б) Психические процессы и психические образования 27 страница

Роль установок в запоминании

В ассоциативных, смысловых и структурных связях проявляется по преимуще­ству роль материала. Но запоминание и воспроизведение зависят не только от объективных связей материала, но и от отношения к нему личности.

Это отношение обусловлено направленностью личности — ее установками, интересами и той эмоциональной окраской, в которой выражается значимость материала для личности.

Память человека носит избирательный характер. Нет человека, у которого была бы такая плохая память, так неисправно функционировали бы ассоциа­тивные и прочие связи, чтобы он все забывал, как нет человека, у которого они функционировали бы так, чтобы он все помнил. Всякий человек что-то запоми­нает и что-то забывает. Избирательный характер памяти выражается в том, что мы запоминаем по преимуществу то, что для нас значимо, интересно.

Запоминание у человека существенно зависит от сознательной установки на запоминание. Роль ее особенно велика в высших проявлениях памяти. Запо­минание и особенно заучивание является в значительной мере волевым актом, сознательным выполнением определенного задания.

Установка запомнить является существенным условием запоминания, без нее простое повторение предъявленного ряда не дает эффекта. Классический ассо­циативный эксперимент Г. Эббингауза и его продолжателей фактически всегда опирался не только на ассоциативные связи, но и на установки, хотя сами авторы не отдавали себе отчета в этом. Экспериментатор создавал эту установку, давая испытуемому инструкцию запомнить.

Роль установки стихийно, помимо желания исследователей, хорошо вскрывает один эксперимент. Сербский психолог П. Радоссавлевич, изучавший память с помощью методики Эббингауза, проводил опыт с человеком, плохо понимавшим язык, на котором говорил экспериментатор. Испытуемому было предложено запомнить ряд из 8 слогов, читая их вслух. Ход событий Радоссавлевич описывает следующим образом: «Он читал ряд 20, 30, 40, 46 раз, не заявляя, однако, что выучил слоги, как это должно было быть согласно моей (не понятой им) инструкции. Я уже почти усомнился в возможности благоприятного результата и после 46 повторений, прекратив предъявление слогов, спросил, может ли испытуемый повторить этот ряд слогов наизусть. "Как? Так я должен заучивать эти слоги?" — был его ответ. Тогда он еще 6 раз прочел ряд слогов вслух и легко достиг цели».

Для того чтобы экспериментально установить, насколько существенна именно инструк­ция, К. Левин проделал следующий эксперимент. Он заставлял испытуемых повторять не­сколько пар слогов, в результате чего между слогами устанавливались ассоциативные связи. После этого испытуемому предъявлялись отдельные слоги, в числе которых имелись как принадлежащие к заученным парам, так и новые, и давалась инструкция либо просто про­честь, либо сказать первое, что придет в голову. Испытуемые обычно не воспроизводили второго из парных слогов. Требовалась специальная инструкция, т. е. нужно было создать специальную установку, чтобы это воспроизведение состоялось. Таким образом, ассоциации сами по себе, без инструкции не вызывали воспроизведения.

Роль установки на запоминание проявилась и в лабораторных опытах Б. В. Зейгарник, установившей, что прерванные действия (незавершенные задачи) запоминаются лучше за­конченных и уже завершенных.

Установка может влиять не только на сам факт запоминания, но и на его длительность. Различные установки как бы включают запоминаемый материал в различные контексты, закрепляют его в разных системах, из которых одни охва­тывают более или менее кратковременные этапы, а другие — целые эпохи в жизни человека.

В опытах А. Ааля учащимся предлагалось заучить два одинаковых по труд­ности отрывка, причем было указано, какой текст они должны будут воспроизве­сти на следующий день и какой — через неделю. Под различными предлогами проверка воспроизведения обоих отрывков была отложена на две недели. При проверке оказалось, что второй отрывок, в отношении которого эксперимент со­здал установку на длительное запоминание, был воспроизведен лучше. Можно, таким образом, запомнить что-нибудь на срок, к специальному случаю, например к зачету, с тем чтобы затем от этого материала разгрузиться, и можно, осознав значение определенного материала для дальнейшей профессиональной деятель­ности, закрепить его длительно.

