В переходной экономике

Логика государственного регулирования сферы НИОКР и наукоемких производств в развитых странах мира позволяет сделать вывод о том, что научно-техническая политика государств в период наступления эпохи господства информационных технологий базируется на следующих основных принципах:

1 — стимулирование развития сферы информационного производства — как прямое, реализуемое через источники непосредственного финансирования, так и косвенное, осуществляемое через налогово-кредитные механизмы;

2 — поощрение региональных программ развития НИОКР и наукоемких производств, формирование и поддержка территориальных точек и полюсов роста, координация действий федеральных и местных органов власти по вопросам привлечения инвестиций в развитие соответствующих программ и по проблемам структурно-технологической сбалансированности региональной экономики;

3 — стимулирование различных форм кооперации в процессах информационного производства: кооперации крупного и малого бизнеса, производственного и исследовательского сектора, коммерческих и бесприбыльных организаций, частных и государственных производителей и потребителей научно-технической информации;

4 — широкая поддержка образовательных программ на основе привлечения частных и государственных инвестиций и обеспечение расширенного воспроизводства человеческого капитала, соответствующего современному технологическому уровню производства;

5 — формирование макроэкономических предпосылок инновационных процессов и косвенное стимулирование спроса хозяйствующих субъектов на информационные продукты, включая наукоемкие средства производства;

6 — использование механизмов государственного регулирования сферы информационного производства в целях антициклического регулирования экономики, в том числе определение приоритетных направлений научно-технического прогресса в соответствии с характером общей структурной реорганизации национальной экономики и участием данной страны в системе мирохозяйственного разделения труда;

7 — формирование институциональной среды, обеспечивающей реализацию экономических механизмов технологической политики, в том числе своевременное принятие законодательных актов, регулирующих, в частности, финансовые аспекты развития информационного производства и проблемы интеллектуальной собственности и обеспечивающих надлежащий уровень правовой защиты как производителей, так и потребителей научно-технической информации.

Одной из важнейших закономерностей индустриального развития современного всемирного хозяйства является цикличность экономического роста, выступающая характерной чертой технико-экономической динамики всех индустриально развитых стран. Закономерно и регулярно повторяющиеся периоды спада физических объемов производства требуют особого внимания со стороны не только непосредственных субъектов хозяйствования, но и государственных структур, регулирующих их деятельность.

Поэтому именно в периоды экономических кризисов возрастает ответственность государства за состояние и динамику регулируемых им технико-экономических систем. В этом заключается основная причина того, что нисходящие волны циклов экономической конъюнктуры предполагают более интенсивное и жесткое вмешательство органов государственной власти в экономическую жизнь страны.

Одной из труднейших и актуальнейших проблем современной экономической науки и практики, на решении которой сосредоточены усилия экономистов большинства индустриально развитых стран, выступает проблема соответствия результатов предпринимаемых правительством мер по преодолению кризиса первоначально объявляемым целям. Коротко эту группу вопросов можно охарактеризовать как проблему управляемости кризисной экономики.

Различные аспекты данной группы проблем давно и глубоко исследуются экономистами всех развитых стран мира, для которых эти проблемы актуальны в силу индустриального и — отчасти — постиндустриального характера их экономического развития. Однако в центре внимания этих исследователей по вполне понятным причинам оказываются экономические системы, развивающиеся на стабильной рыночной основе. Что же касается переходных экономических систем, то в настоящее время их практический опыт формирования и реализации государственной технологической политики заметно отличается от концептуальных теоретических разработок, посвященных данной группе проблем.

Между тем очевидно, что исследование этих вопросов в экономических системах, пребывающих в состоянии трансформации, требует применения принципиально иной логики, разработки иных подходов, иных концепций экономического анализа и прогнозирования. К тому же именно здесь во многом проверяются как исходные посылки, так и конечные выводы, составляющие логическую основу той или иной доктрины в любой области экономической науки.

Рассматриваемая группа проблем является приоритетной для российской экономики, обладающей весомым научно-техническим потенциалом, находящимся в состоянии быстрого разрушения. От своевременного и правильного решения соответствующих проблем во многом зависит как состояние технико-экономической микросреды отдельных субъектов хозяйствования, так и формирование важнейших макроэкономических параметров, связанных с общим характером экономической конъюнктуры и становлением определенного инвестиционного климата в стране. Следовательно, от надлежащей научной разработки рассматриваемых проблем в известной мере зависит реализация одного из многих возможных вариантов нашего технологического и экономического будущего.

Разработка и принятие принципиальных решений по проблемам государственного регулирования информационного производства в России приходится на период, основной характерной особенностью которого является длительный экономический кризис, перешедший в депрессию. Экономическая динамика переходных и кризисных процессов, развернувшихся в последние годы в нашей стране, а также происходящая в современной российской экономике смена технологических укладов требуют повышенного внимания государства к возможностям сознательного регулирования этих процессов и к путям реализации этих возможностей. В данный момент, когда регулирование сферы производства научных знаний переходит в плоскость практических решений, в нашей стране имеется возможность избежать многих ошибок, известных из экономической практики других стран, в должной мере учитывая мировой опыт государственного регулирования информационного производства.

При этом государственное регулирование указанных аспектов экономической динамики должно представлять собой не разрозненный набор противоречащих друг другу действий, а целостный сбалансированный комплекс мер, подчиненных единой цели и реализуемый взаимно согласованными средствами, находящимися в распоряжении государства. Речь идет, таким образом, о разработке и реализации единой государственной научно-технической политики, исходящей из объективных реальностей развития российской экономики и отвечающей приоритетным целям и задачам технологического и экономического развития нашей страны.

