SOCIAL PHOBIA 25 страница

Из других событий 50–60-х годов отметим вооруженное подавление Советским Союзом демократических движений в Венгрии (в 1956 г.) и Чехословакии (в 1968 г.; реформа там была задумана в рамках коммунизма) и ссору между СССР и Китаем, после чего «коммунистические» (= тоталитарные) государства Азии и Африки разделились на просоветские и прокитайские. Коммунистические движения в этих странах уже не выступали с утопическими попытками освобождения рабочего класса и крестьянства, а сразу устанавливали на подвластной им территории тоталитарный строй с господствующим классом в виде партийного аппарата. Важно также отметить «культурную революцию» 1966 г. в Китае, сводившуюся к высылке на рабский труд или к физическому уничтожению интеллигенции (впрочем, не только её) [291].

Как видно из этого беглого очерка, с середины XX в. можно уже говорить о переходе к новой фазе исторического процесса в ряде государств; поэтому о внешнеполитической истории конца века мы скажем (очень бегло) в следующей главе.

В 1952 г. произвели испытание первой термоядерной (водородной) бомбы США, в 1953 г. – СССР и в 1964 г. – Китай. Это означало, что передовые страны достигли всех диагностических признаков восьмой фазы, а страны, находившиеся на тупиковом «коммунистическом» пути, получили сигнал о том, что их вариант седьмой фазы исчерпал себя.

Термоядерное оружие настолько разрушительно, что война, развернутая с его применением, должна привести к уничтожению человеческой среды обитания на суше, на море и в воздухе, к гибели миллиардов людей. Можно бы, конечно, продолжать вести локальные войны без применения ядерного оружия. Пример шестидневной войны Израиля против нападавших арабских стран в 1967 г. и акции ООН во главе с Соединенными Штатами в 1991 г. против Ирака, совершившего чудовищную агрессию в отношении соседнего процветающего государства Кувейт (акции, которая тоже закончилась в течение нескольких дней), показал, что войны между тоталитарными государствами, не дотянувшими до седьмой фазы, и передовыми государствами восьмой фазы всё равно бесперспективны.

На 1990 г. восьмая фаза установилась во всех странах Западной и Северной Европы, в Соединенных Штатах и Канаде, в Израиле, в Японии, Южной Корее, на Тайване, в Гонконге, в Сингапуре, в Южно-Африканской Республике и, видимо, в Таиланде. Неясно, произошел ли фазовый переход в некоторых латиноамериканских странах.

Однако события последнего полустолетия не принадлежат ещё истории, поэтому я не буду их здесь подробно рассматривать.

При обозрении предыдущих фаз исторического процесса я старался останавливаться на отдельных личностях, деятельность и творчество которых имели значение для дальнейшего фазового развития общества, пробуждая в людях чувство необходимости перемен. Называли мы такие имена и для XIX в. Великие писатели XX в. слишком близки к нам, чтобы судить о них вполне объективно. Я перечислю их только на основании собственных привязанностей: Кафка, Фаллада, Ремарк, Бёлль в немецкой литературе; Грэм Грин в английской; Хемингуэй и Фолкнер в североамериканской; Гарсиа Маркес в латиноамериканской литературе [292]. Они скорее отражали в своем творчестве трагедии эпохи, чем давали какие-либо ключи к переменам. В России не затронутыми коммунистической пропагандой, несмотря на преследования, были главным образом великие поэты. В прозе были созданы гениальные картины современности в фантастическом плане (Булгаков) и реалистическом (Гроссман).

Всех этих весьма несхожих писателей разных стран объединяет человечность, они способствовали всемирному утверждению учения о правах личности. Но тот, кто сыграл подлинно историческую роль,– это был, конечно, Солженицын. Выход в свет его «Архипелага ГУЛАГ»,– правда, за рубежом, но доходившего до советского читателя через «самиздат» (перепечатки на пишущей машинке) и «тамиздат» (нелегально ввезенные экземпляры зарубежных русских изданий) – был поистине таким разоблачением преступлений коммунизма, что он послужил смертным приговором этому строю.

