сравнения «генеалогических легенд» всех славянских народов.

Полностью соглашаясь с основными методологическими подходами автора, можно было бы предложить в рамках углубленно-формализованого, хотя бы и выборочно используемого, подхода, применить контент – а, может быть, и корреляционный анализ. Мог бы автор привести и более широкие аналогии некоторым сюжетам и образам легенд, не ограничиваясь только славянским миром (благо, и сам имеет опыт в сравнении русских сказаний со скандинавскими сагами [Щавелев А., 1998, например].

Впрочем, и компаративизм «среднего уровня», в рамках только славянской ойкумены – явление перспективное и развиваемое в историографии самого конца XX – начала XXI в.,⁷ к чему и мы приложили посильные усилия [Шинаков 1998, 2000, 2001]. Соглашаясь с автором в его определении ценности славянских генеалогических легенд в качестве источника для потестарно-политических реконструкций и их типологическо-сюжетном сходстве, если не родстве [Щавелев А., 2007 С.200-208], мы однако, вряд ли можем разделить его точку зрения о наличии единых «славянских представлений о власти», пусть даже только потестарного периода. Собственно сравнительно-исторические исследования этой проблемы приводят нас к несколько иному выводу – о наличии в среде даже только восточных славян нескольких форм прото- и предгосударственных образований, [Шинаков, 1998, 2002: Гл.2 §1], путей и механизмов государствогенеза [Шинаков, 2007, 2008], отраженных в нескольких этапно- дифференцированных типах идеологического обоснования власти [Шинаков, 2008]. Отдельные работы в этом же ключе были в XXI в. опубликованы и В.Я. Петрухиным [2004, 2008] и С.П. Щавелевым [2002, 2003], значительно раньше – А.П.Толочко [1994]. В целом надо отметить, что для третьего направления развития современной историографии древнерусского государствогенеза именно идеологические его аспекты, трансформация «образа власти» на разных его этапах является одним из основных объектов исследования.

В исследовании идеологии можно отметить две тенденции: «реконструктивную», когда на основе источников устанавливается тип обоснования власти, а далее путем разной степени диапазона сравнений реконструируется и форма самой власти и даже государственности. Идеология здесь не самоцель. Во второй тенденции духовный мир, ментальность является главным объектом исследования, и она ближе уже к истории культуры, нежели к реконструкции потестарно-политических структур [например: Колесов, 2006].

Разнообразным аспектам международного положения Древнерусского государства, преимуществен на этапе его становления (IX – начало XI в.) посвящено 10 глав из 14, новой, итоговой (обобщающей 25 лет научной работы) монографии крупнейшего современного специалиста по внешней политики Руси А.В.Назаренко [2001]. Хотя она вышла до публикации первого издания нашей книги, и мы пользовались многими предшествующими исследованиями этого автора, но этот его труд не попал тогда в сферу нашего внимания. Ликвидируем эту погрешность и отмечаем многоплановость книги А.В.Назаренко 2001 г. в сравнении с более ранними работами, посвященными более узким вопросам. В творческом же методе автора, как и ранее, сочетаются комплексный сравнительный анализ источников (и не только письменных, но и, например, нумизматических, хотя автор и филолог по базовому образованию) с широким компаративистским подходом, неизбежным при анализе международных отношений.

Только торговым связям средневековой Руси, в том числе и их влиянию на процесс государствогенеза, посвящена основанная в этой своей части преимущественно на археологических, нумизматических сфрагистических и эпиграфических данных в сочетании со сведениями письменных источников монография В.Б.Перхавко [2006] – археолога по базовому образованию. Эти две последние монографии стоят уже на грани между общими работами по древнерусскому государствогенезу, относящимися к одному из трех вышеозначенных современных направлений историографии, и специальными исследованиями по отдельным аспектам этого процесса.

Объять этот спектр работ, пусть даже и за 6–7 лет, вряд ли возможно – сюда входят многочисленные археологические, этногенетические, генеалогические, геральдические, нумизматические, текстологические, правовые исследования, работы по локальной истории. На основе комплексного анализа источников, как и ранее, продолжаются многочисленные исследования по установлению и уточнению внешних границ Руси, ее «внутренних пограничий» (в том числе и между ее потестарными суборганизмами – т.н. «племенными княжениями»), маршрутов торговых путей, общерусским и региональным вопросам исторической демографии и этнографии.

