Самое странное изречение 12 страница

«Ты похож на праведного ангела».

Ангелы — это просто символы абсолютного совершенства, чистоты, невинности. Это показывает кое-что о Симоне Петре, а Симон Петр стал камнем, на котором стоит вся христианская церковь, он стал основой. Таким образом, христианская церковь постоянно занята тем, что морально и что аморально. Воя церковь стала моралью, а не религией. Это Симон Петр — основная причина: он создал вину, так как, когда вы слишком заняты вопросом, что хорошо и что плохо, вы становитесь виновным. А жизнь этого не знает.

Жизнь совершенно аморальна. Она ни моральна, ни не моральна, она — аморальна. Она ничего не знает о том, что плохо, а что хорошо. Она движется в обоих направлениях одновременно. Река разливается. Какой вы ее назовете: моральной или неморальной? Тысячи крестьян затоплены, сотни людей умерло, тысячи остались без крова. Как вы назовете реку в наводнение — плохой? Нет, вы не используете этого слова, так как вы знаете, что река не знает, что плохо и что хорошо. А Бог существует в реке, так же, как и в вас. Дерево падает на то место, где медитирует святой, он убит. Как вы назовете дерево: грешником, убийцей? Нужно ли это дерево заставить предстать перед судом? Нет, вы просто скажете: «Это — дерево. Наша мораль — грех или не грех — не применима к этому дереву».

Мораль создана человеком. Босс кажется аморальным. Все существование аморально. Аморальность означает не то и не это, или - оба. Но если вы идете к Иисусу с моралистическим отношением, вы его утратите. Святой Симон, этот Симон Петр, утратил Иисуса полностью. Он искал морального человека, он искал святого, но не мудреца.

И в этом различие между святым и мудрецом: мудрец аморален, как жизнь, он стал одним с жизнью, он не мыслит в терминах противоположного. Святой отбирает правильное, отрицает неправильное, он живет наполовину, он не берет жизнь целиком. Святой в действительности нерелигиозен, так как религиозный человек принимает жизнь такой, какая она есть. Он не отрицает, так как, что бы он ни отрицал, это будет отрицанием Бога; тогда вы пытаетесь доказать, что вы лучше, чем Бог! Смотрите, Бог создал секс — кто еще его мог создать? А вы его отрицаете, тогда вы можете стать святым, но ваша святость будет всего лишь моральной, она не будет религиозной.

Индуисты поняли это очень хорошо. Если вы вернетесь назад, к дням Вед, риши жили очень обычной жизнью: у них были жены, дети, они были домохозяевами, они не отрекались. Отречение пришло с джайнами и буддистами. Наоборот, индуистские риши всегда жили очень обычной жизнью, они знали, они пришли к пониманию того, что жизнь должна быть принята в ее всеобщности, ничто не должно отрицаться, все должно быть принято. Вот что в действительности означает теизм, мистика; это означает того, кто говорит жизни да, он — не говорит «нет»! Этот святой Петр мог стать хорошим жрецом, он мог стать святым, но он не мог стать мудрецом. У него были свои собственные концепции, вот почему он пришел к Иисусу.

Когда вы заполнены таким множеством моральных концепций, что вам делать? Вы осуждаете себя, потому что есть вещи, которые не могут быть отринуты словами о том, что они плохи; они остаются. Мужчина останется увлеченным женщинами; они прекрасны, и желание существует, оно — дар Бога. Оно глубоко в каждой вашей поре, в каждой клетке вашего тела. Ученые говорят, что в теле — семьдесят миллионов клеток, и каждая клетка — сексуальное существо. Все ваше тело — это сексуальное явление! Что бы вы ни делали — вы можете закрыть глаза, вы можете бежать в Гималаи, но всегда красота будет вас привлекать.

Цветок выглядит таким прекрасным — вы наблюдали? Это — тоже сексуальное. Птичка, поющая рано утром рядом с хижиной святого или его убежищем, выглядит прекрасной, но знаете ли вы, что ее пение — это сексуальное приглашение? Она приглашает партнера, ищет партнера, любовника. Что такое цветок? Цветок — это сексуальное явление, цветок — это трюк: поскольку дерево не может двигаться, его половые клетки должны быть перенесены пчелами, бабочками к другим деревьям; Деревья бывают мужские и женские, и они не могут двигаться, потому что укоренены в земле. Цветок — это трюк, чтобы привлечь пчел, бабочек и других насекомых: они прилетят на цветок, и с ними половые клетки попадут на женское растение.