Проблема формирования концептуальных основ государственной технологической политики — а именно на этапе ее решения находится сегодня наша страна — многоаспектна, и перспективы становления технологической политики в конечном счете зависят от общей концепции экономических преобразований, разработка которой осуществляется под противоречивым воздействием множества различных факторов. Тем не менее можно указать на некоторые общие принципы государственного регулирования производства, обращения и производительного применения научно-технической информации, следование которым вытекает из современного состояния российской экономики, и на некоторые существенные трудности, подстерегающие нас на этом пути.

Современный рынок научно-технической информации — это в подавляющей своей части не рынок готовой продукции, а рынок заказов, в котором признание частного труда трудом общественным осуществляется не после завершения процесса труда, а еще до его начала. Следовательно, чтобы в нашей стране сформировался полноценный рынок информации, необходимо развивать рынки факторов производства научных знаний, прежде всего рынок средств производства, а также рынок рабочей силы и рынок капиталов. Лишь достаточная степень развития всех этих рынков позволит поставить государственное регулирование информационного сектора экономики на научную основу, предполагающую управление экономическими интересами и через интересы, приводимые в движение стимулирующими мерами как прямого, так и косвенного характера.

Поскольку значительная часть продуктов информационного производства объективно находится вне системы рыночных отношений, то ни в одной стране мира радикальные экономические преобразования, направленные на становление рыночной системы хозяйства, не могут благотворно отразиться на развитии информационного сектора экономики. Тем более это касается нашей страны, где практически вся сфера информационного производства в течение десятилетий не имела прямого отношения к стоимостной форме признания частного труда общественным.

Проблема государственного регулирования информационного производства — это проблема регулирования технологической структуры производства, и она относится к технико-экономическому развитию всего национального хозяйства, а не какого-либо отдельного сектора экономики. В частности, одна из проблем становления государственной научно-технической политики заключается в достижении и поддержании определенного технологического уровня производства и обеспечении воспроизводства всех элементов системы производительных сил, соответствующих этому технологическому уровню.

Совершающиеся на наших глазах преобразования экономики нашей страны непосредственным образом связаны с перспективами технологического развития. Сложность данной проблемы заключается в том, что для обеспечения устойчивого технологического прогресса требуется определить не только его основные направления, в первую очередь требующие поддержки государства, но и технологический уровень, которого они должны достичь. Во всех отраслях нашей экономики присутствуют элементы нескольких технологических укладов, они переплетаются друг с другом и находятся в своеобразном и тесном взаимодействии.

Нередки случаи, когда в результате осуществления некомплексной, частичной автоматизации производственных цепочек элементы различных технологических укладов сочетаются в пределах одного предприятия, одного цеха. Не редкостью является выполнение вспомогательных и подсобных операций (в отличие от основного производственного процесса) с применением простейших механических орудий труда, что представляет собой элемент первого, наиболее примитивного технологического уклада. Например, отходы функционирования конвейерной линии работники убирают вручную, лопатами сгребая металлическую стружку. Подобные примеры не единичны, они составляют повседневную практику функционирования большинства российских предприятий.

В зависимости от того, на приоритетное развитие какого технологического уклада направит свои усилия государство, нас ожидают принципиально различные варианты технологического и экономического будущего. Ставка на наиболее передовой технологический уклад, основные компоненты которого еще только формируются в наиболее развитых странах мира, потребует радикальной модернизации производства во всех ведущих отраслях и может оказаться слишком разорительной для страны, в особенности с учетом дешевизны рабочей силы, сложившейся в большинстве стран с переходной экономикой. Поддержка же более отсталых технологических укладов потребует внедрения в производство техники прошлых поколений и тем самым запрограммирует технологическое отставание нашей страны и утрату известной части научно-технического потенциала, что грозит обернуться новой волной падения производительности труда в масштабе всей экономики[10].

Некоторые исследователи, полагающие, что современная Россия находится на доиндустриальной стадии развития, объявляют идею технологического прорыва спекуляцией на том основании, что формирование информационного сектора экономики возможно лишь на базе развитого индустриального производства[11]. Тем не менее практический опыт развития ряда стран, находившихся в еще более плачевном положении (Тайвань и Южная Корея конца 60-х — начала 70-х годов) и совершивших заметный технологический рывок за счет концентрации ресурсов на ключевых направлениях научно-технического прогресса, на наш взгляд, опровергает эту точку зрения.

Выбор ведущего, приоритетного технологического уклада, при всей сложности этой проблемы, имеет принципиальное значение. Ведь каждый технологический уклад представляет собой единый межотраслевой комплекс взаимосвязанных производств, основанных на близких по характеру технико-технологических принципах и решениях. Таким образом, каждый технологический уклад, будучи целостной системой, способен оказывать сопротивление внедрению чужеродных производств и технологических принципов, в известном смысле отторгая элементы других технологических укладов.

Подобного рода "упругость" технологического уклада, его сопротивляемость внешним воздействиям хорошо известна на практике и проверена опытом экономического развития, в частности нашей страны. Например, индустриализация, проведенная в конце 20-х годов, была успешно осуществлена во многом благодаря тому, что государственная власть сделала ставку на решительное и быстрое внедрение принципиально нового технологического уклада.