Отметим заметное (пока) сокращение работ по истории отдельных исторических и легендарных персонажей⁸. Исключение составляют взаимосвязанные образы князей Володислава и Улеба договора 944 г., княгини Ольги, Вещего Олега, Хл-г-в из документа Шехтера в связи со сравнительным комплексным контент-анализом их образов, а также (возможно, в контаминации с северянской государственной «альтернативой») – воеводы Претича. В этом же направлении можно отметить попытки не только контент-, но и корреляционного анализа с целью «идентификации личностей» литературно - фольклорных персонажей – князя Володислава [Белецкий, 2000] и Вещего Олега [Шинаков, 2006, 2008, 2009 (в печати)], комплексного анализа источников при соблюдении «принципа непротиворечивости» при идентификации HLGW «Кембриджского документа» [Шинаков, 2003; Семенов, 2005].

Не оставляют вниманием также Рюрика с братьями в контексте этногенетического направления историографии. Так, В.В.Фомин опять (вслед за А.Г. Кузьминым) настаивает на их кельтских (через южнобалтийских славян) происхождении [2008 С.178-184]. Другой последователь А.Г. Кузьмина, В.И. Меркулов, на основе немецкой литературы еще XVI – XVIII вв. «возобновляет» мекленбург-ободритскую генеалогию Рюрика [Меркулов, 2005].

Критикуя эту концепцию (в «ободритском» варианте), Л.В.Войтович находит новые аргументы для другой теории происхождения Рюрика (опираясь в т.ч. на более ранние генеалогические труды Е.В. Пчелова [2000,2001], корни которой уходят, правда не в XVII–XVIII, а лишь в XIX в. – датско-фризской [Войтович, 2006 С.111-121]. Здесь генеалогия является не самоцелью и объектом исследования, а поводом для доказательств той или иной этногенетической теории. В силу специфики источниковой базы и степени «изученности» темы, эти работы неизбежно имеют в основном не исследовательский, а избирательно - историографический и полемический характер.

Творчеству И.Я.Фроянова, в том числе и в сфере государствогенеза, посвящены 3 статьи из 29-ти в специальном сборнике, изданном к 70-летию этого ученого [М., 2006]. Опубликованы воспоминания о Г.С. Лебедеве [Гражданин Касталии…, 2003]. В историографической монографии А.С. Дубровского «Историк и власть» значительное место уделено биографиям и мотивациям творческих концепций историков, в т.ч. специалистов по древнерусскому государствогенезу 20-50-х гг. [Дубровский, 2005]. За исключением данных изданий, а также историографических разделов (не везде) и полемики в монографиях А.А.Горского, А.В.Майорова, В.Я. Петрухина, Г.С. Лебедева, статье А.Ю.Дворниченко и др., специальных историографических работ по проблеме древнерусского государствогенеза, особенно новейшего этапа, нет, что отчасти подвигло автора на включение этого раздела во второе издание монографии.

В сравнении с теми теориями древнерусского государствогенеза в отечественной историографии последней четверти XX в., которые были представлены в «Историографических замечаниях» в 1-м издании нашей книги (примерно 7 теорий разной степени завершенности или распространенности), в начале XXI в. продолжают развиваться две. В кратком изложении – «общинная» и «дружинная». От концепции «городовой сети» также никто не отказывался. Но новых теоретических работ в ее развитии нет, хотя она активно применяется, например, в археологии и локальной истории.

Ушла в прошлое теория внутреннего саморазвития и становления государства сразу как чисто феодального, и даже новых аргументов в пользу «государственного феодализма» у сохраняющихся ее адептов (М.Б.Свердлов, например) не появляется. Это же можно сказать и о концепции «вторичности» Древнерусского государства, его возникновении исключительно под «варяжским» или, что чаще постулируется, хазарским воздействием. «Торговая» теория, которая никогда не была очень «модной» среди отечественных историков (после В.О. Ключевского и отчасти – М.Н.Покровского «ушла» в конкретно-нумизматические исследования.

