ДРЕВНИЕ ГРЕКИ 2 страница

У афинян были те же проблемы с дисциплиной и неповиновением. К примеру, афинский полководец Демосфен хотел укрепить Пилос – стратегический греческий пункт на вражеском побережье. Об этом читаем у Фукидида: «После обсуждения этого вопроса с командирами частей и не в состоянии убедить ни офицеров, ни солдат, он оставался в бездействии до тех пор, пока сами солдаты, опасаясь подхода врагов, вдруг по своей воле бросились укреплять свое расположение».

По мере увеличения доли наемных частей дисциплина несколько крепла. Греческие наемники, сражавшиеся в войске Кира [16], однажды получили приказ наступать медленным шагом, но вскоре, увеличив шаг, «солдаты самовольно пустились вперед бегом». Те же самые воины могли позволить себе забросать своего командира камнями в знак недовольства. Вполне вероятно, что, когда прямые приказы и угрозы не действовали, командирам приходилось прибегать к лести.

Греческие города‑государства, за исключением Спарты, как представляется, не имели в рядах своих армий опытных младших офицеров. Приводимая ниже цитата из Фукидида показывает, что система, при которой команды доводились по цепочке офицеров до командира подразделения из тридцати двух человек, была отличительной особенностью именно спартанской армии.

«Они тотчас же и поспешно направлялись в ряды воинов, а Агис, их царь, управлял всем в соответствии с законом. Потому что когда на поле сражения находится сам царь, то все команды исходят только от него; он отдает команду полемархам, те передают их пентекостисам, последние, в свою очередь, эномотархам, а уже те – эномотисам. Короче говоря, все команды следуют таким образом и очень быстро доводятся до воинов; а так как вся армия лакедемонян, за исключением небольшой ее части, состоит из офицеров, подчиненных другим офицерам, то заботы о том, чтобы все было исполнено так, как должно, ложатся целиком на них».

Кавалерийские части, которые в большинстве греческих государств были весьма незначительны, формировались из зажиточных граждан – тех, кто мог позволить себе приобрести и доспехи (поскольку конники обычно в бою носили хотя бы кирасу), и коня. Всадники во всех случаях размещались на одном или обоих флангах основной массы войск, где они выполняли двойную задачу: отгоняли легковооруженных воинов противника – пращников, лучников и копьеметателей – и атаковывали размещенную подобным же образом конницу врага.

Поскольку древние греки не использовали седла, а ездили верхом прямо на конской спине, иногда покрывая ее только попоной, и не знали стремян, то использование копья, такого, какое применялось во времена Средневековья, было нецелесообразным, и основным оружием всадника служил меч. Использовались, однако, легкие метательные дротики, и время от времени в текстах встречается упоминание о конных лучниках. Обстреливали ли они врага из луков, пуская стрелы на скаку, как это делали персы, или же спешивались и стреляли стоя, мы не знаем.

Хотя греческие государства постоянно увеличивали использование в боях конницы, этот род войск никогда не достигал той мощи и эффективности, которых он достиг у македонян. Одной из причин этого было то, что большая часть Греции представляет собой горы или пересеченную местность, непригодную для конницы. Можно заметить, что использование конницы увеличивалось в направлении с юга на север. У спартанцев вообще не было конницы вплоть до Пелопоннесской войны, но даже с ее началом конница никогда не была ни многочисленной, ни эффективной. Ксенофонт сообщает, что в сражении при Луктре «лакедемонянская конница была совершенно неэффективна, поскольку коней содержали самые богатые граждане. Когда же пришло известие о походе, то кони эти были переданы другим, особо назначенным людям, им же было выдано и оружие, поэтому и оказалось так, что верхом в битву пошли самые неумелые и малодушные». Столь своеобразным, мягко говоря, методом формирования конных подразделений только и можно объяснить постоянную слабость в бою спартанской конницы.

