Синхронистичность: акаузальный, связующий принцип 3 страница
А ведь с чисто биологической точки зрения, в материнстве или в способности-к нему женщина имеет неоспоримое, но поче-муто не принимаемое в расчет, физиологическое преимущество. На бессознательном уровне знание об этом преимуществе содержится в психике мужчин и нашло наиболее ясное отражение в сильнейшей зависти мальчиков к материнству. Мы знакомы с этой завистью как таковой, но она вряд ли рассматривается должным образом в ее динамике. Когда начинаешь проводить сеансы психоанализа у мужчин после достаточно долгой практики среди женщин, сперва просто поражаешься, как сильна зависть мужчин к беременности, деторождению и материнству, к женской груди и кормлению грудью. В свете этого наблюдения, естественно было заинтересоваться, не происходит ли бессознательной интеллектуализации этого мужского стремления, а именно — в обесценивании ими материнства? Они могут рассуждать, например, так: женщина на самом деле попросту желает пенис; а когда все сказано и сделано, материнство только лишнее бремя, которое затрудняет борьбу за существование, и мужчина должен радоваться, что ему не надо его нести. Когда Хелен Дейч пишет, что комплекс маскулинности у женщины играет большую роль, чем комплекс феминности у мужчины, она, вероятно, не принимает во внимание, что зависть мужчины имеет гораздо большие возможности для успешной сублимации, чем зависть девочки к пенису, и что именно эта зависть служит одной (а возможно — главной) из движущих сил, побуждающих мужчин к созданию культурных ценностей.
Сама наша речь, наш язык указывают нам на этот источник продуктивности в культуре. В исторические времена, как мы знаем, эта продуктивность была несравненно выше у мужчин, чем у женщин. Можно высказать предположение, что невероятное напряжение мужского порыва в любой области творчества исходит именно от чувства, что он играет сравнительно малую роль в сотворении живых существ, и именно это постоянно подталкивает его к сверхкомпенсации в иных достижениях. Если мы правы, установив эту связь, мы сталкиваемся с вопросом, почему же у женщины нет соответствующего импульса для компенсации своей зависти к пенису? Есть две возможности: или зависть женщины уж очень мала по сравнению с мужской, или она компенсируется, хотя и менее успешно, каким-то другим путем. Можно привести факты в поддержку обоих предположений.
В доказательство большей силы мужской зависти мы можем указать на то, что представления об анатомической ущербности женщины могут существовать только с точки зрения догени-тального уровня развития 9. С позиций зрелой сексуальности — генитальная организация взрослой женщины вовсе не является ущербной, так как очевидно, что возможностей для совершения полового акта у женщины ничуть не меньше, они просто другие, чем у мужчины. А с другой стороны, вклад мужчины в репродукцию несравненно меньше, чем у женщины. Более того, мы видим, что потребность мужчин умалять значение женщин несравненно сильнее, чем соответствующая потребность у женщин. И как только мы усомнимся в справедливости мужской оценки, нам остается только признать, что догма о неполноценности женщин прямо вытекает из этого бессознательного мужского стремления. Но если это бессознательное стремление является реальной подоплекой теории о женской неполноценности, то мы должны заключить, что порождающая его зависть чрезвычайно сильна. В пользу взгляда, что женщины менее успешно сублимируют свою зависть к пенису, чем мужчины свою зависть к материнству, свидетельствует и вклад последних в культуру. Мы знаем, что в благоприятных случаях это чувство зависти у женщины перерастает в стремление иметь мужа и ребенка и, возможно, таким образом приводит к снижению силы стимулов, побуждающих к сублимации. В неблагоприятных случаях, как я после покажу подробнее, эта зависть перегружена чувством вины и не может быть плодотворной, в то время как мужская неспособность к материнству ощущается, вероятно, просто как неполноценность и поэтому может без всяких внутренних запретов превращаться в мощную движущую силу.
