Глава 3. НАУКА В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ 5 страница

Претендуя на концептуальный абрис неклассики, сказанное позволяет судить о ней как о весьма цель­ном, однородном пласте духовности., подготовленном глубокими идейными процессами на рубеже XIX — первой четверти XX в. Реальная незавершенность интеллектуальной фазы неклассики не позволяет пред­метно решать вопрос датировок: известно лишь место и время старта, однако покрыто тайной место и время финиша. И все же, используя экстраполяцию, возмож­но обойти план хроники, переведя обсуждение в ин­тенсивно теоретическую плоскость.

Преодолевая некритические догмы классики, не­классика тем не менее не порывает с ней вовсе. Не­посредственная, явная связь между ними просматри­вается в части толкования предназначения знания. И классика и неклассика сходятся в одном: задача науки — раскрытие природы бытия, постижение ис­тины. Замыкаясь на натуралистическом отношении «познание — мир», «знание — описание реальности», они одинаково отстраняются от аксиологических отно­шений «познание — ценность», «знание -— предписа­ние реальности». Обоснованием выделения и обособ­ления неонеклассического этапа выступает, следова­тельно, фактор ценности: сосредоточение на вопросе понимания не того, «что есть» (истина о мире), а того, что должно быть (потребный проект мира).

Неонешссш

В ситуации превращения знания в орудие, рукот­ворную планетарную силу, возникает вопрос цены, жизнеобеспечения истины. Человек подходит к распу­тью, что важнее: знание о мире или знание деятельно­сти в мире. В свете данных идей радикализуется утвер­ждение: «центр перспективы —человек, одновремен­но и центр конструирования универсума»¹-

Неклассическая цепочка «знание — реальность» трансформируется в неонеклассическое кольцо «ре­альное знание и его человеческий потенциал в онау­чиваемой реальности». Натуралистические гео- и ге-лиоцентризации уступают место аксиологической ан-тропоцентризации: высшим кредо постижения мира предстает не эпистемологический (знание — цель), а антропный принцип: знание — средство, при любых обстоятельствах познавательная экспансия должна получать гуманитарное, родовое оправдание. Подобная нетривиальная постановка обостряет проблему взаи­моотношения знания и цели, истины и ценности, еще более разобщая неонеклассику с классикой и неклас­сикой. Остановимся на этом подробнее.

Классика и неклассика функционировали как зна­ния — отображения, ориентированные на постижение свойств мира. Неонеклассика, у истоков которой мы пребываем, будет функционировать как знание — инст­румент, ориентированный на утверждение нас в мире. Раньше вожделением познания было знание бытия, с настоящего момента и далее радикализуется знание пер­спектив творения бытия, отвечающего нашим запросам.

Таким образом, очевиден сдвиг с субстанциализма на креативизм, с онтологии на телеологию, который (сдвиг) оправдывается встройкой в знание новых пре­обладающих тенденций. В их числе упомянем:

Синкретизм. Из принципиальных глобальных дви­жений человечества по упрочению перспектив рода, получению ясных гарантий выживания ставится зада­ча сознательного созидания бытия, обеспечивающего

Шарден Т. Феномен человека. М., 1987. С. 38.

будущую историю. В таком ракурсе интенции фунда­ментальной науки на получение достоверного знания изначально увязываются с интенциями прикладной науки на получение социально работоспособного ути­лизуемого знания. В основе координации этих интен­ций— понимание подчиненности науки (органона) общечеловеческой логике пролонгирования цивилиза-ционно базовых поставляющих процессов. По ходу проектирования бытия в творческой деятельности с намерением получать оптимальные результаты нет иного пути, как сообразовываться с гуманитарно вы­сокими образцами, согласующими знание и ценности, истину и идеалы, этику и технологию. Неонеклассичес-кая наука, следовательно, есть воплощение гетевского сочетания Unum, Bonum, Verum.

Телеономия. Классика и неклассика различали механическую и целевую причины. От Аристотеля, Лейбница, идеологов Просвещения красной нитью идет линия на вытеснение цели из контекста знания. Дело доходило до курьезного выхолащивания личнос­ти в рационалистической дидактике, толкующей чело­века как чистый продукт обстоятельств. Оттого — ди­хотомии механической науки — свободно-целевой ду­ховности, физики — метафизики, знания — этики, мира природы — мира свободы, естествоведения — культу-роведения, сферы сущего — сферы должного, объяс­нения — понимания, истины — ценности.