Афиняне уделяли коннице гораздо больше внимания, и она была чем‑то вроде привилегированной воинской части, в которой служили молодые и богатые граждане. Она временами насчитывала до 1200 человек, но, даже при таком немалом количестве, составляла лишь весьма малую часть от общего числа вооруженных сил. Беотийцы, жившие на севере страны, применяли конницу весьма интенсивно, их всадники отличились в битвах при Луктре и во время второй битвы под Мантинеей. Равнины Фессалии гораздо больше подходили для действий конников, чем прибрежные полоски земли в Македонии. Без сомнения, именно эти обстоятельства да еще существовавшие социальные обстоятельства, обуславливавшие степень зависимости от наличия конных подразделений у различных государств, и создали условия для развития здесь конницы.

У древних греков существовало несколько различных видов конницы. Имелось три основных ее разновидности: тяжеловооруженная конница, так называемая «греческая» конница и конница «тарентийская» [17]. Тяжеловооруженная конница – катафракты – имела, без сомнения, своим образцом тяжелую конницу персов. Они были облачены в шлемы, кирасы, вооружены небольшими круглыми щитами, а их кони имели защиту в виде наголовной брони (chamfron) и нагрудного щитка. «Греческая» конница – широко применявшийся тип войск – имела менее существенное защитное снаряжение или не имела его вообще; их кони тоже не были защищены. Третий тип конницы – «тарентийская» – был собран с бору по сосенке, имел разнородное вооружение, часть всадников действовала луками, а другие метательными дротиками. Критяне, судя по историческим хроникам, славились как опытные конные лучники.

Лук как оружие в Древней Греции отнюдь не был в загоне, и во время Пелопоннесской войны все большее и большее применение находили лучники – местные или из союзных городов. Однако лук никогда не являлся национальным оружием, каким он был в средневековой Англии. Его применение расходилось с концепцией солдата‑гражданина, поскольку лучник требовал гораздо большей подготовки, чем гоплит. В армии Ксенофонта лучниками служили критяне, из чего можно сделать вывод, что остров славился стрелками из лука. Родос же был знаменит своими пращниками, во многих рукописях древних авторов имеются упоминания о том, что подразделения пращников с Родоса служили в различных армиях.

Пелопоннесская война, продолжавшаяся в течение двадцати семи лет, привнесла большие перемены в тактику подготовки и применения легковооруженных воинов. По мере продолжения военных действий, с ростом числа потерь среди солдат‑граждан, становилось неизбежным все более интенсивное использование наемных войск. По свидетельству одного из историков, спартанцы, способные во времена войны с персами выставить армию численностью 8000 человек, спустя сто лет могли собрать у себя лишь немногим больше 1500 воинов.

Даже не принимая во внимание потери личного состава в бою и от болезней, продолжительный характер современных операций стал требовать смены старой системы универсальной службы. Обычный горожанин не мог позволить себе оставаться оторванным от своих средств существования, так что город счел должным не только оснащать его оружием и необходимым снаряжением, но и обеспечивать его семью в его отсутствие. Если солдат‑гражданин начинал получать плату за свою службу, то оставался только один шаг и до найма вместо него профессионала, что удовлетворяло все три стороны. Бюргер‑копьеносец возвращался к своим делам, государство приобретало подготовленного солдата, а наемник заполучал работу.

Еще до начала Пелопоннесской войны некоторые древнегреческие города‑государства стали нанимать на постоянной основе небольшие группы профессиональных солдат, как с целью избавить своих граждан от поглощающей изрядную часть времени воинской службы, так и из соображений эффективности – в случае непредвиденных ситуаций эти группы становились ядром войск, созываемых при всеобщей мобилизации.

Профессиональный тяжеловооруженный копьеносец был, вне всякого сомнения, гораздо лучше подготовленным воином, чем средний солдат‑гражданин, возможно даже, равным спартанскому гоплиту. Но еще более выгодно отличались легковооруженные воины – пелтасты, которые получили свое название по небольшому щиту, который они использовали для защиты. Сражение рассыпанным строем требовало гораздо большей личной дисциплины и подготовки, чем в плотно сомкнутом строю, и профессиональный легкий пехотинец представлял собой гораздо более опасного бойца, чем «бедный родственник» из вспомогательных частей при всеобщей воинской службе. В ходе Пелопоннесской войны увеличение числа и повышение эффективности применяемых подразделений легковооруженных воинов привело к возрастанию их роли в военных действиях.