Живописное искусство в конце седьмой и в восьмой фазе теряет свою функцию изобразительного воспроизведения внешнего мира. Эту функцию целиком перенимают фотография, кино и телевидение, а на долю живописца выпадает изобразительная передача эмоций по поводу внешнего мира. Наиболее крупными фигурами этого нового рода живописи представляются Пикассо (1881 – 1973) и Шагал (1887–1985). Архитектура становится все более функциональной.

Восьмая фаза входила в свои права главным образом благодаря действиям учёных, исторически сливавшимся в цельное движение. Наука не терпит неравенства, в ней дело решают не академические звания, а практически проверяемая истина. Это были тысячи ученых – физиков, биологов, экономистов, статистиков, даже филологов и многих других; поименно назвать их трудно. Именно развитие наук сделало возможным переход человечества в посткапиталистическую фазу [293].

Восьмая фаза (посткапиталистическая)

Итак, капиталистическое общество породило несколько альтернативных идеологий, в том числе коммунизм и нацизм. В основе нацизма лежала, однако, идея всемирного завоевания и милитаризации, на что её сторонникам не хватило сил. Более стойким оказался коммунизм, но сама его прочность привела к бюрократическому застою и, закономерно, к экономическому оскудению. В Восточной Европе пришлось препятствовать его распаду вооруженной силой (Венгрия, 1956 г.; Чехословакия, 1968 г.). Старания распространить коммунистическую идею за пределы «страны победившего коммунизма» – СССР приводили к дорогостоящим, но бесполезным попыткам поддержать тоталитарные режимы в странах Африки (бывших колониях), в Латинской Америке. Они и не могли не оказаться бесплодными, потому что африканские диктатуры, якобы находившиеся в поисках «пути некапиталистического развития», на самом деле олицетворяли не седьмую и даже не шестую, а в лучшем случае пятую фазу исторического процесса. Отсюда непрерывные войны, неустойчивые границы владений и отсутствие каких бы то ни было гарантированных прав человека.

«Коммунистическая» система экономики и идеологии имела два центра, с 1961 г. соперничавшие: СССР и Китай.

Заметим, однако, что обе названные альтернативные идеологии седьмой, капиталистической фазы – нацизм и коммунизм – были тупиковыми и не выводили общество в какую-либо новую фазу. Это смогла сделать третья альтернативная идеология – учение о правах личности, ставшее теперь мощным социально-психологическим побуждением.

Подобно тому, как проповедь Иисуса происходила в I в. н.э., в четвертой фазе, а христианство возобладало как универсальная идеология лишь в начале пятой фазы, так и учение о правах человека как социально-психологическое побуждение было выражено в работах Беккариа, Монтескье, во французской «Декларации прав человека и гражданина», в американском «Билле о правах», появившихся еще в XVIII в., на пороге седьмой фазы, но это учение до середины XX в. не стало господствующим [294].

За первыми декларациями последовало развитие классического капитализма с его безудержной эксплуатацией рабочего класса. Действительно, альтернативная идеология оказывает влияние на общество лишь тогда, когда в силу вступают и другие два признака новой фазы – изменения в. структуре производства и сверхоружие. Изменения в. структуре производства происходили исподволь с начала XX в. – очень важную роль здесь сыграли социал-демократы, фабианцы и лейбористы, сумевшие добиться изменения расстановки сил в производстве. Учение о правах человека получило дальнейшее развитие в выступлении Вильсона в 1918 г., в Уставе Лиги Наций в 1920 г., т. е. в конце седьмой фазы. Универсально оформившейся идеологией оно стало лишь на пороге восьмой фазы – в Уставе Организации Объединенных Наций, разработанном в 1942 – 1946 гг., и в других её декретах. Но окончательный предел капиталистической фазе положило изобретение ядерной бомбы. Ядерная война означала бы гибель всего человечества, а чтобы запретить ядерные бомбы и прекратить их производство, нужно было перестроить всё отношение общества к военным конфликтам вообще, снять максимальное количество дискомфортов. Это ещё не окончательно достигнуто: некоторые тоталитарные (да и другие) режимы не теряют надежду создать собственную ядерную бомбу и тем самым под угрозой уничтожения человечества укрепить или установить свою власть. Но мне кажется, мировому сообществу удастся избавить себя от этой опасности.