В настоящей дискуссии я уже затрагивала проблему, которую с недавних пор Фрейд выдвигает на передний план 10, а именно вопрос о происхождении желания иметь ребенка. В течении последнего десятилетия наше отношение к этой проблеме изменилось. Я позволю себе кратко изложить начало и конец исторической эволюции взглядов. Первоначальная гипотеза11 состояла в том, что зависть к пенису дает либидонозное подкрепление как желанию иметь ребенка, так и стремлению к мужчине, хотя эти желания возникают независимо друг от друга. Потом основной акцент в теоретических построениях все более и более переносился на зависть к пенису, и в своей последней работе Фрейд высказал идею, что желание иметь ребенка полностью произрастает из зависти к пенису и разочарования по поводу его отсутствия, а нежное отношение к отцу возникает только этим кружным путем: от желания иметь пенис и через желание иметь ребенка. Эта последняя гипотеза очевидно исходит из потребности объяснить гетеросексуальное влечение с биологической и физиологической точки зрения. Она соответствует проблеме, сформулированной Гроддеком, который заявляет, что совершенно естественно, когда мальчик тянется к матери как к объекту любви, «но как получается, что маленькую девочку привлекает противоположный пол?» 12 Чтобы подойти к решению этой проблемы, мы прежде всего должны понять, что наш эмпирический материал, относящийся к комплексу маскулинности у женщин, получен из двух источников, надежность которых сильно различается. Первый — это прямые наблюдения над детьми, тут субъективный фактор играет сравнительно небольшую роль. Каждая маленькая девочка, у которой нет оснований для излишней робости, высказывает зависть к пенису открыто и без замешательства. Мы видим, что эта зависть типична, и достаточно хорошо понимаем ее; мы понимаем, каким образом нарциссическое разочарование от обладания чем-то меньшим, нежели мальчики, подкрепляется целым рядом обстоятельств, основанных на осознании ущербности своего положения в связи с различиями возможностей направить либидо на объект в догенитальной фазе: мальчики обладают явными преимуществами в связи с уретральным эротизмом, скоптофилическим инстинктом и онанизмом 13. Я бы предложила зависть к пенису у маленькой девочки определять как «первичную», так как очевидно, что основа ее зависти — в анатомическом различии. Второй источник, из которого мы черпаем свой опыт — это материал, полученный в результате применения психоанализа в терапии взрослых женщин. Естественно, здесь труднее сформировать суждение, и поэтому больше простора для субъективности. Нами установлено, что зависть к пенису и здесь является фактором огромной динамической силы. Мы наблюдаем пациенток, отвергающих свои феминные функции, и наиболее частый бессознательный мотив при этом — желание быть мужчиной.
Мы встречаемся с фантазиями такого содержания: «у меня когда-то был пенис», «я мужчина, которого кастрировали и изувечили». Из этих фантазий проистекает чувство неполноценности, а из него впоследствии самые разные ипохондрические идеи. Мы отмечаем отчетливо враждебное отношение к мужчинам, иногда принимающее форму пренебрежения, а иногда желания кастрировать или изуродовать их, и мы видим, как эта враждебность определяет судьбы многих женщин. В результате мы приходим к выводу (особенно естественному для маскулинной ориентации нашего мышления), что можно связать эти наблюдения с первичной завистью к пенису, и воочию видя, к каким последствиям она приводит, считаем доказанным a posteriori, что эта зависть должна обладать непомерной динамической силой. Оценивая ситуацию более в целом, чем в деталях, мы, как правило, не обращаем внимания на тот факт, что желание быть мужчиной, столь знакомое нам из анализа взрослых женщин, в данном случае очень слабо связано с той ранней, первичной завистью к пенису и является вторичным образованием, воплощающим в себе все, что есть незрелого, недоношенного в развитии женственности.