С неонеклассической фазы, однако, знания и цен­ности перестают противостоять друг другу. Чтобы по­нять это, довольно погрузиться в следующие пробле­мы: наука занята поиском истины, но олицетворяет ли истина высшее и конечное предназначение человече­ства? Научное знание нейтрально относительно его последующей утилизации, но нейтрально (безразлич­но) ли человечество относительно социальной техни­ки, запущенной на базе научного знания? Наука не просто познает мир, она познает его для человека, ибо мир без человека ничто, — в этой связи, — так ли уж внутренние инициативы науки отрешены от жизнен­ных (внешних) реалий?

Непредвзятое осмысление этих и связанных с ними проблем обязывает лишить науку самодовлеюще-

Глава 5. Нвкдаесичвская нзра

го статуса: вершение науки не цель, а средство само­утверждения человечества. Отсюда правильно отвес­ти науке подобающее место, поместив ее в отличаю­щийся большей самодостаточностью ценностный кон­текст. Принимая во внимание, что наука, как задним числом знаем, потенциально в состоянии 1) обслу­живать далекие от интересов истины предприятия; 2) представлять угрозу для существования человека и человечества; 3) инициировать столкновение чело­веческих воль с вероятностью одиозных исходов, — она не может функционировать в режиме автоном­ного спонтанного действия. Необходима иерархия ценностей, расставляющая приоритеты с позиций учета коренных целей человечества как рода. Учет же последних, что очевидно, никогда не свяжет ни с истиной, ни с наукой того, что является наиваж­нейшим.

Как бы там ни было, сказанное требует тщательно­го обсуждения, тематизации на уровне развернутой методологии и теории. Но прошлая наука себя этим не утруждает, что, разумеется, чревато как близоруким сциентизмом, технократизмом, так и некритическим рассогласованием способа исследования вещно-нату-ралистического, где ценностно-оценочное устраняет­ся, и экзистенциально-жизненного, где ценностно-оценочное при всем желании устраниться не может. /Логический финал такого подхода — гносеологичес­кий дуализм: объективизм в освоении вещно-физичес-кого и субъективизм в освоении экзистенциально-жиз­ненного, дробление познания на науку и гуманистику со всеми вытекающими отсюда негативными послед­ствиями.

Возможность их снятия — в новом взгляде на при­роду ценностей, перспектива которого вырисовыва­ется за рамками традиционной модели «наука — дей­ствительность» в пределах нетрадиционной модели «наука — очеловеченная действительность». В пос­леднем случае истолковывание вещно-физического уже не может дистанцироваться от экзистенциаль­но-жизненного, истина и ценность перестают быть разобщенными.

Традиционная трактовка «целесообразности» как характеристики деятельности и ее объективации (куль­тура, общество, история) себя исчерпала. На деле це­лесообразность это — идущий от человека активный поток привнесения в мир человеческих обстоятельств. Антропосфера утрачивает модус онтологии истории: она приобретает модус онтологии природной жизни. Отсю­да оправданность постановки антропоморфной опреде­ленности мира, целесообразно-смыслового начала, про­низывающего и пропитывающего мир. Подходящим ресурсом тематизации этого начала, аппаратом, приспо­собленным к рефлексии новых реалий, оказывается аппарат герменевтики. Отныне познать мир, возникший как материализация человеческих целей, означает рас­крыть предназначение, побуждение человека.

Новая рациональность. Классика и неклассика строились как дианойа: знание — беспристрастный логико-понятийный анализ реальности — либо как эпи-стема: знание, согласованное с внутренними канона­ми рационального анализа реальности (стандарты эк­спериментального и логического доказательства). В на­шей ситуации, когда мир взвешивается ценностями, антиаксиологизм или узкий формально-рациональный аксиологизм чреват катастрофой.

Для классики и неклассики бытие бессмысленно, интерпретируемо в терминах когитальиой прагмати­ки: техногенное естествознание объясняет и ухилизу-ет. Для неонеклассики бытие как сгусток ценностно-целевых инкарнаций осмысленно: воспринимаемо че­рез призму оптимальных путей выживания, т. е. тех идеалов гуманитарных констант, абсолютов, которые пролонгируют вершение родовой истории.

