Часть 3. Тамга Прави 5 страница

– Я же сказал, потом посмотришь.

Его слова и внезапное появление на столь волнующем моменте заставили меня вздрогнуть. С поспешностью нашкодившего ребёнка, которого застали врасплох, я отдернула руку от цилиндра и демонстративно затянула верёвки рюкзака в тугой узел. Мои сомнения насчёт похода к храму вновь рассеялись, не оставив и следа от былого присутствия.

Уже позже я подумала: «Надо же, оказывается, это путешествие в Крым было неслучайным, как нам умудрился внушить Николай Андреевич». Да и чему удивляться? За время знакомства с Сэнсэем я заметила, что рядом с ним вообще не происходило ничего случайного. Более того, такие «случайности» его слов, действий и образа жизни незаметно порождали в судьбах столкнувшихся с ним людей целую последующую цепочку событий.

Собравшись, мы двинулись в обратном направлении. Идти назад всегда немного тяжелее, чем вперёд в заманчивую неизвестность, по крайней мере, мне так казалось. Усталость многочасового перехода брала своё, мы всё чаще останавливались для передышки. Подземелье уже воспринималось вполне привычной средой, и как всё привычное мало обращало на себя внимание. Это давало возможность сосредоточиться на прерванном размышлении о событиях в таинственном Храме, которые потрясли меня до глубины души. Неоднократное прокручивание в голове тех незабываемых кадров, пика волны возвышенных чувств погружали в какое-то необыкновенное состояние внутренней легкости, открытости. Воспоминание об истинном облике Сэнсэя, его незабываемом взгляде, проникающего в глубину души человеческой, породило во мне внутренний трепет, переросший почти в какой-то религиозный мандраж. Я всматривалась в фигуру впереди идущего Сэнсэя, и мои возвышенные мысли сами собой возводили его в ранг великого Существа, пришедшего в наш падший мир ради нашего спасения.

Внезапно Сэнсэй поранил руку, зацепившись об острый камень. Все засуетились, предлагая ему помощь. Но он лишь небрежно отмахнулся, мол, царапина, тут до выхода осталось недалеко, вылезем, забинтуем. Несмотря на этот случай, мой религиозный мандраж не прошёл, а даже наоборот, усилился. В памяти стали всплывать сцены страданий Великих людей. В это время мы уже входили в карстовую пещеру с «пальмами». Дорога была более чем знакома, до выхода оставалось совсем немного. Сэнсэй приотстал. И пока ребята продвигались дальше, он подошёл ко мне. Сердце у меня бешенно заколотилось, взволнованное очередным взлетом возвышенных мыслей о Существе из иного мира, которое спасёт гибнущее человечество. Сэнсэй же, осуждающе покачав головой, сказал следующее:

– Я обыкновенный человек… Видишь, у меня идёт кровь, мне тоже больно… Каждый сам должен позаботиться о своём спасении, а не ждать, что кто-то придёт и всё за него сделает. Божественное надо искать не во внешнем, а в своём внутреннем. И не просто искать, а стремиться слиться с Ним и стать добрым Творцом своей жизни. Бог внутри каждого человека. И только через свой внутренний мир мы можем постичь Его и дойти к Нему.

Этими словами Сэнсэй несколько остудил мой пыл, заставляя реальней взглянуть на мир. И действительно, всё в человеке, и никто за него не решит насущные проблемы. Только нам хочется, чтобы было, как в сказке, чтобы кто-то пришёл и всё за нас сделал… А самим лень преобразовать себя «из ползающего червя в прекрасную бабочку». Хотя для этого нам даны все инструменты, только твори… Вся сложность в простоте…

Едва эти мысли исчезли, сознание тотчас захлестнула новая волна размышлений об увиденных картинах массового горя, которые всё не давали мне покоя. Именно этими волнующими мыслями я стала впопыхах делиться с шедшим рядом Сэнсэем, даже не позаботившись о том, чтобы пересказать пережитые мною в храме видения.