Мой опыт неизменно убеждал меня, что Эдипов комплекс у женщины ведет (и не только в экстремальных случаях, которые «плохо кончаются», а всегда) к регрессии, вплоть до зависти к пенису всех возможных степеней и форм. Разница между происхождением мужского и женского Эдипова комплекса, как мне представляется (при некотором усреднении), состоит в следующем: мальчик отказывается от матери как сексуального объекта из-за страха кастрации, но в своем дальнейшем развитии не только утвреждается в роли мужчины, но и акцентуируется на ней, и эта акцентуация является компенсаторной реакцией на страх кастрации. Мы ясно видим это в латентном и в допубер-татном периодах развития у мальчиков, и в целом в их дальнейшей жизни. Девочка же, напротив, не только отказывается от отца как сексуального объекта, но отказывается и от женской роли вообще. Чтобы понять этот уход от женственности, мы должны рассмотреть факты, относящиеся к раннему детскому онанизму, являющемуся физическим выражением возбуждения, связанного с Эдиповым комплексом. Здесь снова ситуация представляется яснее у мальчиков, хотя, возможно, у нас о них просто больше сведений. Но может быть загадочность ситуации у девочек — это лишь следствие нашего привычного мужского взгляда на проблему? Похоже, что так. Ведь мы даже не предполагаем наличия у маленьких девочек какой-либо специфической формы онанизма и без всяких раздумий описываем их аутоэротическую активность как мужскую. А когда мы осознаем, что разница, конечно же, должна существовать, мы ее понимаем как негативную, а не как позитивную: то есть, в случае тревоги по поводу онанизма разница состоит в том, что одним кастрация только угрожает, а у других она уже состоялась. Мой аналитический опыт заставляет меня утверждать, что у девочек существует специфически женская форма онанизма (отличающаяся по технике от существующей у мальчиков). Но даже если предположить, что девочки практикуют исключительно клиторальную мастурбацию (это предположение никоим образом не кажется мне правильным), я не вижу почему, несмотря на эволюцию клитора, его нельзя считать принадлежащим к женским гениталиям и составляющим их законную часть. Из материалов, полученных в результате анализа взрослых женщин, весьма трудно определить, возникают ли органические вагинальные ощущения у девочек на ранней стадии генитального развития. На основании целого ряда случаев из моей практики я склонна заключить, что это так, и я еще буду ссылаться на материалы, на которых основано мое заключение. То, что ваги-нальные ощущения должны иметь место, кажется мне теоретически весьма возможным по следующим причинам. Несомненно, что известная женская фантазия, о том, как необычайно большой пенис совершает насильственное проникновение, сопровождающееся болью и кровотечением, угрожая что-то разрушить, должна свидетельствовать о том, что эдиповы фантазии у маленькой девочки основываются самым реалистическим образом (в соответствии с пластической конкретностью детского мышления) на диспропорции в размерах отца и ребенка. Я также думаю, что как эдиповы фантазии, так и логически обоснованный страх внутренней (вагинальной) травмы подсказывают, что как вагина, так и клитор должны считаться играющими самостоятельную роль в ранней инфантильной генитальной организации женщин 14. Из более позднего явления фригидности можно даже заключить, что вагинальная зона действительно более мощно нагружена либидо, чем клитор (судя по связанной с ней тревожностью и попыткам ее оборонять); и именно поэтому кровосмесительные желания относятся к вагине с безошибочной точностью подсознания. С этой точки зрения фригидность можно трактовать как попытку оградить себя от фантазий, слишком опасных для Эго. Эта точка зрения вдобавок позволяет понять причину бессознательного чувства удовольствия, которое, как утверждают различные авторы, иногда сопутствует родам, а, с другой стороны — объяснить страх деторождения. Ибо именно роды (вследствие боли, возникающей из-за несоответствия размеров влагалища и ребенка) гораздо лучше, чем половое сношение, «приспособлены» для подсознательной реализации подобных ранних кровосмесительный фантазий, причем такой реализации, с которой не связано чувство вины; в то время как женская генитальная тревожность, подобно страху кастрации у мальчиков, неизменно несет на себе отпечаток чувства вины и именно ему обязана своим продолжительным влиянием. Следующий действующий в том же направлении фактор — это определенное следствие анатомической разницы между полами. Я имею в виду, что мальчики могут осмотреть свои гениталии, чтобы проверить, имеют ли место ужасные последствия онанизма 15. Девочки, напротив, в буквальном смысле «пребывают во мраке» по этому поводу и остаются в полном неведении: в порядке ли их гениталии? Естественно, отсутствие возможности осмотра себя не может сравниваться со случаями острого страха мальчиков перед кастрацией, но