Развиваемая нами под влиянием положений политической антропологии концепция разнотипности первоначального государствогенеза, его этапности и возвратности поддерживается (или самостоятельно развивается) лишь в некоторых моментах. Например, у А.В.Майорова (СПб) – в изучении и подчеркивании локально-типологических особенностей государствогенеза, у А.С.Щавелева (Москва) – его этапности и «общности» для всех славян. Наиболее последовательно применяют эту концепцию, правда, на локальном уровне, часть курских и украинских ученных, А.П.Моця например. Пока в чем-то ее изменять или дополнять, за исключением более строгого отношения к терминологическому аппарату, необходимости не представляется.

Что касается иностранной историографии по данной проблеме за последние 6-7 лет, то ее анализ проведен выборочно и имеет обзорный характер. Научная литература Украины и Белоруссии представлена в основном конкретно-историческими, археологическими, нумизматическими и ритуально - геральдическими работами, относящимися в основном ко второму (этногенетическому) и третьему (источниковедческому) направлениям исследований. Наиболее наглядно это нашло свое отражение, например, в тематике «Международных полевых семинаров» в Чернигове – Шестовицах, проводимых совместно ЧГПУ им. Т.Г. Шевченко и Институтом археологии НАН Украины. Наиболее показательны в аспекте компаративистского изучения древнерусского государствогенеза семинары 2003 и 2006 гг. – «Дружинные древности Центрально-Восточной Европы VIII–X ст.» и «Русь на перекрестке миров (международные влияния на формирование Древнерусской державы IX – XI ст.». Следует отметить также материалы международной конференции «Древний Искоростень и славянские грады VIII–X ст.», многие из которых посвящены конкретным эпизодам и явлениям древнерусского государствогенеза. В Белоруссии в этих аспектах представляет интерес «Историко - археологический сборник», издававшийся с начала 90-х гг. Институтом истории НАН Беларуси и насчитывающий более 20-ти выпусков. В свое время именно в нем была опубликована «валхеренская» теория А.А. Александрова [1998].

Из концепций, созданных или развиваемых в «дальнем зарубежье», уже на украинской почве продолжает существовать теория О.Прицака о возникновении Руси путем внешних воздействий – в результате нормано-хазарского противостояния. Он продолжает утверждать, что первым центром «русского каганата» был Ростов (или его округа), и лишь Игорь перенес столицу «каганата» в Киев. Он является сторонником первоначального дуализма державы, включавшей «каганат Руси (по мужской линии) и державу словен (по женской линии)». Наиболее важный рубеж в процессе государствогенеза – перенос столицы «каганата» из Ростова в Киев Игорем и образование вокруг Ростова «наследственного домена (вотчины) династии». Событие это, по мнению О.Прицака, могло произойти «где-то в 30-х годах X века». Целью объединительной активности Олега и Игоря было, по мнению исследователя, укрепление торговых возможностей норманов-руси путем «осуществления контроля над двумя маршрутами к Эллипалтору» (Керченскому проливу–Е.Ш.). Хазарское влияние также велико, и не только за счет контроля над этим районом, но и потому, что до 30-х гг. X в. хазары правили в Киеве [Голб, Прицак, 2003 С.89-96], а его еврейско-хазарская община и в дальнейшем оказывала влияние на политику Руси [Там же С.196-198].

Польско-шведский ученый В.Дучко в своей работе «Русь викингов», опубликованной в 2004 г. в Лейдене (изд-во «Брилль») на английском, в 2007 г. в Варшаве на польском языке, опирается в комплексном анализе источников прежде всего на материалы исследований и научные выкладки «позднесоветских» (и – в основном – также и современных российских археологов) Москвы и Ленинграда – Санкт- Петербурга, рассматривая сведения письменных источников именно в археологическом контексте. Работа В. Дучко в этой связи носит скорее структурно-описательный, иллюстративно-культурологический, чем концептуальный характер. В этой связи в наибольшей степени ее можно отнести ко второму, «этногенетическому» направлению, т.к. комплексный анализ источников далеко не всегда имеет самостоятельный характер, а вполне обосновано опирается на результаты исследований специалистов, археологов в первую очередь. Тем не менее имплицитно контуры концепции, которой в процессе описания этнокультурных и политических процессов следует В. Дучко, все же вырисовываются. Он внимательно, с подробным обзором гипотез (в основном для России-«зарубежных») и доказательством своей точки зрения, рассматривает каждый эпизод в истории «росов» и выделяет важнейшие, по его мнению, этапы и причины их оседания в Восточной Европе. Считая, вслед за автором «Бертинских анналов» и императором Людовиком, «росов» изначально свеями [Duczko, 2007 S.47], начало «Государства Русского», в создании которого они позднее приняли участие, он связывает только с «киевским» периодом их истории, который он вслед за археологами считает возможным начинать с 900 г. [Там же S.181-182], а то и позднее [S.182-183].