В некоторых случаях направленность личности обусловлена несознательны­ми установками, действующими непроизвольно, непреднамеренно. В своих ис­следованиях о забывании — об описках, обмолвках и т. п. — 3. Фрейд выявил, конечно, в специальном аспекте, соответствующем его концепции, роль таких неосознанных установок.

Не подлежит сомнению, что в запоминании более или менее значительную роль играют эмоциональные моменты. Эмоционально окрашенный материал за­поминается — при прочих равных условиях — лучше, чем эмоционально без­различный.

В психологической литературе неоднократно обсуждался вопрос о том, что лучше запоминается — приятное или неприятное. По данным одних исследова­телей, запоминается по преимуществу приятное (3. Фрейд), по данным других — неприятное (П. П. Блонский). Разноречивость полученных различными иссле­дователями данных свидетельствует о том, что в такой постановке вопрос не допускает однозначного решения. При прочих равных условиях эмоционально насыщенное будет сильнее запечатлеваться, чем эмоционально нейтральное; но в одних случаях лучше будет запоминаться приятное, в других — неприят­ное, в зависимости от того, что именно в данном конкретном случае более акту­ально, более значимо в силу своего отношения к личности человека. Приятное или радостное событие, явившееся завершением того, что утеряло всякую акту­альность для человека и похоронено им в прошлом, будет легко забыто. Прият­ное же воспоминание, связанное с актуальными интересами, отрывающее новые перспективы и являющееся не столько концом, сколько началом чего-то, что еще живо, имеет все шансы хорошо запечатлеться в памяти. Равным образом хорошо запомнится и неприятное, если оно находится в определенных отношениях — пусть конфликтных и тягостных — с актуальными интересами (в силу этой связи с ними). И наоборот: как бы ни было что-либо неприятно в свое время, оно скорее забудется, если уже мертво то, что оно когда-то ранило. Запоминание эмоционально яркого впечатления будет зависеть от его значимости для данной личности, от того, какое место оно займет в истории ее развития.

При этом следует учитывать и индивидуальные характерологические осо­бенности: при прочих равных условиях одни люди будут более склонны к запечатлению приятного, другие — неприятного (в зависимости от бодрого, опти­мистического, жизнерадостного или от пессимистического склада их личности). Одним — самолюбивым людям — особенно может запомниться то, что в поло­жительном или отрицательном отношении затрагивает их личность; другим — то, что так же положительно или отрицательно затрагивает какую-либо иную характерную для них черту. Если в памяти какого-нибудь человека сильно за­печатлеваются снабженные каким-либо (положительным или отрицательным) знаком факты, задевающие определенную сторону характера, то есть все осно­вания рассчитывать, что и факты, снабженные противоположным знаком, но за­трагивающие ту же характерологическую черту, также будут запечатлеваться в памяти этого человека достаточно прочно. Отношение к направленности лично­сти играет большую роль, чем положительная или отрицательная (приятная или неприятная) окраска впечатления.

Помимо эмоционального характера впечатления, существенную роль может играть иногда и общее эмоциональное состояние личности в тот момент, когда впечатление, само по себе нейтральное, было воспринято. В жизни каждого чело­века бывают моменты какой-то особой интенсивности и напряженности пережи­вания, когда все силы собраны, все чувства напряжены, все как бы освещено особенно ярким светом; каждое впечатление, даже само по себе незначительное, которое создается у человека в такой момент, действует особенно сильно.

Таким образом, в процессе запечатления, воспроизведения и т. д. более или менее существенную роль могут играть различные стороны и свойства психи­ки—и эмоциональные, и интеллектуальные, и различного типа связи — смысло­вые и ассоциативные, а также и структурные, т. е. членение материала.