Для допускающих финализацию деятельности классики и неклассики апофеоз науки — законосооб­разная истина. Потому рационально то, что ведет к ней. Такая финализация для неонеклассики кощунственна: поскольку контрапункт — целесообразная жизнь, вы­живание, рационально то, что ведет к ним. Неонеклас-сика, таким образом, вводит иную идеологию рацио­нальности, которая кратко определяется как гумани­тарный антропоморфизм.

Глава 5. Нвклзссичеекая наука

р Словарь ключевых терминов___________________

Античная наука — причудливый сплав сугубо научных ин­тенций на фундаментальность, имперсональность, кон­цептуальное моделирование с установками незрелого эм­пиризма. Апология первых — в творчестве Пифагора, стоиков, элеатов, Платона, развивавших картину бытия-ло­госа, подпадающего под умо-зрение. Платон, как известно, рекомендовал подходить к вещам средствами одной мыс­ли, не привлекая никаких чувств и пытаясь уловить под­робности бытия самого по себе, во всей его чистоте, отре­шившись как можно полнее от собственных глаз, ушей, всего своего тела. Апология вторых — в трудах Аристоте­ля, настаивавшего на опытной природе знания: обладание отвлеченным знанием в отсутствии опыта, познание об­щего без представления содержащего в нем единичного влечет ошибки, ибо дело приходится иметь с единичным.

Архаика — рецептурно-эмпирическое, утилитарно-техноло­гическое знание, функционировавшее как набор индук­тивных генерализаций и прикладных навыков. Эти прими­тивные познавательные формы, конечно, не были наукой. Они не были систематичными, теорийно-номологически-ми. Наука упрщается с фундаментально систематическим законосообразным дискурсом. Если исходить из того, что минимум науки — это выведенный в пространстве идеали­зации закон, то можно констатировать: архаичные куль­туры (Майя, Китай, Египет, Индия, Ближний Восток) на­уки не знали.

Архаичное знание древнего мира — преддверие науки. Не выражая подлинных законов, оно вместе с тем ориенти­ровало на выявление, постижение столь существенных для процесса наукообразования связей, как каузальные. Индуктивные генерализации, в конце концов, приводят к установлению импликативных отношений «если... то», что оказывается удаленной предтечей закона. Технические навыки, имеющие нормативно-инструктивный статус (организующие деятельность субъекта с объектом, в чем сказывается отличие знания-технологии от знания-созер­цания) эффективны при опоре на подленные (сущносто необходимые)отношения действительности, а потому складываются на основе вычленения последних. Это спо­собствует прогрессу типично научной установки на рас­крытие, воспроизведение законообразных черт мира. В историческом времени данный гносеологический про­цесс совпадает с расцветом древневосточной культуры.

Древневосточная наука — знания на Древнем Востоке, кото­рые вырабатывались с помощью популярных индуктив­ных обобщений непосредственного практического опыта и циркулировали в социуме по принципу наследственного профессионализма. Процессы изменения знания протека­ли стихийно; отсутствовала критико-рефлексивная дея­тельность по оценке генезиса познавательных результа­тов, их принятие осуществлялось на бездоказательной догматической основе в обход критического испытания; знание функционировало как набор готовых рецептов де­ятельности, что вытекало из его утилитарного, практико-технологического характера. Исторический тип познава­тельной деятельности, сложившийся на Древнем Востоке, соответствует в целом донаучной стадии развития интел­лекта и собственно научным еще не является.

Классическая наука — специфическое состояние научного интеллекта, реализовавшееся как главенствующее умона­строение на масштабном историко-культурным ареале от Галилея до Пуанкаре. Эвристическое начало типических особенностей теоретизирования (способы постановки проблем, приемы исследования, описание предметных об­ластей, характер обоснования выводов, формы подачи, изложения, фиксации результатов) на классической фазе развития науки составляли: фундаментализм, финализм, имперсональность, абсолютизм, наивный реализм, суб­станциальность, динамизм, сумматизм, эссенциализм, ана­литизм, механицизм, кумулятизм.

