Философская антропология как онтология психологии. Основные проблемы философской антропологии

Каждая наука создаёт собственную картину изучаемой реальности, включающую в себя обобщённые представления о фундаментальных объектах, их свойствах, закономерностях строения, функционирования и развития. С другой стороны, любая наука опирается на некоторые онтологические предпосылки, принимаемые на веру в силу их выхода за пределы наличного опыта и отсутствия возможности на данном историческом этапе их эмпирической проверки. В совокупности картина реальности и онтологические основания науки образуют комплекс знаний, идей, представлений, который, на наш взгляд, правильнее всего именовать онтологией науки.

Онтология наукивключает в себя как общезначимое, доказанное, проверенное практикой и экспериментами знание, так и знание вероятностное, гипотетическое. Специфика онтологии психологии состоит в том, что в ней удельный вес гипотетического знания больше, чем в естествознании, что объясняется высокой степенью плюрализма, отсутствием общезначимых теорий. При этом просматривается закономерность: чем более сложные явления мы изучаем, чем ближе мы подходим к целостному человеку, тем меньше общезначимых идей, больше споров и плюрализма. Например, практически никто не оспаривает правильность закона Вебера-Фехнера, относящегося к уровню простейших восприятий, тогда как понимание таких «вершинных» явлений, как смысл жизни, любовь, личность, свобода разнится от одного психолога к другому, иногда – очень и очень существенно, вплоть до отрицания их существования. В настоящем параграфе мы сосредоточимся именно на высших, самых сложных и спорных проблемах онтологии психологии, центральной из которых является проблема природы человека[314].

Предметом философской антропологии является целостный человек, т.е. человек, взятый в единстве его телесной и душевной организации, природных и социальных характеристик, как многоуровневое, многоипостасное, системное целое. Тем не менее, философская антропология изучает не всего человека, а лишь наиболее важное в нём, поэтому её можно определить как учение о сущности человека, об атрибутах его бытия в мире[316].

По нашему убеждению, именно философская антропология составляет онтологический фундамент всего человекознания и, прежде всего, психологии. Именно философско-антропологические воззрения образуют презумптивное ядро онтологических оснований психологической теории и практики, и именно они, как уже отмечалось выше, предопределяют исходное видение человека как важнейшего объекта психологии, а также (поскольку онтология взаимосвязана с гносеологией) в значительной степени задают направление, стратегию и тактику научного поиска, детерминируют выбор целей и средств как психологического исследования, так и психологической практики (консультирования, психотерапии и пр.).

Таким образом, проблемные поля философской антропологии и онтологии психологии во многом совпадают, но всё же не являются тождественными. Во-первых, одними из ключевых проблем онтологии психологии являются вопросы о сущности психики, природе психической реальности, сущности отдельных психических функций и процессов, соотношении души и тела, субъективного и объективного, которые не изучаются философской антропологией. Во-вторых, поскольку психология исследует не только человека, но и животных (прежде всего, их поведение), постольку онтология психологии должна давать представление не только о природе человека, но и о природе живого в целом: по нашему убеждению, психическое является атрибутивным признаком всех живых организмов. Таким образом, предмет онтологии психологии шире, чем предмет философской антропологии, но всё-таки именно философская антропология является квинтэссенцией, ядром онтологии психологии.

Важнейшей особенностью философской антропологии (впрочем, как и философии вообще) является её крайняя плюралистичность, выражающаяся в наличии множества альтернативных подходов в понимании человека, его сущности и существования[317]. Следствием такого плюрализма оказывается не меньший (если не больший!) плюрализм в психологии, особенно в таком её фундаментальном разделе, как психология личности. Однако плюрализм не всегда ведёт к антагонизму. В условиях демократического общества, признающего право на инакомыслие, на существование различных мировоззренческих позиций, антагонизм всё больше уступает место полилогу мнений, а конкурирующие концепции человека начинают всё чаще рассматриваться не как альтернативные, а в качестве взаимодополнительных, освещающих единое человеческое бытие с различных сторон, акцентирующих различные моменты человеческого существования, обладающих каждая своим ареалом применимости.

