Синхронистичность: акаузальный, связующий принцип 16 страница

ная причина — ее фригидность, что выясняется, если она наконец рискнет сделать такой шаг. Она впадает в депрессию или ждет несчастья, когда вокруг нет мужчин, чтобы ею восхищаться. С другой стороны, ее небрежное отношение к работе вовсе не является «естественным» следствием того, что в связи с сосредоточенностью на мальчиках другие интересы отодвинулись на задний план, как это подразумевает ее защита. Девочка на самом деле очень честолюбива и страдает от чувства неспособности что-то завершить. У третьего типа девочек запреты касаются как работы, так и любви. Это не всегда легко заметить. Поверхностному наблюдателю девочка может показаться хорошо приспособленной к жизни. У нее нет трудностей в установлении контактов, она дружит с девочками и мальчиками, очень развита, откровенно разговаривает на сексуальные темы, делает вид, что у нее совсем нет никаких затруднений, и иногда вступает в те или иные сексуальные отношения, не вовлекаясь в них эмоционально. В некотором роде, она — отстраненный наблюдатель над самой собой, зритель в собственной жизни. Она может не признаваться себе в своем равнодушии, но, по крайней мере иногда, она остро сознает, что у нее нет глубокой, настоящей эмоциональной привязанности ни к кому и ни к чему. Ничто для нее не имеет значения. Есть сильное противоречие между ее витальностью, одаренностью и ее замкнутостью. Обычно она чувствует, что жить ей и пусто, и скучно. Четвертую группу характеризовать легче всего. В нее входят девочки, отвернувшиеся от мальчиков полностью и пылко дружащие с девочками. Сексуальный характер этой дружбы может быть сознательным, а может и не быть таковым. Если девочка осознает сексуальный характер своих наклонностей, она может страдать от сильного чувства вины, ощущая себя преступницей. Ее отношение к учебе или работе обычно изменчиво. Она честолюбива и временами проявляет большие способности, но ей часто не хватает напористости или она впадает в «нервное расстройство» в промежутках между двумя периодами продуктивности. Перед нами четыре очень разных типа, но даже поверхностный наблюдатель, если будет достаточно точным, увидит, что у всех четырех есть одна общая тенденция: неуверенность в себе, как в женщине, конфликтные или антагонистические отношения с мальчиками и неспособность «любить» — что бы ни подразумевалось под этим словом. Если они не отказываются от женской роли совсем, они бунтуют против нее или превозносят ее — преимущественно в саркастической форме. Во всех слу-200

чаях с сексуальностью связано больше вины, чем признается: «Не тот свободен, кто смеется над своими цепями» (Шиллер). Психоаналитические наблюдения обнаруживают еще одно поразительное сходство этих типов женщин, настолько сильное, что оно заставляет забыть на время о всех их различиях. Они чувствуют вражду ко всем людям вообще, хотя и различно проявляющуюся по отношению к мужчинам и женщинам. В то время, как враждебность к мужчинам может быть разной интенсивности и мотивации, и проявляется вовне сравнительно легко, враждебность к женщинам абсолютно деструктивна, а потому глубоко скрыта в подсознании. Они сами могут лишь смутно догадываться об этой вражде, но никогда не осознают ее силы и разрушительности ее последствий. У всех четырех групп женщины имеется сильнейшая защитная установка по отношению к мастурбации. В процессе анализа им лишь иногда удается вспомнить, что они вроде бы занимались этим в раннем детстве, но чаще — вообще отрицается, что это могло когда-либо быть. Они довольно честны на этот счет на сознательном уровне. Они, как правило, не мастурбируют в зрелом возрасте или делают это в сильно замаскированном виде, и, обычно, на сознательном уровне, не чувствуют желания мастурбировать. Как будет показано ниже, мощные импульсы такого рода существуют, но полностью отделены от остальной части их личности и связаны с сильнейшим чувством вины и страха, а потому их всегда трудно выявить. Чем объясняется чрезвычайная враждебность к женщинам? Только отчасти она объяснима историей их жизни. Да, матери предъявляются упреки — в недостатке тепла, защиты, понимания, в предпочтении брата, в чересчур суровых пуританских сексуальных запретах. Все это более-менее подтверждается фактами, но и сами женщины чувствуют, что существующая подозрительность, пренебрежение и ненависть к женщинам несоразмерны «проступкам» матери. Реальная подоплека выясняется из их отношения к женщине-аналитику. Опуская технические детали, опуская не только индивидуальные различия, но также различие в видах защиты, характерных для обсуждаемых типов, мы постепенно получаем следующую картину: каждая пациентка считает, что аналитик ее не любит, что на самом деле она полна злобных намерений, что она мешает ей быть счастливой и достичь успеха, и, в особенности, что она осуждает ее сексуальную жизнь и вмешивается в нее или хочет вмешаться. По мере того, как обнаруживается, что все это — реакция на чувство вины и выражение страха пациентки, постепенно при-201