Первые зачатки движения в сторону новой, восьмой фазы исторического процесса относятся к 30-м годам XX в. и связаны с проблемой периодических кризисов перепроизводства в капиталистической экономике. Ещё Маркс, как и некоторые другие экономисты, заметил, что в стремлении к увеличению прибыли капиталистическая индустрия периодически начинает производить больше товаров, чем может приобрести население, и это приводит к сокращению производства, росту безработицы и другим кризисным явлениям; что при этом такие кризисы перепроизводства возникают регулярно – каждые десять-одиннадцать лет, становясь всё более глубокими и болезненными. Такие кризисы отмечены в 1857, 1866, 1873–1878, 1892, 1900–1903, 1907, 1920, 1929– 1933 гг., причем последний кризис был наиболее болезненным и, казалось, ставил под сомнение дальнейшее существование самого капиталистического строя [295].

В то время как марксистские экономисты предлагали радикально решить проблемы кризисов путем уничтожения капитализма, со стороны буржуазии тоже была сделана попытка подключить, как это делал Маркс, гуманитарную науку политической экономии к решению производственных вопросов – но с учетом новых открытий в этой научной области, сделанные в послемарксову эпоху. Новое решение проблемы капиталистического производства было дано Дж. М. Кейнсом в 1936 г. Оно заключалось, между прочим, в том, что в критические периоды роста безработицы и сокращения спроса правительству и центральным банкам нужно не сокращать инвестиции, как довольно естественно делалось раньше, а, напротив, увеличивать инвестиции на общественные нужды и удерживать инфляцию. Государственное оформление эти же идеи получили в политике New Deal («Нового курса», точнее, «Новой раздачи карт») президента Франклина Д. Рузвельта в Соединенных Штатах (1933– 1937). Новые идеи прививались не сразу, и кризисы ещё продолжались, но имели уже более локальный и непериодический характер. Большой кризис 1975 г. был связан уже с трудностями перехода к восьмой фазе и имел далеко не столь тяжелые для населения результаты, как кризис 1929 г.

Существенно, что социальная обеспеченность трудящихся, а в какой-то мере и безработных с наступлением восьмой фазы становится важнейшей частью государственной экономической политики. Наиболее важными на этом этапе были, пожалуй, прежде всего, работы американского экономиста Василия Леонтьева в области экономического программирования и прогнозирования.

Но ещё в 1930-х годах было математически доказано, что наибольшая производительность труда достигается при восьмичасовом рабочем дне и регулярных выходных днях и сокращается при увеличении рабочего дня. Освоение этой истины привело к прекращению преследования рабочих профсоюзов и к поощряемой властями политике удовлетворения все большего числа человеческих нужд и потребностей, порой даже прихотей. Стремление устранить дискомфорт распространяется затем и на женщин, все большее количество которых участвует в производстве, в науке и администрации; оно распространяется даже на сексуальные меньшинства, ранее подлежавшие уголовному преследованию [296].

Настоятельная необходимость перехода к новой системе экономики ощущалась в Западной Европе не только в связи с проблемой периодических кризисов перепроизводства, но и (в ещё большей степени) в связи с уроками Октябрьской революции в России. Грозный характер ситуации подчеркивался грандиозными забастовками рабочих (такова была, например, стачка горняков в 1926 г. в Англии, поддержанная Коминтерном). Политику ведущих держав с конца 20-х годов XX в. можно сформулировать так: «Лучше самые большие уступки рабочему классу, чем самая маленькая коммунистическая революция». Профессиональные союзы рабочих теперь становятся органической частью действующего общественного строя («истеблишмента»); вводятся в действие кейнсианское и посткейнсианское законодательство. Всё это происходит на фоне бурного развития промышленности, основанного на включении науки в число производительных сил.