Философская антропология не имеет чёткой, строго определённой структуры. Она скорее проблемоцентрична, т.е. представляет собой исторически сложившуюся совокупность взаимосвязанных и в то же время достаточно самостоятельных проблем. К основным из них относятся:

1) проблема природы (сущности) человека;

2) проблема человеческого существования и его видов;

3) проблема детерминант человеческого бытия;

4) проблема атрибутов человеческого существования.

Остановимся на каждой из них более подробно.

Проблема природы (сущности) человека(т.е. вопрос о том, что есть человек?[318])является центральной для философской антропологии и, соответственно, для онтологии психологии[319].Действительно, уже с эпохи Древнего мира и до настоящего времени философы, учёные, писатели бьются над этим вопросом, стремясь найти то, что специфично для человека, обнаружить те качества, которые, с одной стороны, выделяют его из ряда всех иных существ и, с другой стороны, являются при этом не случайными, внешними характеристиками, а выражают сущностно важное, необходимое в человеческой природе[320].

Не углубляясь в историю философской мысли, отметим лишь наиболее важные, сохранившие свою актуальность, позиции по этому вопросу.

1. Человек – общественное животное (zoon politikon). Именно такой ответ на сакраментальный вопрос дал Аристотель в трактате «Политика»[321]. Социальность, действительно, есть необходимая, неотъемлемая характеристика человеческой жизни уже хотя бы потому, что без общения, вне социальной среды становление человеческой личности в онтогенезе оказывается невозможным. Однако, социальность присуща не только человеку, но также приматам, волкам, муравьям, пчёлам и пр., поэтому это качество не выделяет людей из ряда животных, ведущих общественный образ жизни, а объединяет его с ними.

2. Человек -- разумное существо (homo sapiens).Такое понимание человека утвердилось в Новое время, в особенности, в эпоху Просвещения, проникнутой верой в торжество силы знания, образования, которые призваны спасти мир, направив общество по пути нравственного прогресса. В наличии разума усматривали специфичность человека Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г. Гегель, французские просветители. Но вместе с крушением просветительских иллюзий рухнула и вера во всесилие разума. Открытие бессознательного поставило под сомнение автономность разума, его главенствующее место в душевном мире личности. Как показывает психоанализ, разум не только зачастую выполняет роль «обслуживающего персонала» по отношению к неосознаваемым инстинктам и желаниям, но нередко полностью отдаёт власть над человеком иррациональным подсознательным силам, которые завладевают человеком, кристаллизуясь в форме фобий, маний и иных патологических состояний. С другой стороны, исследования этологов и зоопсихологов выявили наличие у всех высших животных интеллекта (рассудочной деятельности)[322].

3. Человек – существо, способное трудиться (homo faber).В труде вообще, и в способности производить орудия труда, в частности, усматривает важнейшее родовое качество человека трудовая теория антропогенеза, заложенная Ф. Энгельсом[323] и получившая дальнейшее развитие в рамках марксистской философии и советской науки[324]. Однако эта теория не смогла провести чёткую границу между целенаправленной разумной трудовой деятельностью человека и целесообразной (но якобы всецело инстинктивной) созидательной активностью животных (муравьёв, бобров, птиц и пр.). В частности, не ясен момент, когда вторая превратилась в первую в процессе филогенеза человека, и почему это произошло; также нет общего согласия в том, считать ли орудийную деятельность питекантропов (архантропов), связанную с изготовлением очень грубых примитивных каменных орудий, трудом или нет.

4. Человек – нравственное существо (homo moralis).В способности различать добро и зло, наличии совести и стыда усматривают своеобразие человека и его высшее достоинство мировые религии. Традиционно считалось, что животные не имеют ни стыда, ни совести, ни представлений о добре и зле. Но в ходе более тщательных наблюдений за животными в условиях их естественного обитания было обнаружено, что «братья наши меньшие» способны к альтруизму, доходящему порой до самопожертвования, к состраданию и бескорыстной любви, могут быть верными и преданными. С другой стороны, почти в любом обществе можно найти немало людей с усечённой или вовсе атрофированной совестью, неспособных ни к любви, ни к состраданию. Исследования этологов показали, что человек, по сути, единственное существо, способное намеренно убивать своих сородичей, получать наслаждение от чужих страданий.