в случаях не столь выраженного страха, которые встречаются гораздо чаще, я думаю, что такое различие очень важно. В любом случае материал, собранный мной в процессе психоанализа женщин, привел меня к заключению, что этот фактор играет значительную роль в женской ментальности и что он вносит свой вклад в ту особую внутреннюю неуверенность, так часто встречающуюся у женщин. И именно под давлением этой тревоги девочка нередко ищет убежища в роли мужчины. | Каков же выигрыш в уходе от женской роли? Я сошлюсь на опыт, имеющийся, наверное, у всех психоаналитиков: они обнаруживают, что подсознательное желание быть мужчиной попадает, в общем, на сравнительно благоприятную почву: однажды возникнув, оно становится устойчивым, так как является выражением стремления избежать осознания либидонозных желаний и фантазий, связанных с отцом. Таким образом, желание быть мужчиной содействует подавлению кровосмесительных женских желаний или сопротивлению их «вытаскиванию на свет Божий». Такой типичный и постоянно повторяющийся опыт вынуждает нас, если мы верны психоаналитическим принципам, заключить, что фантазии о том, чтобы быть мужчиной, предназначены в раннем периоде именно для того, чтобы оградить субъекта от либидонозных желаний, связанных с отцом. Фантазия „я мужчина" позволяет девочке „уйти" от женской роли, в данной ситуации — слишком перегруженной виной и тревогой. Естественно, что попытка отойти от женского стиля жизни к мужскому неизбежно приносит чувство неполноценности, так как девочка начинает примерять к себе чужие притязания и оценивать себя мерками, чуждыми ее биологическому естеству, и при этом, конечно же, сталкивается с чувством, что она никогда не сможет соответствовать им полностью. Хотя чувство неполноценности очень мучительно, аналитический опыт убедительно доказывает нам, что Эго переносит его легче, чем чувство вины, связанное с сохранением женской по-лоролевой установки, и, следовательно, для Эго — несомненный выигрыш, когда девочка, избегая Сциллы-вины, ищет убежища у Харибды-неполноценности. Для полноты картины я упомяну еще об одном преимуществе, которое, как мы уже знаем, получает женщина от процесса отождествления с отцом, происходящего одновременно с принятием роли мужчины. Я, к сожалению, не могу ничего нового добавить к тому, что я уже излагала в моей более ранней работе. Мы знаем, что сам процесс отождествления с отцом является одним из ответов на вопрос, почему уход от женских желаний, направленных на отца, всегда ведет к усвоению полоролевой установки мужчины. Некоторые размышления над тем, что уже было сказано, открывают нам возможность иной точки зрения на этот вопрос. Известно, что когда либидо встречает препятствия на своем пути, практически всегда наблюдается регрессия и активизируется более ранняя фаза развития. Согласно последней работе Фрейда, зависть к пенису представляет собой стадию, предшествующую подлинной объектной любви к отцу. Такой ход мысли, предложенный Фрейдом, помогает нам понять ту внутреннюю необходимость, с которой либидо регрессирует назад именно к этой предшествующей стадии, независимо от того, когда и в какой степени оно столкнулось с преградой кровосмешения. Я в принципе согласна с замечанием Фрейда, что девочка движется к объектной любви дорогой зависти к пенису, но я думаю, что природа этой эволюции может быть изображена иначе. Наблюдая в случаях регресса, какая значительная часть первичной зависти к пенису проистекает из периода, предшествующего Эдипову комплексу, мы должны отказаться от искушения интерпретировать все проявления такого элементарного закона природы, как взаимное влечение полов, только в свете этой зависти. Исходя из этого заключения и столкнувшись с вопросом, как же тогда следует понимать психологию этого первичного биологического принципа, мы, казалось бы, должны признаться, что мы этого не знаем. На самом деле, я все чаще обращаюсь к гипотезе, что, возможно, причинная связь может быть совершенно обратной и что именно влечение к противоположному полу, действующее с самого раннего периода, и обусловливает либидонозный интерес маленькой девочки к пенису. Этот интерес, в зависимости от достигнутого уровня развития, сначала имеет аутоэротическую и нарциссическую направленность, как я описывала ранее. Если мы будем рассматривать указанные „отно-шения зависти" применительно к взаимному влечению полов, перед нами встанут новые вопросы, относящиеся к причинам возникновения Эдипова комплекса у мужчин, и я надеюсь ответить на них в следующей статье. Но если мы предположим, что зависть к пенису является первым выражением загадочного взаимного притяжения полов, тогда окажется, что нет ничего удивительного в том, что анализ обнаруживает ее существование в еще более глубоких временных слоях, чем тот, в котором развиваются желание иметь ребенка и нежная привязанность к отцу. Путь к нежному отношению к отцу может быть