Монеты Карачевского княжества

© 2009 В.В. Зайцев

Россия, Москва, Государственный исторический музей

Вскоре после гибели в Орде в 1246 г. Михаила Всеволодовича Черниговского, его обширная держава распалась. Поскольку старший сын Михаила – Ростислав бежал в Венгрию, где и умер бездетным, титул великого князя черниговского достался Роману, перенесшему столицу своих владений на север в защищенный лесами Брянск. Другие сыновья Михаила также стали обладателями уделов. Семен получил Новосиль и Глухов, Мстислав – Карачев, Юрий – Тарусу [Шеков., 1993. С.30].

Ни одному из этих княжеств не удалось сохранить свою целостность на длительный срок. На протяжении второй половины XIII и всего XIV в. они продолжали делиться на более мелкие и менее значимые в политической жизни региона феодальные владения. Судьба этих уделов сложилась по-разному. Одни из них надолго вошли в состав Великого княжества Литовского и оказались в управлении наместников или князей из династии Гедиминовичей. Другим, умело лавируя между влиянием могущественных соседей и попадая в сферу влияния то Москвы, то Литвы, длительное время удавалось сохранять относительный суверенитет. Такие княжества и в XV в. оставались во владении представителей местных династий, ведущих свое начало от черниговских князей.

В последней трети XIV в. многие из владетельных князей, обладавших уделами на территории исторической Черниговской земли, начинают изготавливать свою монету. В силу объективных обстоятельств денежный чекан этих княжеств, особенно на раннем этапе, находился под сильным влиянием монетного дела Золотой Орды. Зачастую местные монетные выпуски представляли собой двусторонние подражания джучидским дирхамам различных ханов, более или менее искусно копируя свой прототип. И только со временем на одной из сторон некоторых монет появляются изображения или даже русские надписи, содержащие имена князей. Известны, например, монеты с именами Дмитрия Ольгердовича Брянского (рис.1), Корибута-Дмитрия Новгород-Северского (рис.2), Александра Патрикеевича Стародубского (рис 3). Однако в целом монетное дело княжеств, сформировавшихся в XIV в. на обломках Чернигово-Северской земли, остается практически не изученным.

Настоящая статья посвящена атрибуции необычных средневековых монет ставших известными широкому кругу нумизматов лишь в 2003 г. Это серебряные монеты, по своим размерам и весу близкие джучидским дирхамам (дангам) конца XIV в. На их лицевой стороне имеется изображение всадника, влево, с копьем, направленным острием вперед, поверх головы коня. Оборотную сторону целиком занимает грубая имитация арабской надписи, в которой угадывается подражание дангу хана Джанибека (1342–1357).

Рис.1. Денга Дмитрия Ольгердовича Брянского,

70-е годы XIV в.

Рис. 2. Монета Корибута-Дмитрия Новгород-Северского, 80-е годы XIV в.

Рис. 3. Монета Александра Патрикеевича Стародубского, 80-е годы XIV в.

Одна такая монета (рис. 4; вес 1,38 г) присутствовала в составе клада, состоявшего из золотоордынских дирхамов и близких к ним в весовом отношении русских денег, найденного на посаде, возле г. Алексин (в Тульской обл.) в мае 2003 г. Судя по датировке младшей джучидской монеты, клад был сокрыт в 1492 г. или немного позже [Колызин, Литвинов, Селезнев, 2004 С.137]. Еще две аналогичные монеты были обнаружены осенью того же года близ с. Игрицкое Комаричского района Брянской области, предположительно на территории древнего поселения Лугань. Одна из них сильно потерта и имеет плохую сохранность. Другая, изображения на которой, несмотря на потертость и следы механических повреждений, просматриваются значительно лучше (рис.5; вес 1,26 г), чеканена той же парой штемпелей, что и монета Алексинского клада.

По фотографии плохого качества известна еще одна монета с всадником, восходящая к той же штемпельной паре (рис.6). Она присутствовала в кладе начала 90-х гг. XIV в., найденном в 2008 г. в Тульской области и состоявшем из серебряных золотоордынских и русских монет и клейменых слитков-полтин*.