Во всех случаях существенную роль при запоминании играют установки — направленность личности. Эти установки могут быть неосознанными или со­знательными, основывающимися на осознании задач, встающих перед человеком; в первом случае имеется непроизвольное запечатление, во втором — ак­тивное запоминание, которое при систематической организации превращается в заучивание и припоминание.

Запоминание

Запоминание начинается с запечатления, которое первоначально совершается непроизвольно в той или иной деятельности, не ставящей себе непосредственно цели что-либо запомнить. Многое запечатлевается у нас непреднамеренно. И пер­воначально запоминание совершается именно так — непреднамеренно в про­цессе деятельности, которая ставит себе иные цели и задачи.

Учитывая необходимость сохранения в интересах своей практической и тео­ретической деятельности, человек, как существо сознательное, начинает специ­ально — сознательно и преднамеренно запечатлевать особенно для него значи­мый материал: запечатление тогда переходит в сознательное запоминание и выделяется в особую сознательную целенаправленную деятельность. Когда за­поминание сопряжено с известными трудностями, закрепление материала требу­ет специальных приемов, особой организации (повторений и т. п.); оно тогда принимает формы специально организованного запоминания — заучивания, ко­торое обычно совершается в сложном процессе обучения (см. дальше главу об учении).

Основное значение приобретает поэтому вопрос о зависимости запомина­ния от характера деятельности, в ходе которой оно совершается. Теоретиче­ски центральным в проблеме запоминания является вопрос о взаимоотношении произвольного и непроизвольного запоминания, т. е. запоминания, составляю­щего прямую цель действия субъекта, и запоминания, совершающегося непред­намеренно в ходе деятельности, ставящей себе иную цель. На первый взгляд с очевидностью выступают преимущества произвольного запоминания. Однако повседневные наблюдения свидетельствуют все же о том, что большая часть того, что мы запоминаем в жизни, запоминается нами непроизвольно, без специ­ального намерения, и многое из того, что мы совсем не стремились запомнить, запоминаем так, что мы никогда не сможем забыть, — даже если бы этого и захотели.

Исследования П. И. Зинченко* в этом плане убедительно показали, что уста­новка на запоминание, делающая запоминание прямой целью действия субъекта, не является сама по себе решающей для эффективности запоминания; непроиз­вольное запоминание может оказаться эффективнее произвольного.

* Зинченко П. И. Проблема непроизвольного запоминания // Научные записки Харьковского гос. пед. ин-та иностр. яз. 1939. Т. 1.

В опытах Зинченко запоминание картинок, получившееся непреднамеренно в ходе деятельности, целью которой была классификация картинок, без задачи запомнить оказалось определенно выше, чем в случае, когда перед испытуемым была поставлена задача картинки запомнить.

Посвященное той же проблеме исследование А. А. Смирнова подтвердило тот факт, что непроизвольное запоминание может быть более продуктивным, чем намеренное запоминание. (Предварительно данные, идущие в том же направле­нии, были получены И. П. Портером и более однозначно Н. Мазо.)

Экспериментальные данные А. А. Смирнова показали также, что преимуще­ство непроизвольного запоминания над произвольным (в тех сериях, когда оно имело место) при отсроченном воспроизведении оказывалось значительнее, чем при непосредственном воспроизведении, иногда более чем в два раза. Другими словами, то, что испытуемые запоминали непроизвольно — в процессе деятель­ности, целью которой не было запоминание, запоминалось прочнее, чем то, что они запоминали произвольно, специально выполняя задание запомнить.

Анализ конкретных условий, при которых непроизвольное запоминание, т. е. по существу запоминание, включенное в какую-нибудь деятельность, оказыва­ется особенно эффективным, вскрывает характер зависимости запоминания от деятельности, в ходе которой оно совершается. Зависимость запоминания от функции или роли, которую тот или иной материал играет в совершаемой субъек­том деятельности, обнаружилась в опытах как Зинченко, так и Смирнова.