Аналогичные технологические преобразования, которые наша страна попыталась осуществить в 60-е годы, были обречены на неудачу именно потому, что государство взяло курс на плавные, эволюционные изменения в системе производительных сил. Результатом такой вялой, постепенной модернизации стало технологически многоукладное состояние нашей экономики, не преодоленное и по сей день. Парадокс заключается в том, что чем более радикальной и быстрой модернизации подвергается система производительных сил, тем менее разрушительны последствия этих преобразований для экономического развития страны.

Поэтому сегодня нашей стране необходим курс не на абстрактное ускорение научно-технического прогресса, а на комплексное формирование и расширенное воспроизводство ведущего технологического уклада, который был бы способен составить технологическую основу экономического развития России на достаточно длительный срок. Решению этой важной задачи должны быть подчинены преобразования структуры производства и технологическая динамика во всех сферах и секторах хозяйства, обеспечение воспроизводства соответствующих данному технологическому укладу средств производства и рабочей силы.

Напомним (см. главу 1), что каждый технологический уклад, как и любой отдельный технологический процесс, развивается по закону логистической кривой: вначале значительные усилия лишь очень слабо продвигают результат, достигаемый в требуемом направлении; затем, по мере накопления критической массы технологического развития, следует технологический рывок, когда ощутимый результат достигается без больших усилий; а затем, по мере приближения к технологическому пределу, затраты (как в натуральном, так и в стоимостном выражении) значительно возрастают в пропорции к достигаемому эффекту.

Именно последняя стадия жизненного цикла технологий, связанная с пологим участком логистической кривой, оказалась лучше всего изученной экономистами-практиками, работающими в наукоемких отраслях хозяйства. Одна из важнейших закономерностей этой последней стадии описывается законом убывающей производительности капитала (законом тенденции средней нормы прибыли к понижению), частным случаем которого является так называемый закон Гроша, утверждающий, что с течением времени стоимость образцов новой техники, создаваемой в рамках прежнего технологического базиса, растет как степенная функция их эффективности.

На самом деле данная закономерность имеет не экономическую, а гораздо более общую природу, а именно — она выступает проявлением всеобщего закона возрастания энтропии в замкнутых системах. В роли такой замкнутой системы в данном случае выступает технологический уклад хозяйства. В то же время замещение технологических укладов и внедрение в производство радикально новых технологических принципов и решений обеспечивают внесение новой информации в данную производственную систему и препятствуют нарастанию энтропии, приводя к скачкообразному повышению нормы прибыли капиталов, инвестированных в применение новых технологий. Однако впоследствии эти новые технологии также приближаются к своим технологическим пределам, их жизненный цикл выходит на последний, пологий, участок логистической кривой, и резкий подъем средней нормы прибыли сменяется относительно длительным периодом ее постепенного снижения.

Рассматриваемый закон, выражающий соотношение роста эффективности и стоимости стареющих технологий, имеет большое значение не только для принятия инвестиционных решений, но и для прогнозирования технико-экономической динамики. Опережающий рост стоимости отживающих технологий по сравнению с ростом их эффективности означает, в частности, что никакие, даже весьма значительные, вложения в их развитие не позволят добиться существенных результатов на пути повышения эффективности производства; более того, чем объемнее будут эти вложения, тем быстрее исчерпается технологический потенциал развития данных технологий.

Следовательно, инвестиции в развитие технологических систем, находящихся в последней фазе своего жизненного цикла, автоматически приводят к затрате инвестиционных ресурсов, которым не будет соответствовать никакая величина стоимости в товарной форме, и тем самым неминуемо закладывают в макроэкономические показатели инфляционные тенденции, связанные с нарастанием инфляции издержек. Инфляционные последствия поддержки отсталых технологических укладов хорошо известны из опыта развития всех индустриальных стран мира, в том числе и нашей страны, где инфляционные тенденции обозначились уже в начале 70-х годов и сопровождались, как это обычно бывает, общим ухудшением экономической конъюнктуры.

Постепенное ухудшение макроэкономической ситуации в предкризисной советской экономике выражалось целым рядом технико-экономических показателей, свидетельствующих об обострении проблемы внедрения достижений НТП в производство. В 80-е годы лишь 30% регистрируемых в нашей стране изобретений находили применение в производстве, лишь 15% изобретений использовались более чем на двух предприятиях. Даже из числа изобретений, запатентованных в этот период за рубежом, в отечественной промышленности внедрялась лишь приблизительно половина.

В 70-е годы увеличение производительности новой техники на 1% сопровождалось относительным ростом ее стоимости на 12-15%. В период с 1981 по 1985 г. удорожание единицы производственной мощности составило 51%[12]. В частности, в первой половине 80-х годов оснащение металлорежущих станков устройствами числового программного управления вызывало рост их стоимости в 7-8 раз при одновременном росте их производительности всего лишь в 1,5-2 раза.

Такая скрытая, подавленная инфляция служит косвенным свидетельством того, что внедряемые в производство технологии, характеризующиеся технико-экономическими показателями подобного рода, принадлежат к стареющим технологическим укладам, динамика которых находится на последнем пологом участке логистической кривой, так что никакие, даже самые масштабные, инвестиции в эти уклады не смогут привести к радикальному росту производительности труда. Такие технологии представляют собой своеобразную "черную дыру", способную проглотить любой объем инвестиций, от которых ни страна в целом, ни отдельное предприятие никогда не получат адекватной отдачи, поскольку технологические возможности дальнейшего развития этих укладов в значительной степени уже исчерпаны.