Неклассическая наука — идейные предтечи неклассики — многозначительные идиомы в архетипе духовности начала XX в. — такие как новаторство, ревизия, пикировка с тра­дицией, экспериментаторство, нестандартности, условнос­ти, отход от визуальности, концептуализм, символичное гь, измененная стратегия изобразительности. В данной, во всех отношениях стимулирующей смысложизненной среде сложилась нетрадиционная интеллектуальная перспектива с множеством неканонических показателей. В их числе: гю-лифундаментализм, интергратизм, синергизм, холизм, до­полнительность, релятивизм, нелинейность, когерентность, утрата наглядности, интертеоретичность.

Неонеклассическая наука — в отличие от классики и неклас­сики, функционировавших как знания-отображения суще­ственных свойств мира, неонеклассика, у истоков которой мы находимся, функционирует как знание-инструмент, орентированное на утверждение человека в мире. Раньше целью познания считалось знание бытия, с настоящего мо-

Глава 5. Некласснческая наука

мента в качестве такой цели все более утверждается знание перспектив творения бытия, отвечающего нашим запро­сам. Таким образом, в неонеклассике очевиден сдвиг с суб-станциолизма на креативизм, с онтологии на телеологию, который оправдывается встройкой в знание новых преобла­дающих тенденций. В их числе: синкретизм — увязывание интенции фундаментальной науки на получение достовер­ного знания с интенциями прикладной науки на получение социально работоспособного утилизуемого знания; теле-ономия — вскрытие антропоморфной определенности мира, целесообразно-смыслового начала, пронизывающего и пропитывающего мир; новая рациональность — бытие-сгусток ценностно-целевых воплощений, воспринимаемый через призму оптимальных путей выживания. Разделяемая классикой гносеологическая утопия внутренне самооче­видного, принудительно-необходимого, во всех частях до определенного, неопровержимого знания потерпела фи­аско. Фронтальную коррозию, а вслед за тем банкротство классического идеала знания обусловили объективные всеохватные изменения как в предметном поле науки (со­здание неэвклидовой геометрии, небулевых алгебр, кван-тово-реалятивисткихпостроенийидр.), такив ееметодо-логии (ограничительные результаты Геделя, Тарского, Черча, Коэна, Левенгейма, Сколема, Бриджмена, Бора, Гейзенберга). Синтез спекуляции и эмпиризма обусловил возникновение специфического типа науки в Античнос­ти: с одной стороны, гносеологическим стандартам науч­ности математики, а с другой —до научного (в отсутствии квантитативизации, проверочного эксперимента) — на-турфилософско-мифологического естествознания. Средневековая наука — характерные черты средневековой мысли, как схоластическое теоретизирование, герметизм, символизм, иерхаизм, авторитаризм, консерватизм, тра­диционализм, ретроспектиность, дидактизм, талмудизм, телеологизм, универсализм, созерцательность, квалитати-визм, мистицизм, эссенциализм, фундаментализм, исклю­чили возможность удовлетворяющего высоким гносеоло­гическим ценностям знания в принципе. Верно отметил в свое время Кондорсе, в Средневековье «речь шла не об ис­следовании сущности какого-либо принципа, но о толко­вании, обсуждении, отрицании или подтверждении други­ми текстами тех, на которые он опирался. Положение принималось не потому, что оно было истинным, но пото­му, что оно было написано в такой-то книге и было приня­то в такой-то стране и с такого-то века. Таким образом, авторитет людей заменял всюду авторитет разума. Книги изучались гораздо более природы и воззрения древних лучше, чем явления Вселенной».

1 Вопросы для обсуждения______________________

1. Миф, преднаука, наука.

2. Особенности древневосточной преднауки.

3. Возникновение науки в Древней Греции: социаль­но-исторические условия и особенности.

4. Социально-исторические предпосылки и специфи­ческие черты средневековой науки.

5. Социально-исторические условия возникновения новоевропейской науки.

6. Сущностные черты классической науки.

7. Неклассическая наука и ее особенности.

8. Основные тенденции формирования науки буду­щего.

| Литература___________________

БерналАж. Наука в истории общества. М., 1956. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII — XVIII вв.). М., 1987.

Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980.

Гачев Г.Д. Наука и национальные культуры (гуманитар­ный комментарий к естествознанию). Ростов н/Д, 1992.

Ильин В.В. Философия и история науки. М., 2006.

