ВВЕДЕНИЕ 1 страница. «XVII век» — это, как правило, не календарное понятие, обозначающее столетие в развитии западноевропейских литератур с 1600 по 1700 г.

«XVII век» — это, как правило, не календарное понятие, обозначающее столетие в развитии западноевропейских литератур с 1600 по 1700 г., а определение самостоятельной эпохи, обладающей, однако, в разных странах различными хронологическими рубежами. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно окинуть взором литературную панораму Западной Европы в XVII столетии. Совершенно очевидно, что такие писатели, как Мильтон, Драйден, Бетлер, Бэньян в Англии, как Опиц, Мошерош, Грифиус и Гриммельсгаузен в Германии, Гонгора, Кеведо, Гевара, Кальдерон и Грасиан в Испании, как французские классицисты Корнель и Расин, Мольер и Лафонтен, Ларошфуко и Лабрюйер, как Марино, Кьябрера или Базиле в Италии, Бредеро и Вондел в Голландии, не могут быть отнесены ни к литературе Возрождения, ни к литературе Просвещения. Их творчество представляет собой качественно своеобразный, преисполненный внутренних противоречий и весьма драматичный этап в развитии западноевропейской литературы.

XVII век подхватывает тенденции, выявившиеся в общественной жизни и культуре Западной Европы в эпоху Ренессанса, но развивает их на новом, более сложном и более высоком уровне социальных отношений. XVII век — дальнейшая ступень в обозначившемся процессе распада феодального общества и формировании развивающегося в его недрах, а временами и вступающего с ним в прямое столкновение исторически более прогрессивного и вместе с тем несущего с собой новые формы гнета капиталистического строя.

В XVII в. происходит заметный скачок в становлении капиталистических отношений и в превращении буржуазии из феодального сословия в современный класс. Именно в связи с расцветом мануфактурного способа производства можно говорить о созревании внутри западноевропейского феодального общества капиталистического уклада в настоящем смысле этого слова. Этот существенный сдвиг сопровождается все ускоряющимся упадком цеховой системы и развитием наемного труда, обезземеливанием крестьянства и ростом пауперизации, формированием крупных капиталов в результате процесса первоначального накопления и бурными вспышками колониальной экспансии, распространяющейся в XVII в. в самых различных направлениях.

Ускоренное развитие капиталистических отношений и усиление колониальной экспансии повлекли за собой в XVII в. резкие изменения в общественной структуре Запада. Соотношение сил между странами, которые обрели доступ к колониям, и странами, которые таким доступом не располагали, оказалось заметно нарушенным в пользу первых. Более того, в XVII в. обозначается весьма ощутимый водораздел между теми, лежащими на западе Европы государствами, в которых утверждаются буржуазные отношения (Англия, Голландия, а также Франция), и странами Центральной Европы (и в том числе германскими государствами), в которых феодальный строй не только сохраняет свою устойчивость, но и заметно укрепляет свои позиции. Этому способствует характерное для XVII столетия сочетание стремительности и вместе с тем неравномерности исторического развития в разных странах. Но и в лагере колониальных держав происходит перегруппировка сил. Колониальная мощь Испании и Португалии слабеет. Они оказываются неспособными выдержать конкуренцию со стороны Голландии и Англии, стран, где победу одерживает капиталистический строй. Отделение Португалии от Испании и Каталонское восстание 1640 г. возвещают конец того этапа в мировой истории, который получил название «периода испанской гегемонии». С другой стороны, хотя попытки Швеции создать некое подобие Северной империи, охватывающей Балтийское море, и терпят неудачу, она все же в XVII столетии значительно укрепляет свое международное положение и завоевывает себе место в ряду великих держав.