Доля вознаграждения от достигнутого экономического эффекта в СССР в последнее время также снижалась: если в 1971-1975 гг. она составляла 3%, то в 1985 г. — всего 1,16%. Этот показатель выражает падение экономического эффекта от инновационной деятельности в целом, в частности факт сужения границ применения новой техники. В самом деле, если производство не принимает инноваций, то собственник средств производства — государство — оказывается не в состоянии платить за них производителям научно-технической информации, поскольку эти платежи имеют рентную природу.

Иным выражением той же самой закономерности выступает резкое удлинение сроков окупаемости инвестиций в новое оборудование. В 1985 г. средний срок окупаемости промышленных роботов в Минавтопроме составил 58 лет, а в Минтяжмаше — 196 лет. При проверке Комитетом народного контроля СССР шестисот внедренных в производство роботов общей стоимостью 10 млн руб. оказалось, что годовой экономический эффект составляет 0,2%, а срок их окупаемости — 500 лет.

Можно долго (и небезуспешно) перечислять допущенные за последние десять лет ошибки в экономической политике, сделанные, помимо прочих причин, в силу изначальной порочности взятой на вооружение монетаристской логики экономических преобразований. Разумеется, многочисленные промахи углубили спад производства и осложнили проблему выхода экономики из кризиса. Но не замечать, что истоки этих проблем лежат в ошибочной технико-экономической политике, проводимой в стране начиная с 60-х годов, было бы, на наш взгляд, недальновидно.

Государственная власть всех развитых стран мира прилагает значительные усилия к стимулированию спроса на новую научно-техническую информацию со стороны производственных предприятий, выступающих ее основными потребителями в современных экономических системах. Государство принимает осознанные меры по формированию соответствующих макроэкономических предпосылок инновационного процесса, в условиях которых он только и может совершаться.

С позиций технологического менеджмента, основной задачей которого является управление технологической структурой производства на предприятии, технико-экономический анализ предстает как преимущественно технологическая задача: выявление спектра альтернативных технологических возможностей, определение натуральных технологических параметров их развития (в том числе технологических пределов) и построение логистических кривых, на основе которых осуществляется технико-экономическое прогнозирование[13].

Основной проблемой макроэкономического регулирования в этой ситуации остается грамотная адаптация соответствующих рыночных ниш к условиям технологического разрыва. Смысл решаемой государством задачи заключается в том, чтобы общество смогло по возможности плавно "пересесть" с одной логистической кривой на другую, открывающую более широкие технологические возможности, и таким образом без больших потерь преодолеть неизбежный период технологического разрыва.

Напротив, экономические системы, находящиеся в условиях технологического регресса, требуют усиленного вмешательства государственной власти в экономическую жизнь с целью обеспечения надлежащей технологической структуры производства. В этих условиях необходимо помнить о том, что технико-экономические исследования (анализ и прогнозирование) представляют собой один из аспектов экономического анализа, несводимый к чисто технологическим проблемам. Именно такое понимание данного вопроса является одним из значительных методологических завоеваний отечественной экономической науки.

Макроэкономическая ситуация, сложившаяся в нашей стране на протяжении последних десяти лет, характеризует достаточно типичную экономику спада, и на примере России можно проследить как объективные задачи государственной власти в сфере технико-экономического регулирования кризисной макрохозяйственной системы, так и стандартные ошибки, совершаемые в данной области.

Регулирование инновационного процесса

и структурные проблемы

Макроэкономические предпосылки инновационных процессов непосредственно предопределяют спрос хозяйствующих субъектов на новые научные знания. Поэтому для понимания перспектив развития рынка информационных продуктов и принципов его государственного регулирования важнейшее значение имеет изучение проблем, связанных с инновационной активностью предприятий, выступающих основными потребителями научно-технической информации.

Даже самый поверхностный взгляд на эти проблемы немедленно обнаруживает крайне неблагополучное состояние дел в этой области. Макроэкономическая ситуация, сложившаяся в нашей стране, такова, что цены на новую технику растут значительно быстрее, чем ее производительность, так что экономический эффект от ее применения неуклонно падает.

Главная же проблема состоит в том, что новая техника стоит дороже, чем низкоквалифицированная рабочая сила, и дорожает значительно быстрее. При таком положении дел модернизация производства становится в принципе невыгодной, поскольку предприятия, не применяющие в производстве достижения научно-технического прогресса, имеют более низкие издержки и, следовательно, лучшие индивидуальные условия производства.

Малопроизводительный живой труд стоит дешевле, чем передовая техника, и поэтому успешно с ней конкурирует. Таким образом, в нашей экономике не машины вытесняют рабочих из производства, а, напротив, дешевая рабочая сила вытесняет передовую технику, рабочие замещают живым трудом пришедшие в негодность машины, поскольку приобретение новых (а иногда и эксплуатация старых) обходится предприятиям существенно дороже.

Вспомним хотя бы сообщения прессы о том, что в ряде хозяйств центральной части и севера России земледельцы перешли на использование тягловой силы лошадей взамен дорогостоящей сельхозтехники, эксплуатация которой стала невыгодной из-за резкого подорожания горючего, а затем и запчастей. Проявление крестьянской смекалки, вызвавшее умиление журналистов, стало прямым следствием катастрофического развала экономики, вынуждающего заменить высокоэффективный механизированный труд ручным.

Не следует думать, будто положение, сложившееся в экономике нашей страны, является уникальным: напротив, при всей его парадоксальности оно достаточно типично и характерно для периодов экономического кризиса, через которые время от времени проходят все индустриальные страны мира. Чем менее фондовооружено предприятие, чем менее наукоемким является производственный процесс, чем ниже его технический уровень, тем ниже, при прочих равных условиях, индивидуальные издержки производства. Такое положение вещей оборачивается существенным снижением производительности труда в масштабе всей страны, и эта угроза еще более серьезна и имеет еще более длительные негативные последствия, чем простой спад физических объемов производства.