Важную роль в становлении нового общества играет антимонопольное и налоговое законодательство. Введение прогрессивных налогов направлено против сверхприбылей, так как стало ясно, что они никакой пользы для общества дать не могут. Если прибыли какого-то лица составляют, скажем, 100 млн., то 85% налога не лишат его стимула инвестировать средства в производство, ибо 15 млн. тоже хватит детишкам на молочишко. Зато налог снижается для капиталиста, если часть капитала тратится на общественно необходимые расходы – на просвещение, лечение и благотворительность. Далее, прогрессивный налог на очень большие наследства поднят до 90%, что обеспечивает обществу невозможность создания династий миллиардеров. Правильное функционирование налоговой системы обеспечивается жестким контролем, вплоть до уголовных санкций за нарушение налоговых законов. Практически управление производством перешло в руки служащих – менеджеров, очень высоко оплачиваемых и к тому же обычно имеющих немалое число акций, но все-таки сильно отличных от держателей капиталов. Сам капитал приобрел форму акционерного, и хотя рабочие – рядовые держатели акций, конечно, не могут определять планы акционерного общества, так как не обладают контрольным пакетом акций, однако они становятся, во всяком случае, заинтересованными в производительности собственного труда. «Капиталистическую» форму могут принимать и благотворительные организации; например, пенсионный фонд работников той или иной отрасли производства или предприятия может купить акции и из доходов на них уплачивать или увеличивать пенсию.

Социально-экономический строй, возобладавший с конца 1940-х – начала 1950-х годов, в западной науке нередко терминологически не отличается от капитализма (для него же предпочитается термин «индустриальное общество», чтобы избежать марксистской терминологии) [297]. Такое отождествление неверно, так как структурные отличия от классического капитализма времени до Первой мировой войны разительны; поэтому иногда применяется выражение «постиндустриальное общество», но и этот термин представляется неудовлетворительным: индустрия не только никуда не девается в этой фазе, но, напротив, получает максимальное развитие. Называть эту фазу «последней стадией капитализма», как было принято у нас, тоже неправильно: если капитализм определяется как такой строй, где кучка буржуа эксплуатирует пролетарское большинство, как это было в XIX в., то этот термин вообще уже неприменим к обществу новой фазы, где в наиболее развитых государствах численность пролетариата не превышает 10%, а численность капиталистов (включая менеджеров) доходит до 25%. На самом деле посткапиталистическая фаза исторического процесса – это и есть та фаза, которая сменила капитализм, как и предвидел Маркс, но он совершенно не предугадывал, какие формы примет общество, необходимое возникновение которого им постулировалось.

Здесь следует отметить, что посткапиталистическая фаза охватила не весь Земной шар, что наряду с «постиндустриальным» обществом существует так называемый «третий мир», не приспособившийся ещё даже к седьмой фазе. Для обществ «третьего мира» типично сохранение и усиление социального и национального дискомфорта, вызывавшего в Европе тоталитарные идеологии. И для современного «третьего мира» характерно стремление к особого рода тоталитаризму, где лозунги берутся из буквального истолкования традиционных религий, а политическая стратегия дублирует нацизм и коммунизм. Это явление обычно носит название «фундаментализм». Очаги фундаментализма существуют и внутри стран посткапиталистического мира.

Возникает вопрос, что произойдет дальше с тупиковыми ветвями развития седьмой фазы, прежде всего со странами «коммунистического» государственного капитализма. Кое-что можно предсказать, но не всё. В течение семи десятков лет существования «коммунизма» в СССР и других странах наблюдались последствия незаинтересованности людей в своем труде: не осваивалась новая технология, снижалась продуктивность труда, всё более запутывалась государственная система распределения и перераспределения продуктов труда. Тем не менее «коммунизм» держался, например, за счёт использования Советским Союзом ресурсов вассальных государств Восточной Европы и фактически безудержной колониальной эксплуатации частей самого Советского Союза. Таков был удел Сибири, Казахстана и особенно ярко – Узбекистана, который был превращен в хлопковую колонию за счёт уничтожения садов и в котором нерациональное развитие оросительной системы привело не только к загрязнению арыков всяческими отходами, но и к гибели целого гигантского озера – Аральского моря; вокруг него образовалась зона заражения ядовитыми отходами пестицидов, вносившихся на хлопковые поля. Ещё одним результатом тоталитарной «коммунистической» экономики было, например, запустение нечерноземной части Европейской России, где непомерность планов и невыгодность сельскохозяйственного труда привели к бегству населения, как только Хрущев отменил сталинское крепостное право – прикрепление крестьян к отдельным колхозам. Между тем «коммунизм» держался, потому что был выгоден засекреченному господствующему классу – номенклатуре. Всё это могло только задержать, но не предотвратить неизбежный коллапс. Заметим, что с переходом к восьмой фазе исторического процесса все капиталистические империи распались, и «коммунистическая» империя не может быть исключением.