Легкая пехота всегда была наиболее многочисленным родом войск в бедных и менее развитых государствах гористого севера Греции. В предпринятом афинянами в 429 году до н. э. походе против жителей Халкидики участвовало 2000 тяжеловооруженных пехотинцев, 200 конников и неуказанное число легких пехотинцев. Они потерпели поражение от соизмеримых сил противника (событие, которое, вероятно, и подвигло афинян на сделанный ими выбор в пользу более легковооруженной пехоты). Афинские гоплиты разбили противостоявшую им тяжелую пехоту, но их конница и легковооруженные пехотинцы, в свою очередь, потерпели поражение от вражеской легкой пехоты и конницы, обрушившихся затем на тяжеловооруженную пехоту афинян. Гоплиты с боем отступили, но, «как только афиняне переходили в наступление, противник пропускал их, а затем осыпал стрелами и камнями из пращей, после чего те немедленно отступали. Халкидикийские всадники, в свою очередь тесня афинян и осыпая их стрелами, вызвали в их рядах панику, обратили в бегство и преследовали их довольно долго».

Спустя десять лет афинянин Демосфен позволил убедить себя отдать приказ о наступлении на этолийцев, которые «хотя и были многочисленным и воинственным народом, но обитали в селениях без стен, разбросанных далеко друг от друга, и не имели другого оружия, кроме легкого…». Вдохновленный первыми успехами, Демосфен углубился на территорию противника, не дожидаясь подхода подкрепления в виде легковооруженных копейщиков, которых у него было недостаточно. Этолийцы, разъяренные этим вторжением, собрали силы и дали отпор афинянам и их союзникам, спускаясь с гор по обеим сторонам дорог и осыпая их дротиками. Когда афиняне пытались разбить их строем фаланги, этолийцы отступали и вновь наступали при отходе афинян. Довольно долго продолжалась такая война, состоявшая из перемежавшихся наступлений и отступлений, причем в обеих этих операциях афиняне действовали довольно слабо.

Пока еще у афинян оставались стрелы, им удавалось удерживать легковооруженных этолийцев на отдалении; но, когда командир лучников был убит, а его люди рассеяны, солдаты афинян, смертельно уставшие от повторения одних и тех же маневров, осыпаемые дротиками этолийцев, обратились наконец в бегство… «Множество их было повержено во время отступления быстроногими и легковооруженными этолийцами, и много пало под ударами их дротиков…»

Фукидид упоминает, что потери союзников афинян были весьма тяжелыми, но особенно удручила их гибель ста двадцати тяжеловооруженных афинских пехотинцев, «бывших в расцвете жизненных сил. Именно лучшие из лучших жителей Афин пали в этой войне». Это замечание убедительно демонстрирует, сколь незначительны были силы даже такого большого города, как Афины, и сколь чувствительной для армии была потеря даже ста двадцати граждан.

Таким образом, легковооруженные пелтасты заняли свое собственное место на войне. В состав более поздних военных походов афинян входили шестьсот лучников на одну тысячу гоплитов, так что, по всей вероятности, урок, преподанный этолийцами, был усвоен крепко. При Делиуме беотийская армия состояла из 10 000 легковооруженных пехотинцев, 1000 всадников и 7000 тяжеловооруженных гоплитов – большая доля легкой пехоты даже для государства на севере Греции. В этом сражении вышло так, что конница афинян или часть ее, обогнув холм, неожиданно оказалась против своего правого фланга, который к этому времени теснил противника. Конница была принята афинянами за подкрепление противника; афинское войско охватила паника – доказательство того, что избыток воображения для солдата столь же опасен, как и его недостаток.