Необычные по своему типовому оформлению и весу монеты сразу же привлекли внимание нумизматов. Однако их атрибуция была крайне затруднена скудостью имевшегося в распоряжении исследователей нумизматического материала и отсутствием на самих монетах надписей или каких-либо других явных указаний на эмитента, по причине чего приходилось опираться лишь на косвенные данные.

Рис. 4. Денга с изображением всадника

из Алексинского клада 2003 г.

Рис. 5. Монета, найденная в 2003 г. в Комаричском районе Брянской области

Рис. 6. Монета из клада, найденного

в Тульской области в 2008 г.

Авторами публикации Алексинского клада было отмечено, что монета с изображением всадника имеет «некоторую схожесть с литовскими монетами XIV в.». При этом подчеркивалось и совпадение ее веса «с весовыми показателями рязанских монет великого князя Олега Ивановича» [Колызин, Литвинов, Селезнев, 2005 С.163,164].

Поскольку изображение всадника на этих монетах по своей трактовке заметно напоминает аналогичное изображение, имеющееся на некоторых разновидностях ранних литовских монет, чеканенных от имени вел. кн.Ягайло [Remecas, 2003 S.94-97, №36, 45], а также с учетом ряда других обстоятельств многими исследователями был сделан вывод об их чеканке в Русских землях, находившихся в конце XIV в. под властью Великого княжества Литовского. При этом большинство нумизматов не исключало возможности выпуска таких монет Новгород-Северским князем Дмитрием Корибутом Ольгердовичем [Гончаров, Тростьянский, 2006 С.171; Барейша, 2007 С.69; Зайцев, 2007 С.122,123; Гайдуков, Зайцев. 2008 С.112]. Важную роль в данном выборе играло то обстоятельство, что денги этого князя с подражанием арабской легенде на одной из сторон, также чеканенные по весовой норме, ориентированной на вес джучидского дирхама (рис.2), были известны уже с начала XX в. [Догель, 1913 С.85-87].

Появлялись в нумизматической литературе и иные варианты атрибуции, согласно которым чеканку этих монет следовало относить к более раннему времени. Так, авторы каталога «Манеты Беларуси (до 1707 г.)», соглашаясь с мнением других исследователей о чеканке монет с изображением всадника в Северских землях, склонны датировать их второй половиной 1340-х годов, относя к периоду, предшествовавшему вхождению Северщины в состав Великого княжества Литовского [Гулецкi, Грамыка, Крываручка, 2007 С.60, 61]. В другой раз, один из этих авторов публикует денгу с всадником из Алексинского клада как «северскую монету без имени князя», чеканенную, «вероятно», в 1350-е годы [Гулецкi, 2007 С.33].

Однако выводы о столь ранней датировке монет основывались не на реальном нумизматическом материале, а лишь на умозрительных заключениях о том, что чеканка подражаний джучидским дирхамам не могла осуществляться спустя длительный период после выпуска в обращение их прототипов [Хромов, 2004 С.87,88; Гулецкi, Грамыка, Крываручка , 2007 С.60, 61] Датировка рассматриваемых монет серединой XIV в., таким образом, обосновывалась исключительно присутствием на ее оборотной стороне подражания дирхамам Джанибека.

Между тем подобный подход к датировке монет подражательной чеканки не находит своего подтверждения в кладовом материале. Напротив, можно отметить, что многие клады джучидских монет, сформировавшиеся в Русских землях в последней четверти XIV в., содержат в себе подражания монетам Джанибека тех типов, которые пока не известны по кладовым комплексам более раннего времени. В этой связи стоит напомнить, что и сама монета, о которой шла речь в названных работах, происходит из Алексинского клада, сокрытие которого, так же как и клада из Тульской области, относится к началу 90-х годов XIV в. И это на настоящий момент наиболее ранние клады, содержавшие в своем составе монеты данного типа.