ходит понимание, что у нее есть причина бояться, потому что ее реальное поведение в процессе анализа диктуется сильнейшим противодействием и желанием нанести поражение аналитику, даже если это будет ее собственным поражением. Поведение пациентки является, однако, выражением враждебности, существующей лишь на уровне реальности. Полный объем враждебности выясняется, только если последовать за пациенткой в ее фантастическую жизнь — в сновидения и мечты. Там ее враждебность сохранилась в самых жестоких архаических формах. Грубые, примитивные импульсы, сохранившиеся в фантазиях, позволяют понять глубину чувства вины перед матерью и материнским образом. Более того, эти фантазии в конце концов позволяют понять, почему мастурбация была полностью прекращена и даже в настоящее время все еще окрашена ужасом. Как правило, оказывается, что злобные фантазии неизменно сопровождали мастурбацию и таким образом возбудили связанное с ней чувство вины. Другими словами, чувство вины касалось не физического процесса как такового, а фантазий. Однако прекращен мог быть только физический процесс и подавлено стремление к нему. Фантазии продолжали жить в глубине и, вытесненные в раннем возрасте, сохранили свой инфантильный характер. Пациентка не осознает существования этих фантазий, но продолжает отвечать на них чувством вины. Однако физическая сторона мастурбации также важна. От нее исходят сильнейшие страхи, суть которых — страх, что мастурбация нанесла невосполнимый ущерб, травму, от которой нельзя поправиться. Содержание этого страха никогда не было у пациенток сознательным, но оно нашло многочисленные выражения в разнообразных ипохондрических проявлениях, касающихся всего тела с головы до пят — страхов, что с тобой что-то не в порядке, как с женщиной, страхов, что ты не сможешь выйти замуж и иметь детей, и наконец, общего во всех случаях страха — что ты непривлекательна. Хотя эти страхи восходят непосредственно к физической мастурбации, они могут быть поняты только исходя из ее психологического содержания. Страх говорит: «У тебя были жестокие разрушительные фантазии о твоей матери и других женщинах. Поэтому ты должна бояться, что и они хотят разрушить тебя точно таким же образом: «Око за око, зуб за зуб». Тот же самый страх возмездия ответствен за то, что пациентка вначале не чувствует себя спокойной и с аналитиком. Вопреки в большинстве случаев сознательно существующей вере, что доктор — добрая и заслуживает доверия, она не может 202