В одном из своих экспериментов А. А. Смирнов давал своим испытуемым пары фраз, подобранные таким образом, чтобы из их сопоставления можно бы­ло вывести какое-нибудь орфографическое правило (например: «Мой брат учится говорить по-китайски» и «Надо учиться писать краткими фразами»). Слова фраз, соответствующие правилу, были подчеркнуты, но само правило испытуемым не указывалось. Перед ними ставилась задача определить прави­ло, на которое дана каждая пара слов, и затем найти другую пару слов на то же правило. В ходе эксперимента перед испытуемыми не ставилась задача запом­нить ни первые, ни вторые пары фраз, но по прошествии определенного време­ни (на следующий день) испытуемым предлагалось воспроизвести все фразы, как те, которые были даны в качестве основы для нахождения правила, так и те, которые были ими составлены.*

* См . Смирнов А. А. О влиянии направленности и характера деятельности на запоминание. Экс­периментальное исследование //Труды Института психологии АН ГССР. Тбилиси, 1945. Т. 3.

Данные свидетельствуют о том, что запоминание фраз второй группы более чем в 3 раза превышало запоминание первых (74 против 24); запоминание пар фраз имело место в 28 случаях для второй группы и только в 2 случаях для первой. Но основное различие между первой и второй группой фраз заключает­ся, очевидно, в том, что во втором случае сами фразы, их составление было пря­мой целью деятельности субъекта, в то время как в первом данные эксперимен­татором фразы были лишь отправной точкой для деятельности, направленной не на них, а на отыскание правила. При этом отыскание правила в первом случае требовало не анализа фраз, а сопоставления слов, на которые оно опиралось; во втором же случае конечная задача заключалась в том, чтобы подыскать фразы, заключающие нужные слова, и в результате: в первой серии опыта фразы запо­минались хуже, чем во второй его части, слова, наоборот, запоминались несрав­ненно лучше в первой серии, где именно они являлись целью если не деятельно­сти в целом (состоявшей в отыскании правила), то исходной ее операции.* Такая же в общем зависимость обнаружилась и в опытах П. И. Зинченко.

*В работе «Бытие и сознание» (с. 229) С. Л. Рубинштейн углубил свою интерпретацию этих и других данных, полученных в экспериментах А. А. Смирнова (Примеч. сост.)

Таким образом, запоминается — как и осознается — прежде всего то, что составляет цель нашего действия. Поэтому если данный материал включен в целевое содержание данного действия, он может непроизвольно запомниться лучше, чем если — при произвольном запоминании — цель сдвинута на само запоминание. Но то, что не включено в целевое содержание действия, в ходе которого совершается непроизвольное запоминание, запоминается хуже, чем при произвольном запоминании, направленном именно на данный материал. Все за­висит в первую очередь от того, как организовано и на что направлено действие субъекта, в ходе которого совершается запоминание. Поэтому и непреднамерен­ное, непроизвольное запоминание может не быть делом только случая. Его мож­но косвенно, опосредованно регулировать. В педагогическом плане встает, таким образом, важнейшая задача — организовать учебную деятельность так, чтобы существенный материал запоминался учащимся и тогда, когда он работает с этим материалом, а не только его запоминает. Это много сложнее, но и много плодотворнее, чем постоянно требовать от учащихся произвольного запомина­ния, при котором запоминание становится основной целью их действий.

При сознательном запоминании и заучивании существенное значение приоб­ретает рациональная организация первичного восприятия материала.

Когда целью является не воспроизведение, а лишь узнавание или опознание в последующем того, что в данный момент воспринимается, восприятие прини­мает характер специального ознакомления с предметом, выделения его опозна­вательных признаков и т. д.