– Но ведь люди… Они же не знают, их надо предупредить об опасности. Там же было столько горя. Я хочу помочь им… хочу донести до них… Я уверена, они поймут, они станут лучше, они смогут спастись…

– О, наивное дитя, – тихо вздохнул Сэнсэй, отводя взгляд в сторону. – Ты не представляешь себе, сколько до тебя пытались это сделать. Так это были великие Мастера, владеющие тайной человеческой мысли. И то у них мало что путного вышло. Люди остаются людьми. И, к сожалению, по прошествии тысячелетий они не изменились.

– Ну, почему же? Разве Мастера зря старались?! – возразила я. – Ведь хоть чуть-чуть, но что-то путное вышло. Уже радует! Я понимаю, конечно, я не Мастер и ещё даже не Человек, и надо над собой работать и работать… Но мне очень хочется помочь людям, донести до них то, что узнала я… Ведь для кого-то это окажется той единственной, спасительной соломинкой, благодаря которой он сможет узреть суть. В любом случае это Шанс!

Сэнсэй по-доброму улыбнулся, очевидно, из-за моей искренности, и сказал:

– Ну, что я тебе могу сказать по этому поводу? Благие мысли при сильном желании – предвестники благих деяний. Благие деяния – суть созревающих душ. Смелость порождает Силу духа. Сила духа сплачивает в Единство. Единство удесятеряет Силу, Единый Дух изменяет цикл. Общий результат зависит от усилий каждого. Усилия каждого от изменения внутренней частоты. Частота есть скачок мгновения, выводящий за пределы По.

Сэнсэй замолчал. И хоть он произнёс вроде бы простые слова, у меня в голове возник, как говорится, «полный ступор». Тогда эти предложения просто врезались в мою память своей необычностью и не совсем понятным для меня смыслом. Но впоследствии сама жизнь стала для меня ключом чуть ли не к каждому произнёсенному тогда слову Сэнсэя.

* * *

Когда мы проползали лаз – последнее препятствие горы, отделявшее нас от выхода – он уже не казался таким пугающим, как в первый раз. Наоборот, последние метры преодолевали с особым энтузиазмом, желая поскорее вырваться наружу. Руководствуясь своими субъективными ощущениями, я почему-то подумала, что мы пробыли под землей двенадцать часов, и ожидала увидеть сумерки. Но когда мы вылезли, к моему удивлению, светило солнце. Выходит, мы пробыли там около суток. И, надо отметить, я испытала большое удовольствие, вновь очутившись в родной стихии необъятных просторов. Вот уж действительно стоит побывать в пещере хотя бы ради того, чтобы понять ценность дневного света после долгой темноты, когда перед тобой раскрывается целая гамма разнообразных красок природы, чтобы почувствовать этот свежий, бодрящий воздух, малейшее дуновение ветерка, чтобы ощутить телом пространство и охватить взглядом его дали и наконец-то расслабиться от накопившегося подземного напряжения во время нескончаемой ходьбы по подземным тёмным лабиринтам.

Татьяна и Костик по-хозяйски разбили палатки недалеко от входа, дожидаясь нашего возвращения. Они радостно встретили изнуренный отряд, расспрашивая о подземном путешествии. Но у народа хватило сил разве что поведать в общих чертах, и то далеко не всё из того, что было.