избавиться от глубокого убеждения, что меч, висящий над ней, должен упасть. Она не может не думать о том, что аналитик, по ее представлениям, злобен и хочет лишь мучить ее. Ей приходится идти по узкой тропе между угрозой вызвать неудовольствие аналитика и опасностью обнаружить свои собственные враждебные побуждения. Так как для нее характерен страх фатальности нападения, легко понять, почему она чувствует жизненную необходимость защищаться. Так она и поступает, становясь уклончивой и пытаясь одержать победу над аналитиком. Враждебность, таким образом, во всяком случае, в верхнем слое представляет собой защиту. Подобным же образом, большая часть ее ненависти к матери тоже представляет собой чувство вины перед ней и желание оградить себя от страха, связанного с виной, путем упреждающего нападения. Когда этот слой наконец аналитически прорабатывался, главные источники вражды к матери становились эмоционально доступными для вербализации. Но их следы были видны с самого начала: за исключением пациенток второй группы, которые все же вступали в соревнование с другими девочками, хотя и с ужасным пренебрежением, все пациентки тщательно избегали соревнования. Когда бы они появлялась на сцене другая женщина — они немедленно уходили со сцены. Убежденные в собственной непривлекательности, они чувствовали себя хуже всех других. Из сражения с этими другими они вынесли склонность избегать открытого соревнования, которую можно было наблюдать и в отношении к психоаналитику. Реально существующая борьба мотивов прячется у них за чувство заведомого проигрыша. Даже если в конце концов они не могут не признать своих соревновательных намерений по отношению к аналитику, они делают это только в отношении интеллекта и способности к работе, избегая сравнений, которые указали бы на соревнование с ней как с женщиной. Они, например, упорно вытесняют пренебрежительные мысли о внешности аналитика или ее одежде и приходят в страшное замешательство, если такого рода мысли всплывают на поверхность. Необходимость избегать открытого соревнования появляется именно потому, что в детстве имело место особенно сильное соперничество с матерью или старшей сестрой. Чрезмерное усиление естественной соревновательности дочери с матерью или старшей сестрой обычно было вызвано одним из следующих факторов: преждевременное сексуальное развитие и знакомство с половой жизнью; запугивание в детстве, не давшее развиться чувству уверенности в себе; супружеские конфликты между ро-203

дителями, вынуждавшие дочь встать на сторону одного из них; открытое или замаскированное отвержение матерью; демонстративная сверхпривязанность отца к маленькой девочке — от окружения искренней заботой до открытых сексуальных посягательств. Если схематично обобщить факты, мы увидим, как возникает порочный круг: ревность и соперничество с матерью или сестрой — враждебные импульсы, постоянно оживающие в фантазиях — вина и страх нападения и наказания — защитная враждебность — усиление страха и вины. Как я уже говорила, вина и страх, идущие из этих источников, наиболее сильно закреплены в фантазиях, связанных с мастурбацией. Эти вина и страх, однако, не ограничиваются фантазиями, но распространяются в большей или меньшей степени на все сексуальные стремления и сексуальные отношения. Они окружают половые отношения атмосферой вины и ожидания несчастья. И именно они в значительной степени ответственны за то, что отношения с мужчинами остаются неудовлетворительными. Есть и другие причины такого результата, непосредственно связанные с отношением пациенток к мужчинам вообще. Я упомяну о них только кратко, потому что не они являются главной темой этой статьи. У женщины вообще может сохраняться обида на мужчин, идущая от детского разочарования, и тайное желание отомстить. Впоследствии, из-за ощущения собственной непривлекательности, они предчувствуют отвержение со стороны мужчин и, естественно, реагируют враждебностью. В той степени, в которой они отвернулись от слишком конфликтной женской роли, они часто развивают маскулинные стремления и переносят свою установку на соперничество с собственным полом на отношения с противоположным полом, меряясь теперь силами более с мужчинами, чем с женщинами. Если женщина, в которой возникают все эти импульсы, действительно стремится к маскулинной роли, то у нее может развиться сильная зависть к мужчинам одновременно с пренебрежительным отношением к их мужским способностям. Что происходит, когда девочка такого склада вступает в пу-бертат? В течении всего пубертата идет нарастание либидоноз-ных напряжений — сексуальные желания становятся все настойчивее и неизбежно наталкиваются на стену вины и страха. У подростка уже есть реальная возможность приобрести опыт сексуальных переживаний. Это усиливает чувство вины и страха. В это время начинаются менструации, которые для девочки, страшащейся травматических последствий мастурбации, на эмоциональном уровне означают подтверждение того, что она дей-204