Не менее значительны и сдвиги, которые вызывает развитие капиталистических отношений во внутреннем укладе отдельных стран Запада. В Англии, например, этот процесс приводит к такому катаклизму общеевропейского и даже всемирно-исторического масштаба, как буржуазная революция 40-х годов. Во Франции после окончания религиозных войн XVI столетия поступательное движение истории ведет к той своеобразной перегруппировке общественных сил, которая обусловливает торжество французского

17

абсолютизма в XVII в. Одна из существенных предпосылок этого торжества заключается во временном отходе буржуазии от народных масс. Будучи заинтересованной на этой стадии своего развития в покровительстве со стороны королевской власти, буржуазия стремится на протяжении XVII столетия достигнуть под эгидой абсолютной монархии определенного соглашения с дворянскими кругами. В этом — одна из своеобразных общественных примет XVII в. во Франции и его отличие от XVI столетия (когда буржуазия еще не успела эмансипироваться от народных масс), с одной стороны, и от XVIII столетия (когда буржуазия решилась в конце концов на осознанное заключение боевого, антифеодального по своей направленности союза с народными массами) — с другой. Значительных успехов достигает в XVII столетии абсолютизм также в Швеции и Дании.

В этой связи необходимо отметить следующий важный момент. Западноевропейская буржуазия XVII столетия, несмотря на достигнутые ею успехи, была заметно слабее, чем буржуазный класс эпохи Просвещения. Можно указать, например, на ту роль, которую в отличие от Французской революции 1789 г. играла религиозная оболочка в общественной борьбе периода Английской революции XVII столетия; на ту опеку со стороны государственной власти и на своеобразный симбиоз с дворянским обществом, в которых, как уже упоминалось, нуждалась французская буржуазия эпохи расцвета абсолютизма; или же на сокрушительные, тяжелейшие по своим последствиям удары, которые в ходе Тридцатилетней войны испытало на себе немецкое бюргерство. Общественное поражение и обусловленный этим упадок, сопутствующий так называемой рефеодализации, оказываются в XVII столетии уделом испанской, а также итальянской буржуазии.

В XVII столетии на Западе в новую фазу вступает начавшийся в эпоху Ренессанса процесс формирования национальных государств, в рамках которых развиваются современные европейские нации и складывается современное буржуазное общество. Одновременно усиливается и неразрывно связанное с этим процессом обострение внутренних социально-политических противоречий, оказывающихся местами чреватыми революционным взрывом.

Народное брожение, характерное в целом для Западной Европы первой половины XVII в., дает в разных западноевропейских странах очень различные результаты. Оно выливается в буржуазную революцию в Англии; заканчивается во Франции неудачной попыткой осуществить в какой-то мере аналогичный по своему содержанию переворот (первый, демократический этап Фронды) и после полосы всеобщего хаоса и смятения приводит в конечном итоге к еще большему укреплению абсолютизма; служит одним из истоков грандиозной, общенационального характера катастрофы, обрушившейся на Германию в виде Тридцатилетней войны (война предоставляла немецкому дворянству возможность жестокой расправы со своим собственным крестьянством). Подавление крестьянских восстаний, охватывающих Каталонию и юг Италии в 40-х годах XVII в., позволяет также феодальным общественным кругам сохранить свое положение в Испании и Италии.

Осмысляя своеобразие XVII в. как эпохи, необходимо учитывать, что он играет во многом узловую, критическую роль в развитии того процесса борьбы между силами, защищающими феодальные устои, и силами, расшатывающими эти устои, начальная стадия которого относится к эпохе Возрождения, а завершающая — охватывает эпоху Просвещения. Эту роль можно назвать узловой потому, что именно в ожесточенных общественных коллизиях и схватках, происходящих в XVII столетии (будь то Английская революция, Фронда или Тридцатилетняя война), во многом определяются темпы и характер дальнейшего развития, а в какой-то мере и будущего разрешения этого конфликта в отдельных странах Западной Европы (он развивается относительно стремительно в Англии, постепенно и последовательно во Франции, замедленно и затрудненно в Германии, Испании и Италии).