Систематическим обследованием студентов Э. Мейман установил, что даже предметы ближайшего окружения, которые постоянно находятся перед глазами, часто запоминаются очень плохо, если не было специальной установки на их запоминание. Для запоминания существенно, чтобы сам процесс первичного вос­приятия регулировался сознательной установкой на запоминание. Для усвоения и закрепления знаний важно осознание значимости данного предмета или дис­циплины и, далее, данной темы или материала внутри этой дисциплины. Наряду с установками, которые определяются сознанием объективной значимости мате­риала, существенную роль играет и эмоционально стимулированная заинтересо­ванность. Создание такой заинтересованности, основанной на эмоциональной за­рядке, также можно целесообразно использовать для лучшего закрепления данного материала. Существенно при этом соблюсти правильное соотношение между эмоционально стимулированной и рационально обоснованной установкой на за­поминание. Это соотношение должно быть различным на разных возрастных ступенях: роль эмоционально стимулированных установок значительнее в бо­лее раннем, роль рационально обоснованных — в более позднем возрасте. Иде­альным решением вопроса является такое, которое для каждой ступени развития находит свой способ использовать обе установки в тесном единстве друг с дру­гом. Для этого нужно, чтобы эмоциональность вызывалась не внешними сред­ствами, а изнутри насыщала объективно значимый материал.

В работе по закреплению материала, который человек должен запомнить, обычно значительное место отводится повторению. Продуктивность повторения зависит в значительной степени от того, в какой мере этот процесс выходит за пределы механической рекапитуляции и превращается в новую переработку ма­териала, связанную с новым, более углубленным его осмысливанием. Повторе­ние, таким образом, не противопоставляется осмысливанию, а само пронизывает­ся им, превращаясь во вторичную осмысленную переработку. Существенным условием запоминания является понимание.

В отношении организации заучивания обычно возникает вопрос о наиболее рациональном распределении повторения. Для заучивания более целесообраз­ным оказывается распределение повторений во времени, нежели их концентра­ция на небольшом промежутке времени. Это установлено экспериментальными исследованиями (Г. Эббингауза, П. Радоссавлевича, А. Йоста, А. Пьерона) и под­тверждено наблюдениями над запоминанием в житейских условиях. При спеш­ном заучивании, например непосредственно перед зачетом, без систематической проработки, материал по большей части быстро забывается.

Продолжавший исследования Эббингауза А. Йост сформулировал закон возраста ассо­циаций: «При прочих равных условиях новое повторение приводит к лучшему запоминанию того ряда, который раньше предъявлялся во времени». 24 повторения для заучивания 12 бес­смысленных слогов Йост распределял на 4 дня по 6 повторений, на 6 дней — по 4 повторения, на 8 дней — по 3 повторения и на 12 дней — по 2 повторения; последнее соотношение оказа­лось наилучшим.

Целесообразным оказывается, конечно, не безграничное увеличение интервалов. По дан­ным А. Пьерона, интервал более чем в сутки при заучивании ряда цифр неблагоприятен. Но, по его данным, при интервалах в 0,5 часа требуется 11 повторений, в 2 часа — 7,5 повторения, 5 часов — 6 повторений, от 10 и до 24 часов — 4,5 повторения.

Распределение повторений в пределах суток дает экономию числа повторений более чем вдвое.

Рациональное распределение повторений содействует и более экономному заучиванию, и более длительному запоминанию.

Известное значение имеет вопрос о том, как целесообразнее заучивать мате­риал — в целом или по частям. Большинство лабораторных исследований при­водили к тому выводу, что заучивание в целом эффективнее; но ряд эксперимен­тов дал противоположный результат. Заучивание по частям оказалось в некото­рых случаях эффективнее. Очевидно, этот вопрос не может быть решен догма­тически в общей форме. Необходимо подойти к его решению более конкретно, с учетом содержания материала, его объема и прочее. Преимущества целостного заучивания особенно значительны в отношении логически связного материала. Отмечая также продуктивность заучивания целиком при осмысленном материа­ле, П. О. Эфрусси пришла к выводу, что при материале неравномерной трудно­сти хорошие результаты дает заучивание по частям. При изучении материала неравномерной трудности целесообразным может быть такой прием: сначала заучивание в целом, затем дополнительное закрепление более трудных мест и, наконец, снова закрепление целого; заучивание по частям можно рассматривать, следовательно, как дополнительный прием заучивания в целом. Далее, когда подлежащий заучиванию материал обширен, необходимо, конечно, распределить его на части, учитывая при этом смысловую целостность каждой части. Любая из частей, на которые при заучивании разделяется целое, должна быть сама более или менее законченным целым, а не обрывком; материал нужно расчле­нить так, чтобы каждая выделенная часть представляла собой пусть частную, но относительно законченную мысль. Не расплывчатая целостность, а четкая рас­члененность и связность материала являются условием эффективного запоми­нания. Таким образом, фактически, когда приходится заучивать более или менее обширный и разнородный материал, целесообразно пользоваться комбинирован­но целостным и частичным заучиванием. К этим выводам приходит в своем исследовании и М. Н. Шардаков, который такой метод заучивания называет комбинированным.