В позднейший период афинянин Ификрат [18]внес значительные улучшения в подготовку и оснащение пелтастов. Он снабдил их легкими доспехами, большими щитами, более длинными копьями и мечами. Из нерегулярных формирований сомнительной ценности пелтасты превратились в хорошо организованный род войск. Успехи в Коринфской войне [19](ок. 390 до н. э.) еще раз показали, что легковооруженный воин, правильно используемый в бою, представляет серьезную угрозу для тяжелой пехоты. В одном из сражений подразделение из шестисот спартанских гоплитов было атаковано пелтастами под командованием Ификрата. Тяжелая пехота была разбита несколькими последовательными атаками легковооруженного подразделения, и многие спартанцы пали на поле брани, «и это было тем" более горько сознавать, что отборный полк полностью вооруженных лакедемонян был разбит всего лишь горсткой пехотинцев». Это поражение немало способствовало тому, что военный престиж Спарты померк, а профессиональное мастерство пелтастов получило высокую оценку.

 

СПАРТА

 

Среди городов‑государств Древней Греции существовало одно, которое занимало совершенно особое место и которое и по сегодняшний день остается символом строжайшей дисциплины, сурового образа жизни и непреклонного мужества. И далеко не случайно, что именно Спарта заняла во взаимоотношениях древнегреческих государств исключительное положение, которое она удерживала в течение длительного времени и за которое заплатила потом и кровью своих граждан. Вся жизнь взрослого населения этой страны напоминала жизнь военного лагеря, существование их было посвящено одной‑единственной цели – подготовке к войне. И подготовка эта была столь успешной, что одного только появления на поле боя войска спартанцев во многих случаях было достаточно, чтобы обеспечить победу. «…Их отвага почиталась непобедимой, а их репутация воинов еще до начала битвы поражала их врагов, которые считали для себя невозможным победить спартанцев…» Их воинская репутация была столь высока, что, когда из 420 спартанских гоплитов оставшиеся в живых 120 человек после долгой осады и жестоких сражений с противником, многократно превосходившим их числом, сдались в плен, это так же удивило всю Грецию, как и безрассудная смелость афинского военачальника, напавшего на них с войском, погруженным на семьдесят судов.

«Ничто в ходе этой войны не могло удивить эллинов больше такого исхода. Всегда считалось, что ни сила, ни лишения не могут заставить лакедемонян сложить оружие, что они будут биться до последнего человека и погибнут с оружием в руках…»

Чтобы понять спартанского солдата, необходимо представить себе организацию спартанского общества. Народ Спарты представлял собой военную касту, скованную железной дисциплиной, довлевшей над каждым взрослым мужчиной‑спартанцем с рождения и до самой смерти. Вся жизнь гражданина Спарты была посвящена служению государству. Каждое действие каждого гражданина было подчинено единой цели: созданию сообщества непобедимых воинов. Чтобы достичь этого, было необходимо, чтобы каждый гражданин был освобожден от забот по содержанию себя и своей семьи. Именно этой цели служила социальная структура спартанского государства – подготовка из спартанца первоклассного воина должна была поглощать все его время. Задача эта не могла быть достигнута еженедельными воскресными тренировками, во время которых неуклюжие подростки и дородные отцы семейств не столько занимались бы делом, сколько радовались бы возможности на законном основании отлынивать от надоевшей школы или от сидения в мелочной лавочке. Подобно профессиональным солдатам, спартанцы посвящали все свое время военному делу. Когда же спартанцы встречались на поле боя с наемными воинами, то, даже при равенстве в физической силе и искусстве владения оружием, срабатывали два решающих фактора, которые однозначно определяли исход сражения в пользу спартанцев. Этими факторами были более эффективная система управления войсками и (что играло гораздо большую роль) громадное моральное превосходство, определявшееся чувством глубокого патриотизма, соединенного с почти мистической верой в то, что все спартанское самое лучшее, а многочисленные потери укрепляли в каждом воине уверенность в себе.

Люди Античности, по словам Плутарха, «представляли себе храбрость не как простое бесстрашие, но как осмотрительный страх позора и бесчестья». В отличие от поэта, который мог беззастенчиво написать:

 

Свой щит швырнул я на землю;

Что до меня – то я сбежал, поскольку был должен выжить.

Теперь им владеет некий фракиец – а мне осталась моя жизнь.

Да и черт с ним, со щитом, он неплохо мне послужил,

И я смогу теперь купить себе другой.