Поскольку все изрядно устали, то решили этот день посвятить капитальному отдыху, и лишь на следующий день отправиться к селению, где мы оставили машины. Тоже ведь путь предстоял неблизкий. Пообедав, мы разошлись по палаткам. Я так мечтала выспаться, но когда уже забралась в спальный мешок, моего блаженства от соприкосновения с «подушкой» хватило минут на двадцать. А потом сон как рукой сняло. Татьяна уже вовсю сопела под боком, а я всё ворочалась и никак не могла заснуть. Мысли всё время прокручивали самые волнующие кадры нашего похода. Но в то же время и сомнения не дремали. Они словно рой надоедливого гнуса кружили вокруг воспоминаний загадочных событий этого путешествия и пытались «укусить» при каждом удобном случае своими вопросами. «Почему на зеркальном кристалле лежал толстый слой пыли, словно его тысячелетиями никто не касался? Хотя я точно помню, что протирала. Почему в храме Лотоса не было тени? Ведь даже когда я свела обе ладони, между ними вместо тени стоял мягкий свет. Почему мы не покинули помещение, когда открывался щит капсулы, а спасались от какого-то неизвестного газа в нише за постаментом черепа единорога? Единорога?! Может это бред моего мозга? Устала, уснула, мало ли что приснится? А цилиндр?! А цилиндр, возможно, Сэнсэй отдал мне, когда я была в полудрёме и моя особа автоматически положила данную вещь к себе в рюкзак, сразу не придав этому значения. Очевидно, из-за этого и сон такой странный получился. Но если это был сон, то откуда такая исчерпывающая информация о том, что узнала в данном «сновидении» от Сэнсэя?! Ведь я до этого точно нигде ничего подобного не слышала и не видела! Хотя, как говорил Сэнсэй, подсознание иногда выкидывает такие шутки с человеком… Хм, искусственный камень внеземного происхождения… Какая-то тамга Прави, тамга Владыки?! Воины Света… «Волшебное Око» Гора… Киев…Чернобыль… Шамбала… Голова Осириса. Ерунда какая-то, как может Киев являться головой Осириса? И тем более в этой голове находится храм Лотоса?! Да нет, это точно мой бред. В жизни такого не бывает. Это явно был сон!»

В конце концов, чтобы отвлечься от своих мыслей, я встала и решила проветриться. Возле тлеющего костра, на котором готовился обед, сидели Сергей и отец Иоанн. Причём, если Вано выглядел уставшим, то Сергей, наоборот, бодрым и свежим.

– Не помешаю? – осведомилась я, подходя к костру.

– Присоединяйся, – с улыбкой пригласил Вано. – Что, не спится?

– Да какой там! – махнула я рукой.

– Ну, давайте тогда почаевничаем, – предложил Сергей.

Минут через пять к нашему молчаливому чаепитию присоединился Валера, затем Николай Андреевич. Причём на тот же вопрос Вано: «Что, не спится, доктор?», тот ответил, так же как и я: «Да какой там!» События, произошедшие в походе, явно произвели на всех неизгладимое впечатление. Вскоре из своей палатки вышел и сам Сэнсэй. Он выглядел вполне отдохнувшим, хотя после нашего обеда прошло всего около двух часов.

– О, вы уже встали? – глянув на нашу компанию, с юмором произнёс Сэнсэй.

– Мы и не ложились, – также шутливо ответил ему Вано.

– Разве тут уснешь после всего того, что было? – заявил наш психотерапевт. – Как говорил Бертольд Брехт: «Никакой поход не даётся с таким трудом, как возвращение к здравому смыслу».

Сэнсэй засмеялся и сказал:

– Ну, раз спать не хотите, тогда пошли... Ещё что-то интересное покажу.

«Ещё что-то?!» – встрепенулась я. Это меня заинтриговало.

– А мне можно с вами? – осторожно поинтересовалась моя особа у Сэнсэя.

– Конечно можно, — как само собой разумеющееся промолвил Сэнсэй.

Несмотря на усталость, никто из присутствующих не стал не только возражать против этой прогулки, но даже расспрашивать, куда и зачем мы идём. Наоборот, все дружно зашевелились, вставая со своих мест, будто так и надо. Сергей предусмотрительно затушил тлеющие угли водой из чайника, дабы не случился пожар.

– А снаряжение понадобится? – спросил Николай Андреевич.

– Да нет, так пройдемся, – махнул рукой Сэнсэй.

Мы пошли сначала вдоль склона прогулочным шагом, наслаждаясь крымским горным воздухом и неповторимым пейзажем. Потом наша невидимая тропа, пролегающая сквозь строй удивительных деревьев разных видов, вывела наверх к поляне, устланной зеленой муравой. Трава, не успевшая выгореть на солнце, пучками тянулась к светилу, отвоевывая у камней каждый клочок земли. Попадался на глаза и можжевельник, отчётливо выделяющийся своей тёмной зеленью хвои на светлом горно-луговом ковре. Он словно низко кланялся матушке-Природе, прижимаясь к земле и распластав свои ветви в разные стороны. Чем выше мы поднимались, тем больше нам открывалась красивейшая панорама горного пейзажа, порождая захватывающее чувство свободы и мысленного полёта в этом огромном воздушном пространстве.