Косарева A.M. Социокультурный генезис науки: фило­софский аспект проблемы. М., 1989.

Кузнецова Н.И. Наука в ее истории. М., 1982.

Купцов В.И., Девятова СВ. Естествознание в контексте мировой истории. М., 2003.

Лебедев СЛ. Современная философия науки. М, 2007.

Ольшки Л. История научной литературы на новых язы­ках. Т. 1-3. М., 1933-1934.

Принципы историографии естествознания. М., 1993.

Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. М.,

РАЗДЕЛ II

СТРУКТУРА, МЕТОДЫ И РАЗВИТИЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

УРОВНИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

Одной из главных философских тем в исследова­нии науки является вопрос об общей структуре науч­ного знания. Традиционно принято выделять в этой структуре два основных уровня: эмпирический и тео­ретический.

Всякое научное знание есть результат деятельно­сти рациональной ступени сознания (мышления) и потому всегда дано в форме понятийного дискурса. Это относится не только к теоретическому, но и к эм­пирическому уровням научного знания. На это обсто­ятельство обратил внимание В.А. Смирнов, указав на необходимость различения оппозиций «чувственное —■ рациональное» и «эмпирическое — теоретическое». Противоположность чувственного и рационального знания есть общегносеологическое различение созна­ния, фиксирующее, с одной стороны, результаты по­знавательной деятельности органов чувств (ощущения, восприятия, представления), а с другой — деятельно­сти мышления (понятия, суждения, умозаключения). Оппозиция же «эмпирическое—теоретическое» есть раз­личение уже внутри рационального знания. Это означа­ет, что сами по себе чувственные данные, сколь бы многочисленными и адаптивно-существенными они ни были, научным знанием еще не являются. В полной мере это относится и к данным научного наблюдения и эксперимента, пока они не получили определенной мыслительной обработки и не представлены в языко­вой форме (в виде совокупности терминов и предло­жений эмпирического языка некоторой науки). Не­обходимо подчеркнуть, что научное знание — это ре­зультат деятельности предметного сознания. В отноше­нии эмпирического познания это достаточно очевид­но, ибо оно представляет собой взаимодействие созна­ния с чувственно воспринимаемыми предметами. Но столь же предметен (правда, идеально-предметен) и те­оретический уровень познания. С другой стороны, важно отметить, что возможности и границы эмпи­рического познания детерминированы операциональ­ными возможностями свойствами такой ступени раци­онального познания, как рассудок. Деятельность пос­леднего заключается в применении к материалу чувственных данных таких операций, как абстрагиро­вание, анализ, сравнение, обобщение, индукция, выд­вижение гипотез эмпирических законов, дедуктивное выведение из них проверяемых следствий, их обосно­вание или опровержение и т. д.

Для понимания природы эмпирического знания важно различать по крайней мере три качественно различных типа предметов: 1) вещи сами по себе («объекты»); 2) их представление (репрезентация) в чувственных данных («чувственные объекты»),'"3) эм­пирические (абстрактные) объекты. Формирование сознанием содержания «чувственных объектов» на основе его сенсорных контактов с «вещами в себе» существенно зависит от многих факторов. Прежде всего, конечно, от содержания самих познаваемых объектов. Но, с другой стороны, как это доказано в психологии восприятия, также от целевой установки исследования (практической или чисто познаватель­ной) . Это относится к любому виду познания, не только научному, но и обыденному и др. Целевая установка выполняет роль своеобразного фильтра, механизма отбора важной, значимой для «Я» информации, полу­чаемой в процессе воздействия объекта на чувствен­ные анализаторы. В этом смысле верно утверждение, что «чувственные объекты» — результат «видения» сознанием «вещей в себе», а не просто «смотрения» на них. Тот же самый процесс фильтрации сознанием внешней информации имеет место и на уровне эмпи­рического познания, который приводит к формирова­нию абстрактных (эмпирических объектов). Разница лишь в том, что количество фильтров, а тем самым ак­тивность и конструктивность сознания на этом уровне резко возрастает. Такими фильтрами на эмпирическом уровне научного познания являются: а) познаватель­ная и практическая установка; б) операциональные возможности мышления (рассудка); в) требования язы­ка; г) накопленный запас эмпирического знания; д) интерпретативный потенциал существующих науч­ных теорий. Эмпирическое знание может быть опре­делено как множество высказываний об абстрактных эмпирических объектах. Только опосредованно, часто через длинную цепь идентификаций и интерпретаций, оно является знанием об объективной действительно­сти («вещах в себе»). Отсюда следует, что было бы боль­шой гносеологической ошибкой видеть в эмпиричес­ком знании непосредственное описание объективной действительности. Например, когда ученый смотрит на показания амперметра и записывает в своем отчете: «Сила тока равна 5 ампер», он вовсе не имеет в виду описание непосредственного наблюдения «черная стрелка прибора остановилась около цифры 5». Резуль­татом его протокольной записи является именно опре­деленная интерпретация непосредственного наблюде­ния, предполагающая, между прочим, знание некото­рой теории, на основе которой был создан данный прибор.