 

Гордая мать‑спартанка предпочла бы, чтобы ее сын был принесен домой на щите, чем без него. Спартанца, сбежавшего с поля боя, ждали позор и бесчестье, и ни одна женщина не пожелала бы выйти за него замуж. Таких беглецов могли избивать на улицах, причем они не имели права сопротивляться; они должны были ходить в заплатанной одежде, немытыми и нечесаными.

Суровый спартанский кодекс поведения не позволял даже каких‑либо проявлений скорби в семьях погибших. Процитируем Плутарха: «Когда пришли известия о [поражении под] Левктрами… происходила гимнопедия [20]и мальчики танцевали в театре, когда прибыли вестники из Левктр. Эфоры [распорядители] сочли, что новости эти были весьма значительными для того, чтобы нанести существенный удар по государственной мощи Спарты, а тогда ее первенство над другими греческими государствами навсегда уйдет. Поэтому они распорядились не прерывать танцев и продолжать все другие мероприятия празднества, но в частном порядке разослали по всем семьям списки погибших, сообщив также о том, что дали команду продолжать все публичные действа. На следующее утро, когда уже все семьи знали обо всем, а имена павших были известны всем жителям, равно как и имена оставшихся в живых, отцы, родственники и друзья погибших собрались все вместе на рыночной площади и стали восторженно поздравлять друг друга; отцы же оставшихся в живых, наоборот, не выходили из дому, сидя там среди женщин».

В этом эпизоде мы видим все составляющие того положения, которое Спарта занимала в течение ряда поколений. В ее гордости, высокомерии, уверенности в своей непобедимости и отрицании всяческих перемен мы находим семена грядущего военного поражения. Но, кроме неспособности приспособиться к меняющейся военной тактике, существовало еще одно обстоятельство, которое с роковой неизбежностью вело Спарту к крушению. Корни этого заключались в своеобразной структуре спартанского государства, которая обрекала самое себя на уничтожение из‑за истощения человеческих ресурсов. Притока новых граждан практически не существовало, а потери в бесчисленных войнах постоянно уменьшали число полноправных граждан. Это привело к постепенной концентрации богатства в руках немногих людей (истинная причина упадка большинства государств), поскольку неимущие спартанцы не могли вносить свою долю в общий котел и потому теряли права гражданина. Аристотель писал, что Спарта пала из‑за недостатка мужей. В 243 году до н. э. в ней жило только семьсот полноправных граждан, из которых около сотни человек владели всей землей.

Когда волна вторгшихся дорийцев прокатилась по всей Греции, самый дальний всплеск ее забросил пришельцев на перешеек и в глубину Пелопоннеса. Здесь, в Лаконии, в самом сердце античных царств, одно из племен дорийцев, лакедемоняне, как они называли себя, расселились в нескольких деревнях в долине Эуротас. Со временем одно из этих поселений, ставшее городом, Спартой, смогло подчинить своему влиянию всех живущих вокруг соседей. Борьба с обитателями этой страны, наследниками древней ахейско‑минойской культуры, продолжалась долгие годы. Спарта, оплот пришельцев, по своей сути больше напоминала вооруженный лагерь и в определенном смысле навсегда осталась им. По мере того как все больше поселений склонялось перед пришельцами, они все больше напоминали небольшой остров захватчиков, окруженный морем покоренных. Но гораздо большую угрозу спартанскому государству представляла не вероятность нападения извне, а те принципы, на которых строилась его социальная система. В еще большей мере это стало ясно, когда после долгих лет сражений в состав спартанских территорий вошла плодородная область Мессения. Спартанцы были суровым народом, и с привычной им суровостью они обращались с покоренными народами. Некоторые из этих народов, более или менее мирно покорившиеся пришельцам, стали называться периэками, или «живущими около». Другие, менее удачливые, стали известны как илоты. Они, коренные обитатели этих мест, которых спартанцы лишили всякой собственности, были низведены до положения рабов и возделывали земли для своих новых хозяев. Отдав определенное, строго установленное количество урожая своим господам, они получали право оставить себе излишки и владеть частной собственностью. Но если периэки могли сами решать свои местные дела, за исключением политических, то илоты не имели вообще никаких прав. Условия их жизни были тяжелыми, и они снова и снова поднимали восстания. Чтобы держать их в подчинении, существовало нечто вроде тайной полиции, криптеи , которая формировалась из юных спартанцев, действовала по всей стране и имела полномочия убивать любого илота по одному только подозрению. Так как члены криптеи действовали без страха наказания, как противовес им возник институт эфоров , советов офицеров, избиравшихся на год гражданами и объявлявших войну илотам.