ствительно причинила себе ущерб. Теоретическое знание того, что такое менструация, ничего не меняет, потому что знание лежит на поверхности, а страх — в глубине, и они не соприкасаются. Ситуация обостряется. Желание и искушения сильны, не менее силен и страх. Жить под напряжением сознательной тревоги невыносимо: «Я лучше умру, чем буду все время бояться»,— говорят пациенты. Таким образом, в подобной ситуации жизненная необходимость вынуждает человека искать средства защиты, то есть он автоматически пытается изменить свою жизненную позицию таким образом, чтобы избежать тревоги или чтобы надежно оградиться от нее. Все четыре обсуждаемых типа различным путем ограждают себя от тревоги в связи со своими базисными конфликтами. Различие путей объясняется различием типов. У разных типов развиваются противоположные черты характера и противоположные склонности, хотя цель у них у всех общая — оградить себя от одной и той же тревоги. Девушка из первой группы защищается от страха, уклоняясь от соревнования с другими женщинами и почти полностью избегая женской роли. Ее потребность состязаться отрывается от исходной почвы и пересаживается на почву интеллектуальную. Соревнование за самый лучший характер, самые высокие идеалы, за то, чтобы быть самой лучшей студенткой — настолько удалено от соревнования за мужчину, что ее страхи значительно ослабевают. Ее стремление к совершенству одновременно помогает ей преодолеть чувство вины. Такое радикальное решение дает колоссальные временные преимущества. Она годами может чувствовать себя удовлетворенной. Обратная сторона медали обнаруживается, когда она наконец соприкасается с мужчинами и особенно, если выходит замуж. Часто можно наблюдать, как при этом рушится ее чувство самодостаточности и самоуверенность, и неожиданно веселая, способная и независимая девушка превращается в глубоко неудовлетворенную женщину, потрясенную ощущением своей ничтожности, легко впадающую в депрессию и не желающую ни за что брать на себя ответственность (прежде всего — в семье). Она оказывается сексуально фригидной и вместо любовного отношения к мужу начинает с ним соревноваться. Девушка из второй группы не отказывается от соревнования с другими женщинами. Ее всегда готовый вырваться наружу протест против всех других особей женского пола стимулирует ее желание победить их, и, в противоположность девочке из первой группы, она постоянно испытывает довольно сильную тревогу. Ее типичный способ оградить себя от тревоги — вцепиться 205

в мужчину. В то время, как первая бежит с поля битвы — эта, вторая, ищет союзников. Ее ненасытная жажда мужского восхищения вовсе не указывает, что ей от природы нужнее сексуальное удовлетворение. Фактически, в реальных сексуальных отношениях она тоже оказывается фригидной. Мужчины служат для нее только средством успокоения, и это становится очевидно, как только у нее разладятся отношения с мальчиком, или позднее — с мужчиной. Ее тревога выходит наружу, ей становится неспокойно: она чувствует себя одинокой, брошенной всеми сразу и потерянной. Завоевание мужского восхищения служит, вдобавок, средством избавления от страха, что она «ненормальная». Я уже говорила об этом чувстве, как о прорвавшемся страхе перед ущербом, нанесенном себе мастурбацией. С сексуальностью у нее связано слишком много вины и страха, чтобы позволить ей построить удовлетворительные отношения с мужчиной. Таким образом, только новые и новые «победы» могут успокоить ее 1. Четвертая группа девушек, потенциально гомосексуальная, пытается решить проблему своей деструктивной враждебности к женщинам с помощью сверкомпенсации. Силу их страстей лучше всего выражает почти парадоксальная формула: «Я не ненавижу тебя, я тебя люблю». Можно описать эту перемену как полное, слепое отрицание ненависти. Насколько далеко это зайдет, зависит от индивидуальных обстоятельств. Сновидения девушек из четвертой группы обычно отражают высшую степень насилия и жестокости по отношению к девочке, к которой они чувствуют сознательную привязанность. Неудача в отношениях с девушками приводит их в отчаяние и часто доводит чуть ли не до самоубийства, что указывает на обращение агрессии вовнутрь. Подобно девушкам из первой группы, они отрицают свою женскую роль полностью, создавая фикцию мужественности. На внесексуальном уровне их отношения с мужчинами часто свободны от конфликтов. Более того, в то время, как первая группа совсем отрекается от сексуальности, эти девушки отказываются только от гетеросексуальных интересов. Решение, к которому стремится группа номер три, фундаментально отличается от остальных. Цель остальных — избавиться от страха, привязавшись эмоционально к чему-либо, к достижениям, к мужчинам, к женщинам. Путь девушек из третьей группы — заглушить свои чувства вообще и тем самым заглушить свой страх. «Не вовлекайся эмоционально, и тебе не будет больно»,— этот принцип разъединения, возможно, самая эффективная и самая прочная защита от тревоги, но и цена ее, 206