| Структура змпирического знания

При всей близости содержания чувственного и эмпирического знания благодаря различию их онтоло­гии и качественному различию форм их существова­ния (в одном случае — множество чувственных обра­зов, а в другом — множество эмпирических высказы­ваний) , между ними не может иметь место отношение логической выводимости одного из другого. Это озна­чает, что эмпирическое знание неверно понимать как логическое обобщение данных наблюдения и экспери­мента. Между ними существует другой тип отношения: 141 логическое моделирование (репрезентация) чувствен­но данных в некотором языке. Эмпирическое знание всегда является определенной понятийно-дискурсной моделью чувственного знания.

Необходимо отметить, что само эмпирическое зна­ние имеет довольно сложную структуру, состоящую из четырех уровней. Первичным, простейшим уровнем эмпирического знания являются единичные эмпири­ческие высказывания (с квантором существования или без), так называемые «протокольныепредложения». Их содержанием является дискурсная фиксация резуль­татов единичных наблюдений; при составлении таких протоколов фиксируется точное время и место наблю­дения.

Как известно, наука — это в высшей степени целе­направленная и организованная когнитивная деятель­ность. Наблюдения и эксперименты осуществляются в ней отнюдь не случайно, бессистемно, а в подавляющем большинстве случаев вполне целенаправленно: для под­тверждения или опровержения какой-то идеи, гипоте­зы. Поэтому говорить о «чистых», незаинтересованных, немотивированных, неангажированных какой-либо «теорией» наблюдениях и, соответственно, протоколах наблюдения в развитой науке не приходится. Для со­временной философии науки — это очевидное положе­ние. Вторым, более высоким уровнем эмпирического знания являются факты. Научные факты представля­ют собой индуктивные обобщения протоколов, это — обязательно общие утверждения статистического или универсального характера. Они утверждают отсут­ствие или наличие некоторых событий, свойств, отно­шений в исследуемой предметной области и их ин­тенсивность (количественную определенность). Их символическими представлениями являются графики, диаграммы, таблицы, классификации, математические модели.

Третьим, еще более высоким уровнем эмпиричес­кого знания являются эмпирические законы различных видов (функциональные, причинные, структурные, динамические, статистические и т. д.). Научные зако­ны — это особый вид отношений между событиями, состояниями или свойствами, для которых характерно временное или пространственное постоянство (мер­ность). Так же как и факты, законы имеют характер общих (универсальных или статистических) высказы­ваний с квантором общности: Vx(a(x)ob(x)). («Все тела при нагревании расширяются», «Все металлы — элек­тропроводный, «Все планеты вращаются вокруг Солн­ца по эллиптическим орбитам» и т. д. и т. п.) Научные эмпирические законы (как и факты) являются общими гипотезами, полученными путем различных процедур: индукции через перечисление, элиминативной индук­ции, индукции как обратной дедукции, подтверждаю­щей индукции. Индуктивное восхождение от частного к общему, как правило, является в целом неоднознач­ной процедурой и способно дать в заключении только предположительное, вероятностное знание. Поэтому эмпирическое знание по своей природе является в принципе гипотетическим. В отношении естественных наук эту особенность четко зафиксировал в свое вре­мя Ф. Энгельс: «Формой развития естествознания, поскольку оно мыслит, является гипотеза».