Молодые илоты были обязаны служить в качестве оруженосцев у своих спартанских хозяев и действовать на поле боя как легковооруженные воины. Те, кто проявляли особую храбрость, иногда получали частичные права граждан. Во время Пелопоннесской войны спартанцы столь отчаянно нуждались в воинах, что некоторые из самых лучших отрядов илотов были вооружены и действовали как гоплиты. И все же страх перед восстанием илотов слишком глубоко сидел в сердцах спартанцев. Фукидид повествует: «Развешанные по всей стране объявления приглашали илотов называть тех из их числа, кто объявлял себя самым удачливым воином против своих врагов, с тем чтобы эти люди могли получить свободу. Таких людей подвергали испытаниям, поскольку считалось, что первый возжелавший свободы должен быть и самым храбрым, а потому и самым опасным, как возможный мятежник. Таким образом были отобраны около двух тысяч человек, которые увенчали себя лаврами и обошли храмы в знак обретения новой свободы. Спартанцы, однако, вскоре ушли вместе с ними, и никто никогда не узнал, как погибли эти люди».

Воистину милейшим народом были эти спартанцы!

Продолжая традиции своей культуры, лакедемоняне, загнанные судьбой в дальний угол полуострова, прибегли к проверенной временем системе монархии – много позже того, как уже почти все цивилизованные греки приняли ту или иную форму аристократической республики. Но даже и в этом спартанцы проявили свое отличие. У них было два царя, которые обладали равной властью – некий противовес единоличному царскому правлению, особенно в случае, когда два царских дома были постоянно в конфликте друг с другом. Ограниченные в своих правах цари тем не менее сохраняли высший контроль над армией и, в боевых условиях, обладали властью над жизнью и смертью воинов. Явные недостатки этой системы двойного правления в условиях военных действий привели, около 500 года до н. э., к изменениям, в результате которых только один царь – избираемый народным собранием – имел власть над армией.

Совет, называвшийся герусией , состоял из двадцати восьми старейшин – мужчин в возрасте от шестидесяти лет и старше, а два царя могли вносить рекомендации и располагали юридической властью. Но возможно, реальная власть в стране принадлежала пяти эфорам, которые избирались Народным собранием и исполняли свои обязанности в течение года. Поначалу эфоры были всего лишь помощниками при царях. Позднее же, вероятно из‑за серьезного конфликта между царями и знатью, с одной стороны, и обычными гражданами – с другой (противостояние, в котором эфоры представляли интересы народа), они обрели значительное влияние.

В соответствии со своими обязанностями блюстителей народных прав и сторожевых псов государства эфоры могли послать вызов даже царям с требованием предстать перед герусией. Двое из них постоянно сопровождали царя‑генерала во время его военных походов, причем их присутствие воспринималось примерно так же, как генералами Красной армии воспринималось присутствие приставленных к ним большевистских комиссаров. Любой полноправный гражданин мог быть избран эфором. Единственным ограничением власти эфоров было то, что их было пять, избирались они только на один год, а по истечении этого срока они должны были отчитаться за все свои действия.

Полное гражданство давалось по факту рождения, хотя некоторые из сыновей от отцов‑спартанцев и матерей, имевших другое гражданство, тоже могли стать полноправными гражданами. В соответствии с традицией только что завоеванные земли делились на участки. Каждый спартанец получал один из таких участков, который не мог быть продан или разделен на части, но мог передаваться от отца к сыну. Участки эти возделывались илотами, которые тоже не могли быть проданы или освобождены своими владельцами. Определенная доля урожая каждый год передавалась владельцам участка, а илогы получали право распоряжаться остатком. Так сложилась социальная система, при которой спартанцы могли все свое время уделять военной подготовке, составлявшей основное занятие их жизни.