Буйно развивающийся сейчас фундаментализм «третьего мира» может ждать такой же конец: на базе фундаменталистской идеологии нельзя снять мучительные противоречия седьмой фазы (или перехода к ней) и нельзя выйти в восьмую. После седьмой фазы (капиталистической собственно, а также фашистской и коммунистической разновидности) закономерно должна наступить восьмая (посткапиталистическая) фаза, и она непременно наступит и на территории бывшего Советского Союза, и в Китае. Однако переход от аппаратного распределения обратно к рынку – дело чрезвычайно затруднительное, а если речь идёт о старом капиталистическом рынке седьмой фазы с его безудержной эксплуатацией рабочего класса классом капиталистов (чего боятся у нас наивные противники реформ), то это дело и вовсе неосуществимое. Но до сих пор неясно, кто станет собственником средств производства,– вероятнее всего, те, кто уже к моменту наступления хаоса обладал наибольшими средствами, т. е. верхушка номенклатурного аппарата и другие уже давно возникшие частные капиталисты. Для перехода к восьмой фазе необходимо развитие акционерной системы, охватывающей и трудящихся. Личностный состав нового, посткапиталистического класса может, в общем, считаться безразличным, лишь бы он выполнял экономически необходимые предпринимательские функции. Вряд ли странам «реального социализма» придется избывать ещё и конечную стадию классического капитализма седьмой фазы, но переход не от вершин капитализма к посткапитализму, а из хаоса, созданного бюрократическим управлением в течение многих десятилетий, к посткапитализму обещает быть долгим и мучительным.

Диагностическим признаком восьмой фазы является становящееся всеобщим учение о минимизации личностного дискомфорта при отсутствии какой-либо религиозной или философской идеологии [298]. Это учение и служит социально-психологическим обоснованием существования данного общественного строя; оно предполагает плюрализм не только мнений, но и религий (хотя государства пытаются пресекать деятельность групп, придерживающихся крайних, разрушительных идеологий, таких, как нацизм; однако же коммунистические партии разрешены в большинстве стран, вошедших в посткапиталистическую фазу, хотя и не имеют там прежнего успеха). Другими диагностическими признаками являются: ядерное и другое вооружение такой разрушительной силы, что его применение грозит уничтожением не только людей в стране противника, но и человечества вообще; машинизация и электронизация всей научной и технической информации, а также повседневного быта; все большее вытеснение книги телевизором и компьютером; развитие микротехнологии.

Важнейшая общественная задача – выживание человечества; признаки – изменение его производственной структуры:

– возникновение нового класса – работников так называемой «сферы обслуживания» – наиболее многочисленного и включившего также интеллигенцию;

– участие, как работников «сферы обслуживания», так и рабочих в прибылях предприятий (акционерные доходы заинтересовывают трудящихся в бесперебойной и прибыльной работе предприятий и являются важным прибавлением к их формальной заработной плате);

– значительное выравнивание разрыва между жизненным уровнем различных классов, рост доходов рабочего класса (все более квалифицированного) с одновременным его численным сокращением за счет далеко идущей механизации труда (это сокращение, между прочим, показывает ошибочность теории Маркса относительно создания исключительно рабочим классом прибавочного продукта, за счет которого живет якобы не только буржуазия, но и интеллигенция);

– ведущая роль в промышленности работающих капиталистов-менеджеров и второстепенная – капиталистов, лишь вкладывающих средства в предприятие;

– исчезновение единичных частных владельцев крупных предприятий, причем последние организуются в различные союзы;

– широкое развитие кредита, охватывающего все население;

– «зелёная» революция в сельском хозяйстве, создание фермерства, пользующегося на больших пространствах земли механизированным трудом, в значительной мере собственным, и обходящегося практически почти без применения наёмного труда, сохранение лесов, устранение ядовитых веществ в хозяйстве;

– объединение промышленных предприятий в концерны;

– непредвидимые общие результаты развития;

– ускоряющийся рост населения мира даже при резком падении рождаемости и смертности и эндемических вспышках СПИД и др.