За последние годы стали известны новые находки монет рассматриваемого типа, что позволяет заново обратиться к вопросу об их атрибуции. Все вновь обнаруженные монеты отчеканены с использованием разных штемпелей. Однако типовое оформление для всех их остается неизменным. В деталях повторяется даже сама трактовка изображения всадника на лицевой стороне с сохранением таких, казалось бы, второстепенных элементов, как точки по сторонам от головы всадника. Данное обстоятельство однозначно указывает на изготовление всех этих монет в едином центре, но, очевидно, в несколько разное время. Несложно проследить и эволюцию сюжета, развивавшуюся в направлении схематизации изображений и их «огрубления».

Наиболее ранними в этом ряду видимо следует считать монеты, чеканенные описанной выше штемпельной парой (рис.4-6). Они наиболее многочисленны, отчеканены на аккуратно изготовленных заготовках правильной округлой формы без видимых следов обрезки по краям. Имеющееся на них изображение всадника наполнено динамизмом. Декоративные элементы в виде крупных точек заполняют лишь наиболее свободные от изображений участки поля монеты. В подражании оборотной стороны легко угадывается прототип.

Заметно близка к этим монетам денга, происходящая из клада, обнаруженного в 2008 г. в Новосильском районе Орловской области. Датировка кладового комплекса существенно затруднена тем обстоятельством, что он был нарушен многолетней распашкой и среди монет, собранных с использованием металлодетектора, несомненно, оказались и монеты, происходящие из слоя поселения. В целом в скомплексе, насчитывавшем более 60 экз. монет, преобладали джучидские дирхамы, отчеканенные в конце XIV–начале XV в. (определение В.П. Лебедева), что позволяет предварительно отнести время его сокрытия к концу второго десятилетия XV в.

Монета с всадником из Новосильского района выделяется своим тяжелым весом – 1,5 г. Это усиливает возможность связи ее находки не с кладовым комплексом начала XV в., а с культурным слоем поселения. Изображение на ее лицевой стороне, хотя и повторяет в основных деталях изображение всадника, имеющееся на описанных выше монетах, все же содержит заметно меньше динамики, а фигура всадника, вооруженного копьем, и вовсе статична и схематизирована. На голове воина появляется островерхий «шлем», а подражание на оборотной стороне дополняется серией крупных точек в нижней части поля монеты (рис.7).

Точное место находки другой монеты этого же типа неизвестно. Ранее, согласно сведениям почерпнутым из нумизматических интернет-сайтов, предполагалось, что она была найдена на территории Стародубского или Клинцовского районов Брянской области [Зайцев, 2009 С.19,20, рис.4]. Однако, как недавно сообщил белорусский нумизмат А.Громыко, эта монета, в действительности была, видимо, обнаружена на территории современной Курской области.

Вес монеты 1,31 г. На ее лицевой стороне также изображен всадник в островерхом шлеме. Возможно, штемпели, как для этой, так и для предыдущей монеты резал один мастер. Заметная близость просматривается во многих элементах изображения. Обращают, например, на себя внимание одинаково длинные, изогнутые книзу уши коня (рис.8). В то же время в целом изображение всадника на этой монете выглядит еще более схематичным, а поле монеты «украшается» дополнительными элементами, не несущими смысловой нагрузки, что можно расценивать и как свидетельство «варваризации» типа. Количество точек на лицевой стороне заметно увеличивается. Теперь они занимают уже почти все свободные от изображения участки штемпеля. В имитации арабской легенды на оборотной стороне монеты угадывается подражание дирхаму хана Абдаллаха (1363–1370), имя которого (хотя и со значительными искажениями) читается во второй строке. По мнению А.М. Колызина, прототипом для подражания мог, очевидно, послужить дирхам чекана Орды 770 г.х., на котором вместо надписи «султан правосудный» в первой строке помещена надпись «правосудный султан» [Сагдеева, 2005. №340]. Оборотная сторона монеты также приобретает декор в виде пояска, состоящего из «зигзагов» с точками в уголках, расположенного вдоль внутренней стороны кругового ободка.