подготовлен не только разочарованием в связи с отсутствием пениса, но с таким же успехом и иным образом. И тогда мы должны говорить о либидонозном интересе к пенису как о своеобразном проявлении „парциальной любви", используя термин Абрахама 16. Такая любовь, говорит он, всегда имеется в качестве предшествующей стадии подлинно объектной любви. Мы можем также объяснить этот процесс и путем аналогии с переживаниями более старшего возраста: восхищенная зависть прямым путем ведет к любовному отношению. Что же касается чрезвычайной легкости, с которой происходит возврат к зависти, я должна сослаться на определенное аналитическое открытие 17. В ассоциациях пациенток нарциссиче-ское стремление обладать собственным пенисом и стремление обладать объектом либидонозного влечения часто так переплетены, что порой трудно понять, в каком смысле употребляются слова: «Я его хочу». Еще несколько слов о женской фантазии кастрации как таковой. Она дала название всему комплексу, так как является самой поразительной его частью. Согласно моей теории женского развития, я считаю целесообразным рассматривать эти фантазии как вторичное образование. Я представляю себе их происхождение так: когда женщина находит убежище в фиктивной мужской роли, ее женская генитальная тревожность до некоторой степени переводится на мужской язык — страх ваги-нальной травмы становится фантазией о кастрации. Девочка выигрывает от этого, так как заменяет более мучительное чувство неуверенности (обусловленное ее анатомическим строением) и ожидание наказания на конкретную идею. Кроме того, так как сама фантазия кастрации тоже отчасти лишь причудливая тень все того же старого чувства вины, то идея обладания собственным пенисом становится желанным доказательством невиновности. Итак, начало типичных биологических мотивов ухода в роль мужчины, лежит в Эдиповом комплексе. Но позднее они подкрепляются и поддерживаются реальной дискриминацией женского труда в обществе. Конечно, мы должны признать, что стремление быть мужчиной, когда оно идет от этого источника, является превосходной рационализацией бессознательных мотивов. Но мы не должны забывать, что дискриминация есть часть нашей реальности и что на самом деле она гораздо сильнее, чем большинство женщин это сознает. г Георг Симмель в этой связи говорит, что „большая важность,
приписываемая мужчине в социальном плане, возможно обусловлена его позицией превосходства в силе" и что исторически отношения полов можно грубо описать как отношения господина и раба. И здесь, как и везде, „одна из привилегий господина состоит в том, что он не должен постоянно помнить, что он господин, в то время как раб никогда не может забыть, что он раб", Эта привилегия, пожалуй, объясняет недооценку дискриминации в психоаналитической литературе. В реальной жизни девочка от рождения обречена убеждаться в своей неполноценности, высказывается ли это грубо или исподволь. Такое положение постоянно стимулирует ее комплекс маскулинности. Я приведу еще некоторые соображения. Благодаря тому, что наша цивилизация до сих пор носила чисто мужской характер, женщине гораздо труднее было достичь сублимации, которая реально удовлетворяла бы ее естество, ведь все обычные профессии всегда были рассчитаны на мужчин. Это усугубляло ее чувство неполноценности, поскольку она, естественно, не могла достичь того же, что и мужчина, и ей начинало казаться, что это и есть реальное основание для ее дискриминации. Трудно оценить, до какой степени бессознательные мотивы ухода от женственности обусловливаются реальным социальным неравенством женщины. Естественно было бы предполагать связь и взаимовлияние психических и социальных факторов. Но здесь я хочу только указать на эту проблему, так как она настолько глубока и серьезна, что требует отдельного исследования. Те же самые факторы имеют столь же существенное, но качественное иное влияние на развитие мужчины. С одной стороны, они ведут к гораздо более сильному подавлению его феминных желаний, на которых стоит клеймо неполноценности, а с другой — эти желания становится легче успешно сублимировать. Итак, я предложила для обсуждения некоторые мои толкования проблем женской психологии, которые во многом отличаются от существующих взглядов. Возможно и даже весьма вероятно, что картина, которую я нарисовала, кажется односторонней с мужской — противоположной — точки зрения. Но мое главное намерение состояло в том, чтобы в этой статье указать на возможный источник ошибок, обусловленных полом исследователя, и тем самым сделать еще один шаг вперед, к цели, которой мы все стремимся достичь: подняться над субъективностью мужской или женской точки зрения и создать картину ментального развития женщины, которая бы более соответствовала реалиям женской природы — с ее особыми качествами и их отличиями от качеств мужчины — чем все те картины женского ментального развития, которые существовали до сих пор.