Присутствует в зарубежной литературе тенденция, как, впрочем, и в отечественной, показывать историю Руси в связи с общеевропейской, а анализ источников по этому процессу производить в контаминации с аналогичными их типами, но созданными в других странах. Отметим, например, параллели между славянскими былинами и скандинавскими сагами, вопрос о необходимости изучения которых ставит молодой польский исследователь А.Мазяж [Мaziarz, 2005. S.58].

На грани между «зарубежной» и «отечественной» историографией стоит опубликованная в сборнике «Древнейшие государства Восточной Европы. 2004» работа шведского исследователя Ю. Гранберга по отдельным элементам древнерусской государственности, в частности, по роли веча [Гранберг, 2006].

Таблица коэффициентов сопряженности между литературно-фольклорными образами

1. Бесспорно, что «дружинное государство» не является даже близко универсальной формой не только «ранней», но и ей предшествующей варварской государственности. Оно вовсе не эквивалент «военного» («германского» по Ф.Энгельсу), пути политогенеза, и в понятийном аспекте гораздо ýже последнего. В этом В.Пузанов прав. Но он не прав, когда универсализирует и в диахронном, и в типологическо-синхростадиальном аспекте обязательную четырехчленную структуру «дофеодального» общества [Там же С.161]. Всегда одно – два звена этой структуры имели перевес над остальными, по ним и определялась конкретная форма государственности и этап государствогенеза.

2. А первоисточник (для славян) – работы В.Д. Королюка еще начала 70-х гг. XX в., который считал создание многонациональных и многоукладных «империй» почти обязательным, 4-м этапом развития «славянской государственности» (пример – Великая Моравия при Святополке, держава Святослава Игоревича, Болеслава II Чешского, Болеслава I Храброго в Польше, Крутого и Готшалка у Полабов [Королюк, 1972 С.20-23].

3. Если не считать в качестве такового «допущение контаминации двух сходных названий – скандинавского, служившего одним из обозначений варяжских дружин, и южного, которое служило одним из названий территории или / и населения Среднего Поднепровья», предложенное В.А. Бримом [Горский, 2004 С.46; Брим, 1923].

4. Продолжением главного направления исследований конца XX в., но уже в начале XXI в. явилось редактируемая им серии «Хазарский проект», в рамках которого и он сам публикует статьи на тему о роли Хазарии в русском государствогенезе [Петрухин, 2005]. Пишет о русско-хазарских взаимоотношениях в эту же эпоху и специалист по истории исторической науки и локальной истории С.П. Щавелев [2002^а, 2003^а, 2008].

5. По сути к этому же направлению можно отнести и одну из последних работ этого автора, которую, судя по названию («Народ и власть в эпоху формирования государственности у восточных славян») можно было бы отнести к первому направлению, к собственно государствогенезу относится лишь одна страница (С.175-176) из двадцати. Остальные посвящены либо критике чужих концепций этногенеза Руси (в основном «варяжскому вопросу»), либо обоснованиям «своей» (восходящей к А.Г. Кузьмину и более ранним предшественникам, сторонникам «южнобалтийско-славянской» версии).

6. Интересно, что почти «параллельно» с ними, но в Санкт-Петербурге в мае 2007 г. на базе Эрмитажа была организована международная конференция «Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света» (май 2007 г.).