Парадокс заключается в том, что именно стремление к повышению эффективности производства (к получению максимальной прибыли при минимальных издержках) вынуждает хозяйствующих субъектов заменять высокоэффективный автоматизированный труд ручным и тем самым снижать производительность труда. Поэтому глубину экономического кризиса в нашей стране следует измерять даже не масштабами спада производства (и уж, конечно, не уровнем бюджетного дефицита), а падением производительности труда, за которое нам, быть может, предстоит расплачиваться в течение долгих десятилетий.

Справедливости ради следует заметить, что в нашей стране в эпоху господства так называемой плановой системы хозяйства имела место государственная монополия найма рабочей силы, поэтому монопольно низкая цена живого труда традиционно препятствовала производительному применению новейших технологий. Это обстоятельство в особенности стало очевидным в 70-80-е годы, когда значительно обострилась проблема внедрения достижений НТП в производство и в макроэкономическую динамику страны были заложены долгосрочные тенденции скрытой, подавленной инфляции, о которых было сказано выше.

Одним из мощных факторов инфляции в этот период развития нашей страны оставалась непродуманная научно-техническая политика, не создававшая эффективных экономических стимулов для разработки и внедрения принципиально новых технологий и направленная на инвестиционную поддержку отмирающих технологических укладов. Несмотря на имевшиеся возможности противостоять развитию этих тенденций, мы не смогли их использовать, ограничившись тем, что скрытые инфляционные тенденции в конце концов были переведены в открытые, ценовые формы.

Переход скрытых форм инфляции в открытые произошел в 1992 г., когда была проведена либерализация цен. С этого времени быстрое удорожание средств производства по сравнению с рабочей силой, характерное для периодов экономического кризиса, привело к относительному удешевлению продукции тех отраслей, где сравнительно велика доля живого труда. Особенно серьезный удар был нанесен по сельскому хозяйству, где в нашей стране традиционно высока доля ручного труда: непропорционально быстрый рост цен на продукцию промышленности по сравнению с продукцией сельского хозяйства резко обозначил ценовые ножницы, подрывающие нормальные условия воспроизводства в аграрном секторе страны.

Так, за один лишь 1992 г. оптовые цены на продукцию производственно-технического назначения поднялись в 34 раза, а закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию — только в 10 раз. Казалось бы, одним из аргументов в пользу либерализации цен была невозможность продолжать дальнейшее субсидирование государством производителей сельскохозяйственной продукции во имя поддержания социально низких розничных цен, а между тем проведение либерализации лишь усугубило эту проблему, стимулировав еще более быстрое перераспределение прибавочного продукта в ущерб сельскому хозяйству.

Если пересчитать в мировые цены показатели валового продукта по различным отраслям хозяйства, то окажется, что более 70% народно-хозяйственной прибыли образуется в топливно-энергетическом комплексе и сырьевых отраслях[14]. Но неоправданно низкая цена рабочей силы и, следовательно, заниженные внутренние цены на топливо и сырье (и завышенные — на продукцию обрабатывающей промышленности) приводят к тому, что прибыль, получаемая в ТЭК, “размазывается” по всем отраслям, создавая в них видимость относительного благополучия и рентабельности. Таким способом система внутренних цен в какой-то мере компенсирует тот факт, что прибыль топливно-энергетических отраслей образуется главным образом за счет присвоения ими природной ренты, которую во многих других странах в значительной степени изымает государство.

В этих условиях курс на “подтягивание” цен на топливо и сырье до уровня мировых является абсурдом, так как это приведет лишь к росту издержек в обрабатывающих отраслях, а следовательно, и цен на их продукцию. Открытие границ России для миграции капиталов в этом случае развалит отрасли обрабатывающей промышленности, которые в силу повышения издержек окажутся неконкурентоспособными на мировом и даже на внутреннем рынке. В то же время закрытие границ для миграции капиталов приведет лишь к всплеску инфляции издержек и впоследствии — к новому витку инфляционной спирали, если предварительно не будет устранена диспропорция между ценой живого труда и его производительностью, вызывающая структурные деформации в экономике.

Таким образом, диспропорциональность в ценах живого и овеществленного прошлого труда представляет собой ключевую проблему нашей экономики, не справившись с которой, невозможно решать ни проблемы структурной перестройки, ни проблемы технологического развития.

Производственные инновации, предполагающие применение более совершенных средств труда, должны быть направлены на экономию не только живого, но и овеществленного прошлого труда. Это означает, что внедряемые в производство образцы новой техники, вообще говоря, должны быть не только производительнее, но и дешевле своих предшествующих аналогов. Если же это условие не имеет места, то внедрение новой техники оборачивается экономией живого труда в применяющих эту технику производственных процессах, но вместе с тем более расточительным расходованием овеществленного прошлого труда.

Таким образом, внедрение более производительной, но в то же время более дорогой техники предполагает, что совокупный общественный труд экономится в процессе ее производительного применения, но более расточительно расходуется в предшествующих производственных процессах, продуктом которых выступает данная техника. Тем самым внедрение такого рода новой техники автоматически влечет за собой структурные перекосы в экономике, направленные на приоритетное развитие отраслей, производящих средства производства.