5. Человек – существо, обладающее членораздельной речью (homo symbolis).В начале20-го века Э. Кассирер назвал человека «символическим животным», в это же время И.П. Павлов увидел специфичность человека в наличии «второй сигнальной системы», т.е. языка. Но ведь и у многих животных тоже есть язык. Конечно, по сравнению с человеческим языки животных намного примитивнее и беднее, ограничиваются, как правило, несколькими десятками знаков, но ведь это всё-таки языки! Нельзя не отметить и опыты по обучению человекообразных обезьян человеческому языку. Наибольших успехов здесь достигли обезьяны подвида бонобо, относящиеся к карликовым шимпанзе: лучшие из них, овладев словарным запасом в 3-4тысячи английских слов (опыты проводились в США), могут свободно (посредством компьютера) общаться с людьми, правильно пользоваться абстрактными понятиями. Но самое интересное состоит в том, что на вопрос «Кто ты?» такие обезьяны отвечали: «Я – человек», а своих сородичей, не владеющих английским языком, называли «зверьём»[325].

В совокупности, рассмотренные выше пять позиций составили так называемую «классическую трактовку» природы человека, которая в целом была обозначена ещё Аристотелем. Именно единство социальности, разума (сознания), труда, нравственности, языкавыделяет человека среди других живых существ, делает его человеком, составляет в нём «человеческое». По отдельности и труд, и язык, и разум, и социальность, и нравственность могут встречаться, спорадически проявляться и в жизни некоторых видов животных, но вот вместе наличествовать и каждодневно манифестироваться они могут только у человека. Подобное видение человека разделяют и некоторые современные исследователи[326], несмотря на множество фактов, доказывающих, с одной стороны, что человек не так уж разумен, нравственен, трудолюбив, и, с другой стороны, что между человеком и животными нет непреодолимой пропасти, что первый не так уж далеко ушёл от последних.

С конца 19-го века начали обильно появляться альтернативные классическому подходу трактовки сущности человека. Простое их перечисление может занять несколько страниц, поэтому отметим лишь самые интересные: «человек – существо незавершённое, и его нужно превзойти», «человек – это мост между обезьяной и сверхчеловеком» (Ф. Ницше), «человек – существо, призванное преодолеть зло смерти» (Н.Ф. Фёдоров), «человек – существо, умеющее рисовать» (Г.К. Честертон), «человек – самое пластичное животное в силу бедности инстинктами» (А. Гелен) «человек – экс-центричное существо, т.е. способное отестись к себе как к другому» (Х. Плеснер). В качестве специфичных качеств человека в 20-м веке подчёркивали также чрезмерную сексуальность человека, умение смеяться, умение фантазировать, способность получать удовольствие от страданий других людей и др.

Однако наиболее эвристичными для психологического знания являются, по нашему мнению, две неклассическиепозиции:

1. Человек – это противоречивое существо. Одним из первых, отметивших это качество человека, был французский философ и учёный 17-го века Блёз Паскаль. Согласно Паскалю, человек – крайне антиномичное, сотканное из противоположностей, существо. Главной дихотомией человеческого бытия выступает оппозиция «величия и ничтожества»: человек способен охватить мыслью весь мир, но никогда не обретёт всеведения, он способен на величайшее добро, жертвенную любовь к ближним, и в то же время нередко оказывается во власти порочных страстей, ведущих к тяжким преступлениям. Паскаль отмечает и другие дихотомии: души и тела, духовного и животного, разума и сердца, врождённого и приобретённого, сознательного и бессознательного. Противоречивый характер человеческого существа порождает весь драматизм и даже трагизм его жизни, заставляющие человека вечно стремиться в будущее, никогда не зная успокоения[327].

В 19-м веке именно противоречие как источник всякого самодвижения и развития сделал центральным пунктом своей философии Г. Гегель, распространив антиномичное, диалектическое видение на всё мироздание. К. Маркс подчёркивал противоречивость социального бытия. Закономерно, что психология 20-го века также видела в противоречиях источник человеческой активности и развития: у Фрейда – это конфликт между Сверх-Я и Оно, у Пиаже – взаимодействие аккомодации и ассимиляции, у Выготского – взаимовлияние внешнего социального окружения и внутренних индивидуальных факторов, у Эриксона – взаимодействие между биологическими потребностями индивида и требованиями общества, у Маслоу – конфликт между потребностью в безопасности и стабильности и потребностью в росте, связанной с постоянным риском.