7. Логичным продолжением как широкого взгляда на историю славян, регионального подхода В.Д. Королюка, выделившего т.н. «контактную зону» в Юго-Восточной и Центральной Европе (Королюк, 1972^б, 1975), но и аналогичных по методологии (компаративистской в широком смысле) исследований других отечественных (Б.Д. Флоря, В.К. Ронин и др.) и зарубежных (например, чехословацких: Д. Тржештик, Й. Жемличка, Р. Марсина и др.) исследователей, стали на рубеже тысячелетий конференции памяти этого ученого. Названия их говорят сами за себя: «Славянский мир между Римом и Константинополем» (2000), «Становление славянского мира и Византия» (2001) и др. И если в конференциях памяти В.Т.Пашуто в XXI в. преобладает сравнительно-источниковедческий подход, то здесь, скорее, сравнительно-типологический. Но сам компаративизм, как принцип, подход, их безусловно, объединяет. Более локально-компаративистский подход был продемонстрирован и «местными» конференциями в Брянске, организованными Центром славяноведения БГУ (С.И.Михальченко, некоторое время – Е.А. Шинаков) при взаимодействии с Институтом славяноведения РАН и на средства грантов РГНФ и Администрации Брянской области (2003, 2008 гг.). Более широкой общеславянской ойкумене посвящены регулярные «Труды Центра славяноведения БГУ», насчитывающие уже 10 выпусков (с 2000 по 2008 г.). Правда, в них вопросам древнерусского государствогенеза (в т.ч. сравнительного) уделяется весьма скромное место в связи с максимально широким хронологическим диапазоном их тематики (с древности по XX в.).

8. Кроме работ курских историков и археологов, с которыми автор знакомился в силу совпадения «северянской» тематики локальных исследований, в силу чисто «технического» фактора (место работы) он пользуется случаем упомянуть работы молодых ученых брянской школы. Здесь рассматривались социальные основы государствогенеза (Поляков, 2002, 2005), атрибуты власти (Новожеев, 2005, 2006), гендерный аспект (Полякова, 2005, 2006). На стыке последнего и максимально широкого компаративистского подхода (как части методологии политической антропологии) находится также статья автора о семейно-брачных механизмах государствогенеза (Шинаков, 2000^в). Имеются и отдельные работы по правовым аспектам политогенеза (Пономарева, Шинаков, 2005). Что же касается общедревнерусской и локальной исторической этнографии, эколого-демографических проблем и вопроса о «внутренних пограничьях» Руси – то это базовые темы возглавляемой автором кафедры Отечественной истории древности и средневековья, и перечисление отдельных работ смысла не имеет. Авторы кафедры имеют достаточно большой географический диапазон публикаций, но в наиболее концентрированном виде ее «Труды» представлены в «Русских сборниках» (Вып.: 1, 2-3 и 4 (2002, 2006, 2008 гг.)).

Литература

Альтернативные пути к цивилизации. Под ред. Н.Н. Крадина, А.В.Коротаева, Д.М.Бондаренко, В.А.Лынши. – М., 2000.

Ангелов Б. Ст. За книжовното дело на презвитер Григорий мних// Старобългарско книжовно наследство. София, 1983;

Горина Л.В. Византийская и славянская хронография (Существовал ли Болгарский хронограф)// Византия. Средиземноморье. Славянский мир. М., 1991.

Ангелов Б.Ст. Сказания за железния креъст.// Из старата българска, руска и сръбска литература. София, 1978, кн.3.

Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии. Под ред. В.В. Бочарова. Т.1. Власть в антропологическом дискурсе. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.

Белецкий С.В. Кто такой Володислав договора 944 г.?// Норна у источника Судьбы. Сб. статей в честь Е.А. Мельниковой. – М.: ИВИ РАН, 2001.

Блок М. Короли – Чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и Англии. – М.: Языки русской культуры, 1998/1924.

Брим В.А. Происхождение термина «Русь»// Россия и Запад. Ч.I. ПГ., 1923.

Ведюшкина И.В. Этногенеалогия в Повести временных лет// Древнейшие государства Восточной Европы 2002. Генеалогия как форма исторической памяти. – М.: «Восточная литература» РАН, 2004.

Влит Ван дер,Э.Ч.Л. Полис: проблема государственности // Р.Г., его альтернативы и аналоги. Под ред. Гр., Л.Е., Бонд, Д.М., Кр. Н.Н., Кор., А.В. – Вып.: Учитель, 2006.