Итак, где красота, там и секс. Вся жизнь — это сексуальный феномен. Что вы можете сделать? Вы можете это отвергнуть, это — в ваших руках, но когда вы это отвергнете, вы почувствуете вину, так как глубоко внутри останется подавленность. Вы постоянно чувствуете себя подавленным и виноватым: что-то не так. Вы не можете быть счастливы с чувством вины, вы не можете танцевать с чувством вины. Вина вас парализует: куда бы вы ни шли, вы не можете смяться, вы не можете двигаться в экстазе, так как вы всегда боитесь подавленного.

Если вы танцуете, поете, если вы чувствуете себя блаженным, что происходит с подавленным? Оно может выйти на поверхность, так что вы должны постоянно быть начеку. Вы становитесь часовым, а не хозяином своей жизни, не наслаждающимся жизнью, вы становитесь просто часовым. И все становится уродливым, так как есть конфликт, постоянный конфликт. Ваша энергия расходуется на внутреннюю борьбу. А такой тип человека, который каким-либо образом подавляет свое собственное существо, всегда смотрит на других осуждающе — это должно быть так.

С моралистом... очень трудно жить, так как его взгляд вас постоянно осуждает: вы неправильны, потому что пьете чай. Вы пьете чай? Значит, вы будете брошены в ад — вы не должны пить чай. В действительности все, что может доставить вам удовольствие, моралист осуждает. В ашраме у Ганди вам не позволили бы пробовать пищу на вкус — асвад, безвкусное!» была принципом, которому там следовали: вы могли есть, но не могли вкушать. Почему? Зачем быть против вкуса? Потому что вкус — это удовольствие, а святые — против удовольствия. Вы не сможете найти улыбающегося или смеющегося святого — невозможно! Он выглядит печальным, всегда осуждающим себя и других, вся его жизнь — это болезнь, он не может быть счастлив.

Этот Симон Петр символичен.

Он сказал: «Ты похож на праведного ангела». Он говорит: «Я пришел к тебе, так как ты чист: рожден от девственной матери, никогда не был женат, никогда не наслаждался жизнью, никогда не жил. Ты чист, я вижу тебя ангелом».

Матфей сказал: «Ты похож на философа».

Этот человек — не в поисках морали, Матфей — в поисках знания - более научного. А Иисус выглядит, как человек понимания, он думает, что он может получить некие ключи от тайн жизни от этого человека: «У этого человека есть некие ключи. Он знает, я могу получить от него информацию». Матфей — в поисках знания.

Но когда вы приходите к Иисусу, либо к человеку, подобному ему, не идите в поисках знания. Иисус выглядит мудрым человеком, что бы он ни говорил — в самую точку, что бы он ни говорил, звучит истинно. Все, что он говорит — полно глубокого смысла, но вы уделяете слишком много внимания его словам, а не его существу. Матфей — пандит, ученый; он ищет принципы, теории, системы, философии. Если вы приходите к Иисусу с таким умом, вы его упустите, так как Иисус — не человек знания, он человек бытия. В чем разница?

Знание — поверхностно, заимствовано, мертво. Этот человек — живой, абсолютно живой! Этот человек не заимствовал ничего от других — он стал самореализованным. Он может поделиться своим бытием с вами, и вы глупы, если берете у него только слова. Эти слова можно получить из книг, нет нужды идти к Иисусу. Библиотека будет даже лучше, в ней больше знания, аккумулированного за века.

Вы приходите к этому человеку, туда, где ваше существо может удовлетворить свою жажду, и вы просто уносите с собой слова. Вы приходите к императору, и он говорит: «Проси, и это будет тебе дано», — а вы просите только кусок хлеба и уходите счастливым. Вся империя — у ваших ног, только попросите — а вы уносите слова, вы изучаете теории, вы становитесь теологом. Матфей — это корень теологии христиан.

А тогда вся церковь становится запутанной в двух вещах — вот почему эти двое отмечены: Петр стал основой христианской морали, антисексуальности, и он продолжает оставаться основой, а Матфей стал основой теории, теологии, и он остается основой. Христианство вовлечено в две вещи, а вовсе не во Христа: мораль — что верно и что неверно; и теология, теории о боге. Теология — значит теории о Боге — а никакой теории о Боге не может быть.