2. Человек – самосозидающее существо.Корнями такое видение человека уходит в эпоху Возрождения. Одним из первых, обративших внимание на эту способность человека, был итальянский философ 15-го века Пико делла Мирандола. В «Речи о достоинстве человека» он писал: «Тогда принял Бог человека как творение неопределённого образа и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даём Мы тебе, о Адам, ни определённого места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определён в пределах установленных нами законов. Ты же, не стеснённый никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать всё, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтёшь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные»[328].

В 20-м столетии эту идею реабилитировали философы-экзистенциалисты. В частности, Жан-Поль Сартр возвёл положение о самотворении человека в ранг главного принципа экзистенциальной философии. «Для экзистенциалиста человек потому не поддаётся определению, -- писал он в 1946 году, -- что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет никакой природы человека. Как нет и Бога, который её задумал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать… он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма»[329]. На идее самосозидательной деятельности человека, связанной с положением об ответственности индивида за содержание и направление своей жизни, базируется вся современная психология личности, акцентирующая необходимость личностного роста как непрестанной борьбы человека за самого себя лучшего.

Обе указанные идеи необходимо связаны друг с другом: противоречия – это двигатель активности, в том числе и самосозидательной деятельности. Таким образом, неклассическое видение человека отличается от классического подхода, прежде всего, акцентом на становлении, на динамичном, процессуальном характере человеческого бытия.Такое видение предполагает отказ от поиска верховной сущности человека, запечатлённой в каком-либо фиксированном, неизменном свойстве его природы.

Как справедливо отметил Э. Фромм, «человеческое существование отличается… от существования всех других организмов: оно находится в состоянии постоянно и неизбежной неустойчивости», поэтому «человек – это единственное животное, для кого собственное существование является проблемой, которую он должен решить и от которой ему никуда не уйти»[330]. Но что же такое существование человека? Каковы его характерные признаки? Чем отличаются виды существования?

По-видимому, ответ на первый из отмеченных вопросов надо искать у философов-экзистенциалистов, ведь экзистенциализм – это и есть «философия существования». Представители данного направления не отрицают наличия объективных аспектов человеческой жизни, однако главенствующую роль отводят субъективности. Последняя понимается как экзистенция, как существование, данное в переживании, или пропущенное через переживание. Иными словами, не всё, что есть в нашем внутреннем мире, следует отнести к экзистенции, а только то, что вызывает у нас достаточно сильный эмоциональный отклик, то, что переживается. Для каждого человека его субъективность, мир его переживаний представляют первичную, непосредственно ощущаемую и наиболее значимую реальность: окружающий мир, другие люди, даже наше тело даны нам опосредовано, через наш внутренний мир. Экзистенциалисты полагают, что только достаточно сильное и глубокое переживание «открывает нам глаза», даёт истинное знание и о мире, и о самих себе. Но ещё более важно, что переживание способно изменить нас к лучшему, иногда очень кардинально, глубоко и нередко почти мгновенно. Этот психотерапевтический потенциал эмоциональных потрясений использует в той или иной степени подавляющее большинство направлений современной психотерапии, начиная с психоанализа, подчёркивающего необходимость полных и глубоких инсайтов пациента, и заканчивая трансперсональной психологией, психодрамой, гештальт-терапией, в которых «переживательный опыт» является важнейшим средством углубления самопонимания и самотрансформации[331].

Каждый индивидуальный внутренний мир обладает и неповторимым своеобразием, и в то же время подчинён некоторым универсальным закономерностям. Последние раскрываются, прежде всего, в общности атрибутов и видов существования. Остановимся сначала на последних.