Поэтому ставка на инвестиционную поддержку отмирающих технологических укладов, неминуемо приводившая к удорожанию новой техники, опережавшему рост ее производительности, стимулировала не только развитие инфляционных тенденций, связанных с нарастанием инфляции издержек, но и структурные перекосы, вызванные более быстрым развитием отраслей группы А. Заметим, что удорожание продукции, опережавшее рост ее потребительских свойств, в известной мере являлось также следствием преобладавшей в командной экономике системы хозяйствования (в частности, валово-затратного подхода к оценке хозяйственной деятельности предприятий). Однако решающая роль принадлежала, конечно, технико-экономической политике, направленной на приоритетное развитие технологий, находящихся в последней фазе своего жизненного цикла.

Начало экономических преобразований в нашей стране (в частности, либерализация цен) лишь углубило ножницы цен между живым и овеществленным прошлым трудом, а административный контроль органов государственной власти за надлежащим состоянием и развитием сферы информационного производства оказался во многом утрачен. Поэтому резкое падение спроса предприятий на научно-техническую информацию во всех ее видах и формах оказалось губительным для технологического развития страны и привело к тому, что наиболее передовые технологии, которые уже разработаны в нашей стране (как в форме патентов и лицензий, так и в виде уже готовых образцов новой техники), не могут найти надлежащего применения.

Один из распространенных мифов, касающихся современного состояния нашей экономики, заключается в том, что чрезмерная закрытость оборонного сектора в России препятствует проникновению высоких технологий из военной сферы в гражданские отрасли хозяйства. На самом деле трудность заключается в том, что наиболее совершенные технологии, разработанные в оборонных исследовательских институтах, чаще всего оказываются слишком дорогими и невыгодными для предприятий по сравнению с примитивной техникой, требующей применения низкоквалифицированного ручного труда. Проблема не в том, что военные не желают раскрывать свои технологические секреты, а в том, что гражданские отрасли не в состоянии их применить. Причина же стабильного использования высоких технологий в оборонных отраслях производства кроется в том, что стимулом к их применению служит не частный экономический интерес, а административный контроль государства.

Необходимость замещения машин живым трудом служит основной причиной падения рыночного спроса предприятий на новейшие наукоемкие средства производства. Невмешательство государства в этот процесс приводит к резкому снижению выпуска этих средств производства (например, вместо производства станков с числовым программным управлением предприятия осваивают выпуск бытовых электроприборов и т.д.), так что на сегодняшний день можно констатировать фактическую ликвидацию производства наукоемкой техники как отрасли хозяйства.

Нет ничего удивительного в том, что сужение границ применения машин служит основной причиной падения рыночного спроса предприятий на наукоемкие средства производства. Однако реакция на эти процессы правительства, практикующего политику невмешательства и предоставляющего обеспечение должного технологического уровня производства в стране заботе отдельных частных лиц, представляется достаточно спорной. Тем более странно порой слышать и читать, что катастрофическое падение физических объемов производства в самых современных отраслях промышленности, возврат к послевоенным (а в ряде случаев — к довоенным) технологическим укладам хозяйства объявляется как раз той "структурной перестройкой", которая необходима нашей экономике.

Напротив, материальной основой промышленного цикла выступают процессы обновления основного капитала, поэтому смысл каждого экономического кризиса состоит в том, чтобы показать ограниченность приоритетов структурной политики, направленной на поддержку традиционных капиталоемких отраслей хозяйства, и расчистить дорогу для развития новых наукоемких отраслей. Однако в данный момент в нашей стране совершается технологическая деградация, деиндустриализация экономической системы, происходит ликвидация наиболее передовых отраслей хозяйства, которые определяют характер и темпы современного экономического роста и могли бы обеспечить России достойное место в мирохозяйственном разделении труда.

Узость внутреннего рынка наукоемкой продукции, не способного обеспечить сколько-нибудь стабильное ее производство, требует активных действий государства по поддержанию сферы информационного производства, не имеющей в период кризиса реальных стимулов к существованию, которые вытекали бы из природы рыночных отношений. Следовательно, до тех пор, пока рост информационного производства не будет вызван устойчивым спросом на его продукт, определенный технологический уровень производства неминуемо должен поддерживаться преимущественно усилиями государства.

Резкое ухудшение экономической конъюнктуры в нашей стране, вызванное быстрым спадом физических объемов производства, а затем — либерализацией цен и сопутствующими ей хозяйственными преобразованиями, значительно замедлило обновление основного капитала. Коэффициент обновления за последние пять лет упал более чем втрое, коэффициент выбытия — примерно в два раза. Средний срок службы элементов основного капитала в начале 90-х годов составлял более 25 лет. Средний срок функционирования активной части основного капитала в промышленности, составлявший в 1985 г. 7,3 года, в 1993 г. возрос до 15-16 лет, т. е. за 8 лет увеличился на те же самые 8 лет. Это значит, что в стране оказался пропущен целый промышленный цикл — цикл воспроизводства основного капитала, и в настоящее время имеет место его некомпенсируемое выбытие.

Над нашей экономикой в последние годы нависла угроза физического износа средств производства. Около 60% основных производственных фондов (по приведенной в соизмеримые цены первоначальной стоимости) физически изношено. Свыше 1/3 машин и оборудования в сельском хозяйстве проработали уже два амортизационных срока. В строительстве физический износ средств производства достиг 40%. В машиностроении более половины основных фондов нуждается в немедленной модернизации, а более четверти — в срочной замене. Стоит ли говорить о том, что требуемое не может быть осуществлено в силу отсутствия экономической заинтересованности в развитии долгосрочных инновационных проектов. Такое положение вещей трудно назвать иначе, чем экономической катастрофой.