В условиях фазового перехода к восьмой фазе и внутри самой восьмой фазы возникает дискомфорт особого рода – социальная общность становится слишком широкой и потому неуютной; в ней как бы нет «наших», а есть только «ничьи». Отсюда упорный поиск «наших» в национальной самобытности, еще не стертой мировыми масштабами социума; отсюда сепаратистские движения (бретонцы и корсиканцы во Франции, фламандцы в Бельгии, каталонцы и баски в Испании, хорваты, словенцы, македонцы, босняки, албанцы в Югославии, уэльсцы и шотландцы в Соединенном Королевстве, даже саамы в Норвегии). Можно привлечь примеры и за счет явлений внутри бывшего СССР.

Отсчёт времени существования восьмой фазы надо производить с того момента, когда все три главнейших диагностических признака наступления новой фазы были уже налицо, а именно со времени испытания первых водородных бомб в США (1952 г.) и СССР (1953 г.). Изобретение атомной бомбы в 1945 г. и применение её США против Японии (в Хиросиме и Нагасаки) ещё не является нужным нам рубежом; не были её рубежом (но были ее предвестниками) битвы танковых армий и «ковровые» бомбардировки: государственные и военные деятели продолжали и тут мыслить в категориях прошлых фаз и присущих им военных конфликтов. В тот момент сохранялись (отчасти сохраняются и поныне) три типа обществ: посткапиталистические, «коммунистические», т. е. государственно-капиталистические, и общества «третьего мира», не вышедшие из предшествующих фаз исторического процесса – именно это обстоятельство влекло здесь местных лидеров к попыткам «выпрыгнуть» из фазы («поиски некапиталистического пути развития»), что, естественно, приводило к созданию государств примитивного тоталитарного типа. Наблюдалось противостояние государств ведущего, посткапиталистического типа, с одной стороны, и государств второго, «коммунистического» типа – с другой (с их сателлитами третьего типа). Заметим, что интернационализм, проповедовавшийся более ранними коммунистами, в поздних «коммунистических» государствах отнюдь не господствовал, хотя иногда официально и провозглашался [299].

Противостояние наблюдалось между государствами ведущего и второго типа: стратеги США и СССР составляли карты городов и объектов страны предполагаемого противника, подлежащих ядерному уничтожению. СССР силой оружия поддерживал «коммунизм» в странах Восточной Европы, в Китае и странах Индокитая, содействовал его дальнейшему насаждению путем предоставления военной помощи тоталитарным режимам на Кубе, в Африке и в других регионах, что не могло привести к положительным результатам, поскольку эти страны не вошли еще в седьмую и даже шестую фазу. Была прямая военная интервенция в Афганистане, что привело к потерям порядка пятнадцати тысяч человек в Советской армии и порядка миллиона среди её противников и среди местного гражданского населения (афганцы традиционно и в мирной обстановке всегда носили оружие); советские лидеры не читали трудов по истории, иначе бы они знали, что Англия трижды завоевывала Афганистан и трижды вынуждена была оттуда уйти. США пытались вооруженной рукой противодействовать созданию тоталитарного режима («коммунистического» строя) во Вьетнаме (и других государствах Индокитая); поддерживали Израиль в конфликтах с арабскими странами Ближнего Востока; обстреливали столицу тоталитарного государства Ливия; вмешивались в гражданские войны в ряде государств Ближнего Востока, Латинской Америки и Африки.