Повышенный драматизм XVII столетию как эпохе придает и то, что общественные коллизии разыгрываются в этот исторический период в условиях резкой активизации консервативных и реакционных кругов, мобилизующих все свои ресурсы с целью повернуть историю вспять или хотя бы приостановить ее поступательное движение. Усилия консервативных кругов принимают весьма различные формы. В этой связи необходимо прежде всего назвать такое широкое и многоликое, общеевропейского характера явление, как Контрреформация. Начало этого движения восходит еще к середине XVI столетия; оно проходит, однако, через несколько знаменательных этапов. Если во второй половине XVI столетия идеал, утверждаемый деятелями Контрреформации, носит по преимуществу сурово аскетический характер, то с начала XVII в. сторонники движения, и в первую очередь иезуиты, прибегают ко все более разносторонним и гибким методам воздействия, охотно используя ради распространения своих идей выразительные возможности стиля барокко со свойственной ему пышностью, эмфазой и патетикой,

18

Иллюстрация:

Гелиоцентрическая схема вселенной.
Из перевода Т. Диггесом
сочинения Н. Коперника
«О вращении небесных сфер»

Лондон, 1576 г.

Иллюстрация:

Иллюстрация из сочинения И. Кеплера
«Тайна вселенной»

Тюбинген, 1596 г.

тягой к чувственности. В области архитектуры и изобразительных искусств эти тенденции достигают своего апогея в блеске и великолепии церковных сооружений папского Рима.

Сюда следует отнести и такое движение, как «католическое возрождение» во Франции, в определенной мере связанное с Контрреформацией, но обладающее и специфически национальными чертами (оно достигает особенного размаха к 1620 г. и простирается далеко в глубь XVII в.), и перегруппировку сил в дворянском лагере, обусловливающую на длительный срок сохранность феодального строя во Франции, и ту социально-политическую реакцию, которая начинается в Англии после 1660 г. в связи с возвращением к власти Стюартов и установлением режима Реставрации. Одно из центральных событий в Западной Европе XVII столетия — Тридцатилетняя война. И эта кровавая бойня, в которую оказались втянутыми западноевропейские страны, была прежде всего следствием пагубных поползновений со стороны реакционных сил, их стремления к господству любой ценой (фанатическая мечта правителя Испании Оливареса о создании мировой католической державы, намерение Валленштейна установить общенациональное германское государство «сверху», посредством вооруженного насилия, попытки немецких феодалов затопить в крови крестьянские мятежи, хотя бы и ценой иностранной интервенции, и т. д.).

XVII век представляет собой знаменательный этап и в эволюции западноевропейской научной мысли. Открытия, осуществленные в период от конца XVI в. до 80—90-х годов XVII столетия Галилеем и Кеплером в астрономии, Галилеем и Ньютоном в области физики, Гарвеем в физиологии, Декартом, Дезаргом, Ферма, Ньютоном и Лейбницем в математике, знаменуя дальнейшее развитие знаний, накопленных учеными эпохи Возрождения, возвещают вместе с тем о наступлении принципиально новой эры в развитии науки. Вместо спорадических и частных блестящих догадок и смелых прозрений теперь преобладает последовательное и подчиненное определенной системе накопление знаний в сфере отдельных отраслей науки. Основой научного познания делается эксперимент, его конечной целью — выведение из опытов и установление путем обобщения частных наблюдений объективных и точных закономерностей. Этот качественный скачок в общем поступательном движении научного познания был неразрывно

19

связан с ростом производительных сил и с выдвижением тех вопросов и нужд, которые были обусловлены развитием капиталистических отношений, расцветом так называемой мануфактуры, стремительным расширением торговых связей и открытием новых морских путей.

По сравнению с предшествующим столетием раздвигается круг научных интересов. В XVI в. особенно большие успехи были достигнуты в области филологии, астрономии, географии, ботаники, медицины. В XVII столетии научный прогресс охватывает все новые и новые области. Декарт, Дезарг и Ферма, разрабатывая принципы геометрического анализа и теории чисел, закладывают основу современной геометрии. Именно математика становится в XVII столетии преобладающей, ведущей отраслью науки. В эту же эпоху стремительно развивается экспериментальная физика, возникает экспериментальная химия, наступает новый этап в медицине и физиологии, закладываются основы экспериментальной биологии. Больших успехов достигают в XVII столетии и некоторые гуманитарные отрасли знаний, в том числе юриспруденция, и в частности такая специальная область, как международное право (Гроций).