Столь резкое удлинение жизненных циклов технологических нововведений осложнило управление инновационными процессами для большинства российских предприятий. Наши производственные предприятия в большинстве своем не так богаты, чтобы самостоятельно выходить на мировой информационный рынок и покупать информацию в наиболее "чистом" ее виде — в форме патентов и лицензий. Самое большее, что они реально могут себе позволить, — это закупка отдельных образцов новой техники. Но если учесть, что эта техника создана на основе научно-технической информации пяти-шестилетней давности, то станет ясно, что импорт элементов основного капитала заведомо обрекает нашу страну на технологическое отставание, поскольку технологический разрыв между Россией и ведущими странами Запада, таким образом, не уменьшается, а растет.

Проблема жизненных циклов технологических нововведений касается не только научной информации, овеществленной в новой технике и технологии, но и информационных ресурсов, овеществленных в человеческом капитале. Поэтому управление жизненными циклами нововведений требует от предприятий стратегических решений по управлению своим кадровым потенциалом. При этом сохранение высококвалифицированных коллективов в условиях технологического регресса остается сложной проблемой, неразрешимой для подавляющего большинства производственных предприятий.

Кроме того, сегодня лишь наиболее богатые и преуспевающие наши предприятия способны выйти в качестве покупателей на мировой рынок информации. Поэтому решение проблемы общего информационного обеспечения научно-технического прогресса в нашей экономике в ближайшее время придется взять на себя преимущественно государственным и полугосударственным структурам. Это касается как централизованного импорта технологий, техники и материалов, так и подготовки специалистов в зарубежных научных центрах для развития наукоемких отраслей.

Резкий спад физических объемов производства привел к неконтролируемому сжатию совокупного прибавочного продукта общества, что подорвало существовавшую в стране систему социальных гарантий. В этом заключается одна из причин частого упоминания альтернативы между государственными расходами на социальные нужды и производственными инвестициями.

Время от времени предпринимаются попытки убедить широкую общественность в том, что необходимо найти разумный компромисс между вложением средств в стабилизацию экономики и расходами на решение проблем социальной защиты, что требуется совместить достижение двух целей, которые представляются трудно совместимыми. Некоторые теоретики радикальных реформ даже уверяли, будто ограничение доходов населения (и, следовательно, падение платежеспособного спроса) должно привести к снижению уровня цен и, следовательно, повлечет за собой стабилизацию экономики. Легко понять, что это утверждение основано на недоразумении.

Падение платежеспособного спроса может вызвать снижение цен только в классической (домонополистической) экономике, в которой правит свободная конкуренция и которой сегодня уже нет нигде в мире. Монополии отвечают на уменьшение спроса не снижением цен, а сокращением объемов производства. Поэтому жесткий контроль правительства над объемом денежной массы во всех ее формах вызвал кризис неплатежей, и спровоцированное таким способом снижение платежеспособного спроса со стороны предприятий подорвало возможности воспроизводства реального сектора экономики страны, тем самым углубив экономический спад. К тому же результату приводит и политика ограничения реальных доходов населения (в частности, периодическое замораживание реальной заработной платы), резко сужающая платежеспособный спрос со стороны населения.

Это значит, что социальные проблемы в нашей стране, вызывающие падение платежеспособного спроса, только усугубляют экономический спад. Поэтому часто упоминаемая дилемма между развитием производства и развитием социальной сферы по своему существу является надуманной. Это мнимая альтернатива, к сожалению вводящая в заблуждение известную часть населения страны.

Любопытно, что аналогичный вывод, основанный на других посылках, делают немецкие исследователи переходной экономики Шольц и Томанн: по их мнению, институты социальной защиты необходимо рассматривать как производительные, поскольку их функционирование обеспечивает необходимую политическую поддержку экономических реформ. В силу этого факта они полагают своевременным поставить под сомнение широко распространенный тезис об альтернативе между экономической эффективностью и социальной справедливостью: достижение определенного уровня социальных гарантий представляет собой не затратную кампанию, а необходимую предпосылку социальной стабильности, в условиях которой только и возможно достижение целей стабильного экономического роста[15].

В нашей стране около 2% предприятий производят более 40% всего объема валового продукта и дают свыше половины всей прибыли в промышленности. Поэтому очевидно, что наша экономика является монополистической. Этот тип экономики сложился и в мировом хозяйстве, в значительном большинстве его отраслей. В экономике такого типа никакое снижение спроса не позволит достичь так называемой цены равновесия, поэтому данную проблему должна решить разумная ценовая политика государства, включающая в себя эффективный государственный контроль за ценовой политикой монополий. Логика экономической динамики такова, что в монополистической экономике значительно возрастает ответственность государства за характер протекания циклических хозяйственных процессов. В особенности это замечание касается разработки научно-технической политики в стране, находящейся в фазе промышленного кризиса.

В то же время, немедленная демонополизация нашей экономики, которую настойчиво предлагали некоторые радикал-реформаторы, тоже не ведет к решению проблемы, поскольку спад производства продолжается, а в период кризиса монополистические объединения более жизнеспособны, чем узкоспециализированные малые и средние предприятия. Поэтому развал уже сложившихся монополистических объединений, прежде всего в производственной сфере, способен лишь углубить экономический кризис в стране.