В подобном оформлении оборотной стороны можно усмотреть подражание одному из типов анонимных денег Дмитрия Ивановича Донского с изображением на лицевой стороне воина, вооруженного мечом и топором, чеканка которых, по всей видимости, осуществлялась в начале 80-х годов XIV в. [Гайдуков, Гришин, 2009 С.330, рис.2: 1,2]. Хотя нельзя исключать, что за подобным орнаментальным пояском стоит попытка резчика преобразовать на свой лад фигурный картуш джучидского дирхама.

Одна денга с изображением всадника с копьем входила в состав небольшого комплекса серебряных монет, собранного осенью 2008 г. на территории средневекового селища, расположенного на р.Проня в Новомосковском районе Тульской области. Комплекс лишь условно можно назвать кладом. Он состоит из 26 монет и, по всей видимости, представляет собой содержимое кошелька. Младшей монетой в нем является данг хана Токтомыша, Крым ал-Джадид, 785 г.х. (определение В.П. Лебедева) с надчеканкой русских букв «ПС». Время формирования комплекса, таким образом, должно быть отнесено ко второй половине 80-х гг. XIV в.

Монета с изображением всадника из Новомосковского клада отчеканена на серебряной пластине с ярко выраженными следами обрезки по краям. Подражание на оборотной стороне монеты вырезано в грубой менере, его прототип не угадывается (рис.9).

Еще одна монета с изображением всадника с копьем, влево, была найдена осенью 2007 г. на посаде городища Слободка, отождествляемого археологами с летописным городком Болдыж (в Шаблыкинском районе Орловской области). Ее вес составляет 1,28 г, по краям явно прослеживаются следы обрезки. Все изображения на этой монете выполнены небрежно и неумело, благодаря чему подражание, расположенное на ее оборотной стороне, выглядит, как набор беспорядочно нанесенных линий и точек (рис.10). Подобная крайняя схематизация рисунка нехарактерна для подражательных монет, чеканившихся в русских землях в 70–80-е годы XIV в., прототип которых, послуживший образцом копирования, как правило, угадывается. Таким образом, денгу с грубо выполненным изображением всадника, происходящую из-под Слободки, видимо, следует рассматривать как наиболее позднюю в ряду всех рассмотренных выше монет этого типа.

В итоге можно назвать ряд факторов, позволяющих ограничить возможное время чеканки рассматриваемых монет в рамках двух последних десятилетий XIV в. Это и отмечавшаяся ранее многими исследователями близость типа их лицевой стороны монетам литовского великого князя Ягайло, и наличие на оборотной стороне некоторых монет грубых подражаний джучидским дирхамам (в том числе подражания монете Абдаллаха) или элементов подражания московским денгам 1380-х годов. Важно также отметить присутствие таких монет в составе кладовых комплексов сокрытых в 90-е годы XIV в., а возможно (в случае происхождения из нарушенного распашкой клада монеты, найденной в Новосильском районе Орловской области) и в конце второго десятилетия XV в. Все вместе перечисленные обстоятельства практически исключают возможность чеканки монет этого типа в более ранний период.

Анализ топографии находок монет с изображением всадника дает важную информацию и для определения места их изготовления. Как уже говорилось, две монеты с всадником были найдены севернее Севска, близ с. Игрицкое на р. Усожа (левый приток р. Нерусса). Во второй половине XIV в. эта территория входила в состав Брянского княжества, гранича с владениями карачевских князей. С бывшей территории Карачевского княжества происходит монета с грубым подражанием на оборотной стороне, найденная у городища Слободка. Три клада, содержавшие в своем составе монеты с всадником, также были обнаружены на территории Верховских княжеств. Точное место находки еще одной монеты, происходящей, предположительно, из Курской области, пока неизвестно.

Рис. 7. Монета, найденная в Новосильском районе Орловской области

Рис.8. Монета, предположительно найденная в Курской области в 2007 г.

Рис.9. Монета, найденная в 2008 г. в Новомосковском районе Тульской области

Рис.10. Монета, найденная на посаде городища Слободка в Орловской области

Итак, топография находок монет с изображением всадника с копьем на лицевой стороне и подражанием арабской легенде на оборотной, исключает возможность их чеканки в Новгород-Северском княжестве. Ни одна из таких монет не была найдена на его территории. Достаточно внимательно посмотреть на карту с указанием мест находок монет, чтобы убедиться, что их чеканка осуществлялась в землях, располагавшихся в верхнем течении Оки, и что это могло быть либо Карачевское, либо Новосильское княжество (рис.11).

