В. В. Кучурин

(Россия, Санкт-Петербург, ГОУ ДППО ЦПКС «Научно-методический центр» Красногвардейского р-на)

Настоящая публикация писем А.Ф. Лабзина к Д.П. Руничу предпринимается с целью осветить один из важнейших периодов в истории масонства и эзотерической традиции в России. Она позволит глубже понять причины и сущность идейных разногласий среди масонов-розенкрейцеров, которые были главными проводниками и популяризаторами всякого рода мистических, теософских и эзотерических учений в России в первой четверти XIX в., когда, по справедливому замечанию М.О. Гершензона, мистицизм «царствовал всюду и его влияние падало на литературу, педагогику, живопись, архитектуру». Это «было настоящее, могучее общественное движение, равно увлекавшее и наивные, и просвещеннейшие умы»¹. Последователей было много. И они с нескрываемым интересом зачитывались разнообразными эзотерическими сочинениями. Но особенно сильное впечатление на русских адептов эзотерического знания оказали сочинения К. Эккартсгаузена и И.Г. Юнга-Штиллинга. Можно без преувеличения сказать о том, что труды этих авторов не только выражали, но и формировали духовную атмосферу александровской эпохи. Впрочем, были и противники новых кумиров. Среди них особо следует сказать о Н.И. Новикове, который, не разделяя всеобщего восхищения трудами К. Эккартсгаузена и И.Г. Юнга-Штиллинга, видел в их трудах много противоречивого, ложного и даже опасного.

В результате в среде масонов розенкрейцеровского круга развернулась острая дискуссия о творчестве К. Эккартсгаузена и И.Г. Юнга-Штиллинга, ставшая важной страницей в истории эзотерического движения в России, которое вовсе не было единым ни организационно, ни идейно. Главными участниками этой дискуссии были А.Ф. Лабзин и Н.И. Новиков. Кроме того, к спорам подключались Д.П. Рунич, Ф.П. Ключарев, И.В. Лопухин, М.И. Невзоров и многие другие. Начало дискуссии относится к 1801-1805 гг. В это время А. Ф. Лабзин издал ряд книг западноевропейских эзотериков, в которых видел могучее средство для распространения в обществе истинных, по его мнению, знаний и понятий о «внутренней» церкви и среди них сочинения К. Эккартсгаузена и И.Г. Юнга-Штиллинга. В свою очередь Н. И. Новиков высказал ему несколько критических замечаний. В письме А.Ф. Лабзину от 25 июля 1803 г. он писал: «Касательно до Экарт. последнее-присланное место вами из книги его Обл., его писма, да и самая книга, которую я получил всю от Ф. П. и ныне оную читаю, заставляют меня против его быть в крайней осторожности. Я не против его, но и не за него: в сей книге много есть странного и противуречущего; да и обещает он только то, что давно уже нам известно. Я в его сочинениях не нахожу ни той силы, ни убедительности, ни глубокости познания натуры, коими столь преизобильно исполнены книги другой школы, даже без сравнения. Для чего же оставлять известно верное, для может быть верного? Начто оставлять родник, из которого мы столь долго пили, для того, что может быть найдем другой хорошей? -Кажется, что мы выступаем в такое время, в которое, может быть сотни Экарт-в появятся, но мы очень должны быть осторожны! Матф. гл. 24 ст. 23 и 24. Марк. гл. 13 ст. 21-23. -До тех пор пока я почитал, что может быть он принадлежит, я имел к нему уважение, но увидя ясно, что не принадлежит, оставляю его своей судбе. Может быть он хорош и велик, но не для нас. Впредь о сем больше. Прибавлю еще: знакому с ним, кто захочет, быть можно, но с крайнею осторожностию. Что до меня, то я не хочу»². И далее добавлял: «Ежели он и светильник, то частной. А что бы он был всеобщей посланник, на сие не могу я никак согласиться»³. Свое отношение к творчеству К. Эккартсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга Н. И. Новиков не изменил и в 1815-1818 гг., на которые приходится очередной этап книгоиздательской деятельности А. Ф. Лабзина, продолжившего знакомить русское общество с трудами К. Эккартсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга. Одновременно возобновилась и критика этой деятельности со стороны Н. И. Новикова, который, к примеру, в письме Н. Н. Трубецкому писал, что «ныне в превеликой моде Штиллинг, и вскружил многим головы, даже и дамам; все делаются проповедниками и проповедницами, учителями и учительницами, забывши слова Святого Апостола, который ясно сказал: как будут проповедывать, ежели не будут посланы?»⁴.