Виды существования не подчиняются строгой типологии, их выделение опирается скорее на интуицию, чем на разум. Первым, наиболее очевидным основанием для их классификации выступает параметр времени,которое, как известно, делится на прошлое, настоящее и будущее. Действительно, одни люди больше погружены в свои воспоминания (например, старики нередко прокручивают в памяти радостные моменты из своей молодости), другие озабочены планами на будущее, их субъективность наполнена фантазиями и мечтами о лучшей жизни, третьи «живут одним днём», стараясь не заглядывать ни назад, ни вперёд. Соответственно, можно говорить о прошлом, наличном(«здесь и сейчас») и потенциальном существовании. По-видимому, гармоничная личность должна уметь полноценно жить во всёх трёх интервалах: не забывать о прошлом, строить планы на будущее и уметь радоваться каждому мгновению настоящего.

В различных психологических направлениях акцент зачастую делается на каком-то одном временном интервале. В психоанализе и трансперсональной психологии причина актуальных проблем индивида и ключ к их решению ищется в прошлом. Если психоаналитик стремится вывести наружу и заставить заново пережить пациента лишь психические конфликты раннего детства, то трансперсональный психолог понимает значимое прошлое гораздо шире: это не только детские, но и взрослые «коллизии души», не только психические, но и физические травмы, а также травма рождения (перинатальный опыт), особенности внутриутробного развития (донатальный опыт), влияние предков. Поэтому главным терапевтическим средством оказывается повторное проживание травмы рождения.

Гештальт-психология основной акцент делает на настоящем, на опыте «здесь и теперь», в котором как в точке сходятся «силовые линии» как прошлого, так и будущего. Именно изменив «сейчас», можно «исправить», переоценить и переосмыслить прошлое и лучше понять альтернативы, таящиеся в будущем. Многие направления гуманистической ориентации (прежде всего, экзистенциальная психотерапия, логотерапия) главное внимание уделяют будущему: разработке нового жизненного проекта, нахождению новых смыслов существования[332].

Для одних людей их жизнь может казаться сплошной мукой, другим, напротив, жить нравится, и они в целом чувствуют себя счастливыми. По параметру удовлетворённость – неудовлетворённость жизньюможно выделить несколько ступенек существования:

1) героическоевыражается в чувствах радости, приподнятом настроении, являющимися следствием осознания себя героем, т.е. важной, порой незаменимой частицей мировой или национальной истории, частицей, от которой зависит будущее процветание народа или всего человечества (типичный пример – Жанна д´Арк);

2) романтическоесвязано с теми же чувствами радости и эйфории, причиной которых, однако, выступает влюблённость (как правило, взаимная), описывается в таких выражениях, как «чувство полёта», «словно крылья за спиной отрасли» и т.п., стимулируется соответствующей «романтической обстановкой» (дальние походы, путешествия, праздники, столкновение с грозными силами природы – грозой, ураганом и пр.) (типичный пример – Ромео и Джульетта);

3) будничноеносит в среднем нейтральный характер, связано как с отсутствием глубокого и длительного душевного дискомфорта, так и с отсутствием переживаний сильной радости и душевного подъёма, нередко сопровождается чувством скуки, мечтами о настоящей любви и великих свершениях, либо воспоминаниями о «сладостных» моментах из прошлого (типичный пример – Акакий Акакиевич);

4) невыносимоевозникает как в силу объективных причин (заключение в тюрьму, утрата близких, потеря здоровья, угроза близкой смерти, физические и нравственные страдания), так и по субъективным основаниям (утрата смысла жизни, депрессия, ощущение одиночества), связано с длительными негативными эмоциями, выражается в ощущениях покинутости, бесцельности жизни, собственной беспомощности и неполноценности и пр.[333]

Прекрасной иллюстрацией, раскрывающей диалектику отмеченных видов существования, может служить роман Милана Кундеры «Шутка», в котором главный герой последовательно спускается от героического через будничное к невыносимому существованию. Интересно, что, ощущая себя творцом истории, Людвик оценивал будничную жизнь как низменную, неполноценную, а, оказавшись в дисциплинарном батальоне, напротив, оценил «вседневность» как нечто привлекательное, горячо желанное[334].

