В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА. которых в примечании может лишь вызвать недоумение у читателя
которых в примечании может лишь вызвать недоумение у читателя. Так, например, для чего в тексте писать ханум, если в примечании дается перевод этого слова — госпожа? Почему в тексте сохранено слово сараф, если в примечании оно переведено как меняла? Зачем в тексте сохранять ага, марэ или gu-ванбаши, а в примечании переводить их как господин, матушка и судья! Неужели госпожа, господин, менялы, матушка или судья — это специфически армянские понятия? Если в примечании слово переводится и не нуждается в объяснения, то почему его нельзя было перевести в тексте? Очевидно, потому, что переводчик всячески хотел подчеркнуть национальный колорит произведения. То, что это делается за счет общих для всех народов понятий, а отнюдь не только за счет реалий, можно считать издержкой метода, результатом общей установки на то, что текст должен постоянно восприниматься как «чужой». В результате мы читаем в переводах с азербайджанского уста вместо мастер, хала вместо тетя; в переводах художественных текстов с французского нас ставит в тупик загадочный аджюдант, тогда как из примечания следует, что это звание ниже офицерского, но выше сержанта, т.е. что-то вроде старшего сержанта. Во всех этих случаях речь не идет о собственно реалиях. Полные или почти полные соответствия устанавливаются легко — что и делает переводчик, но почему-то не в тексте, а в примечаниях.
Иногда переводчики видят путь к созданию «ино-культурности» в сохранении синтаксиса оригинала, в калькировании фразеологизмов, оживляющем для читателя перевода внутреннюю форму, давно утраченную ими в языке оригинала. Яркий пример тому — уже обсуждавшиеся переводы произведений Чарльза Диккенса, выполненные или отредактированные Евгением Львовичем Данном. Стремление сохранить синтаксис оригинала зачастую вызывает отторжение у читателя, которому трудно, да
Дата добавления: 2014-12-12; просмотров: 627;