по-видимому, слишком высока, потому что обычно это сочетается с общим снижением жизнерадостности и спонтанности, и значительным уменьшением жизненной энергии. Каждый, кто знаком с невероятной сложностью психических мотивов и сил, ведущих к тем или иным результатам, сил, которые только кажутся простыми, естественно, не примет эти четыре типа изменений личности за полное раскрытие картины побудительных мотивов. И я полностью соглашусь с ними. Я вовсе не намеревалась дать полное «объяснение» явлениям гомосексуальности или разъединенности, а попыталась только описать их с единой точки зрения, в основе которой лежат представления о различных вариантах решения или псевдорешения сходных внутренних конфликтов. Выбор решения или псевдорешения чаще всего не зависит от воли девушки, как это подразумевает слово «выбор» — он достаточно жестко предопределен специфическим объединением значимых событий ее детства и ее реакциями на эти события. Влияние обстоятельств может быть настолько непреодолимым, что становится возможным только единственное решение. Тогда мы встречаемся с тем или иным типом в его чистой, четко очерченной форме. В остальных случаях специфический жизненный опыт девушек будет подталкивать их или во время пубертата, или после него, то на один путь, то на другой. Девушка, представляющая, например, женский вариант Дон-Жуана, какое-то время спустя может стать аскетом. Более того, можно обнаружить, как разные попытки решения предпринимаются одновременно. Например, девочка, помешанная на мальчиках, может в тоже время проявлять склонность к эмоциональной разъединенности, хотя это и никогда не проявляется так резко, как третьей группе. Или может иметь место незначительный отход от первой группы в сторону четвертой и наоборот. Изменение картины и смешение типических проявлений не представляет особой трудности для понимания, если нам понятны базисные черты различных установок, как они представлены в «чистом» типе поведения. Несколько замечаний о профилактике и лечении. Я надеюсь, даже из этого достаточно грубого и поверхностного очерка очевидно, что любая профилактика, начатая только в пубертате, например, просвещение по поводу менструаций, уже опоздала. Просвещение воспринимается на интеллектуальном уровне и не захватывает уровня глубоко укоренившихся инфантильных страхов. Профилактика может быть эффективной только если начинается с первых дней жизни. Я думаю, что мы можем сформулировать ее цель так: научить ребенка быть храбрым и выносливым, вместо того, чтобы его запугивать. Однако, такие об-207

щие формулировки больше запутывают, чем помогают, потому что все зависит от выводов, которые могут быть сделаны, а это, конечно, нужно обсуждать применительно к каждому конкретному случаю. О лечении. Малые затруднения обычно легко проходят сами собой при благоприятных жизненных обстоятельствах. Я сомневаюсь, что психотерапевт, используя менее деликатный инструмент, чем психоанализ, может чем-нибудь помочь в случае выраженных изменений личности. В отличие от отдельных невротических симптомов, эти нарушения обычно указывают на достаточно шаткий фундамент всей личности. Мы не должны забывать, однако, что даже в этом случае — жизнь нередко оказывается лучшим лекарем. 1 Более точное описание «плана», имеющегося у этого типа женщин, дано в статье «Переоценка любви».

НЕВРОТИЧЕСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В ЛЮБВИ (Лекция на собрании Немецкого Психоаналитического Общества 23 декабря 1936 года) Тема, которую я хочу сегодня предложить вашему вниманию, это невротическая потребность в любви. Я, возможно, не представлю вам новых наблюдений, так как вы уже знакомы с клиническим материалом, который многократно излагался в той или иной форме. Предмет столь обширен и сложен, что я вынуждена ограничиться только некоторыми аспектами. На описании имеющих отношение к этому вопросу явлений я остановлюсь как можно короче, и подробнее — на обсуждении их значения. Под термином «невроз» я понимаю не ситуационный невроз, а невроз характера, который начинается в раннем детстве и захватывает всю личность, более или менее поглощая ее. Когда я говорю о невротической потребности в любви, я имею в виду явление, с которым мы встречаемся в наше время в различных формах почти в каждом неврозе, в разной степени осознаваемое и проявляющееся в преувеличенной потребности невротика в эмоциональной привязанности, позитивной оценке окружающих, их советах и поддержке, также как и в преувеличенной чувствительности к фрустрации этих потребностей. В чем разница между нормальной и невротической потребностью в любви? Я называю нормальным то, что обычно для данной культуры. Все мы хотим быть любимыми и наслаждаемся, если это удается. Это обогащает нашу жизнь и наполняет нас счастьем. В такой степени потребность в любви, или, точнее, потребность быть любимым, не является невротической. У невротика потребность быть любимым преувеличена. Если официант или газетчик менее любезны, чем обычно, невротику это портит настроение. Если на вечеринке не все настроены к нему дружелюбно — тоже. Нет нужды множить примеры, потому что это явление хорошо известное. Разница между нормальной и невротической потребностью в любви может быть сформулирована так: для здорового человека важно быть любимым, уважаемым и 209

ценимым теми людьми, которых он ценит сам, или от которых он зависит; невротическая потребность в любви навязчива и неразборчива. Невротические реакции лучше всего выявляются при анализе, так как в отношениях пациент — аналитик присутствует одна характерная черта, отличающая их от других человеческих отношений. При анализе относительное отсутствие эмоциональной вовлеченности врача и свободное ассоциирование пациента создают возможность наблюдать эти проявления в более ярком виде, чем это случается в повседневной жизни. Невротические расстройства могут различаться, но мы видим снова и снова, сколь многим пациенты готовы пожертвовать, чтобы заслужить одобрение аналитика, и как они щепетильны во всем, что может вызвать его неудовольствие. Среди всех проявлений невротической потребности в любви я хотела подчеркнуть одно, весьма обычное для нашей культуры. Это переоценка любви. Я имею в виду, в частности, тип невротических женщин, которые чувствуют себя в опасности, несчастными и подавленными всегда, пока рядом нет никого бесконечно им преданного, кто любил бы их и заботился о них. Я имею в виду также женщин, у которых желание выйти замуж принимает форму навязчивости. Они застревают на этой стороне жизни (выйти замуж) как загипнотизированные, даже если сами абсолютно неспособны любить и их отношение к мужчинам заведомо скверное. Такие женщины, кроме того, обычно неспособны развивать или реализовать свои творческие возможности, даже если они талантливы. Существенная характеристика невротической потребности в любви — это ее ненасытность, выражающаяся в ужасной ревнивости: «Ты обязан (а) любить только меня!» Мы наблюдаем это явление у множества супружеских пар, в любовных интригах и даже дружбах. Под ревностью я понимаю здесь не реакцию, основанную на действительных фактах, а именно ненасытность и требование быть единственным предметом любви. Еще одно выражение ненасытности невротической потребности в любви — это потребность в безусловной любви. «Ты обязан (а) любить меня независимо от того, как я себя веду». Это очень важный фактор, который нужно особенно учитывать при начале анализа. В это время у аналитика может возникнуть впечатление, что пациент как бы провоцирует его, но не с помощью прямой агресии, а, скорее, всем свои видом вопрошая: «Ты все еще любишь меня, даже несмотря на то, что я такой (ая) противный (ая)?» Такие пациенты реагируют на малейшей изменение 210

голоса аналитика, как бы ища доказательства; «Вот видишь, все-таки ты меня не выносишь». Потребность в безусловной любви выражается также в их требовании, чтобы их любили, даже если они ничего не дают взамен: «Любить того, кто тебе отвечает взаимностью, не так уж сложно, а поглядим-ка, сможешь ли ты полюбить меня, не получая взамен ничего». Даже тот факт, что пациент должен платить аналитику, служит для него доказательством, что изначальное намерение терапевта вовсе не помогать: «Хотел бы помочь — не брал бы денег». Аналогичные взгляды обнаруживаются и в их отношении к собственной любовной жизни; их типичные представления: «Он (а) любит меня только потому, что получает от меня половое удовлетворение». Партнер обязан постоянно доказывать свою «настоящую» любовь, жертвуя своими нравственными идеалами, репутацией, деньгами, временем и т. п. Любое невыполнение этих всегда абсолютных требований интерпретируется невротиком как предательство.