Бог — это не теория. Он — не гипотеза, которую можно доказать или которая может быть опровергнута, вы не можете спорить о нем. А когда Иисус был там, вы могли столкнуться с Богом. Бог был там, он проник в этого человека, но поиски знания — это барьер. Вам не нужно просить Иисуса о знании, вам нужно просить его о бытии. Но добиваться знания легко, вам не нужно преобразовывать себя. Вы просто слушаете слова и собираете их, с вашей стороны не требуется преображения. Но если вы просите о бытии, тогда вы должны быть молчаливы, тогда вы должны быть в глубокой медитации, тогда вы должны стать молчаливым присутствием. Только тогда Иисус сможет перелить свое бытие в вас.

Матфей сказал: «Ты похож на философа».

Иисус — не мудрый человек. Он — сама мудрость, но не мудрый человек; мудрым можно стать, не будучи Просветленным. Были мудрые люди: Конфуций мудр, но не Просветлен, Маку — мудр, но не Просветлен. Будда — Просветленный, Лао-Цзы — Просветленный. Их мудрость приходит из совершенно иного источника. Они достигли самого центра жизни - они узнали. Их знание - не из интеллекта, их знание - из бытия. Вот почему я называю Иисуса человеком бытия, а не человеком знания.

Вы можете получить мудрость с помощью опыта — каждый старый человек становится мудрым. Даже глупый человек становится мудрым, так как говорят, что если вы упорствуете в своей глупости, вы станете мудрым. Только жизнь может дать вам мудрость; лишь прожив жизнь, совершив ошибки, заблудившись и вернувшись, испытав многие ответы, вы становитесь мудрым.

Иисус мудр не таким образом: он был не стар, ему было всего тридцать лет, он был очень молод. У него в действительности не было большого жизненного опыта, он был мудр не таким образом. Но он знал нечто, что является самой основой жизни. Он не движется по ветвям дерева жизни, он достиг корня. Это совершенно другая вещь, и Матфей ее утратил. Он соберет заметки, чего бы Иисус ни сказал, он запишет. Из этого он создаст Евангелие, он закрутит теории. Оба эти человека утрачивают его совершенно.

Фома, третий, который донес до нас эти изречения — самый близкий к Иисусу ученик. Но его изречения не включены в Библию, так как Иисус и его ближайшие ученики должны быть исключены — они опасны.

Фома сказал ему: «Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

«Это невозможно сказать. В тебе так много, и ты — такое многое, ты так переполнен, ты так многомерен, мой рот не способен это сказать. Я не способен сказать ничего, слова — ничто. Ты не можешь быть похож на кого-либо, ты — неуподобляемый. И что бы я ни сказал, будет неправильным, так как этого не будет достаточно. Слова очень ограничены, ты — бесконечен!» Так говорит Фома: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

Нет, невозможно! Я не скажу ничего, этого нельзя сказать. Тебя нельзя охватить словами, ты невыразим!» Фома подошел ближе всех, но даже самый близкий был далеко, расстояние существовало.

Существует подобная история о Бодхидхарме. Он жил в Китае девять лет. Он учил людей, многие медитировали, многие подходили ближе и ближе, а когда он уезжал, он попросил четырех своих учеников сказать что-нибудь о дхарме. Об Истине. Первые трое были как эти трое: Симон Петр, человек морали, самый поверхностный; потом Матфей, человек, ищущий знания — немного глубже, чем Петр, но также очень отдаленный; потом Фома, который сказал: «Я не могу сказать ничего».

Но Бодхидхарме повезло больше, чем Иисусу, так как был четвертый, который действительно промолчал. Он даже не сказал: «Я не могу сказать», — так как когда, вы говорите: «Я не могу сказать», — вы что-то говорите! Это должно быть понято: четвертый остался безмолвным! Он просто посмотрел в глаза Бодхидхарме, поклонился к его ногам. Бодхидхарма сказал: «У одного — мои кости, у другого — моя плоть, у третьего — моя кровь, а ты — самая моя сущность!» Этот четвертый не сказал даже столько, сколько Фома. Он подошел ближе всех, он стал сущностью.