К сожалению, до настоящего времени дискуссия масонов-розенкрейцеров о К. Эккартсгаузене и И. Г. Юнге-Штиллинге не стала предметом тщательного и систематического исследования. А что касается взглядов главного оппонента Н. И. Новикова А. Ф. Лабзина, то они вообще остаются малоизвестными. В связи с этим огромный интерес представляют письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу, хранящиеся в РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 22-26. Они охватывают значительный период жизни известного религиозного издателя, писателя и журналиста. Письма весьма информативны и содержательны. Они раскрывают самые разные стороны жизни и творчества А. Ф. Лабзина, в том числе позволяют реконструировать взгляды и позицию их автора о трудах К. Эккартсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга.

Из многочисленного корпуса писем А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу в настоящую публикацию вошли четыре письма, в которых он достаточно подробно раскрывает свои взгляды на волновавшую русских масонов-розенкрейцеров проблему. Письма публикуются по автографам в хронологической последовательности. Тексты воспроизводятся в современной орфографии и пунктуации с сохранением некоторых языковых особенностей. Сокращения, пропущенные буквы, а также слова, прочтение которых вызывает сомнения, саключаются в квадратные скобки. Подчеркивания выделяются курсивом.

¹ Гершензон М. О. Чаадаев. М., 2000. С. 32.

² Письма Н. И. Новикова. СПб., 1994. С. 74-75

³ Там же. С. 75

⁴ Там же. С. 217.

1.

7 марта 1805. Спб.

Любезный друг Дмитрий Павлович!

Рад я сердечно, что вы доехали и благополучно и скоро, и нашли всех своих здоровыми. Благодарю за все, что вы мне сказали; ответствовать же на все было бы излишне, и если Бог велит нам видеться, то на словах в один час и более и яснее все перетолковать можно, нежели в целые 24 часа на письме. Весьма я доволен, что вы не вступили в спор с Ф[едором] Щетровичем]¹. Скромность и кротость всего лучше. Ученому и книги в руки; пусть их все знают, а мы хоть ничего, им же лучше, и спор всегда не хорош. Где и можно еще поспорить, то надобно соблюсти любовь к ближнему, т. е. чтоб не огорчить и не оскорбить, а предлагать свое возражение в виде вопроса, в виде не знающего, желающего научиться. Особливо любезный мой, сохрани сию кротость и внутреннее смирение в рассуждении батюшки, столь тебя любящего.

Впрочем хоть в Москве и Экк[артсгаузена] и Шт[иллинга] так хорошо знают: однако ж для тебя я скажу пример, как там их знают. Когда я в первый раз написал в Москву о Штиллинге, мне тотчас отвечали, что знают, и когда я спросил, какое сочинение его читали, то наименовали такое сочинение, которое писано Шписом, и я должен был указывать, что р не t, fs не 11. За тем отвечали, что в лавках ни одной книги Шт[иллинга] не нашли. Экк[артсгаузена] ни один человек из них в оригинале не читывал, и штилю его так не знает, чтоб мог надежно заключить, его ли какая книга или нет; со всем тем они знают, что Облако не его . Откуда эдакая им благодать: от почтмейстеров что ли сии верные известия достаются? Ежели Экк[артсгаузен] взят только за ученого человека, то собственная гордость не допустит ученого чужое сочинение назвать своим публично; если ж принять его больше нежели только за ученого, то какой добрый человек, и притом сам писатель, не посовестится чужое себе присвоить? На что это похоже? Думать все можно, что кому угодно: но выдавать свои гадания за настоящее ведение не хорошо. Но Москва из стари все знает, и Петербург только по милости ее знает что-нибудь.