Этим княжествам, благодаря их расположению в «буферной зоне», между владениями Великого княжества Литовского, Великого княжества Московского и Золотой Орды, длительное время удавалось сохранять относительную самостоятельность. Причем именно по границе этих двух княжеств во второй половине XIV в. проходила и граница сфер влияния Москвы и Литвы, периодически отклоняясь в ту или другую сторону.

Вскоре после победы в 1362 г. Ольгерда над татарами в битве на Синих Водах и потери суверенитета Брянским княжеством, большинство Верховских княжеств попадают в зависимое положение от Великого княжества Литовского. На ситуацию в регионе, несомненно, повлиял и довольно успешный поход Ольгерда на Москву, совершенный им в 1368 г. [Гудавичюс, 2005 С.140, 141]. Союзнические отношения были подкреплены династическими браками – оба правителя наиболее крупных и влиятельных верхнеокских княжеств, Иван Новосильский и Святослав Карачевский женятся на дочерях Ольгерда.

Однако в ходе московско-литовских военных столкновений конца 60-х – начала 70-х гг. XIV в. в регионе формируется и антилитовский блок. Вероятно, уже в результате ответного похода Дмитрия Ивановича Московского зимой 1369/70 гг. на Брянск, Мценск и Калугу князь Иван Новосильский был замещен ориентировавшимся на Москву его братом Романом [Шеков, 1993 С.34, 35]. В московско-литовском соглашении о перемирии, составленном летом 1372 г., в период стояния противоборствующих войск под Любутском, Роман Семенович Новосильский, очевидно, как «старший» в роде черниговских князей назван великим князем. И хотя, как было показано С.Кучиньским, новосильские князья при определенных обстоятельствах, действительно, могли претендовать на использование великокняжеского титула [Kuczyński, 1936 S.125, 126], в данном случае, несомненно, угадывается лишь стремление московской стороны подчеркнуть значимость своего сторонника [Кучкин, 2003 С.157]. Князь Роман Новосильский в качестве союзника Дмитрия Ивановича Московского участвует в 1375 г. в походе на Тверь. В отместку за это татарами Мамая, поддерживавшего Ольгерда в его противостоянии Москве, в том же году был полностью разорен Новосиль и Роман Семенович был вынужден перенести столицу в г. Одоев [Шеков, 1993, С.35].

Карачевское княжество в отличие от Новосильского оставалось, очевидно, на всем протяжении второй половины XIV в. в орбите влияния Литвы, сохраняя при этом внешние атрибуты самостоятельности. Вплоть до начала XV в. здесь правили представители местной династии, потомки первого Карачевского князя Мстислава Михайловича.

По-видимому, уже в конце XIII в. из Карачевского княжества выделяются Козельский и Звенигородский уделы, последний из которых располагался предположительно в районе современных городов Орел и Болхов [Крашенинников, 1990, С.64]. Однако эти уделы длительное время не разрушали внутренней целостности княжества, составляя как бы доли князей в общей с братьями вотчине, «старший» из которых занимал Карачевский стол. Об этом, например, говорит тот факт, что еще в первой половине XIV в. Карачев переходит к князю Титу, владевшему ранее Козельским уделом. Титу наследует его сын Святослав, женившийся, как уже говорилось, на дочери Ольгерда – Феодоре. Другой же его сын Иван, женатый на дочери рязанского князя Олега, становится князем в Козельске. Династические браки представителей Карачевского княжеского дома также, вероятно, свидетельствуют об антимосковской направленности их политики. Позднее Карачев принадлежал сыну Святослава – князю Мстиславу, а затем и его внуку Ивану Мстиславичу Хотету, при котором в начале XV в. Карачевское княжество окончательно теряет свою независимость.