Как уже отмечалось, существует при этом оптимальный темп заучивания (Р. Огден) — медленный сначала и более быстрый в дальнейшем; он должен обеспечить наиболее благоприятную возможность понимания и структуриро­вания материала. <...>

Прочность запоминания материала, данного в словесной форме, зависит прежде всего от его первичной подачи, от характера изложения, от смыслового и речевого оформления.

Очень большое значение для запоминания имеет первое воспроизведение. В то время как словесная формулировка, в которой материал преподносится другим, подвергается обычно ряду изменений, первые собственные формули­ровки, как удачные, так и неудачные, даже искажающие смысл воспроизводи­мого текста, оказываются исключительно стойкими. <...> Мысль как бы сра­стается с той речевой формой, в которую она отливается в процессе первично­го осмысливания при овладении подлежащим воспроизведению материалом. Здесь сохранение выступает не только как предпосылка, но и как следствие воспроизведения: оно не только проявляется в воспроизведении, но и соверша­ется в нем.

Узнавание

Запечатление и запоминание проявляются в узнавании и воспроизведении. Из них узнавание является генетически (во всяком случае, в онтогенезе) более ран­ним проявлением памяти.

В узнавании восприятие и процессы сохранения и воспроизведения представ­лены в еще не расчлененном единстве. Без узнавания не существует восприятия как сознательного осмысленного процесса, но узнавание — это вместе с тем сохранение и воспроизведение внутри восприятия.

Узнать — это опознать: узнавание — акт познания. В узнавании выделяет­ся из восприятия и выступает на передний план та деятельность соотнесения, сопоставления чувственных качеств возникающего в процессе восприятия об­раза с предметом, которая заключена уже в восприятии. Всякое восприятие, как акт познания, заключает в себе в более или менее скрытом виде соотнесение, сопоставление возникающего в восприятии образа с предметом. Когда в созна­нии репрезентирована не эта деятельность, а ее результат, налицо восприятие; когда на передний план в сознании выступает эта деятельность, весь процесс представляется как узнавание. (Особенно деятельность соотнесения и сопостав­ления представлена в ощупывании; поэтому ощупывание предмета обычно легко переходит из плана восприятия в план узнавания.)

Узнавание может происходить в нескольких планах. Самая элементарная первичная его форма — это более или менее автоматическое узнавание в действии. Эта первая ступень узнавания проявляется в виде адекватной реак­ции на первичный раздражитель. Я прохожу по улице, думая о чем-то, но вдруг я машинально кланяюсь, лишь после припомнив, кто этот встретивший­ся мне человек. На надлежащем месте я, опять-таки автоматически, совершен­но не думая об этом, сворачиваю вправо или влево по направлению к дому. Внешние впечатления автоматически регулируют мои действия. Я узнаю до­рогу, поскольку я иду в надлежащем направлении, и мое узнавание в данном случае заключается именно в надлежащих действиях. Такое узнавание в действии возможно без узнавания в виде сознательного отожествления нового вос­приятия с предшествующим.