Что касается до Ключа³, я согласен с приведенным Ф[едором] Петровичем] примером, что министр, который распубликовал бы кабинетные дела своего государя, не только сделал бы не хорошо, но был бы изменник и преступник. Но не согласен я в аппликации сего примера к Эккартсгаузену. Почему Ф[едор] Щетрович] знает, изменил ли Эккартсгаузен тайну своего государя, или издавал манифесты его, которые публикуются во всенародное известие, с одобрения государей, и без нашей цензуры? Чтоб судить Экк[артсгаузена] надобно быть по крайней мере равну ему: а я не таков, следовательно и не смею; а кто уже таков, или больше Экк[артсгаузен]а, тот пусть его и судит. Сверх того чего министр иногда не скажет и сказать не может, то смеет сказывать гамбургской газетир, от которого часто лучше можно узнавать о делах, нежели от министра: для чего бы Экк[артсгаузен]а вместо министра не сравнять с газетчиком? Впрочем, мой любезный нам дано правило 1. Солун. V. 21. Римл. VIII. 28. и Марк. X. 18. при том же скажи сам: кто выигрывает более, слушающий, или говорящий? Первый все запасается и может выбирать любое; а последний часто расточает и то, о чем после жалеет. Следовательно, со скромностью ты скорей разбогатеешь.

Еще повторю тебе, любезный друг, что я всем содержанием твоего письма доволен. Но что тебе в том, если собственный внутренний твой М. был бы тобою недоволен? И потому во всех тайных и явных действиях твоих не то имей в предмете, чтоб угодить Ф. П-у или А. Ф-у, но чтоб угодить тому в. м. и так слушая Ф. ли П., А. ли Ф., А. ли А. старайся услышать истину, которая чрез всех говорить может, подобно как Числ. XXII.30. и которая иногда лучше слышится чрез того, иногда чрез другого, и в сем разуме все будут хороши, и ни с кем мы не поссоримся и никого не перессорим. Каждый имеет свои недостатки: но чужие недостатки не для меня, а доброе его для меня годится.

Всем вашим мое почтение; бр[ату]. П. И. А. от меня поклонитесь⁴. Благословение Господа нашего да будет с нами!

Ваш искренний друг и слуга покорный [нрзб.].

P. S. Поклоны ваши не зажилю.

РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 22. Л. 18-19 об.

2.

8 апреля 1805.

Я удивляюсь, что в письме вашем от 3 числа вы пишите, что не получили от меня писем тогда, когда батюшка благодарит меня за полученное письмо от 28 марта, а писавши к нему я писал и к вам. Как старик Щиколай] Щванович]⁵ теперь уехал, то прошу посланное к нему письмо мне возвратить. Щиколай] Щванович] говоря о Штиллинге, что у него много фантазий, прав; что истину лучше найти в самом Св. Писании, - опять прав: но следует к сему дополнить, что книга писана и издается не для Щиколай] Щванович]; что больше людей, которые Св. Пис[ание] не читают, нежели которые читают; что это для простолюдинов, а не для избранных; что Езоповы басни совершенно фантазия, но совсем тем не меньше содержат в себе истины [нрзб].

Мне не полюбилось то, что вы с приезду вашего не принималися за перевод Штиллинга; сие доказывает, что вы время свое много убиваете без пощады. Опыт долженствовал бы научить вас, что и лучшие люди редко беседами своими доставляют нам столько пользы, как дух автора, с которым мы знакомимся. Испытайте и узнаете; а если уже испытали, то на что же отвергать познанное добро? И что же останется к нашему совершенствованию, если мы нерадеть будем о том, что уже узнали полезным?

Особенно рекомендую вам, любезный друг, просаливать праздное теперь ваше время несколькими часами уединенными ежедневно, чтоб не загнилось оно. В сии часы молитесь, читайте, переводите. Но одно чтение я не так одобряю; ибо оно часто есть только занятие, а перевод труд, и трудиться полезнее, нежели только заниматься. Приучите себя не засыпать никогда без того, чтоб не пробежать в мыслях проведенный свой день, и за иное принести благодарение, а во многом попросить прощения у Жизнодавца, и ободряться добрыми намерениями на следующий день. Увидите, как вы спокойно спать и весело вставать будете; узнаете тайны, в собственном существе вашем кроющиеся. Аминь.

О поездке в деревню я сказал прежде мои мысли. Если при прощаньи вас особенно не приглашали, то и ехать не за чем. В мае же Щиколай] Щванович] опять в Москву будет. К князю можете уже и не ездить; ибо я рекомендовал вас ему на тот только случай, если вам скучно будет.

Приметно мне, что вы мало уважаете случай, случившийся с вами 12 ноября; ибо тотчас по приезде Ипполита вы уже заключаете, что и он воспользовался тем же. Много есть Ипполитов, и много может быть лучше и его и вас; но совсем тем не пользуются тем же: не все такие счастливцы, и я вас уверяю, что в нынешнее время это не иначе принимать должно, как за особенное счастие. Псал.102. ст.10.