Иисус не был настолько удачлив. Тому были причины; климат был не тот, ситуация была совершенно иной. Китай знал Лао-Цзы, но иудеи никогда не знали человека, подобного Лао-Цзы. Лао-Цзы подготовил хорошую почву, в которой семя Будды могло прекрасно взойти. Когда Бодхидхарма пришел в Китай, почва была готова. Она была ухожена Лао-Цзы и Чжуан-Цзы — редкие явления! — и тогда семя Будды было принесено Бодхидхармой. Оно прекрасно выросло, оно прекрасно цвело. Иисус не был настолько удачлив, почва была не готова. В иудейской культуре были пророки, но не мудрецы. Подобных Лао-Цзы и Чжуан-Цзы - нет. Там были святые, так что Симон Петр пригоден. Там были моралисты, Моисей поставил мораль в самый корень иудейской культуры; десять заповедей — они были основой.

Были люди, подобные Симону Петру, так как ничто не появляется без причины, ничто не существует без долгой традиции. Симон Петр — не случайность, ему должна предшествовать длительная история. Моисей - самая глубокая причина, корень, из которой вышел Симон Петр: десять заповедай, моральное отношение к миру, жизни. Но там не было ни одного человека, как Лао-Цзы, который сказал: «Все побуждения — фаль­шивы: в тот момент, когда вы говорите: «Это хорошо, а то плохо», — вы разделили жизнь и убили ее». Этот человек, который был за целое, а не за разделение. Бодхидхарма был удачлив, и это была причина, почему у него было четыре ученика, а не три.

В иудейской культуре самое большее, что возможно — это Фома. Посмотрите на феномен Фомы, о чем он говорит — и это одна из основных проблем. Есть люди, которые говорят: «О Боге ничего не может быть сказано», — но они что-то сказали. Даже если вы говорите: «Ничего не может быть сказано о Боге», — вы уже что-то сказали. Если вы точны, тогда вы сделали ошибку. Если вы точны — ничего не может быть сказано; вы должны оставаться молчаливым. Иначе вы создаете дилемму: с одной стороны, вы говорите, что ничего нельзя сказать, но если это можно сказать, тогда почему не сказать еще немного? В чем проблема? Если это можно утверждать, тогда почему не больше? Если утверждение возможно, тогда и большее утверждение становится возможным.

Вот почему Будда остается совершенно молчаливым. Он не скажет даже: «Ничего нельзя сказать о Боге». Он не скажет даже столько. Вы спросите о Боге, а он заговорит о чем-то другом. Вы спросите о Боге, а он не услышит - как будто вы не спрашивали - он просто отбросит вопрос, заговорив о другом. Он не скажет даже того, что ничего не может быть сказано, так как это абсурдно. Тогда почему вы говорите об этом? Даже через отрицание вы указываете. Не только положительное утверждение является утверждением, отрицательное утверждение — это тоже утверждение.

Вы говорите: «Бог не имеет формы». Что вы имеете в виду? Вы Его знаете? И знаете ли вы его так совершенно, что можете сказать: «Он не имеет формы»? Если вы знаете его так совершенно, тогда у него есть форма. Например, вы говорите, что этот океан не может быть измерен: он так глубок, он не может быть измерен. Тогда существуют только две воз­можности: либо вы его измерили, так как, только тогда вы можете сказать, что он так глубок, что он не может быть измерен; либо вы его не измеряли, иначе, как вы можете сказать, что он так глубок, что не может быть измерен. Даже глубина измерима, она не может быть неизмерима; как бы ни было глубоко, он может быть измерен.

Когда вы говорите: «Бог не имеет формы», — дошли ли вы до его границ и увидели, что формы нет? Если вы дошли до границы, у него есть форма. А если вы не дошли до границы, тогда не говорите, что он бесформен, так как Он может иметь форму. Когда вы дойдете до границы, только тогда вы можете знать. Так что те, кто действительно споткнулся о Бога, кто упал в него, не говорят ничего, даже этого, потому что это - противоречие.

Один из самых проницательных логиков этого столетия, Витгенштейн, написал прекрасные строки. В своей книге «Трактат логической философии» он делает много прекрасных утверждений. Это — наилучшее; он говорит: «Ничего не должно говориться о чем-то, о чем не может быть сказано. Если ничего не может быть сказано о предмете, говорящий должен оставаться молчаливым».

Фома подошел ближе всех, но расстояние осталось. Он все еще пытался говорить, пытался выразить невыразимое.

Фома сказал ему: «Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

Иисус сказал:

«Я не твой господин... потому что никто не понимает меня, так, как я могу быть твоим господином?»