Вано с Сергеем рассказывали какие-то смешные истории, что делало наш путь ещё приятнее. Всё-таки на поверхности, может быть, из-за такого разнообразия природных красок, её кипящей жизни, дорога не казалась столь тяжелой и утомительной, как под землей. Мы и не заметили, как пролетело время, когда добрались до конечного пункта нашей пешей прогулки по горам.

– Здесь, – кивнул Сэнсэй, указывая вниз по склону.

Наша компания спустилась к большому каменному «памятнику». Этот многотонный красавец являлся, очевидно, очень древним сооружением. Некогда хорошо обработанные его бока обветрились, кое-где уже частично разрушились. Но что поделать, как говорится, ничто не вечно под луной. Всё когда-то разрушается и всему когда-то приходит конец. Но пока долгожитель-великан устойчиво стоял на своих каменных ногах, удерживая на себе, как Атлант небо, тяжелую каменную плиту-ношу, некогда кем-то взваленную на его могучие плечи.

– Да, восхитительное творение! – сказал Николай Андреевич.

– И кто это так от безделья маялся? – в шутку проговорил отец Иоанн.

– Ну, ты даешь! – со смехом возмутился Сергей. – Это же дольмен! Это же великая архитектура древности!

– Вот это архитектура?! Да дайте мне подъёмный кран, я вам таких «архитектур» сколько угодно наштампую.

– Так в том-то и дело, что тебе «дай подъёмный кран», а те, кто это возводил, обходились без него.

– И на кой им это было нужно? – пожал плечами Вано, продолжая видимо, специально подкалывать Сергея.

– На кой? – передразнил тот, но, подумав, с юмором ответил: – Вот и археологи гадают: «Ну, на кой было это сооружать?»

Компания рассмеялась. Пока Сергей и Вано шутили, мы с Николаем Андреевичем и Валерой обошли дольмен.

– Да, – тихо проговорил доктор, прикасаясь к каменным глыбам, – несомненно, доисторические строители обладали какой-то универсальной силой или техникой.

– Интересно, кто же их обрабатывал и устанавливал? – спросила я.

– Загадка. Обработку некоторых древних дольменов датируют каменным веком. А в то время, как утверждает наша официальная история, жили лишь охотники да собиратели. Хотя… – Николай Андреевич улыбнулся, – говорят, никто не изменяет так историю, как историки. Но парадокс дольменов и других мегалитических сооружений в том, что чем древнее комплекс, тем он больше и мощнее. То есть, для глубокой древности характерны были гигантские, тщательно продуманные и спланированные сооружения да ещё зачастую с воплощением в них астрономических, геометрических знаний. Это говорит о чём? О том, что в старину владели серьёзными знаниями.

– Это же сколько людей нужно было привлечь, чтобы соорудить такую махину?

– Самое любопытное, что раньше людей по количеству было гораздо меньше на Земле, чем сейчас. Да и те были разбросаны по земному шару. Это же не сегодняшние наши миллиарды.

– Интересно, а зачем им нужно было сооружать эти дольмены?

Николай Андреевич пожал плечами.

– Считается, что это «погребения витязей», хотя в основном многие из дольменов пусты. Никаких тебе следов бренных человеческих останков. Главное, эти дольмены есть по всему миру, на всех континентах разбросаны. В одних только регионах доисторической Европы более тысячи примерно одинаковой архитектуры. Учёные даже вычислили по обмерке каменных монолитов, что в древние времена в Европе была общепринята одна и та же мера длины – мегалитический ярд. Он равнялся 82,9 сантиметра. Следовательно, можно смело предположить, что те, кто строил, неплохо владели ещё и математикой. Кроме того, непонятно, как они всё это устанавливали.