Поздравляю с завтрашним праздником. [нрзб].

Суббота великая.

РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 22. Л. 25-26 об.

3.

5 мая 1815 [Санкт-Петербург] Рукой Д. П. Рунича: отвечал 13 мая.

Любезнейший друг!

С прошлою почтою отправил я на имя твое посылку к Ивану Влад[имирови]чу⁶; не имев досугу написать к нему письма, которое посылаю ныне и прошу переслать к нему. Проб типографских фигур г-на Всеволожского я еще не получал; но имею повестку из почтамта о какой-то посылке на имя мое без цены, и думаю, что это и есть оне самые; за что и лагодарю и тебя и г-на Всеволожского. Деньги 75 рублей за книги я получил и также благодарю. Счет верен, ошибка с вашей стороны только та, что вместо Путь ко Христу , который по просьбе Осипа Ивановича назначал я жене его, вы послали ей Таинство Креста⁹, которого я посылать ей не думал: но быть так, пусть так и останется. 7 книг, взятые Б. Белогоровым безденежно, как вы написали, я думаю, безденежными не останутся; ибо я ему не давал на то права.

Что касается до неодобрения Победной повести известными стариками¹⁰, я это знаю. Но есть ли что, что бы сии люди одобряли, кроме того, что они делали, избирали и издавали сами? Твой дружеский совет, или книга мысли о небе, заслужили ли их благоволение, как, например, от Ив[ана] Владимировича]? Может быть их просвещение так уж далеко и истины все так уже отверсты пред их очами, что они ни в каком писателе и действователе и не видят больше ничего кроме заблуждений и недостатков, которых сами уже чужды, и которые мудрено только усматривать в себе, а в других весьма легко. Но я, непросвещенный еще таким безоблачным светом, наполненный сверх того и заблуждениями и неведением во многом, не смею произносить решительного суда о таких мужах, которые - ясно вижу - и умнее и сведущее меня, и которые сверх того всю жизнь свою посвятили на служение Богу и ближнему, охотно разделяя с братьями своими человеками, что они встречали на сем пути - по мнению их - хорошего. Бранить ли за сие их надобно, или благодарить? Пусть они не без заблуждений: но совесть моя мне говорит, что и я также, и что гораздо легче остеречься от чужих заблуждений, нежели от своих собственных, в которых я иногда увяз, а думаю, что погрузился по горло в истину. Надлежит также и то сказать, что в таких писателях, дышущих одною любовию, которая по моему мнению есть наиглавнейший признак достоинства наставника, учителя, писателя, - каковы и суть Эккартсгаузен и Штиллинг - не все же писанное ими есть заблуждение: не уж то в них нет ничего хорошего? Что ж о хорошем ничего не скажут, а только порочат - положим - заблуждения? О самом авторе Танинства + ко мне писано было: «удивительно де, что такой великий муж впал в такое то де заблуждение». Я на это дал ответ. Впрочем мне известно и то, что нижний старик отзывается: вот де я бы и читать не хотел, а меня заставляют переводить то и то. Итак, кто их разберет?

Но что касается собственно до твоего суждения любезный брат, пожалуйста, остерегись делать свои заключения о материях, тебе меньше известных, нежели автору. Все возражения, которые представляются тебе, не уже ли не представлялись и не были представляемы ему другими? На все есть ответ, и надо прочесть всю книгу с терпением и со вниманием, и тогда, по крайней мере, выводить свои о ней рассуждения. Из прилагаемого при сем корректурного листочка ты увидишь ответ самого автора и скажи, пожалуйста, можешь ли ты по совести отвергнуть то, автор говорит например в том месте, где я поставил NB. Лучше ли его мы с тобою знаем, так или не так?