Кратковременная, но разрушительная война была проведена странами Объединенных Наций во главе с США против тоталитаристского Ирака в связи с захватом и разграблением другого арабского государства – члена Организации Объединенных Наций, Кувейта, причем иракцы при отступлении попытались вызвать глобальную катастрофу поджогом сотен кувейтских нефтяных источников, что привело к загрязнению Персидского залива нефтью, смертельному для его флоры и фауны, и к обширному распространению облаков черного дыма. Но сама эта война показала, что мировые войны, видимо, невозможны. Надо отметить, что Организация Объединенных Наций со штаб-квартирой в Нью-Йорке оказалась намного эффективней покойной Лиги Наций, её механизм – более продуманным.

Характерной чертой начавшейся восьмой фазы явилось всеобщее предоставление независимости колониям. Этот процесс начала Великобритания. Некоторые ее колонии, где численно преобладали выходцы из Англии,– Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка – получили самостоятельность (в пределах Британского Содружества наций) еще до первой мировой войны (с сохранением английского короля в качестве номинального главы государства); после Второй мировой войны англичане практически без кровопролития ушли почти из всех своих колоний; большинство их бывших колоний осталось в составе Содружества, хотя без королевы Англии во главе. Покинула свои колонии и Франция, правда только после тяжелой вьетнамской и не менее тяжелой алжирской войны; США ушли с Филиппин; Голландия – из Индонезии; Италия потеряла свои колонии в результате Второй мировой войны. «Коммунистическая» империя, созданная Сталиным, стала разваливаться с началом горбачевской «перестройки».

В связи с тем, что страны, вошедшие в новую фазу, теряют свой выраженный однонациональный характер, а также в связи с деколонизацией происходит подъём национализма как в новых государствах, так и среди меньшинств в пределах старых; национализм имеет известный успех как результат попыток минимизации личностного дискомфорта через извечное социально-психологическое побуждение – противопоставлять «наших» и «не наших»; он не снимается, а лишь поощряется характерной для фазы установкой на признание прав наций на самоопределение. Несомненно, однако, что создания вполне независимых мелких капиталистических государств ожидать вряд ли возможно: посткапиталистическая экономика требует всесторонней международной кооперации, так что скорее можно думать о тесном экономическом союзе или союзах национальных государств. Процесс создания таких надгосударственных союзов уже идёт в Европе и, возможно, в Латинской Америке. Помимо этого, все государства входят в Организацию Объединенных Наций, наделенную известными властными полномочиями и контингентом войск для ликвидации конфликтов.

Конечно, посткапиталистическая фаза отнюдь не является обществом абсолютной гармонии, рисовавшимся мыслителям прошлого, от автора «Апокалипсиса» до Кондорсе, Маркса и Ленина. Гигантский прогресс, наблюдаемый в восьмой фазе в сфере производства и научной мысли, как любой прогресс, должен оплачиваться потерями, и эти потери соизмеримы с масштабом прогресса. Если не наступят резкие перемены, к концу XXI столетия численность населения Земли достигнет 15 млрд. человек – примерно на порядок выше, чем два века ранее,– и на этом рост не остановится. Это значит, что на порядок больше будет и нагрузка на окружающую среду. Для снабжения такого многочисленного населения энергией не хватит традиционных энергетических источников, и необходимо будет осуществить полный переход на атомную энергетику; а это значит, что при вероятности аварий даже в одну десятитысячную они будут постоянно происходить в разных частях Земного шара, заражая радиацией все большую часть поверхности Земли. Воду рек и океанов будет уже невозможно очищать от ядовитых промышленных отходов, резко сократится лесной покров, особенно в результате вырубки лесов Сибири и Бразилии (в бассейне Амазонки). Это значит, что начнет уменьшаться поступление кислорода в воздух. Одновременно в атмосфере должно увеличиваться количество углекислоты и других вредных газов за счет выброса дымов индустриальных предприятий, продолжающих работать на угле и нефти. Если этот процесс будет продолжаться еще значительное время, то, по-видимому, наступит парниковый эффект, повысится температура Земли и, будут таять полярные льды и повысится уровень Мирового океана, что вызовет затопление прибрежных территорий. В любом случае дикая фауна сохранится (и то лишь отчасти) только в отдельных заповедниках; флора очень сильно обеднеет. Может быть нарушен озоновый слой атмосферы, защищающий жизнь от гибельного ультрафиолетового излучения.