Обойдя дольмен, мы присоединились к Сэнсэю и Валере, которые уселись на камни, валявшиеся неподалеку. Чуть позже рядом расположились Вано с Сергеем. Некоторое время мы все молчали, наслаждаясь картиной природы. Ветер властно прогуливался волнами по зеленому склону горы, шевеля верхушки деревьев, расположенных ниже. Чарующий горный пейзаж, открывающийся с этого места, завораживал своей объемной панорамой. Вокруг царил необыкновенный покой – вечный страж многовековой памяти.

– Да… – задумчиво сказал Сэнсэй. – Сколько лет прошло…

Сергей глянул на него и как-то робко спросил:

– Интересно, сколько же веков этому старичку-дольмену?

– Много… очень много, – ответил Сэнсэй. – Это дольмен Прави… – И немного помолчав, неожиданно добавил: – Кстати говоря, если визуально провести прямую линию… вот в том направлении, как раз она бы вывела на место бывшей «резиденции» Ригдена Джаппо, которая когда-то, давным-давно, находилась поистине в райском месте на берегу великолепного озера. К сожалению, ныне там плещутся волны Чёрного моря.

– Так что, при желании можно отыскать на дне остатки этого древнего сооружения?

– При желании всё можно, – добродушно ответил Сэнсэй.

Сергей немного помолчал, а потом сказал:

– А камни этих глыб явно не местные, судя по породе.

Сэнсэй кинул взгляд на дольмен.

– Да, их взяли километров за девяносто отсюда.

– Красивые, – произнёс Сергей.

Сэнсэй кивнул, соглашаясь с ним.

Все посмотрели в ту сторону. Честно говоря, я так и не поняла, о какой красоте шла речь. Камни как камни, ну, немножко отличаются от местных камней. А так…

– Здесь был похоронен один из Прави, – промолвил Сэнсэй.

– Так что, тут покоятся его останки? – поинтересовался отец Иоанн.

– Это последнее пристанище его тела на Земле. Отсюда он ушёл в Нирвану.

– Если здесь похоронен сам Прави, то тут по идее должна быть мощная энергетика, — заметил Николай Андреевич. – Маленький кристалл и то как чувствовался, а здесь целый дольмен. И никаких тебе внутренних ощущений.

Сэнсэй, глядя куда-то вдаль, произнёс:

– Этим камням уже много лет. Бывший здесь энергетический фон, к сожалению, уже практически рассеялся.

– А другие дольмены тоже подобного назначения? — спросил Николай Андреевич.

– Смотря какие, – пожал плечами Сэнсэй. – Иногда это были творения Гелиаров и Этимонов. Эти дольмены раньше использовали и как ловушки силы.

– В каком смысле? – спросил Сергей.

– Да потом как-нибудь расскажу… Позже люди стали подражать им в строительствах уже меньших дольменов.

– Значит, в этом покоятся останки Прави? – вновь уточнил отец Иоанн.

– Да нет там никаких останков.

– Как нет? Ты же сказал, он тут похоронен.

– Здесь он умер в нашем понимании этого слова. А по факту сознательно ушёл в Нирвану, прежде разрушив своё тело на атомные и субатомные частицы. Так что здесь ты даже праха не найдешь.

Вано недоверчиво покосился на Сэнсэя:

– Так не бывает.

– Ещё как бывает, – добродушно ответил ему Сэнсэй. – Тело человеческое есть лишь иллюзия, как всякая материя. Это сфокусированная волна. И я тебе об этом уже неоднократно рассказывал. При желании с ним можно сотворить всё, что угодно, особенно если Человек, пребывающий в нём, достиг значительных духовных высот. Он может спокойно разложить своё тело по энергетическим составляющим, а может сохранить тело в самом наилучшем виде, затормозить жизненные процессы настолько, что его органика очень долго будет сохраняться практически живая, хотя его там по сути уже не будет. То есть его тело ничем – ни органикой кожи, ни волос, ни ногтей – не будет отличаться от органики живого. Даже запаха, возвещающего о процессе гниения, не будет. Одно благоухание! Причём неважно, где это тело будет находиться: в земле, в пещере или на открытом воздухе. Вариаций с материей масса. Ведь если в тебе главенствует душа, открывается сила Бога. А для Божьей силы невозможного просто не существует.

