Языковая и генетическая метафора

Пройдя длительный путь развития в языке, метафора либо превращается в абстрактноепонятие (подавить восстание, часы отстают, солнце встает и т.п.), либо становится единицей номинации, утратив всякую связь с первоначальным образом и уже не обнаруживая никакой стилистической или экспрессивной выразительности (нос лодки, ручка двери, горлышко бутылки и т.п.).

Существует целая серия терминов, определяющих характер «бывшей» метафоры: метафора «номинативна.я» (Арутюнова), лексическая, лексикализованная, окаменевшая, привычная, мертвая, стертая» (Ахманова), «генетическая», «терминологическая» (Корольков), «односторонняя семасиологическая» (Гак), метафора«по происхождению, стершаяся, поблекшая, эксметафора» (Черкасова). Термин г е н е т и ч е с к a я м е т а ф о р а [ГМ] обобщенно и достаточно точно отражает сущность этого языкового явления: первоначальную метафоричность и утрату образности в современном языке, семантический рапад слова – разрыв связи с источником наименования. Именно этими обстоятельствами обусловлены все характерные особенности такой лексики (семантические, номинативные, экспрессивные и др.).

<…> Мы рассматриваем ГМ не как тип (или вариант) ЯМ, а как смежное с ЯМ семантическое явление. Общность происхождения не обеспечивает единства в синхронном плане. ГМ, в отличие от ЯМ не обладает образным элементом, не обнаруживает семантической двойственности, семантически независима. Чтобы воспринять ГМ, не нужно мысленно возвращаться к исходному значению. <…> Для ГМ характерна утрата мотивированности, выпадение элемента сопоставления из семантической структуры слова. Утрата связи с исходным значением в семасиологическом плане означает возвращение к обычной, непосредственной денотативной отнесенности: если при «живой» метафоре наблюдается двойственная связь с денотатом (удвоение денотата), придающая ей семантическую двуплановость, то в ГМ — непосредственная связь с новым денотатом, без соотнесения с первоначальным, иными словами, ГМ в синхроническом плане воспринимается как первичная номинация (Арутюнова).

Вместе с тем существует ГМ, утратившая двуплановый характер, но сохранившая коннотативное содержание (эмоциональность, экспрессивность, оценку). Более того, в определенных разрядах такой лексики экспрессивность заполняет денотативную часть семантики ГМ. Ср.: загвоздка, карга, обормот, олух, фискал, волынить, клянчить, куражиться и т.п. Нет живой связи с первоначальным наименованием, значит, нет и метафоры. Чтобы установить утраченную связь с источником метафоризации в словах такого рода, приходится обращаться либо к этимологическому анализу, либо к сведениям из других языков, либо к фактам истории: олух — 'невежа, дурак' — из старого волух (пастух волов); дылда — 'человек высокого роста' — из польского dyl (половица); мыкаться — 'скитаться, испытывать нужду, невзгоды' — из диалектного мыкать (чесать лен, пеньку); карга — 'сварливая, злая или безобразная старуха' – из диалектного карга (ворона).

Как видно из приведенных примеров, реалия, послужившая источником метафорнзации, либо исчезла, либо по тем или иным причинам не известна членам языкового коллектива.

Другой вид эмоциональной метафоры составляют так называемые «интенсивы» (термин Н.А. Лукьяновой): бахнуть, жахнуть, жарить, тяпнуть, ухнуть и т.п. В этой лексике также утрачена семантическая связь с исходным значением, но сохранена экспрессивная мотивированность — одно и то же слово может обозначать разные явления, нередко не обнаруживающие никаких видимых связей; так, глагол хватить может обозначать какое угодно интенсивное действие: изловчиться, урвать что-л., выпить, быстро глотнуть, перенести, испытать что-л. Тяжелое, допустить крайнее преувеличение в чём-л., неожиданно поразить, сильно ударить, внезапно начать делать что-л., появиться быстро, внезапно.

К виду ГМ относятся, по нашему мнению, профессионализмы — наименования орудий труда, их частей, трудовых процессов и т. д. по сходству с предметами быта, с частями человеческого тела, по ассоциации с животными: козел 'застывший металл', коза 'вагонетка', свинка 'слиток металла', колено (трубы), бородка (ключа), гусеница (трактора) и т.д. Терминологические обозначения общеизвестных реалий (баранка, шкурка, гусеница трактора и под.) имеют в языке тот же статус, что и обычные ГМ (спинка стула, горлышко бутылки и под.), так как не соотносятся в языковом сознании говорящих с реалиями, по-служившими в момент наименования источником семантического развития. Несколько сложнее обстоит дело с названиями предметов, не известных за пределами узкой профессиональной среды: козел, свинка, гузка и т. д.). «Экзотичностъ» (для неспециалиста) этих обозначений, незнание соответствующих им реалий вызывает мгновенную и стойкую ассоциацию с источником наименования (козел — животное), и это может быть воспринято как двойственное метафоре удвоение денотата. Однако это псевдометафоричность: в пределах профессионального языка такие слова, выполняя функцию терминов, лишены какой бы то ни было экзотичности и двуплановости.