1 3. Фрейд. „Инфантильная генитальная организация либидо". 2 X. Дейч. „Психоанализ женской сексуальности". (1925). Хелен Дейч (1884 — ?) — психоаналитик фрейдовской школы, доктор медицины, автор теории женственности и широко известного двухтомного издания „Психология женщины" (1944—1945) [М. Р.]. 3 3. Фрейд. „Некоторые последствия анатомической разницы полов". Intern. Zeischr. f. Psychoanal., XI (1925). 4 Г. Симмель. „Культура философии" (Избранные эссе Георга Симмеля под ред. д-ра Вернера Кликхарда, Лейпциг, 1911). 5 Вартинг. „Мужественность в женщинах и женственность в мужчинах". 6 Делиус. „О пробуждении женщины". 7 Ш. Ференци. „Попытка создания генитальной теории". Шандор Ференци (1873—1933) — выдающийся венгерский психоаналитик [М. Р.]. 8 См. также работы Хелен Дейч „Психоанализ женской сексуальности" и Георга Гроддека „Оно". 9 К. Хорни. „О происхождении комплекса кастрации у женщин". 10 3. Фрейд. „Некоторые последствия анатомической разницы полов". 11 3. Фрейд. „О трансформации инстинкта в связи с анальным эротизмом". 12 Г. Гроддек. „Оно". 13 См. подробное изложение вопроса: К. Хорни. „О происхождении комплекса кастрации у женщин". 14 Как только мне пришла в голову возможность такой связи, я поняла, что следует именно в этом смысле (то есть — как представляющих страх вагиналь-ной травмы) истолковывать множество явлений, объяснением которых кастраци-онной фантазией в мужском смысле я была ранее вполне удовлетворена. 15 Которых, естественно, нет и быть не может, так как онанизм, как уже упоминалось, это естественное проявление сексуальности, свойственное данной фазе психосексуального развития личности, с учетом ее направленности на собственное тело, называемой „нарциссическая" [М. Р.]. 16 К.Абрахам. „Попытка описания истории развития либидо" (1924). Фрейд ссылается на это открытие в „Табу девственности".
ЗАПРЕЩЕННАЯ ЖЕНСТВЕННОСТЬ (Психоанализ о проблеме фригидности) Zeitschr. f. Sexualwissenschaft, vol. 13 (1926—27). Весьма примечательно, что, исследуя широко распространенное явление фригидности, терапевты и сексологи пришли к диаметрально противоположным взглядам. Терапевты, учитывая высокую индивидуальную значимость этого расстройства, сравнивают фригидность с нарушением мужской потенции и заявляют, что оба эти явления в равной степени следует рассматривать как болезнь. Эта точка зрения свидетельствует о важности еще более серьезного подхода к изучению этиологии и лечению фригидности, особенно вследствие ее широкой распространенности. С другой стороны, широкая распространенность фригидности наводит сексологов на мысль, что нельзя считать столь обычное явление заболеванием, и поэтому фригидность скорее следовало бы рассматривать как вариант нормального сексуального поведения цивилизованной женщины. Какие бы научные гипотезы не выдвигались для доказательства этого положения 1, все они приводят нас к одному заключению: обычное терапевтическое воздействие при лечении фригидности никогда — ни закономерно, ни случайно — не может быть успешным. Создается впечатление, что доводы, как «за», так и «против», независимо от того, апеллируют ли они к социальным факторам или к биологическим, всегда базируются на твердом субъективном убеждении2, и, следовательно, не помогут нам внести ясность в обсуждаемый вопрос. Психоанализ как наука с самого начала пошел в ином направлении, по которому, в силу своей природы, и должен был идти, а именно — по пути медико-психологических наблюдений индивидуального развития в его динамике.
Если мы согласимся, что этот путь приближает нас к решению проблемы, то мы, наконец, сможем получить ответы на два важных вопроса:
1. Какие процессы, с учетом наших наблюдений, ведут к формированию фригидности в каждом конкретном случае?