Долгие годы в нашем обществе будничное существование оценивалось негативно, традиция такого критического отношения к повседневности с её маленькими радостями и заботами уходит корнями в 19-й век, зачинателями её можно считать русских писателей, выразивших «мессианское» умонастроение демократической интеллигенции. Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Чехов, М. Горький на разные лады клеймили мещанскую жизнь обывателей, «человечков в футлярах», «ионычей» земли русской. Наиболее ярким воплощением этой тенденции стала «Песня о буревестнике» М. Горького, где «жаждущему бури» буревестнику противостоит «глупый пингвин», прячущий «тело жирное» среди утёсов. Сегодня вседневность начинает реабилитироваться, приходит понимание, что всё время невозможно жить в героическом модусе – это слишком затратно для человеческой психики, а потому противоречит природе человека. Именно будничное существование отвечает насущным чаяниям человека, именно в нём он может найти истинное счастье.

Также правомерно выделить пару конформное – автономноесуществование. В первом случае человек ощущает, что его бытие определяется извне – другими людьми, обстоятельствами и пр., во втором – считает себя хозяином своей судьбы. Однако часто самоощущение обманывает человека: он может искренне считать себя свободным, поступающим так, как хочет именно он, а в действительности действовать под влиянием авторитета значимых других, под давлением со стороны людей или ситуаций. В таком случае очевидно несовпадение субъективно-переживаемого, экзистенциального и объективно-наличного, реального существования.

Ещё более очевидно такое несовпадение в случае кажимого (иллюзорного) существования, в которое люди устремляются в поисках счастья, оказавшись перед лицом невыносимого или насытившись серостью повседневного бытия, но не имея возможности стать героем или любимым. Путь к иллюзорному существованию лежит через использование искусственных «стимуляторов счастья» -- наркотиков, алкоголя, компьютерных игр и др[335]. Другой способ оказаться в кажимом мире – психическая болезнь (например, шизофрения), которая также нередко оказывается способом бегства от тягот действительности.

Наиболее значимые, устойчивые, необходимые признакичеловеческого существования получили наименование атрибутов экзистенции.Их атрибутивность проявляется в том, что практически каждый нормальный человек рано или поздно сталкивается с этими эмоциональными состояниями, обнаруживает их в своём душевном опыте, внутреннем мире. Их экзистенциальность заключается в том, что они переживаются, глубоко небезразличны индивиду, а потому всегда окрашены либо позитивной (как желанные), либо негативной (как мучительные), либо амбивалентной (желанные и мучительные одновременно) оценкой.

Несмотря на то, что люди издавна, по меньшей мере, с момента появления первых цивилизаций фиксировали, описывали, изучали феномены любви, дружбы, одиночества, страха, вины, свободы и т.п., и сегодня они представляют для нас загадку, пожалуй, одну из самых трудных и привлекательных. До недавнего времени уникальными специалистами по экзистенциальным проблемам человека считали себя философы и писатели, однако в 20-м веке исследовать их стали и психологи, причём с самых разных точек зрения: и умозрительно, основываясь на своих познаниях и впечатлениях, и обобщая собственный богатый клинический опыт, и экспериментально. Неудивительно, что сегодня именно психология вносит наибольший вклад и в изучение, и в решение этих проблем. Если ещё сто лет назад Дильтей упрекал психологию в полном бессилии перед лицом смысложизненных вопросов, то сегодня именно психологи (а не философы или писатели) считаются их главными знатоками, и именно к ним приходят люди в надежде получить помощь в поисках самих себя и своего счастья, обретении душевной гармонии и избавлении от душевных страданий. По-видимому, не за горами то время, когда наряду со специализированными разделами философии, посвященными изучению отдельных атрибутов существования человека (напр., философией любви, философией свободы, философией одиночества), будут существовать и отдельные психологические дисциплины: психология любви, психология страха, психология смысла жизни и т.п[336].

Здесь мы не будем подробно анализировать каждый из атрибутов экзистенции – это и слишком долго, и непродуктивно в виду наличия огромного массива философской и психологической литературы, освещающих экзистенциальные темы. Попробуем лишь перечислить эти атрибуты, дать их достаточно полный список.