Атмосфера вооруженного лагеря, пронизывавшая все спартанское общество, сказывалась на спартанцах буквально с колыбели. Дети, которых старейшины посчитали слишком слабыми или из‑за их физических уродств непригодными для службы государству, сбрасывались со склона скалы Тигидус. Мальчики начинали подготовку к воинской службе в возрасте семи лет под руководством государственных воспитателей, основной задачей которых было приучить детей стойко переносить тяготы жизни и подчиняться жесткой дисциплине. Считались недостойными внешние проявления испытываемой боли. Для проверки стойкости спартанских мальчиков их секли перед алтарем Артемиды; Плутарх свидетельствует, что сам видел, как многие из них умирали во время порки. Всю зиму они ходили в легкой летней одежде, закаливая свое тело. Поощрялись хитрость и ловкость, юношам часто приходилось самим добывать себе пропитание, причем, если они попадались на этом, наказание было весьма суровым (2500 лет спустя подобные «продовольственные» походы стали частью подготовки британских коммандос). Спартанские юноши почти не получали того, что называется «книжным обучением». Спартанцы открыто презирали интеллектуальные достижения таких народов, как афиняне; многословным рассуждениям они предпочитали краткую и ясную речь, которая дошла до наших времен под определением «лаконичная». Запоминанием поднимающих боевой дух поэм ограничивалось литературное образование молодых спартанцев.

В возрасте двадцати лет спартанские юноши вливались в ряды настоящей армии и зачислялись путем голосования в состав той или иной группы из пятнадцати человек (сисканойя), живших в одной большой палатке. Питались они тоже все вместе, что было одним из обычаев, вообще свойственных спартанцам. Каждый член такого товарищества вносил каждый месяц свою строго определенную долю деньгами и продуктами. Основным блюдом, как повествуют хроники, была свинина, сваренная в крови и приправленная солью и уксусом.

С двадцати лет юношам разрешалось жениться, но они не могли оставаться жить дома. Их жилищем на последующие десять лет становилась «казарма», а общение с женами было кратким и случайным. В возрасте тридцати лет спартанец считался уже мужчиной, обладавшим всеми правами гражданства, но все свободное время он по‑прежнему проводил в гимнастических упражнениях и военной подготовке. Истинный сибарит мог бы сказать о спартанцах, что «их готовность умереть в бою отнюдь не заслуживает похвалы, поскольку благодаря ей они были свободны от работы ради существования и избавлены от тягостной нищеты».

Не существует единых оценок размеров спартанского войска. Так. например, о спартанской армии времен битвы при Мантинее Фукидид пишет: «Там действовало семь мор (батальонов)… в каждом из них было по четыре пентекостиса, а в каждом из пентекостисов было по четыре эномотиса. Первая линия эномотиса состояла из четырех солдат; что же до глубины его строя, то хотя они и не были выстроены все единым образом, но так, как это решил каждый их командир, в основном же они насчитывали восемь рядов в глубину; первая же линия всего строя состояла из четырехсот сорока восьми человек».

Фукидид не упоминает при этом лох , но в море было 512 человек, в пентекостисе – 128, а в эномотисе – 32 воина.

Существовало еще подразделение личной охраны царя в количестве трехсот «рыцарей», вооруженных копьями и сражавшихся пешими. Профессор Майт в своем труде «Обозрение греческих древностей» указывает, что, когда в спартанской армии была введена в 424 году конница, она состояла из шести мор, каждая из них в составе сотни всадников находилась под командованием гиппармостеса и была разделена на два эскадрона.

В хрониках упоминаются красные туники как отличительное одеяние спартанцев, в остальном же их оснащение было обычным для любого древнегреческого гоплита. До конца верные своему консерватизму, спартанцы лишь во времена царя Клеомена (235–221 до н. э.) приняли на вооружение гоплитов сарису и щиты, которые держались на руке ремнями, а не за ручку.








Дата добавления: 2015-01-26; просмотров: 1144;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.02 сек.