Если вы понимаете, только тогда вы можете быть учеником. Если вы понимаете, только тогда вы можете войти в храм. Если вы понимаете, только тогда вы можете вступить в существо Мастера.

Иисус сказал: «Я не твой господин...».

Всем трем он сказал: «Я не твой господин». Фома подошел ближе всех, но остался утратившим. Он — наилучший, но остается несовершенным, он лишь относительно лучший; он подошел ближе, но барьер остался: он по-прежнему верит в слова, так как он пытается выразить то, что не может быть выражено.

«Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, который я измерил».

Здесь он выражает очень глубокую истину. Он говорит: вы все трое говорите из разума, кипящего источника, который я измерил, который я оставил позади, «измерил». Вы по-прежнему говорите от разума: один говорит с помощью моралистического разума, другой - с помощью теологического разума, третий — с помощью мистического — но все они являются частями разума. А если вы говорите с помощью разума, я не ваш господин, так как весь акцент здесь на этом — отбросьте разум! Вот на чем настаивает Мастер: отбросьте разум! А вы трюкачествуете, вы начинаете говорить о Мастере из того самого разума, на отбрасывании которого он настаивает. Вот почему я говорю, что Бодхидхарма был более удачлив: у него был ученик, который остался истинно молчаливым, он не ответил.

Были даже еще более удачливые Мастера. Одним из них был Риндзай. Он спросил о том же самом — так как в действительности это все та же история снова и снова: Будда и его ученики, Иисус и его ученики, Бодхидхарма и его ученики — история все та же. Она не может быть другой, так как отношения — те же самые, явление — то же самое. Риндзай был даже более счастлив. Что произошло? Когда он спросил своего главного ученика: «Скажи что-нибудь об истине», как поступил ученик? Вы знаете? Вы даже не можете себе представить. Он ударил Мастера! А Мастер засмеялся и сказал: «Правильно, ты поступил хорошо, потому что спрашивать нельзя, ведь каждый вопрос неверен!»

И это — самый удачливый Мастер! Как вы можете ответить на вопрос, когда сам вопрос неверен? Ученик говорит: «Не будь глупцом, не играй со мной в игры, не пытайся поставить меня в тупик, не ввергай меня в нелогичную чепуху! Ведь если я отвечу, это будет неверно, и если я не отвечу, это тоже будет неверно — так как Мастер спрашивает. Если я отвечу, это будет неверно, так как сама природа Истины такова, что она не может быть выражена. Если я не отвечу, это будет невежливо — Мастер спрашивает, я должен отвечать». Вот что он сказал, когда ударил Мастера. А Риндзай засмеялся и сказал: «Правильно! Когда ученик может ударить Мастера, он сам стал Мастером. Теперь иди и учи остальных!»

Иисус сказал: «Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, который я измерил».

Вы остаетесь пьяницами, пьяными - все от того же безумия разума!

Разум — источник всего безумия, могут быть разные степени, но каждый, у кого есть разум, более или менее безумен. Разум — это эквивалент безумия. Вы можете быть не очень безумным, вы можете быть слегка безумным, так что вы не кипите, не испаряетесь — никто не собирается сажать вас в сумасшедший дом. Вы лишь слегка безумны, трудоспособно-безумны; вы можете работать, вы можете действовать и удерживать свое безумие внутри. Человек оставляет безумие позади, только когда он оставляет позади разум. Вот почему Иисус говорит, что вы пьяны.

«...вы пьяны от кипящего источника, который я измерил.

Вы все трое говорите от разума. Вы не смотрите на меня, ведь если вы смотрите, разума нет». Не приносите разум к Мастеру. Это глупость, так как если вы приносите разум к Мастеру, вы к нему не подойдете ближе. Вы не достигнете сатсанга, вы не будете в присутствии Мастера, вы будете наполнены разумом, вы будете пьяны вашим разумом. Когда он — там, вы будете думать, болтать. Внутри разум будет крутиться, и крутиться, и создаст стену, и Иисусу будет невозможно проникнуть к вам. И он взял его, он отвел его, он сказал ему три слова. Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: «Что Иисус сказал тебе?»

Он должен работать с наилучшим, наилучший же отсутствует. Был избран Фома, он взял его и сказал три слова.

Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: «Что Иисус сказал тебе?»

Они все еще интересуются тем, что Иисус говорит, а не тем, что Иисус есть. Они все еще интересуются знанием, словами, и не интересуются бытием.