Сартр из числа важнейших признаков человеческого существования подробно анализировал свободу, ответственность, заботу, тревогу, заброшенность, отчаяние, любовь, желание, безразличие, ненависть, смерть, действие, обладание, тело[337].В.В. Ильин конструирует «топографию самости», выделяя такие её проявления, как игра, чувство жизни, близость, вера, надежда, любовь, тревога, обладание, долг, время, пространство, свобода, культура[338].Похоже, что оба списка и не полны, и включают в себя достаточно разнородные феномены. По нашему мнению, к атрибутам экзистенции нелишне добавить дружбу, ревность, вина, счастье, страх, печаль, тоску, страдание, бессмертие, смысл жизни, судьба, добро, зло, ложь, стыд, удовольствие, радость, бессилие, творчество, мужское и женское, справедливость, равенство.

Важнейший вопрос состоит в том, чтобы внести в этот перечень порядок, что-то убрать или добавить, найти если не эмпирические, то хотя бы умозрительные, интуитивно-наглядные основания для классификации отмеченных признаков человеческого существования. При решении этой проблемы мы будем исходить из изложенного выше понимания атрибута экзистенции именно как достаточно глубокого и значимого эмоционального состояния-переживания, характерного для душевной жизни большинства людей. При таком подходе кое-что из вышеприведённого списка окажется лишним: культура, действие, игра хотя и атрибутивны человеческой жизни, но не переживаются нами[339].

На наш взгляд, атрибуты экзистенции можно разделить:

во-первых, на положительные, негативныеи амбивалентные;

во-вторых, на имманентныеитрансцендентные: первые для своего существования не предполагают непосредственного выхода за пределы собственной экзистенции, вторые, напротив, направлены скорее во вне, в мир, к его объектам, чем к глубинам собственного эго.

Таким образом, мы можем построить следующую таблицу:

Выделенные курсивом атрибуты выражают комплексные состояния души, производные от более простых: бессмертие – это позитивное желание бессмертия, дружба – это ощущение глубокой близости; смысл жизни – это вера в осмысленность жизни; отчаяние – высшая степень бессилия или имманентная проекция чувства бессилия; ревность – гремучая смесь из страха потери, чувства обладания и ненависти; стыд – производен от вины; смерть – страх смерти.

Важность выделенных нами атрибутов-состояний экзистенции для психологии связана с тем, что они часто выступают первичной, исходной реальностью, с которой сталкивается психолог в процессе общения с клиентом. Работа с ними (т.е. работа с чувствами) нередко позволяет перейти от одних проблем, видимых самому клиенту, к другим, более глубоким и не известных клиенту.

В различных психологических направлениях одним атрибутам уделяется больше внимания, другим, соответственно, меньше, поэтому логично предположить, что при решении конкретных экзистенциальных проблем разные теоретические и психопрактические подходы демонстрируют неравные возможности. Например, проблему смысла жизни на языке психоанализа даже нельзя адекватно сформулировать, а наиболее подходящей концепцией для её решения выступает логотерапия, созданная специально «под эту проблему». Зато при работе со страхом или чувством вины психоанализ вполне применим, поскольку позволяет вскрыть бессознательные истоки этих состояний.

И в заключение параграфа остановимся на проблеме детерминант человеческого бытия. К детерминантам мы относим причины и факторы. Причина –это явление, которое вызывает к жизни, порождает другое явление, последнее именуется следствием. «Фактор»мы будем понимать несколько иначе, чем принято. В общенаучном употреблении термин «фактор» (от лат. factor — делающий, производящий) трактуется как «причина, движущая сила какого-либо процесса, явления, определяющая его характер или отдельные его черты»[342]. Мы полагаем целесообразным развести понятия «причины» и «фактора», и поэтому под факторомбудем далее понимать явления, оказывающие влияние на возникновение других явлений, протекание тех или иных процессов, находящиеся с ними во взаимосвязи (прямой или обратной), но не порождающие их. Например, одни факторы могут способствовать чему-либо, ускорять определённые процессы, другие, напротив, замедлять, тормозить ход тех или иных событий, уменьшать вероятность их появления и т.п.[343]

(продолжение следует…)

ПРИЛОЖЕНИЕ (параграф 2 главы 3 из диссертации автора)