В бездонную мрачную бездну!

Пройдут миллионы дней, годов, веков, а мы — лишь на пороге вечности! И нам так же далеко до конца телесных и духовных мук, как и миллион лет назад! Если они брошены в то лир то «opmxov (как выразительно: «неугасимый огонь»!), то все кончено: ‘где червь их не умирает и огонь не угасает’».

Вывод Карнока категоричен: Уэсли, «несомненно, полагал», что «к наказанию грешников на Страшном суде следует относиться, как к одной из обязательных статей христианского Символа ве­ры»⁴². Неоспорим вывод Уильямса: «Картина адских мук у Уэсли буквально воспроизводит новозаветный язык». Всем тем, кто оспаривает представления Уэсли об аде, следовало бы отвергнуть и его подход к Св. Писанию. Об этом свидетельствует письмо Уэсли к Уильяму Ло, написанное в 1756 г. Приведя пространные цитаты из Писания, Уэсли отметил, что они повествуют о реальности веч­ных мук. «И я задаюсь простым вопросом: если это не так, что зна­чат слова Бога? Он хочет «страхом отвратить людей от греха»? Так что же это — коварство, притворство, обман? Разве можно припи­сать такое Богу истины? Неужели Всевышний притворился пуга­лом, чтобы испугать детей? Нет, это на Него непохоже! Если Писа­ние нас обманывает, то оно не от Бога. Если не существует ‘огня неугасимого, вечного пламени’, то не нужно и Св. Писание, где об этом так ясно говорится, а вечного блаженства также не существу­ет, как и ада. Отрицая одно, мы должны отрицать и другое. Никако­го ада, никакого рая, никакого откровения!»

По Уэсли, каждый грешник «приговорен к адскому огню», пока не обратится ко Христу. Это невеселое убеждение придавало ис­ключительную значимость его миссии. Подобно Ричарду Баксте­ру, Уэсли проповедовал, «как умирающий — умирающим», и был уверен, что если они умрут в грехах, то будут прокляты навсегда. Сейчас стало модно иронизировать над столь «примитивными» ве­рованиями — но разве другая исходная посылка смогла бы так успешно способствовать его миссии? Даже любовь охладеет, если ее постоянно не подпитывать глубокой убежденностью: если страж не предостерегает грешника, грешник умрет, и кровь его бу­дет взыскана с благовестника (Иез. 33:7-8). Уэсли полагал, что вся­кого проповедника, который не рассказал грешнику о будущей жизни и о неописуемых муках, которые претерпит нераскаявшийся, накажет Христос. Он был преисполнен решимости преподать Урок Божий во всей полноте; поэтому, предлагая любовь Божью во Христе, он в самых мрачных красках рисовал слушателям поистине ужасные последствия, к которым приведет их отказ принять Евангелие.

Эпилог

Кто-то проницательно заметил, что подлинное величие не толь­ко не иссякает, но возрастает, становится все более масштаб­ным. Признание людей, чье величие — от добра (а настоящее вели­чие всегда таково), с годами лишь растет: каждое последующее по­коление все выше оценивает их личности и влияние на общество. Этот принцип отчетливо действует в отношении тех, кого Бог из­брал быть светом миру, светом нескольким поколениям людей. «Стезя праведных — как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня» (Прит. 4:18), — свидетельствует Писание. Это справедливо по отношению к праведнику, но там, где правед­ность сочетается с величием, свет праведника сияет и во все после­дующие века.

«Некоторые фигуры становятся крупнее по мере отдаления от своего времени», — пишет Ола Уинслоу в своем ценном исследова­нии о Беньяне¹. То же можно сказать и о Джоне Уэсли. Его всегда Почитали как выдающуюся личность в истории христианской Церкви. Но по прошествии веков его авторитет только повышает­ся; можно утверждать, что никогда еще о нем не спорили и не цени­ли его больше, чем сегодня. Слава Богу, мы начинаем осознавать меру его величия. Общее признание получили оценки Августина Биррелла: «Он — величайший авторитет XVIII в.» и сэра Чарльза Гранта Робертсона: «самая впечатляющая фигура XVIII в.»² В ре­дакторской колонке «Литературного приложения к ‘Таймс’» вы­сказывается сходная мысль: «Историк не может не обратить внима­ние на то огромное духовное влияние, которое Уэсли оказал на сво­их последователей, а через них — и на всю Англиканскую церковь. Если мы посмотрим на XIX в., то найдем все то зло, которое осуж­даем в себе, иногда в еще худших формах, но тогда люди подходили к этому серьезно, не с такой сумятицей в умах. Джон Уэсли поло­жил начало возрождению национального сознания».

Конечно, слава Джона Уэсли не ограничивается пределами Ве­ликобритании. Он известен всему миру. По словам Уильяма Глад­стона, «его жизнь и деяния заняли почетное место в религиозной истории не только Англии, но и всего христианского мира»⁴. По словам проф. Мартина Шмидта, именно с этих позиций он напи­сал недавнюю биографию Уэсли-теолога\ Он видит в Уэсли чело­века, который жил и действовал, как христианин «ойкумены», в соответствии с новозаветным содержанием этого вызывающего столько споров слова. Он считает Уэсли принадлежащим всей Церкви, поскольку благодаря ему в лоне христианства появилась на свет последняя из крупнейших церковных конфессий. Сначала проповедник к этому не стремился, но его направлял Св. Дух, и это роднит его со всеми крупнейшими фигурами прежних времен (особенно времен протестантской Реформации). Человек рассма­тривал весь мир как свой приход; теперь глаза всего мира устрем­лены на него.

В этой книге мы сделали попытку проанализировать заслуги Джона Уэсли не только перед его поколением, но и перед последу­ющими поколениями, в том числе нашим. Это не строго академи­ческое исследование; нам было важно понять, чему может научить Уэсли в доныне актуальном вопросе евангелизации. Мы пытались показать, в чем состоят его подлинные достижения. Его гений так многогранен, что самого существенного можно не заметить — тем более если мы не проявим к этому интереса. Но на предыдущих страницах мы привели достаточно свидетельств того, что Уэсли «с самого начала был законченным благовестником», по точному за­мечанию Ричарда Пайка⁷. Никакая другая характеристика не будет столь исчерпывающей.

Мы проследили предопределенные свыше этапы, которые при­шлось пройти Уэсли, чтобы стать благовестником. Сочетание луч­ших англиканских и пуританских традиций позволило ему апостольствовать перед всем народом. Дисциплина учения дала ему необходимый интеллектуальный заряд, чтобы стать защитником веры. Но прежде всего, его самостоятельные усилия и аскетиче­ский ригоризм, при помощи которых он надеялся обрести мир в душе или почувствовать успех своего служения, окончились пол­ным крахом; это заставило его искать спасения только там, где его можно найти, а именно в безусловной опоре на заслуги Христа- Искупителя. Только обратившись, Уэсли стал благовестником. До опыта на Олдерсгейт-стрит 24 мая 1738 г. он больше был занят спа­сением собственной души, с тем чтобы в дальнейшем улавливать души других. Решающий поворот в жизни Джона Уэсли нашел от­ражение в словах его брата;

«Вести и быть ведомым ради тех,