Наконец, самым общим, четвертым уровнем суще­ствования эмпирического научного знания являются феноменологические теории. Они представляют собой логически организованное множество соответствую­щих эмпирических законов и фактов (феноменологи­ческая термодинамика, небесная механика Кеплера и др.). Являясь высшей формой логической организа­ции эмпирического знания, феноменологические тео­рии, тем не менее, и по характеру своего происхожде­ния, и по возможностям обоснования остаются гипоте­тическим, предположительным знанием. И это связано с тем, что индукция, т. е. обоснование общего знания с помощью частного (данных наблюдения и эксперимен­та) не имеет доказательной логической силы, а в луч­шем случае — только подтверждающую.

Различия между уровнями внутри эмпирического знания являются скорее количественными, чем каче­ственными, так как отличаются лишь степенью общно­сти представления одного и того же содержания (зна­ния о чувственно-наблюдаемом). Отличие же эмпири­ческого знания от теоретического является уже каче­ственным, то есть предполагающим их отнесенность к существенно разным по происхождению и свойствам объектам (онтологиям). Можно сказать, что различие между эмпирическим и теоретическим знанием явля­ется даже более глубоким, чем различие между чув­ственным и эмпирическим знанием.

| Структура научной теории

Теоретическое знание есть результат деятельности не рассудка, а такой конструктивной части сознания как разум. Как справедливо подчеркивает B.C. Швырев, деятельность разума направлена не во вне сознания, не на его контакт с внешним бытием, а внутрь созна­ния, на имманентное развертывание своего собствен­ного содержания. Сущность деятельности разума мо­жет быть определена как свободное когнитивное твор­чество, самодостаточное в себе и для себя. Наряду с интеллектуальной интуицией основной логической операцией теоретического мышления является идеа­лизация, целью и результатом которой является созда­ние (конструирование) особого типа предметов — так называемых «идеальных объектов». Мир (множество) такого рода объектов и образует собственную онтоло­гическую основу (базис) теоретического научного зна­ния в отличие от эмпирического знания.

Научная теория — это логически организованное множество высказываний о некотором классе идеаль­ных объектов, их свойствах и отношениях. Эта мысль была с свое время подробно и убедительно раскрыта в книге Б.С. Грязнова, Б.С. Дынина, Е.Н. Никитина «Теория и ее объект». Геометрическая точка, линия, плоскость и т. д. — в математике; инерция, абсолют­ное пространство и время, абсолютно упругая, несжи­маемая жидкость, математический маятник, абсолют­но черное тело и т. д. — в физике; страты общества, общественно-экономическая формация, цивилизация и др. — в социологии; логическое мышление, логичес­кое доказательство и т. д. — в логике и т. д.

Как создаются идеальные объекты в науке и чем они отличаются от абстрактных эмпирических объек­тов? Обычно идеализация трактуется только как пре­дельный переход от фиксируемых в опыте свойств эмпирических объектов к крайним логически возмож­ным значениям их интенсивности (0 или 1) (геометри­ческая точка — нуль — размерность пространственно­го измерения эмпирических объектов по мере умень­шения их размера, линия — бесконечный непрерывный континуум последовательности (соседства) геометри­ческих точек, абсолютное черное тело — объект, спо­собный полностью (100%) поглощать падающую на него световую энергию и т. д.). Что характерно для таких предельных переходов при создании идеальных объек­тов? Три существенных момента. Первый: исходным пунктом движения мысли является эмпирический объект, его определенные свойства и отношения. Вто­рой: само мысленное движение заключается в количе­ственном усилении степени интенсивности «наблюда­емого» свойства до максимально возможного предель­ного значения. Третий, самый главный момент: в результате такого, казалось бы, чисто количественного изменения, мышление создает качественно новый (чи­сто мысленный) объект, который обладает свойствами, которые уже принципиально не могут быть наблюда­емы (безразмерность точек, абсолютная прямизна и однородность прямой линии, актуально бесконечные множества, капиталистическая или рабовладельческая общественно-экономическая формация в чистом виде, Сознание и Бытие философии и т. д. и т. п.). Известный финский математик Р. Неванлинна, отмечая это обсто­ятельство, подчеркивал, что идеальные объекты конст­руируются из эмпирических объектов пугем добавле­ния к последним таких новых свойств, которые делают идеальные объекты принципиально ненаблюдаемыми и имманентными элементами сферы мышления.