Фома сказал: «Если я скажу вам одно из слов, что он сказал мне, вы возьмете камни и бросите в меня, и огонь выйдет из камней и сожжет вас».

Это все очень таинственно. Эти три слова не были записаны, и Фома никогда не говорил остальным ученикам, что это были за слова. Но он дал указания — так как когда вы не готовы, могут быть даны лишь указания; когда вы не готовы, могут быть даны лишь намеки. Если вы действительно исследователь, то через намек вы достигнете тайны. Конечная тайна не может быть дана, вы должны быть готовы к ней. Чем больше вы готовы, тем более она становится явной. Он намекает, так что сначала попытайтесь понять намеки.

«Если я скажу вам одно из слов, что он сказал мне, вы возьмете камни и бросите в меня, и огонь выйдет из камней и сожжет вас».

Он сказал следующее: «Если я скажу вам одно из слов», — Иисус сказал три, но «Если я скажу даже одно слово, вы немедленно начнете швырять в меня камни». Что он имеет в виду? Человек живет во лжи, каждый человек, потому что ложь удобна, выгодна. Истина — тяжела, неудобна, неутешительна. Ложь подобна спуску — вы идете, пританцовывая, с легкостью. Истина — это подъем наверх, она трудна, вы задыхаетесь, это неудобно. Ложь — удобна, утешительна, так как вы можете ее творить, вы можете ее придумывать. Вы можете выдумать свою собственную ложь, которая вас удовлетворит, но вы не можете выдумать правду. В этом-то и проблема, и помеха. Вы можете выдумать ложь: вы просто идете к портному, и он шьет вам одежду; вы можете создать ложь для себя, как одежду; ложь, которая вас удовлетворит. Но правда вас не удовлетворит, вы ее не можете выдумать, вы должны будете себя урезать — вы вынуждены довольствоваться правдой. Правда не может быть раскроена, как одежда; чтобы удовлетвориться правдой, вы должны измениться. Ложь прекрасна, так как вам нет нужды изменяться — вы просто меняете ложь, и она вам подходит. Она очень удобна, она в вас вцепляется, она никогда не принуждает вас меняться, вы можете оставаться статичным, застывшим.

Ложь — всегда с вами, и никогда не против вас. А правда, — правда не беспокоится: если вы хотите быть правдивым, вы должны измениться сами. Правда не может быть выдумана, она должна быть открыта — она уже есть. Вот почему человек живет во лжи — потому что вы можете выдумать свою собственную ложь.

У каждой страны — своя собственная ложь, у каждой расы — своя собственная ложь, у каждой религии, церкви, храма, гурудвары — своя собственная ложь. И все они очень удобны, они вцепляются в вас — они защищают вас от правды. Вот почему, когда отстаивают истину, вы начнете швырять камни в человека, который ее отстаивает; ведь если он прав, вся ваша жизнь фальшива. Это трудно принять — вы так много в нее вло­жили, вы жили ради нее. Ваши мечты — это все, что у вас есть, ваша ложь - это все, что у вас есть. Но кто-то приходит и бросает в вас правду…? Так что есть только две возможности: либо вы готовы полностью разрушиться, либо вы швырнете камни в этого человека, швыряние камней в этого человека не позволит его правде разбить вдребезги вашу ложь — вы сможете снова с ней существовать.

Психологи пришли к пониманию того, что человек не может жить безо лжи. И поскольку речь идет о девяносто девяти процентах людей, они правы; мы можем отбросить один процент — это исключение. Фрейд, Юнг, Адлер, все три великих открывателя человеческого сознания абсолютно согласны в одном: что человек, как таковой, не может жить безо лжи, ему нужно лгать, это основная потребность, как пища, даже важнее. Без пищи вы можете прожить три месяца, безо лжи вы не проживете трех секунд — это как дыхание.

Посмотрите, в какой лжи вы живете. И когда кто-то поддерживает вашу ложь и делает ее похожей на правду, вы склоняетесь перед ним. Вы боитесь смерти, вот вы и верите в бессмертие души. Для вас это ложь - вы не знаете даже азбуки души; вы не знаете, существует душа или нет, но вы верите в ее бессмертие. И когда кто-то доказывает и утверждает, что душа бессмертна, вы склоняетесь перед ним, вы платите ему уважением и говорите: «Вот человек, который знает!» Что он сделал? Он просто поддержал вашу ложь, он просто дал больше жизни вашей лжи. Вы остались прежним: вы не знаете, что такое душа, вы не озабочены этим знанием. Но ложь помогает вам жить. Тогда вы не боитесь смерти, так как смерти нет — душа бессмертна.

