Через сорок пять дней

НЕДЕЛЯМИ МЫ с Полковником жили на благотворительность в плане курева — сигареты нам либо отдавали за так, либо продавали задешево буквально все — от Молли Тэн до недавно остриженного Лонгвелла Чейза. Казалось, что все эти люди хотят нас поддержать, но другого способа выразить свое сочувствие не придумали. Но к концу февраля благотворительность закончилась. Да и к лучшему. Мне было довольно-таки неловко принимать подарки у людей — они же не знали, что это мы вложили Аляске в руку заряженный пистолет.

Так что после уроков Такуми повез нас в «Куса ликорс». В тот день мы с Такуми получили безрадостные результаты первого серьезного теста по математике за этот семестр. Может, это случилось из-за того, что кончились наши собрания с горами картошки из Макнесъедобнальдса, на которых Аляска объясняла нам то, чего мы не поняли сами, может, из-за того, что мы вообще учебу запустили, но мы оба шли к тому, что и нашим родителям скоро отправят отчеты о неуспеваемости.

— Дело в том, что мне математика просто неинтересна, — прозаично констатировал Такуми.

— Приемной комиссии в Гарварде это будет довольно трудно объяснить, — ответил Полковник.

— Не знаю, — сказал я, — мне кажется, в ней что-то есть.

Мы посмеялись, но смех быстро утонул во всеобъемлющей тишине; я не сомневался, что все думают о ней, о том, что она мертва, холодна и уже вообще не Аляска, и мы больше никогда не услышим ее смеха. До сих пор мысли о том, что ее уже нет, повергали меня в шок. «Она лежит под землей в Вайн-Стейшн и гниет», — думал я, но даже и это было не совсем то. Тело еще есть, но ее самой нет, раз — и нет.

Теперь, даже если на время становилось весело, вскоре все равно накатывала грусть, потому что именно когда начинает казаться, что жизнь снова стала как раньше, особенно остро понимаешь, что ее не увидишь уже никогда.

Я купил сигарет. Раньше я в «Кусу ликорс» и не заходил ни разу, но это была именно такая дыра, какую я представлял по описаниям Аляски. Пока я шел к кассе, грязный деревянный пол поскрипывал под ногами, вдруг я заметил большой круглый аквариум с грязной и мерзкой на вид водой, в которой, якобы, находилась «ЖИВАЯ НАЖИВКА», но на самом деле брюхом кверху плавала целая стая мелкой рыбешки. Когда я попросил блок «Мальборо лайтс», кассирша вежливо мне улыбнулась всеми четырьмя зубами.

— Ты в Калвер-Крике учишься? — поинтересовалась она, и я не знал, говорить ли правду, поскольку, ясное дело, школьникам девятнадцати еще нет, но она взяла блок сигарет и положила его передо мной, не спрашивая моего удостоверения личности. Так что я ответил:

— Да, мэм.

— Ну и как там?

— Да неплохо, — сказал я.

— Я слыхала, что у вас там кто-то умер.

— Да, мэм.

— Мне очень жаль.

— Да, мэм.

Имени этой женщины я не узнал, потому что заведение было не из тех, где тратят деньги на бейджи, но у нее на левой щеке из родинки росли длинные белые волоски. Особо противно не было, но я все равно то и дело смотрел на родинку, а потом отводил взгляд.

Сев в машину, я дал пачку Полковнику.

Мы открыли окно, несмотря на то, что февральский мороз кусал за щеки, а разговаривать на таком ветру стало совсем невозможно. Я сидел в своем уголке и курил, думая о том, почему продавщица из «Кусы ликорс» не удаляет эти волоски. Я сидел за Такуми, и ветер из его окна дул мне в лицо. Я переместился поближе к центру и посмотрел на сидящего на переднем сиденье Полковника — он улыбался, подставив лицо ветру.