Войтович Л.В. Рюрик: легенды и действительность.// Исследования по русской истории и культуре. Сб. статей к 70-летию профессора И.Я. Фроянова. – М., 2006.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. Историческая память и формы ее воплощения. XII Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2000.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. Генеалогия как форма исторической памяти. XIII Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2001.

Восточная Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. XIV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2002.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. Автор и его текст. XV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2003.

Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике. XVI Чтения памяти члена- корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2004.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Источниковедение и исторический нарратив (памяти А.А.Зимина) XVII Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2005.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Восприятие, моделирование и описание пространства в античной и средневековой литературе. XVIII Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2006.

Восточная Европа в древности и средневековье: Политические институты и власть. XIX Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2007.

ВосточнаяЕвропа в древности и средневековье: Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. XX Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2008.

Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его источник: восприятие, отношение, интерпретация. XXI Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2009.

Гедеонов С.А. Варяги и Русь. М., 2004.

Гимон Т.В. К вопросу о структуре текста русских летописей; насколько дискретна погодная статья?// Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике. XVI Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2004

Горский А.А. К вопросу о составе войска Олега в походе на Царьград// Восточная Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии.XIV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: Изд-во ИВИ РАН, 2002.

Горский А.А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004.

Гражданин Касталии, Ученый, Романтик, Викинг (о Г.С. Лебедеве)//Санкт-Петербургский университет.№12. 2003.

Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов».- М., 1993.

Дворниченко А.Ю. О восточнославянском политогенезе в VI-X вв.// Rossica Antiqua 2006. Исследования и материалы – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.

Джаксон Т.Н. Четыре норвежских конунга на Руси. Из истории русско-норвежских политических отношений последней трети X- первой половины XI в. – М., 2000.

Дикстра Том. Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона как три изначально самостоятельных произведения // Rossica Antigua 2006. Исследования и материалы. – СПб, 2006.

Древнейшиегосударства Восточной Европы 2000. Проблемы источниковедения. – М.: «Восточная литература» РАН, 2003.

Древнейшие государства Восточной Европы 2001. Историческая память и формы ее воплощения. – М.: «Восточная литература» РАН, 2003.

Древнейшие государства Восточной Европы 2002. Генеалогия как форма исторической памяти. – М.: «Восточная литература» РАН, 2004.

Древнейшие государства Восточной Европы 2003. Мнимые реальности в античных и средневековых текстах.- М.: «Восточная литература» РАН, 2005.

Древнейшиегосударства Восточной Европы 2004. Мнимые реальности в античных и средневековых текстах. Политические институты Древней Руси.- М.: «Восточная литература» РАН, 2006.

Гранберг Ю.(Гётеборг). Вече в древнерусских письменных источниках: Функции и терминология. -М.: «Восточная литература» РАН, 2006.

Енуков В.В. История Посемья – Курской волости на рубеже эпох (IX-XI века)// Автореф.докт. дисс. – Курск, 2007.

Енуков В.В. Курская волость-княжение как модель эволюции малых структурных элементов древнерусской государственности // Вестник Воронежского гос. университета. – Сер. Гуманитарные науки. – 2005^а. - №1.

Енуков В.В.Славяне до Рюриковичей//Курский край: Серия в 20 т. – Курск: Учитель, 2005. – Т. III.

Енуков В.В.Становление и развитие государственных структур малых земель древней Руси в домонгольское время (на примере Посемья)// Проблемы истории государства и права: Россия. – Курск: РОСИ, 1998. – Вып.2.

Енуков В.В. Посемье и семичи (по данным письменных, археологических и нумизматических источников)// Очерки феодальной России: Сб. статей. – Вып.6. – М.: Едиториал УРСС, 2002.

Енуков В.В. Феномен средневекового социума «Посемье» в свете последних исследований. // Ученые записки КГУ. – Сер.гуманитарных наук. – 2004. - № 1.

Исследования по русской истории и культуре. Сб. статей к 70-летию профессора И.Я. Фроянова. – М., 2006.

Калинина Т.М. Восприятие времени ал-Мас'уди.// Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике. XVI Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2004

Калинина Т.М. Генеалогии восточноевропейских народов в историческом сознании средневековых арабских писателей//Древнейшие государства Восточной Европы 2002. Генеалогия как форма исторической памяти. – М.: «Восточная литература» РАН, 2004.