В 1407 г. литовские войска сожгли столицу Новосильского княжества – Одоев. В ходе военных действий 1406–1408 гг. Витовт захватывает Мценск и учреждает там и в Любутске наместничества, ставшие опорными базами Литвы в верхнеокском крае. В это же время Витовтом были отняты земли карачевских, перемышльских и белевских князей. Карачев был занят «на имя» литовского великого князя и стал управляться его наместниками. Потомкам карачевских князей при этом остались лишь небольшие уделы с центрами в Мосальске и Хотетове [Крашенинников, 1990, С.79; Шеков, 1993, С.39, 40].

При решении вопроса о том, к какому же из двух названных княжеств следует отнести чеканку монет с изображением всадника, из-за отсутствия иных данных, также приходится опираться, прежде всего, на анализ распределения их находок и типологию. Нетрудно заметить, что на территории Новосильского княжества монеты с всадником встречены лишь в составе кладовых комплексов, имевших довольно пестрый состав. Близость обнаружения одного из этих двух кладов к г. Новосилю не должна вводить в заблуждение, поскольку, как уже было сказано, после разорения этого города татарами Мамая в 1375 г. столица княжества была перенесена далеко на север, в г. Одоев. Случилось это еще до начала чеканки рассматриваемых монет. Следовательно, присутствие в составе этого комплекса (кладового или находок с поселения) монеты интересующего нас типа может быть объяснено именно близостью данной территории к владениям карачевских князей.

Большинство единичных находок также явно тяготеют к Карачеву. Это можно сказать как про находку такой монеты на посаде городища Слободка, так и про находки двух монет близ села Игрицкое. В пользу Карачева в данной ситуации свидетельствует и монета, найденная в Курской области.

Наконец типология рассматриваемых монет также больше склоняет к возможности отнесения их к чекану Карачевского княжества. Выше уже отмечалась близость изображения лицевой стороны этих монет некоторым типам монет литовского великого князя Ягайло. И это, возможно, не просто случайность. Отсутствие карачевских князей среди участников Куликовской битвы, неучастие их в походах объединенных сил русских войск под знаменами Москвы на Тверь (в 1475 г.) и Рязань (в 1485 г.), а также направленность династических браков свидетельствуют об их последовательной приверженности пролитовского блока.

Рис. 11. Места находок безымянных денег с изображением всадника с копьем на лицевой стороне

Для Святослава Титовича и его сына Мстислава, в период правления которых и могли чеканиться эти монеты, с политической точки зрения, было выгодно демонстрировать, как свои родственные связи с Ягайло, так, возможно, и признание его в качестве верховного сюзерена. Поскольку Ягайло не обладал реальной властью даже над литовскими землями, такое признание нисколько не ущемляло их самостоятельности. Напротив, оно в определенной степени могло защитить карачевских князей от притязаний со стороны могущественного Витовта. Разумеется, подобная демонстрация приверженности Ягайло могла иметь смысл лишь до начала 1401 г., т. е. до того времени, когда Витовт официально был провозглашен великим князем. Позднее она могла быть даже опасной. Именно рубеж XIV–XV вв. следует считать наиболее поздней датой в возможном периоде чеканки монет с изображением всадника. Хотя есть основания полагать, что их выпуск был завершен даже несколько раньше.

Таким образом, новые находки монет рассматриваемого типа позволяют, на мой взгляд, окончательно отвергнуть встречающееся в нумизматической литературе предположение об их чеканке в Новгород-Северском княжестве. Местом изготовления этих монет, несомненно, являлись земли, расположенные в верхнем течении Оки.

В пользу чеканки монет с изображением всадника в Карачевском княжестве, помимо доводов, перечисленных выше, могут свидетельствовать и особенности техники их изготовления. Монеты этого типа отчеканены на заготовках, вырезанных из тонкой раскованной серебряной пластины. Ранние монеты имеют более правильную округлую форму, однако, похоже, что и у них есть следы обрезки по кругу. Важно отметить, что подобная техника чеканки была характерна в последней четверти XIV в. для монетного дела соседних с Карачевским Брянского и Стародубского княжеств [Зайцев, 2007. С.127, 133-135].