– Ну, с последними утверждениями я, безусловно, согласен, – мягко проговорил отец Иоанн и тут же возразил: – Но ведь даже мощи святых подвержены процессу разрушения органики.

Сэнсэй таинственно улыбнулся, глядя на него каким-то проницательным взглядом, и молвил:

– В твоей жизни будет случай, когда ты сможешь лично убедиться в моих словах. Через пять лет в Бурятии ты будешь присутствовать при извлечении тела буддийского монаха, похороненного в 1927 году.

– Я?! – удивленно вскинул брови отец Иоанн. – В Бурятии? Да что я там забыл, да ещё у могилы буддийского монаха?.. Ты шутишь?

– Отнюдь, – ответил Сэнсэй.

Вано с улыбкой смотрел на друга, пытаясь определить для себя процент правды в его словах. Сергей же похлопал батюшку по плечу и произнёс, прищёлкнув языком:

– В каждой шутке есть доля шутки. Так что как ни крути, а тебя ждёт одна дорога – в Бурятию!

И сделал приглашающий жест… в ближайшее будущее. Все рассмеялись.

– Да, Сэнсэй, круто ты меня послал, – усмехнулся Вано. – Надо же, в Бурятию! Не мог уже куда-нибудь поюжнее, например, там, на Канарские острова…

– Та, – махнул рукой Сэнсэй, поддерживая его шуточный тон, – зачем они тебе нужны, те Канары? Там скоро снег выпадет и будет холодно.

– Ты чё, Сэнсэй, это же Канары! Это же Испания, северо-западное побережье Африки! Какой снег среди вечного лета?! – смеясь, возмущался Вано. – Нет, ты точно географии не знаешь!

– Да что я виноват, что ли, если она каждый раз меняется? – в тон ему со смехом ответил Сэнсэй. – Попробуй, запомни все эти земные дроби с дробинками.

Все вновь рассмеялись.

– А что, жизнь – штука непредсказуемая, – лукаво проговорил Сергей. – Я, например, не давеча как несколько часов назад видел себя стоящим в церкви, в рясе, с бородой и крестом на пузе. И к чему бы это?

Сергей глянул на Сэнсэя.

– Ну, пути Господни неисповедимы, – невозмутимо ответил тот.

– А вот что я видел, – неожиданно сказал Николай Андреевич серьёзным тоном. – Сначала какие-то непонятные, я бы даже сказал, неестественные знаки природы. Якобы после землетрясения и затмения луны ядовитая змея, совершенно непривычная для наших мест, разворошила в лесу большой муравейник и улеглась в его середине, давя муравьев своим весом. Лежит она, а к ней со всех сторон подползают рабочие чёрные муравьи, лезут прямо под неё, словно не замечают опасности. А она знай проворачивает свои кольца и давит их своей массой. Я взял палку и хотел её прогнать. Змея как зашипела, как встала в стойку кобры... Да такая здоровая, в два человеческих роста. Я со страху прямо обомлел. Смотрю, а в середине её колец земной глобус, на памятник похож. И как только эта змея стала нападать, меня выкинуло из этого жуткого видения…

– Слышите, мужики, вы чего в пещерах, газу, что ли, какого надышались? – попытался пошутить Вано. – Один в Бурятию посылает, второй крест на пузе рассматривает, третий вообще к рептилиям приставал.

Вместо ожидаемого смеха отец Иоанн увидел лишь некое жалкое подобие вялых улыбок.