Кистерев С.Н. «Повесть временных лет» о ратификации русско-греческого договора 944 г.// Исследования по русской истории и культуре. Сб. статей к 70-летию профессора И.Я. Фроянова. – М., 2006.

Колесов В.В. Исторические антиномии в основе русской ментальности. Общество и государство.// Исследования по русской истории и культуре. Сб. статей к 70-летию профессора И.Я. Фроянова. – М., 2006.

Колода В.В. К вопросу о наследии Хазарского каганата и его роли в истории восточных славян//Хазары. Т.16. Евреи и славяне. Под ред. В.Я.Петрухин и др. – Иерусалим; М., 2005.

Королюк В.Д. О так называемой «контактной зоне» в Юго-Восточной и Центральной Европе периода раннего средневековья// Юго-Восточная Европа в Средние века. – Кишинев, 1972.

Королюк В.Д. Основные проблемы формирования контактной зоны в Юго-Восточной Европе и бессинтезный регион в Восточной и Центральной Европе// Проблемы социально-экономических формаций. – М., 1975.

Королюк В.Д. Основные проблемы формирования раннефеодальной государственности и народностей славян Восточной и Центральной Европы// Исследования по истории славянских и балканских народов. – М., 1972.

Крадин Н.Н. Политическая антропология. – М.: Логос, 2004.

Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках.// Древнейшие государства Восточной Европы 2000. Проблемы источниковедения. – М.: «Восточная литература» РАН, 2003.

Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. М., 2006.

Лаушкин А.В. Точные датировки в древнерусском летописании XI-XIII вв.: Закономерности появления.// Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике. XVI Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. – М.: ИВИРАН, 2004

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. – М.: Прогресс, 1992.

Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. – СПб.: «Евразия», 2005.

Лебедев Г.С., Хокун Станг. Готлиб Зигфрид Байер и начало русской истории: взгляд спустя три столетия // Петербургская Академия наук в истории академий мира. Материалы междун. конф., посв. 275-летию АН. – СПб, 1999. С.136-152.

Леви-Стросс К. Структурная антропология.– М.:Наука, 1984.

Лихачев Д.С. Великое наследие. Классическое произведение литературы Древней Руси. М., 1975.

Лукин П.В. О так называемом «племенном вече» у восточных славян// Восточная Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии.XIV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: ИВИ РАН, 2002.

Майоров А.В. [Рец. на кн.:] Шинаков Е.А. Образование древнерусского государства: Сравнительно-исторический аспект. Брянск, 2002 // Rossica Antiqua 2006. Исследования и материалы. СПб, 2006.

Майоров А.В. Великая Хорватия: Этногенез и ранняя история славян Прикарпатского региона. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.

Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. – СПб.: «Университетская книга», 2001.

Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община.// Автореф. докт. дисс. – СПБ., 2004.

Межславянскиесвязи и взаимодействия в Восточной Европе: история, проблемы, перспективы. Тез.док. межгос.науч. конф. (Брянск, 13-14 мая 2003 г.) // Труды Центра славяноведения БГУ. – Брянск, 2003.

Мельникова Е.А. историческая память в устной и письменной традициях (Повесть временных лет и «Сага об Инглингах»)// Древнейшие государства Восточной Европы 2001. Историческая память и формы ее воплощения. – М.: «Восточная литература» РАН, 2003.

Мельникова Е.А. Первые русские князья: о принципах реконструкции летописцем ранней истории// Восточная Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии.XIV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: Изд-во ИВИ РАН, 2002.

Меркулов В.И. Откуда родом варяжские гости? Генеалогическая реконструкция по немецким источникам. – М., 2005.

Милютенко Н.И. Летописание Ярослава Мудрого (Древнейший свод) // Rossica Antiqua 2006. Исследования и материалы. СПб, 2006.

Мюллер Л. Рассказ «Повести временных лет» о крещении Ольги // Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурные исследования. М., 2001.

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001.

Никольский С.Л. Мнимые реальности смешанного права русско-византийских договоров 911 и 944 гг.// Восточная Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. XIV Чтения памяти чл-корр. АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: Изд-во ИВИРАН, 2002.