Следующей ступенью являются формы узнавания, которые связаны с чувст­вом знакомости, без возможности, однако, отожествления узнанного предмета с ранее воспринятым. Я могу чувствовать, что этот предмет не тот или что слово, которое мне подвернулось, не то, которое я ищу, но вместе с тем я не в состоя­нии определить этот предмет или назвать нужное слово. Только по отношению к этому виду узнавания может быть применимо объяснение, которое В. Вундт выдвигал для узнавания вообще, когда утверждал, что мы узнаем вещи не столько по их признакам, сколько по тем чувствам, которые они в нас возбуж­дают; вслед за моторными реакциями или одновременно с ними в узнавании начинают играть роль эмоциональные моменты, которые создают как бы эмо­циональные обертоны сознания.

Третьей ступенью узнавания является отожествление предмета. Предмет, данный мне сейчас в одном контексте, в одной ситуации, выделяется из этой си­туации и отожествляется с предметом, данным ранее в другом контексте. Такое узнавание по существу предполагает оформленность восприятия в понятии. Оно в свою очередь может совершаться на различных уровнях и на различном основании. Но это всегда уже более или менее сложный познавательный акт.

Узнавание, с одной стороны, совершается внутри восприятия (в отличие от репродукции представлений) и вместе с тем оно в своей развернутой форме — акт мышления. Оно упирается в восприятие, с одной стороны, и в мышление — с другой. Сам процесс узнавания может протекать по-разному: в одних случа­ях он совершается на основе представлений или воспоминаний о конкретной ситуации, в которой был в прошлом воспринят этот или аналогичный предмет; в других — узнавание носит генерический характер, опираясь на понятие о соответствующей категории предметов; первый способ — по данным исследо­вания Ф. С. Розенфельд — особенно часто встречается у маленьких дошколь­ников.

Воспроизведение

Так же как сохранение не пассивное лишь хранение, так и воспроизведение не механическое повторение запечатленного или заученного. В процессе воспро­изведения воспроизводимое не только воспроизводится, но в известной мере и формируется, поскольку речевое оформление смыслового содержания форми­рует само это содержание. Мысль включается в процесс воспроизведения, уточ­няя, обобщая, систематизируя, перерабатывая и реконструируя содержание. По­этому в самом существе воспроизведения заложена реконструкция воспроизво­димого — в результате мыслительной его переработки — как существенный аспект воспроизведения.

Воспроизведение может совершаться непроизвольно, в таком случае опреде­ляясь в основном ассоциативным механизмом и неосознанными установками. Оно может происходить на основе сознательной установки на воспроизведение, превращаясь в таком случае в сознательный процесс вспоминания или — при затруднениях — припоминания.

Зависимость между припоминанием и воспроизведением двусторонняя, вза­имная. Припоминание является не только предпосылкой воспроизведения, но и его результатом. Сплошь и рядом припоминание совершается в самом процессе воспроизведения на основе контекста, который в нем оформляется. Необходи­мость при воспроизведении оформить в речи смысловое содержание мобилизует мысль, по мере развертывания в речи содержания припоминается то, что каза­лось забытым. В зависимости от характера опорных точек, из которых оно исхо­дит, припоминание может совершаться то как переход от отдельных частей к целому, то от смысла целого к отдельным частям.

Существенной особенностью активного воспроизведения является сознатель­ное отношение к воспроизводимому: воспроизведение осознается субъектом в своем отношении к прошлому, которое оно воспроизводит; отсюда стремление к точности, к правильному, адекватному воспроизведению. В силу этого вос­произведение превращается в сознательную реконструкцию прошлого, в кото­рой существенную роль играет мыслительная работа сопоставления, умозаклю­чения, проверки. Память, воспроизводящая прошлое, и мышление, восстанавли­вающее это прошлое, опосредованно, путем умозаключения, сплетаются в этом процессе в неразрывном единстве, взаимопроникая друг в друга.

Положение о том, что вспоминание является реконструкцией, а не механическим воспроиз­ведением прошлого, всячески подчеркивалось Э. Бартлетгом в его капитальном труде « Вспо­минание»*. Однако в советской психологии и у Бартлетта это положение имеет различное значение.