2. Какая роль отводится этому явлению в структуре либидо женщины? Те же самые вопросы можно сформулировать иначе. Является ли фригидность изолированным и потому сравнительно несущественным симптомом? Или она связана с какой-то реальной психической или соматической патологией? Позвольте мне проиллюстрировать смысл этих вопросов посредством грубого и поэтому во многих отношениях слабого сравнения. Если бы мы ничего не знали о патологическом процессе, симптомом которого является кашель, то, вероятно возникла бы дискуссия о том, считать ли кашель во всех случаях признаком заболевания или же рассматривать его только как признак субъективных ощущений раздражения носоглотки, так как очевидно, что множество здоровых людей кашляют. Разногласия, бесспорно, существовали бы, но лишь до тех пор, пока мы не узнали бы о связи кашля с более глубокими нарушениями.
Такое сравнение, несмотря на его очевидные недостатки, открывает перед нами определенную перспективу, а именно: возможно ли, что фригидность — как и кашель — только сигнал, указывающий на более глубокие внутренние нарушения? Естественно, тотчас возникает сомнение, так как существует множество здоровых, деятельных и в то же время фригидных женщин. Однако это возражение не так уж убедительно, как кажется, по двум причинам. Во-первых, только тщательное индивидуальное обследование каждого конкретного случая может показать отсутствие связанных с фригидностью явных или скрытых нарушений. Я имею в виду, например, трудный характер или неумение планировать собственную жизнь, которые обычно почему-то относят к внешним факторам. Во-вторых, нужно принять во внимание, что психическая организация человека — это не машина, которая может отказать напрочь, если где-то в одном месте произошла поломка или ослабла передача. Наоборот, у нас есть значительные возможности для трансформации сексуальных импульсов в несексуальные, для успешной сублимации их в русле культуры. Прежде чем перейти к онтогенезу фригидности, я хотела бы остановиться на явлениях, которые часто ассоциируются с ней, но ограничусь здесь только теми, которые находятся преимущественно в пределах нормы. Фригидность, независимо от того, считаем ли мы ее обусловленной органически или психологически, по своей сути является своеобразным запретом на проявление сексуальности. Поэтому неудивительно, что обычно она сочетается с нарушениями других функций женского организма. Во многих случаях фригидности мы наблюдаем различные функциональные нарушения менструального цикла3, такие как нерегулярность, дисменорея, или — возвращаясь к психологической феноменологии — состояние напряженности, раздражительности или слабости, часто начинающееся за 8—14 дней до менструации и каждый раз существенно нарушающее психическое равновесие женщины. В других случаях искажается отношение женщины к материнству. Иногда сама возможность беременности полностью отвергается, причем «доводы», приводимые для оправдания такой установки, практически всегда представляют собой лишь различные формы рационализации. Сюда же относятся выкидыши, случающиеся без видимых органических причин, бесчисленные и хорошо знакомые жалобы на плохое самочувствие во время беременности 4. Во время родов могут проявиться такие расстройства, как невротическая тревога или функциональная слабость схваток. У других женщин затруднения возникают в связи с уходом за ребенком: от неудачных попыток кормления грудью — до нервного истощения. Или же вместо теплого материнского отношения к ребенку мы видим раздражение или панику, в основе которых лежит желание отделаться от ребенка, сдав его какой-нибудь няньке. Нечто подобное происходит и с отношением женщины к ее домашним обязанностям. Или она сама становится каторжницей и хочет, чтобы и все были на каторге, или же устает от любого пустяка, потому что все, что делается неохотно, становится непомерной нагрузкой. Но даже если все эти расстройства, обычно сопутствующие фригидности, отсутствуют, одно присутствует всегда. Это дисгармония, ущербность отношений с мужчиной. Я еще вернусь к природе этого расстройства. Здесь же я хотела бы сказать только вот что: проявлятся ли оно в полном равнодушии или смертельной ревности, в подозрительности или раздражительности, в капризной требовательности или чувстве неполноценности, в необходимости иметь любовников или в стремлении к интимной дружбе с женщинами, всегда обнаруживается одна общая черта — неспособность к полному духовному и физическому слиянию с объектом любви. Во время сеансов психоанализа мы проникаем глубоко в подсознательную психическую жизнь таких женщин. И, как правило, встречаем совершенно определенное отвержение ими роли женщины. При этом следует отметить, что сознательное Эго 5 этих женщин обычно не дает никаких свидетельств такого активного отказа. Наоборот, они нередко производят впечатле-43
Дата добавления: 2014-12-13; просмотров: 469;