– Может быть, – нехотя поддержал его шутку Николай Андреевич. – Только уж слишком всё реально… Ведь та змея лишь вначале была змеей. Понятно, что я испытываю некоторый страх перед рептилиями, и мой мозг просто ассоциативно преобразовал какую-то опасность в подобный образ. А если учесть то обстоятельство, что в последние дни мои мысли были заняты вопросом о Деструкторах и Кандуках, то логично предположить, что именно об этом моё подсознание и пыталось донести до меня какую-то информацию… Так вот, едва я успел отскочить, меня вышибло из одного видения в другое, с ещё более пугающей реальностью. Стою я среди огромной толпы, которая что-то скандирует. Но люди ведут себя как-то очень странно, будто сомнамбулы. Одни и те же лозунги без конца повторяют, как закодированные, одну и ту же информацию слово в слово друг другу пересказывают. За внешними улыбками — скрытая агрессивность, за «праведными речами» с трибун — сплошной обман…

Когда Николай Андреевич закончил рассказ, Сэнсэй произнёс:

– То, что ты видел, это, к сожалению, ближайшее будущее, начало конца.

Сэнсэй немного помолчал, а потом вдруг без предисловий стал читать странное стихотворение:

– Во времена Перекрестья

Кривда заменит Правду.

У крайя за год Слово дано

Но эхо его – крик в пустоту,

Мало кто слышит.

Число, в сумме бесконечность,

Перевернутая в вертикаль,

Откроет врата Гнева.

Ошибка есть ключ,

Вскрывший ящик Пандоры.

Владыка морской в день сей проснется,

Встряхнув волосами,

И сотни тысяч жизней поглотит

Первой расплатой за Глупость и Эго.

Вторая расплата настигнет внезапно

Мир людской в больший ужас ввергая…

Я слушала это странное стихотворение сплошных катастроф, безуспешно пытаясь в мыслях конкретизировать географию и грядущее событие. Когда же Сэнсэй закончил читать, воцарилась тишина.

– Ну, ты и загнул, – первым не выдержал Вано. – Умеешь, однако, успокаивать.

Сэнсэй пожал плечами.

– Не время расслабляться.

– Да какой там «расслабляться»? У меня теперь в голове сплошные «китайские иероглифы» в древне-европейском исполнении. И что этот «сборник» означает?

– Понятное дело, звездец скоро! – не раздумывая, высказался Сергей и тут же поправился, глянув в мою сторону. – Извините, конечно, за выражение.

– Ну, это и чукче понятно, а что конкретно? — добивался отец Иоанн.

– Даже если я тебе скажу, что будет конкретно, ты всё равно не поверишь, – сказал Сэнсэй.

– Это почему же не поверю?!

– А ты сильно бы поверил в распад Союза, если бы я тебе об этом сказал на следующий день после того, как Батька стал Генсеком?

– Нет, конечно.

– Вот, а теперь ты хочешь, чтобы я рассказал про то, что по сравнению с распадом Союза, как небо и земля.

– Неужели так хреново?

– Хуже.

– А лично мне кажется, что хуже, чем распад Союза, моей Родины, уже и придумать невозможно. Даже катаклизмы не так страшны,– произнёс Сергей.

– К сожалению, – ответил Сэнсэй, – впереди людей ожидают такие испытания, которые, дай Бог, им выдержать и пройти! А что касательно славянских территорий, то скоро они станут спасительным местом для многих климатических беженцев земного шара. И особенно на эти территории положат «глаз» Архонты, как на лакомый кусочек. Правдами-неправдами они будут предпринимать все попытки, чтобы любым способом завладеть этими землями и стать там Хозяевами. Они будут вкладывать в покупку земель большие денежные средства, поскольку прекрасно будут понимать, что деньги скоро превратятся в ничто. Бумажкой не наешься. Деньги потеряют свою значимость. Кому, к примеру, будут нужны доллары, если не будет самой Америки? Так что можете не копить деньги на старость, – улыбнулся Сэнсэй, задержав взгляд на Николае Андреевиче. – Очень скоро наступят времена, когда единственной материальной ценностью среди людей станет еда, тепло и крыша над головой. Но и это, конечно, будет временным явлением, как и всё в этом мире. Когда люди утратят свои материальные ценности, ради которых они жили, то на себе прочувствуют и поймут важность скорейшего обретения духовного богатства. – И помолчав немного, добавил: – Планету ждут серьёзные, большие катаклизмы. И лишь духовное объединение славян, ядро которого будет составлять Россия, Украина и Белоруссия, сможет спасти и помочь выжить многим людям на Земле. Поскольку славяне – это единственный оставшийся духовный оплот мира, способный спасти не только самих себя, но и человечество в целом. В противном случае, если в людском мире по-прежнему будет сохраняться доминация Животного, которое, естественно, попытается раздробить славян, поссорить их между собой, и сделать из них рабов Эго, в истории этой цивилизации будет поставлена окончательная точка…