Наиболее ранними монетами рассматриваемого типа, как уже отмечалось, следует считать денги, присутствовавшие в составе Алексинского и Тульского кладов (см. рис.4-6). Монеты этого варианта наиболее многочисленны. Не исключено, что выпуск таких монет мог осуществить зять Ольгерда – карачевский князь Святослав Титович. Другие варианты монет с изображением всадника с копьем явно копируют тип первых, но их изображения выполнены в более грубой манере. Каждый из этих вариантов представлен пока лишь одним экземпляром монет (рис.7–10), что можно расценивать как указание на использование для их чеканки бронзовых штемпелей. Выпуск таких монет осуществлялся, очевидно, уже в княжение Мстислава Святославича.

В целом же, как было показано выше, безымянные монеты с изображением всадника с копьем могли изготавливаться на протяжении двух последних десятилетий XIV в. При этом присутствие в кладе рубежа 80–90-х гг. XIV в. из Новомосковского района Тульской области одного из наиболее поздних вариантов монет этого типа (на небрежно вырубленной заготовке и с грубым подражанием арабской легенде), позволяет утверждать, что их чеканка завершилась не позднее середины 1390-х годов.

Литература

Барейша Ю., 2007. Аб атрыбуцыi i датаваннi дзвюх манет Алексiнскага скарбу // Банкаускi Веснiк. №13 (378).

Гайдуков П.Г., Зайцев В.В., 2008. «Русско-литовская» монета XIV в. из-под Севска // Крынiцазнауства i спецыяльныя гiстарычныя дысцыплiны. Навуковы зборнiк. Вып. 4. Мiнск.

Гайдуков П.Г., Гришин И.В.,2009. Именные деньги великого князя Дмитрия Ивановича Донского. (Типология и хронология) // Великий Новгород и средневековая Русь. Сборник статей к 80-летию В.Л. Янина. М.

Гончаров Е.Ю., Тростьянский О.В., 2006. Монеты русских уделов Гедиминовичей // МНК, посвященная 150-летию Национального музея Литвы: Тез. докл. Вильнюс.

Гудавичюс Э., 2005. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. М.

Гулецкi Д., Грамыка А., Крываручка А., 2007. Манеты Беларуси (да 1707 г.). Мiнск.

Гулецкi Д., 2007. Манеты Беларускай даỷнiны. Мiнск.

Догель М.И., 1913. Неизданная русская монета XIV в. // Записки нумизматического отделения Русского археологического общества. Т. II. Вып. III–IV. СПб.

Зайцев В.В., 2007. Новые находки ранних монет Великого княжества Литовского в России // Средневековая нумизматика Восточной Европы. Вып. 2. М.

Зайцев В.В., 2009. О монетах Карачевского княжества конца XIV в. // Средневековая нумизматика Восточной Европы. Вып. 3. М.

Колызин А.М., Литвинов С.В., Селезнев А.Б., 2004. Клад золотоордынских и русских монет из-под Алексина // Двенадцатая ВНК. Тез. докл. и сообщ. М.

Колызин А.М., Литвинов С.В., Селезнев А.Б., 2005. Алексинский клад монет XIV века (Предварительная публикация) // Московское нумизматическое общество. Нумизматический сборник № 12. М.

Крашенинников В., 1990. Взгляд через столетия. Тула.

Кучкин В.А., 2003. Договорные грамоты московских князей XIV в.: Внешнеполитические договоры. М.

Сагдеева Р.З., 2005. Серебряные монеты ханов Золотой Орды: Каталог-определитель. М.

Хромов К.К., 2004. К вопросу о начале монетной чеканки на территории Киевского княжества в XIV в. (о «киевских» подражаниях монетам Джанибека) // Двенадцатая ВНК: Тез. докл. и сообщ. М.

Шеков А.В., 1993. Верховские княжества: Краткий очерк политической истории. XIII–середина XVI в. (Труды Тульской археологической экспедиции. Вып. 1). Тула.

Kuczyński S.M.,1936.Ziemie czernihowsko-siewierskie pod rządami Litwy. Warszawa.

Remecas E., 2003. Vilniaus zemutines pilies pinigu lobis. Vilnius.