Разительные сдвиги, происходившие в XVII столетии в научном познании действительности, оказывали ощутимое влияние на духовный мир современников, и среди них на представителей литературы. Многие выдающиеся писатели XVII в. были к тому же непосредственно связаны с кругами ученых и мыслителей-гуманистов (например, Мильтон, Мольер, Лафонтен, Грифиус). Целый ряд крупнейших деятелей науки (Кампанелла, Галилей, Паскаль) создали произведения, которые являются неотъемлемой частью истории литературы. Важно подчеркнуть и существование определенных точек соприкосновения в гносеологическом плане между научными и философскими исканиями эпохи, с одной стороны, и ее художественными открытиями — с другой.

Среди научных достижений, оставивших наиболее глубокий след в интеллектуальной атмосфере эпохи, необходимо выделить два момента.

Это, во-первых, развитие Галилеем, Кампанеллой и Кеплером гелиоцентрической теории Коперника. Деятельность этих ученых и мыслителей влечет за собой существенное изменение представлений о структуре космоса и о месте Земли во Вселенной. Земля перестает восприниматься своеобразным неподвижным твердым центром некоего замкнутого со всех сторон мироздания, окружающего ее. С возникновением этих диалектически значительно более сложных и гибких космологических представлений перекликается развитие аналогичных по своей диалектической сути тенденций в истолковании взаимосвязей человека с окружающим его миром. Если в эпоху Ренессанса отдельная человеческая личность и ее природные задатки выступали абсолютной мерой вещей, то для XVII столетия характерна тенденция поисков ключа к пониманию судьбы индивидуума вне его самого, в неких господствующих в действительности объективных противоречиях и закономерностях.

Второе, что следует подчеркнуть в данной связи, — это обостренный интерес в XVII в. к проблеме движения. Удельный вес диалектических по своей природе тенденций в культуре XVII в. нередко преуменьшался, эпоха односторонне изображалась как время безграничного господства метафизических и механистических представлений о действительности. На самом деле это было не так. Диалектического характера тенденции выявлялись и в точных науках (работы Галилея в области динамики, учение Декарта о движении материи как об основе существования природы, открытия Декарта, Ньютона и Лейбница, связанные с анализом переменных и бесконечно малых величин, и разработка системы дифференциального и интегрального исчисления), и в философии (в этом отношении особенно показательно учение Лейбница о монаде как единице не статической, а динамической, его восприятие мироздания как органического целого, а не механического соединения частей, его тяга к рассмотрению явлений в процессе их становления). Обостренный интерес к динамическим аспектам действительности, к преисполненному драматизма движению характеров, событий и обстоятельств, к осмыслению и воспроизведению противоречий, служащих источником этого неумолимо устремляющегося вперед жизненного потока, составляет один из важнейших элементов эстетического мировосприятия эпохи.

XVII столетие — эпоха, ознаменовавшая новый шаг вперед в преодолении былой феодальной раздробленности и в укреплении национального единства, — было отмечено настойчивой тягой к познанию объективных взаимосвязей, существующих в действительности, к систематизации ранее накопленных и вновь добываемых научных знаний. Неудивительно поэтому, что она выдвинула мыслителей, для которых показательно стремление к созданию всеобъемлющих философских систем: Декарта, Гоббса, Спинозу, Лейбница.

В XVII столетии продолжается начавшийся в эпоху Ренессанса процесс секуляризации философской и общественной мысли. Вместе с тем

20

Иллюстрация:

Иллюстрация из первого издания трактата Р. Декарта «Начала философии»

Лейден, 1644 г.

Иллюстрация:

Иллюстрация из «Трактата о равновесии жидкостей» Б. Паскаля

Париж, 1663 г.

материалистические тенденции, унаследованные этим историческим периодом от Возрождения, претерпевают эволюцию, видоизменяются. Один из существенных аспектов этих сдвигов выявлен Марксом и Энгельсом в знаменитой параллели Бэкон — Гоббс, развернутой ими в «Святом семействе». Классики марксизма отчетливо показали, что учение Бэкона-мыслителя, деятельность которого развивалась на рубеже XVI—XVII столетий, наивнее и архаичнее философских взглядов Гоббса, но одновременно и диалектичнее, а следовательно, по-своему и богаче. Однако развитие материализма в XVII столетии, даже если не выходить за пределы английской почвы, на этом не останавливается. Новый этап эволюции представлен именем Локка. Критика Локком теории врожденных идей и материалистические аспекты его сенсуалистической теории познания оказали заметное влияние на становление передовой философской мысли эпохи Просвещения.