Напротив, правительство должно позаботиться о создании мощных производственных корпораций, которые сосредоточили бы в своих руках весь производственный цикл, вплоть до выпуска конечного продукта, причем корпораций транснациональных, деятельность которых была бы непосредственно направлена на восстановление хозяйственных связей с ближним зарубежьем, что позволит найти приемлемые формы хозяйственной интеграции политически независимых государств. К тому же функционирование объединений такого рода позволит хотя бы частично решить проблему срастания банковского капитала, самовозрастание которого сегодня во многом носит спекулятивный характер, с реальным сектором экономики, нередко задыхающимся от недостатка оборотных средств.

Поспешные, плохо продуманные шаги в сторону достижения чрезмерной открытости нашей экономики без должной организационной, законодательной и экономико-аналитической подготовки, предпринятые в начале 90-х годов, ставят под угрозу эффективное функционирование (а порой и само существование) целого ряда секторов экономики России, включая и наукоемкий сектор.

В качестве примера приведем наше законодательство по проблемам интеллектуальной собственности. Организация совместных исследовательских проектов российских и зарубежных ученых нередко подразумевает значительную экономическую недооценку имеющегося у наших исследователей научного задела, поскольку созданная ими информация формально не является объектом их интеллектуальной собственности. По той же причине человек, нелегально продающий за бесценок зарубежным коллегам результаты многолетней работы целого научного коллектива, с юридической точки зрения часто оказывается неуязвимым: на него, как правило, нельзя даже подать в суд за кражу информации.

Подобные факты ставят на повестку дня проблемы фондового представления научных знаний. Но решение этой актуальнейшей проблемы требует наличия надежных методов экономической оценки научно-технической информации, адекватных методик расчета интеллектуальной и инновационной ренты, лежащей в основе патентных и лицензионных платежей, и т.д. Следует подчеркнуть, что речь идет не просто о пробелах в законодательстве, а о серьезных экономических проблемах, решение которых невозможно без глубоких концептуальных разработок в области экономики информационного производства.

Современные реальности нашей экономики таковы, что на данном этапе невозможно (и не нужно) стремиться к достижению максимальной степени открытости экономической системы. Еще достаточно долгое время желаемым результатом, к которому следует реально стремиться, может быть лишь "приоткрытое" состояние экономики (ajar economy), подразумевающее наработку определенного потенциала взаимодействия экономики России с современным мировым хозяйством и углубления участия нашей страны в мировом разделении труда.

Поскольку экономика России в целом является в значительной мере монополистической, то следует считать закономерным тот факт, что в нашей стране рынок информационных продуктов, пребывающий сегодня в стадии становления, характеризуется высокой степенью монополизации. При этом по некоторым видам информационных продуктов монополистом выступает государство, определяющее формы товарного обращения этих продуктов и границы, до которых только и может простираться их свободная купля-продажа. Это касается, в частности, некоторых видов наукоемких средств производства, а также информации в наиболее "чистом" ее виде — патентов, лицензий, ноу-хау, т.е. большинства видов информационных ресурсов.

Становление информационного рынка по данным видам наукоемкой продукции сопровождается интенсивными призывами к разгосударствлению этого рынка, однако процесс этот тормозится объективными обстоятельствами, среди которых первым следует назвать стремительно упавший спрос производственных предприятий на информационные продукты и вытекающую из этого факта узость их внутреннего рынка, не способного обеспечить сколько-нибудь стабильное производство новой научно-технической информации. До тех пор пока рост информационного производства не будет вызван спросом на его продукт, поддержание должного технологического уровня производственных процессов в стране неминуемо остается преимущественно заботой государства. Тем самым государственная власть неизбежно должна применять для стимулирования развития информационного сектора экономики определенные меры внеэкономического характера, опирающиеся на волевые решения, а не на движение экономических интересов.

Другая часть информационного рынка первоначально оказалась за пределами жесткого государственного регулирования. По целому ряду информационных продуктов (например, компьютеры, пакеты прикладных программ) государство не смогло эффективно контролировать ситуацию, и на короткое время в этих экономических нишах возник "дикий" стихийный рынок, характеризующийся относительно большой долей импортных информационных продуктов, но плохо согласующийся с нормами международного права в части охраны интеллектуальной собственности.

Сегодня можно с уверенностью утверждать, что ситуация на этих рынках стабилизировалась. На каждом из них обозначился ряд крупных компаний, которые монополизировали основную часть соответствующего рынка. Конкурируя друг с другом и с мелкими фирмами, они сохраняют свое монопольное положение за счет более низких издержек, грамотной организации производства и сбыта, хорошо отлаженной сети хозяйственных связей.

Существенные различия в развитии двух частей российского информационного рынка ставят непростые задачи в области государственного регулирования информационного сектора экономики, в частности его институциональной организации. В этом смысле современная ситуация, сложившаяся на рынке информации в нашей стране, во многом аналогична состоянию информационного рынка развитых стран мира в 60-е годы. В России лишь складываются предпосылки для развития межфирменной кооперации, для отлаживания хозяйственных связей между сферой НИОКР и наукоемкими отраслями материального производства. В этих направлениях сегодня делаются лишь первые, главным образом экспериментальные, шаги.

В частности, хотя в России пока не наблюдается фирм совместного риска в том виде, в каком это явление распространилось, например, в США, но и в нашей стране существуют общества с ограниченной ответственностью, функционирующие в сфере НИОКР и наукоемких отраслях хозяйства. В некоторых крупных компаниях информационного сектора в последнее время стали появляться относительно обособленные подразделения рискового капитала, по существу представляющие собой внутренние венчуры. Однако западный опыт формирования, функционирования и развития подобных институциональных структур мало пригоден в современных экономических условиях России.