Куда как странно, например, таковое суждение: что да мне до того, когда Господь мой придет? Я желаю и сегодня и завтра, и сей час. Что это за ответ: что мне до того'? Почему ты себя поставляешь как бы единственным кормилом суждения? Тебе это не надобно, так другому нужно; иному и не хочется, чтоб Господь приходил; и когда мне позволить сии дела решить по моему я, мне не нужно: то почему отказать в сем позволении и тому иному! Он точно тоже имеет право. А при том мое заключение: что мне до того, и несправедливо. Во-первых, блаженным назван тот раб, его же Господь пришед обрящет бдяща, и девы мудрыми названы те, которые именно жали жениха, не думали: коснеет? Господь прийти, и не бегали за маслом тогда, когда уже он пришел. О кто же может о себе сказать, что он на всякий час и на всякую минуту остается бдящим, и светильник его горит? А как это за всеми нами водится, то и правду сказано, что аще бы хозяин дому ведал, в кую ночь тать придет, бдил бы конечно: итак это не все равно, не что мне до того. Во-вторых, если мы прямо возлюбим жениха и прямо жаждать будем пришествия Его; то совсем не скажем что мне до того; напротив того будем наведоваться, и с нетерпением иногда вопрошать: когда? Скоро ли? Как то и кричали души под алтарем, - как-то вопиют дух и невеста: ей гряди, Господи Иисуси, ей гряди скоро! А не что мне до того; приходи когда хочешь; мы де готовы на всякий час и на всякую минуту. В них такого горделивого о себе мечтания нет; а напротив того трепетное ожидание и безмерное желание пришествия Его как наискорее.

Что автор говорит о сих великих таинствах гадательно, это он сам во многих местах сказывает и на то отвечает; пожалуй не спеши, дождись книги, прочти ее всю и тогда заключай. Что в Москве немного будет на сию книгу охотников, также знал; и в ответ на оное прошу разогнуть вторый том Ключа к Таинствам Натуры и взглянуть на приложенную при оном картинку. Книги сии пишутся для простых, не высоко о себе думающих; и потому как есть у меня порицатели, так есть и благодарящие меня за Эккартсгаузена, за Штиллинга, за «Сионский вестник», и вот тебе, мой любезный друг, свидетельство в прилагаемом у сего письма, что иному в Ригу надо было съездить, чтоб узнать о том, что делается в Петербурге¹¹. Письма Христианки (коим будет продолжение), также, я думаю, не одобрятся: а их пишет особа, прошедшая довольно путь возрождения¹². Что делать? Дух сектаторский, властвовавший между разными исповеданиями, пробрался ныне и в духовную церковь: все то, что не от моей секты выходит все есть еретическое, моя только вера и мои единомышленные только суть православные. Есть своего рода Ростопчины и между сими православными. Где терпимость? Где любовь? Мы себе только от других их требуем: а сами водиться оными не почитаем себя обязанными.

Кстати прилагаю тебе проповедь подражателя и бывшего сотоварища нашего Филарета . Ярославский Преосвященный, не дозволяя говорить ее сочинителю, прислал ее сюда с замечаниями, как наполненную волънодумническими, кабалистическими и мартинистскими мнениями. Здесь же, видишь, Синод ее напечатал. Кто произвел такое благорасположение в умах и монахов? Без сомнения не московские старики: итак, дело божеское строится, и строители, видишь, есть: но может быть все не хорошо, потому что строители не мы; нам дай сесть одному одесную, другому ошуюю Тебя. Боже, Боже мой! Когда то мы воскликнем: слава в вышних Богу и на земли мир!

Всякого блага тебе и твоим к всем милостивы и немилостивым ко мне, усердно желаю.

Преданнейший [нрзб].

P.S. Прилагаю еще письмо к кн. Вяземской¹⁴.

РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 26. Л. 16-17.

4.

26 мая 1815. СПбург. Рукой Д. П. Рунича: ответ 8 июля.

За неполного Угроза полный при сем посылаю¹⁵. Касательно же рассуждений, в письме твоем, мой друг, помещенных, ничего более сказать не могу, кроме того, что вижу, что мы с тобою далеко разъехались и не одного духа: а с предубеждением что будешь делать? Надо оставить того, кто оному поддается и за оное крепко держится. Но если автор такой книги, как Т[аинство] + мог ошибаться, не может ли ошибаться также и дядюшка¹⁶, которому ты только вторишь, не исследовав вещи? Потому еще осмелюсь отвечать на умствования твои.

1. Штиллинга с Бемом и Дузетаном ни почему равнять нельзя. Как напр[имер] равнять барана с лошадью? Одни апостолы проповедовали только иудеям, а Павел и язычникам. Одни писатели пишут для некоторых, другие для всех. Штиллинг есть апостол для языков. Проповедь его действует также на людей, как и проповедь Бема прежде. Известная наша писательница bel esprit m-me Krudner, смеявшаяся надо всем, узнавши Штиллинга, переселилась туда из Риги, там живет и стала теперь сама смешна другим своею религиозностью и воспитанием дочери в правилах религии. Одно сравнение между сими писателями сделать можно по пользе которую они приносят: но кто сие изочтет? Штиллинг и между русскими делал обращения, о чем еще в «Сионском вестнике» за 9 лет возвещено, а судящие Штиллинга мудрые мужи, обратили ли хоть одного немца, голландца, итальянца?