Другая симптоматичная черта в развитии материализма XVII в. заключается в следующем. Сложность общественных коллизий эпохи находит косвенное выражение во внутренней противоречивости, нередко отмечающей передовую философскую мысль. Материалистические и идеалистические тенденции сочетаются не только в учении Декарта. Показательно в этом отношении и французское вольномыслие XVII столетия — своеобразное промежуточное звено между ренессансным материализмом эпохи Деперье, Рабле и Монтеня и мировоззрением просветителей XVIII в. Для философов типа Гассенди, Ноде или Ламот Левайе характерно стремление тщательно скрывать антицерковное, бунтарское ядро своего учения под плотной оболочкой ортодоксальных, благонамеренных заверений.

Развитие науки и передовой философской мысли было связано в XVII в. со значительными трудностями. Религиозная идеология продолжала оказывать мощное воздействие на общественное сознание эпохи, на становление философской, социальной, политической и научной мысли. Ярким примером тому может служить, скажем, творчество Блеза Паскаля. Глубокое раскрытие кричащих противоречий современной цивилизации облечено в крупнейшем произведении выдающегося ученого и философа, в его «Мыслях», в форму страстной апологии христианской религии. Следует вспомнить в этой связи и о той огромной роли, которую играла религиозная оболочка в политических столкновениях в Англии 40-х годов XVII в. в отличие от Французской революции конца XVIII столетия; примечателен и факт интенсивного распространения мистических умонастроений в Германии и Испании этого столетия.

Существовал далее разительный контраст

21

между сознанием все еще очень узкой прослойки просвещенной гуманистической интеллигенции и мироощущением остальной части населения. Глубокие корни пустил религиозный фанатизм, огромным было влияние всякого рода предрассудков и суеверий, нравы продолжали оставаться жестокими и грубыми. Широко распространена была вера в чудеса и знамения, в существование привидений и бесовского наваждения, в колдунов и ведьм. Церковь, стремясь препятствовать распространению научных знаний, поддерживала эти суеверия, поощряла погоню за «колдунами» и «ведьмами», сурово расправлялась с лицами, подозреваемыми в вольномыслии. Достаточно назвать в этой связи, оставаясь в пределах Франции, сожжение на костре философа Ванини (1619), процесс Теофиля де Вио, окутанную тайной кончину Сирано де Бержерака, травлю Мольера церковниками, казнь поэта Клода ле Пти в 1662 г., в самый расцвет царствования «короля-солнца». В Италии и Испании свирепствовала инквизиция. Сильное впечатление на умы современников — передовых деятелей культуры — не могли не произвести страдания, выпавшие на долю Кампанеллы, проведшего в общей сложности тридцать три года в тюремном заключении, и преследования католической реакцией Галилея.