Перед моими глазами, словно вживую, вновь предстали картины глобальных катастроф, увиденных в Храме. Мир рушился за короткий промежуток времени. Многие люди гибли, застигнутые врасплох природным гневом. Я чувствовала, что этот мир балансировал на грани огромной пропасти. И прекрасно понимала, что в этой мясорубке природных катаклизмов и людской злобы выжить мало шансов у всех людей, в том числе, и у меня. Это обостряющееся ощущение неизбежной гибели придавало новый импульс жизни, ценности проживаемых мгновений. И захотелось только одного: прожить эти последние мгновения с максимальной пользой для своей души, во имя Бога и на благо людей.

Во время таких размышлений к моему очередному удивлению разговор мужчин зашёл о Гелиарах.

– …Раз наступает такой глобальный конец, так хоть перед смертью по-настоящему уважить свою душу, оказывая духовную помощь людям, служа на их духовное благо, – закончил свою речь батюшка.

– Да, Гелиары жили совершенно другой, настоящей реальностью, а не той материальной иллюзией бесконечных проблем, в которой пребывает человечество, – кивнул Сэнсэй, отвечая отцу Иоанну. – Своей ежедневной борьбой с нечистью они совершенствовали и наращивали духовную силу. Духовная же сила может не только управлять стихиями, но и двигать планеты. Нет ничего невозможного для того, кто пребывает в реальности Бога.Поэтому Гелиары и Этимоны по праву назывались Великими Воинами. Эти люди, вышедшие из простых смертных, сумели побороть в себе Животное, обрести целостность и вступить в битву с нечистью за людей на той стороне сознания. Чистотой своего духа, своим реальным служением Богу они заслужили себе самую ценную духовную награду: обрели власть над смертью и право уйти в Нирвану, в настоящую реальность Бога. Оценить это счастье близости с Богом может лишь тот, кто каждый день приближался к нему в упорном духовном труде.

– Да, – задумчиво произнёс Николай Андреевич, – это действительно несравнимо ни с какой земной наградой, в том числе и признанием обществом твоих заслуг. Да в общем-то и признание это во многом фальшивое, так, одобряющий хлопок по плечу…

– … и интенсивный пинок под зад, – закончил его предложение Сергей.

– Вот то-то и оно, – печально промолвил Николай Андреевич. – Одна кажущаяся видимость.

– Люди во многом заблуждаются, считая, что истинная награда — признание их заслуг окружающим обществом, – проговорил Сэнсэй. – От этого внешнего сюжета внутренняя суть человека не обретет своей целостности. На подсознательном уровне человек так и остаётся неудовлетворенным, со своим комплексом собственных проблем... Жизнь пролетает быстро, и кажущиеся когда-то важными ценности не только меняются достаточно часто, но со временем теряют свой смысл. И это неудовлетворение собой, обман надежд, собственных иллюзий в прожитой жизни, в конце концов, лишь усиливает гнет внутреннего груза причинности и бессмысленности своего существования. Всё, что ранее казалось важным, со временем теряет свою актуальность и превращается в прах, ненужный хлам прошлого. Каждый человек, оценивая прожитую жизнь, пытается утешить сам себя в оправданиях, что всё же он прожил не зря. Почему? Потому что на самом деле понимает, что, несмотря на все события, он остаётся неудовлетворенным, ведь жизнь внутри его была пуста. Все силы он растратил на внешнее, не удосужившись поработать над внутренним. И всё внешнее оказалось как дым, как мираж, ослепив своим видением и канув в темноту…