Наблюдая ненасытность невротической потребности в любви, я спрашивала себя — добивается ли невротическая личность любви к себе, или на самом деле всеми силами стремится к материальным приобретениям? Не выступает ли требование любви только прикрытием тайного желания что-то получить от другого человека, будь то расположение, подарки, время, деньги и т. п.? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Существует чрезвычайно широкий спектр отношений: от действительно страстного желания дружбы, помощи, признания и т. п. до тех случаев, когда вообще отсутствует какая-либо заинтересованность в эмоциональных привязанностях, а налицо лишь стремление воспользоваться другим, вытянуть из него все, что только удастся. И между этими двумя крайностями — все виды переходов и оттенков. Здесь будет уместно сделать такое замечание. Есть люди, которые сознательно не признают любви, говоря: «Все эти разговоры о любви — просто ерунда. Вы дайте мне что-нибудь реальное!» Как правило, эти люди очень рано столкнулись с жестокостью жизни, и считают, что любви просто не бывает. Они полностью вычеркивают ее из своей жизни. Верность этого предположения подтверждается анализом таких личностей. Если они проходят анализ достаточно долго, они иногда все же соглашаются, что доброта, дружба и привязанность действительно существуют. И лишь тогда, как бы изменяя соотношения в системе сообщающихся сосудов, исчезает их ненасытная страсть к материальным доказательствам чувств. Подлинное же-211

лание быть любимым начинает одерживать верх, сперва потихоньку, а затем все явственней и явственней. Существуют случаи, в которых связь между ненасытной потребностью в любви и общей жадностью очень хорошо просматривается. Когда люди с такой характерной невротической чертой ненасытности вступают в любовные отношения, а потом отношения рвутся по внутренним причинам, некоторые начинают очень много есть и никак не могут наесться, набирая за короткий период по двадцать фунтов и даже более. Но они же легко теряют лишний вес, заведя новые любовные отношения. И так повторяется снова и снова. Другой признак невротической потребности в любви — чрезвычайная чувствительность к отвержению, которая так часто встречается у истерических личностей. Любые нюансы и в любых отношениях, которые можно было бы истолковать как от-вержение, они воспринимают только так, и отвечают на это проявлениями ненависти. У одного моего пациента был кот, который иногда позволял себе не реагировать на его ласку. Однажды, придя из-за этого в ярость, пациент просто шмякнул кота об стенку. Это достаточно демонстративный пример ярости, которую может вызвать у невротика отвержение. Реакция на реальное или воображаемое отвержение не всегда настолько очевидна, нередко ее скрывают. В процессе сеансов скрытая ненависть может проявиться в недостатке «отдачи» от пациента, выражаться в форме сомнений в целесообразности анализа или в других формах сопротивления. Пациент может начать сопротивляться, потому что воспринял ваши интерпретации как отвержение. Вы думаете, что дали верное истолкование, а он не видит ничего, кроме критики и осуждения. Пациенты, у которых мы встречаем непоколебимое, хотя и бессознательное убеждение, что любви не существует, обычно страдали от жестоких разочаровании в детстве, которые заставили их вычеркнуть из своей жизни любовь, привязанность и дружбу раз и навсегда. Такое убеждение одновременно служит укрытием от реального переживания отвержения. Вот пример: у меня в кабинете стоял скульптурный портрет дочери. Пациентка призналась, что давно хочет спросить, нравится ли мне он. Я сказала: «Поскольку это изображение моей дочери, то нравится». Пациентку потрясли мои слова, потому что она — не осознавая этого — считала любовь и привязанность пустыми словами. В то время, как одни пациенты защищают себя от реального переживания отвержения тем, что решают заранее, что их нельзя полюбить, другие защищаются от разочарования сверхкомпенсацией. Они воспринимают реальное отвер-212