В литературе XVII столетия находит отражение неуклонно возрастающий интерес к проблемам взаимосвязи человека и окружающей его действительности: социальной обусловленности человеческой судьбы, взаимодействия во внутреннем мире человека личного и общественного начал, зависимости человека от объективных закономерностей бытия, в том числе от закономерностей движения общественной жизни. Литература XVII столетия, как и ренессансная литература, исходит из представления об автономной, свободной от средневековой ограниченности человеческой личности, о ее правах и возможностях как основном мериле гуманистических ценностей. Но рассматривается эта личность теперь прежде всего как некая точка преломления находящихся вне ее самой, но воздействующих на нее сил. Осмысляя и оценивая современную действительность, писатели XVII в. соотносят эту личность и ее порывы к счастью и справедливости со стихийным движением исторического процесса, преисполненного жестоких внутренних противоречий, но неуклонно пробивающего себе путь вперед (пророческие видения, открывающиеся взору героев «Потерянного рая» Мильтона), с неумолимыми велениями государственного долга (французские классицисты), с панорамой различных социальных и национальных жизненных укладов, с которыми приходится сталкиваться герою, поглощенному поисками идеального общественного устройства («Похождения Симплиция Симплициссимуса» Гриммельсгаузена), с социальной средой, формирующей нравственный облик человека, определяющей его поведение (испанский плутовской роман, Сорель и Фюретьер, а также Мольер, Лафонтен, Лабрюйер во Франции). Конечно, изображение влияния, оказываемого общественной средой на внутренний мир человека, еще очень далеко от той всесторонности, глубины и осознанности, которых оно достигло в XIX в., во времена Бальзака и Золя; не хватает еще должных предпосылок, необходимого опыта, как чисто художественного, так и научного. И все же зачатки тех художественных тенденций, которые привели позднее к становлению «физиологического» очерка или «Этюдов о нравах» Бальзака, какими бы эскизными и прямолинейными ни казались нам эти первые искания, заключены в литературе XVII в., в творчестве Ренье, создателя «Докучного» и «Масетты», и Фюретьера, автора «Буржуазного романа», в «Гусмане де Альфараче» Матео Алемана и «Бусконе» Кеведо.

Влияние развивающегося понятия среды сказалось в разных аспектах западноевропейской литературы XVII столетия. Оно проявилось, в частности, в том принципиально очень существенном значении, которое в литературе данной эпохи обрели тема народной судьбы и образ представителя низших слоев общества. Яркое свидетельство тому — и картины народной жизни в «Симплициссимусе» Гриммельсгаузена, потрясающие своей правдивостью, и образ чистого душой искателя правды Христиана из «Пути паломника» Бэньяна, и многочисленные, насыщенные глубоким жизненным содержанием образы людей из народа в комедиях Мольера, и согретые теплом сочувствия фигуры крестьян в баснях Лафонтена, и проникновенные страницы, изображающие трагическую участь трудящихся низов в «Характерах» Лабрюйера.

Показательна также и важная живительная роль, которую в литературном развитии Западной Европы XVII в. играют традиции народной культуры. Достаточно в этой связи в качестве примера вспомнить о значении фарсового начала в творчестве Мольера, об обращении к басне Лафонтена, об издании различных обработок народных сказок (Базиле, Перро), об интенсивном использовании народных книг и шванков Гриммельсгаузеном, о широком распространении солдатских песен в Германии в годы Тридцатилетней войны.

Вместе с тем XVII век — время формирования и утверждения так называемого «светского

22

общества». Его специфические нравы и представления определяли, в свою очередь, содержание той разновидности литературы, за которой закрепилось наименование прециозной и галантно-героической.

Замечательные ренессансные писатели Боккаччо и Ариосто, Рабле и Ронсар, Спенсер и Шекспир (в начале творческого пути) с большой художественной силой раскрывали в своих произведениях безграничные возможности, заложенные в человеческой натуре. Но мечтам и идеалам этих писателей был присущ утопический оттенок. В огне таких мощных катаклизмов, как религиозная война во Франции 60—90-х годов XVI в., как революции в Нидерландах и Англии или Тридцатилетняя война, в соприкосновении с такими общественными явлениями, как Контрреформация и процесс первоначального накопления, со всей очевидностью выявлялись призрачные, иллюзорные стороны их устремлений. Осознание жестокого разлада между возвышенными ренессансными идеалами и окружающей действительностью, в которой верх брали враждебные этим идеалам антигуманные общественные силы, нашло свое воплощение в творчестве выдающихся представителей Позднего Возрождения (например, у Дю Белле, автора «Сожалений», и в целом ряде стихотворений, созданных Ронсаром в 70—80-е годы, в «Опытах» Монтеня, в творчестве Шекспира после 1600 г., в произведениях Сервантеса). Несомненна тесная органическая связь между преисполненным внутреннего трагизма периодом Позднего Возрождения и процессами, характеризующими западноевропейскую литературу XVII в. Последняя утрачивает многие важные качества, отличавшие мироощущение людей эпохи Возрождения, когда самоутверждение свободной, автономной человеческой личности было первоочередной исторической, а тем самым и общественной задачей. Одновременно литература XVII в. подхватывает некоторые из тенденций, обозначившихся в творчестве ее великих предшественников, и развивает их по-своему в новых условиях.