2. Не странное ли заключение: Штиллинг де сам говорит многое гадательно: мне кажется, думать должно, вероятно; а св. Иоанн говорит де утвердительно: видех? Ну есть ли тут какое сравнение? Если и ты, мой друг, увидишь какое явление на Яву ли или во сне, не станешь ли и ты, мой любезный, даже божиться, что ты точно это видел? Но если ты сам, не только другой, станешь толковать свое видение, с тою ли уверительностию ты будешь выдавать свое толкование? Не скажешь ли: я так думаю, мне это верным кажется? И вот как вы разбираете материи! Видящий может и не разуметь того, что видел; и что Св. Иоанну по крайней мере не все прояснено было, свидетельствуется его собственными посланиями, где он даже говорит: чадца, последняя година есть; а сия година напротив того и ныне еще не наступила. В Победной повести найдешь ты также свидетельство о сем и из Св. Отцов.

3. К чему служит изъяснение на Апокалипсис? Больно слышать сей вопрос: к чему служит изъяснение Св. Писания? На все такие вопросы, найдешь в книге достаточные ответы, только прочтите со смиренномудрием, а не с мудрованием лжеименного разума.

4. Если бы де нужно было изъяснение пророчеств и Апокалипсиса: то Господь возбудил бы кого-нибудь из апостолов. А почему вы определили Господу время, когда Он должен, и кого именно, возбудить к тому? Почему Он должен был возбуждать людей тогда, а не ныне? Почему и вы и я не можем сделаться апостолами и пророками, если Ему то угодно будет? Да вы не вникаете братцы в то, что читаете. Как объясняются, или раскрываются пророчества, об этом в последнем книжках Угроза есть: а вы спрашиваете!

5. Царствие де Божие не приходит со усмотрением. Однако ж со услышанием, ибо именно сказано: о полунощи же вопль бысть: се жених грядет! И не усмотрели те, которые, коснящу Жениху, заснули, говоря: не так-то еще скоро он придет, пустое кричат, сами не знают, Боже мой! И о сем в Угрозе писано. Я не знаю, как вы читаете, что опять вопрошаете о том, на что уже ответствовано.

6. Теперь о состоянии душ по смерти. Что Евангелие об этом не говорит, что еще не опровергает. Ни Евангелие, ни Ветхий Завет не говорят откуда взялся сатана, откуда взялись ангелы; однако ж восстающие против Douzetans, благоволительно приемлют предание о Люцифере и проч. Но напротив того Новый Завет и Ветхий даже о сем говорят. Петр Апостол особливо ясно говорит о изведении душ из ада, сидевших тамо от дней Ноевых.

Кому приятнее сотворить себе, как Навуходоносору, своего Бога жестокого, сурового, который во век не помилует; а не Бога милосердия и щедрот, тот пусть покланяется Своему Богу. Иных де сие мнение может завлечь в нерадение о своем спасении. Таковым не надо сего открывать; потому оно явно нигде и не открыто в Св. Писании, хотя намекается о покорении всяческих, не только небесных и земных, но и преисподних: (что если разуметь только о наружном господстве Божием, то и диаволы и злые человеки и теперь под властию Господа; но дух покорен только тогда, когда покорена его воля). Но при сем знай, мой любезный друг, если кто спасать себя будет из страха вечных мук, тот не удостоится блаженства; ибо это рабский, не сыновний дух, не дух Христов. Малолетний сын бывает под управлением раба: но когда возмужает, сам повелевает рабом, а не им управляется. Дух Христов есть закон любви, а не страха. 2. Тимоф. 1.7. Если же жизнь моя по смерти сей не будет постепенным очищением и просвещением: то кто может войти туда, куда не входит ничтоже скверно? И кто вырос до сей меры возраста в сей жизни, Матф. V.48.? Назовите сие чистилищем ли, мытарствами ли, адом ли: но беда и лучшим человекам, если б сего не было!

Прощай мой любезнейший друг!

Господь с тобой!

[нрзб].

РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 26. Л. 20-21 об.