Новожеев Р.В. Формирование и развитие атрибутов власти Древней Руси (вторая половина IX – середина XIII вв.): сравнительно-исторический аспект. Автореф. канд. дисс. – Брянск, 2006.

Новожеев Р.В. Атрибуты власти Древней Руси. – Брянск, 2006.

Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990.

Очеркифеодальной России. Вып. 6. – М., 2002.

Перхавко В. Торговый мир средневековой Руси. М.: Изд-во ИРИ РАН, 2006.

Петрухин В.Я. История славян и Руси в контексте библейской традиции: миф и история в Повести временных лет// Древнейшие государства Восточной Европы 2001. Историческая память и формы ее воплощения. – М.: «Восточная литература» РАН, 2003.

Петрухин В.Я. «Кто в Киеве нача первее княжити?».// Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике. XVI Чтения памяти чл- корр.АН СССР В.Т.Пашуто. – М.: Изд-во ИВИ РАН, 2004.

Петрухин В.Я. Русь и Хазария: к оценке исторических взаимосвязей// Хазары Т. 16. Евреи и славяне. Иерусалим; М., 2005.

Петрухин В.Я. Начало Русской земли: между Гостомыслом и Кием // Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы формирования единого социокультурного пространства – история и перспективы. – Брянск, 2008.

Поляков Г.П. Владельческие города и села Древней Руси (середина X-XIII вв.). Автореф. канд. дисс. – Брянск, 2002.

Поляков Г.П. Села-замки Древней Руси XI–XIII вв.//Труды кафедры отечественной истории древности и средневековья БГУ. – Брянск, 2005.

Полякова С.Г. Княгини Древней Руси X - первой пол. XIII вв.: социальный статус и роль в государственной политике // Автореф. канд. дисс. – Брянск, 2006.

Полякова С.Г. Княгиня Ирина (Ингигерд) в исландских сагах и древнерусских летописях // ПС. Труды Центра славяноведения. Вып. 7. – Брянск: Изд-во БГУ. 2005.

Пономарева В.П., Шинаков Е.А. Общественная власть и социальные нормы на ранних этапах политогенеза // Право: история, теория, практика. Вып. 9. – Брянск: Изд-во БГУ, 2005.

Потестарность. Генезис и эволюция. Под ред. В.А. Попова. – Спб.: МАЭ РАН, 1997.

Пузанов В.В. О спорных вопросах изучения генезиса восточнославянской государственности в новейшей отечественной историографии //Средневековая и новая Россия. Сб. научн. статей. К 60-летию профессора И.Я. Фроянова. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996.

Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX – начала XI в. – М., 2001.

Пчелов Е.В. Происхождение династии Рюриковичей // ТрудыИсторико-Архивного института. Т.34. Сборник статей геральдического семинара Историко-Архивного института РГГУ. Вып. 1. М., 2000.

Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Под ред. Л.Е. Гринина, Д.М. Бондаренко, Н.Н. Крадина, А.В. Коротаева. – Волгоград, 2006.

Ранние формы социальной организации. Генезис функционирование, историческая динамика. Под ред. В.А. Попова. – СПБ.: МАЭ РАН, 2000.

Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы формирования единого социокультурного пространства – история и перспективы. Материалы междунар. науч-практ. конф.. – Брянск: Изд-во БГУ, 2008.

Русский сборник. Вып. 1. Сб. научн. трудов, посвященный 25-летию исторического факультета БГУ им. И.Г. Петровского. – Брянск: Изд-во БГУ 2002.

Русский сборник. Вып. 2-3. К 75-летию БГУ (вып.2) и 50-летию Е.А. Шинакова (Вып. 3). Тр. кафедры Отечественной истории древности и средневековья. – Брянск: Изд-во БГУ, 2006.

Русский сборник.Вып. 4. К 30-летию исторического факультета БГУ//Тр.кафедры Отечественной истории древности и средневековья, №9. – Брянск: Изд-во БГУ, 2008.

Сванидзе А. Королевство Бенин. История, экономика, социальные отношения //Некоторые вопросы истории стран Африки. М., 1968.

Седов В.В. У ист