Для личности эпохи Ренессанса характерны духовная гармония, единство, слияние начал личного и общественного, обусловленное вместе с тем их нерасчлененностью. Для внутреннего мира человека, изображаемого литературой XVII столетия, показательна, наоборот, борьба, зачастую прямой антагонизм этих начал. Отсветы такого конфликта можно обнаружить и в произведениях французских классицистов (столкновение прав личности и требований государственного долга, принимающее временами объективно неразрешимый характер), и в «Симплициссимусе» Гриммельсгаузена (изображение страданий народа и его чаяний), и в «Потерянном рае» Мильтона (стихийный, чреватый внутренним трагизмом и преисполненный скрытой диалектики бунт героев против слепого подчинения авторитету как идейное зерно поэмы). Осознание непреодолимой противоречивости, антиномичности бытия — один из показательных аспектов литературы барокко.

Возросшая сложность тех условий, в которых в XVII столетии развертывается общественная и идеологическая борьба, наглядно отражается в художественной литературе эпохи. Консервативные и реакционные тенденции не играют в эпоху Возрождения такой значительной роли в общем процессе развития культуры, как в XVII в. Это результат заметной активизации консервативных кругов в области идеологии и вместе с тем радикального обновления методов их борьбы. Последний момент наглядно проявляется, как уже отмечалось, в движении Контрреформации. На рубеже XVI и XVII столетий наступает новый и очень знаменательный этап в эволюции этого движения. Католическая церковь вынуждена теперь в своих организационных начинаниях (развитие миссионерства, поощрение филантропии, создание тайных обществ и конгрегаций) и в своей агитационной деятельности, в том числе и в сфере эстетических вкусов, учитывать настроения и запросы народных масс, с тем чтобы более успешно подчинять их своему влиянию.

Углублению противоречий общественной жизни сопутствовала в XVII в. и бо́льшая разветвленность литературного процесса по сравнению с предшествующей эпохой. По сути дела, лишь с XVII в. можно говорить не просто о противостоянии в западноевропейской литературе явлений двоякого свойства — прогрессивных и реакционных, но и о зачатках сосуществования и борьбы самостоятельных, обособленных, иногда противоречиво сочетающих в себе разнородные идейно-художественные тенденции литературных направлений в настоящем смысле этого слова. XVI век не знает, например, такого четкого выделения литературных течений, какое обозначается во французской литературе первой половины XVII в., где параллельно развиваются классицизм и различные, нередко по идейной ориентации весьма далекие друг от друга разновидности барочной литературы: с одной стороны, та, которая получила наименование прециозной, а с другой — так называемая «литература вольномыслия», в которой временами находят выражение еще весьма незрелые, пародийно и натуралистически ограниченные, но все же самобытные реалистические по своей природе тенденции. При этом каждое из этих складывающихся литературных течений обладает

23

своей эстетической программой, своей литературной критикой (пусть эта критика и не сформировалась еще окончательно как самостоятельная отрасль словесности) и своими организационными центрами (Французская Академия, салон де Рамбуйе или различные вольнодумные кружки).

Наконец, усложнение общественной борьбы в XVII столетии обусловливает косвенно и обострение противоречий во внутреннем облике отдельных авторов. Писателей эпохи Возрождения, как правило, отличала бо́льшая цельность творческой натуры, чем их собратьев по профессии в XVII в. В эпоху, когда писали Петрарка и Боккаччо, Гуттен и Ганс Сакс, Рабле и Ронсар, Спенсер и Марло, прогрессивный и реакционный лагери были более резко и четко разграничены, чем в идеологической жизни XVII столетия. В XVII в. (особенно в сфере литературы барокко) мы имеем нередко дело с такими сложными в смысле их идейной направленности и общественного звучания явлениями, как, скажем, поэзия Донна, лирика и трагедии Грифиуса, драматургия Кальдерона и произведения, выходящие из-под пера Корнеля в 60—70-е годы.