Отсюда и произошло очень странное явление: эта страна, Индия, - самая трусливая на земле. Иначе как можно было бы держать такую огромную страну настолько рабской в течение столетий? И рабской по отношению к таким малым нациям, как англичане, которых меньше, чем население одной индийской провинции? Пятьсот миллионов человек были порабощены тридцатью миллионами человек — кажется нелогичным. Но кто бы ни приходил — гунны, монголы, турки, англичане — кто бы ни приходил, Индия всегда была готова быть рабом. Откуда столько трусости? И эти люди — «Знающие себя», они говорят, что у них — Изначальное Знание, и они знают, что душа бессмертна!

Если душа бессмертна, как вы можете быть трусом? Если душа бессмертна, тогда никто не может быть храбрее вас, так как никто не умрет, даже когда кто-то вас убивает, вы не будете бояться, так как никто не умирает. Но дело не в этом, дело, как раз в противоположном: душа бессмертна, и все же индийцы — самые большие трусы. В действительности, так как они трусы, они прячут свою трусость в философию бессмертной души. Бессмертие — это не их знание. Будда может знать, Яджиавалхья знал, но это — не знание, которое может быть передано.

Самопознание остается индивидуальным. Ни одна страна не может им обладать, оно не может стать достоянием, это не традиция. Человек знает, и когда этот человек умирает, это знание исчезает из мира. Оно должно быть открыто снова, вы не можете сделать его собственностью.

Эта страна труслива, но у нее есть прекрасная теория. Они боятся смерти, вы не можете себе представить, как сильно они боятся смерти. Даже, чтобы покорить Эверест, приходят иностранцы. Индийцы не озабочены этим, так как каждый скажет: «Что за глупости вы творите? И что вы получите там? Зачем подвергать себя опасности?» Индийцы всегда боялись опасности, если существует опасность, они не двинутся с места. И эти люди думают, что они знают, что душа бессмертна. Нет, это ложь! Нет, это неправда — для вас это ложь, и вы при помощи ее защи­щаете свою трусость.

Смотрите! Индия — это явление — смотрите вокруг! Вы не сможете найти столько алчных людей, бедных людей, нигде в мире. И они называют весь мир материалистическим, прекрасный трюк для ума — они духовны, а весь мир — материалистический. Когда они смотрят на людей Запада, в глубине себя они говорят: «Вы — материалисты!» Вы не можете найти большего материалиста, чем индиец. Он живет ради денег, жаден к имуществу, для него невозможно дать кому-нибудь что-нибудь, он забыл, как давать, он вцепляется во все. Но он называет весь мир материалистическим, «а мы — духовные», — ложь, патентованная ложь, но повторявшаяся так много раз, что она выглядит правдой. Это фальшивка.

Каждый придумывает и свою собственную ложь. Есть публичная ложь, потом вы придумываете свою частную ложь, и в них всех вы и живете. Они много вам позволяют: вы можете быть трусом, но вы думаете о себе, как о храбреце, и вы пытаетесь действовать, как храбрец. Это немного помогает, потому что если вы — трус и чувствуете, что вы трус, вы перестанете двигаться в жизни. Вы скажете: «Я — трус», — и будете парализованы.

Вот психологи и говорят, что безо лжи человек не может жить — даже трус в жизни действует. И это происходит почти всегда: кем бы вы ни были, вы создадите противоположную ложь, и вы переигрываете свою роль, чтобы поверили другие, и чтобы вы поверили сами. Вы переиграете ее — трус переиграет — он станет сорвиголовой, но он — трус, иначе игры не будет. Он может искать опасность, даже если в этом нет нужды, только чтобы показать другим и убедить себя, что он — не трус. Но в глубине он боится своей трусости. Вот он и проецирует противоположное.

Алчный человек может отказаться от мира, стать нагим, только чтобы убедить себя, что: «Я — не алчный». Но это не помогает. Это — ложь. Только сбрасывая одежды и покидая дом, вы не оставите алчность, так как она — внутри. Это не часть дома, это — не часть ваших сокровищ, это — часть вас. Как бы вы ни ходили — нагим или одетым — нет никакой разницы. Просто алчность пытается спрятаться переигрыванием, движением к противоположной крайности — отречению.