Псалмы: переизбыток духовности

Если для одних людей псалмы стали источником духовного на­ставления и утешения, то других они изумляли и озадачивали. Эти древние молитвы преисполнены ярости, страсти и тайны.

Джон Могабгаб

должен кое в чем признаться. Годами я избегал книгу Псалмов. Я знал, что для многих христиан псалмы — самая любимая часть Библии; Церковь включила эти стихотворения в свой риту­ал, и английский язык полон поэтических выражений, заимство­ванных из перевода книги Псалмов в Библии короля Иакова. По сей день псалмы включаются как приложение во многие издания Нового Завета, т.е. они входят в самое ядро нашей веры. И все же, как я ни старался, я не испытывал удовольствия при чтении Псал­тиря.

Многие мои знакомые прибегали к этой книге как к своего ро­да домашней аптечке. Если вы чувствуете депрессию — читайте Псалом 37, если плохо со здоровьем — Псалом 120. У меня так ни­когда не получалось. Словно по чьему-то злому умыслу, я непре­менно натыкался на такой стих, который не только не улучшал мое состояние, но и усугублял его. Мартин Марта уверял, что бо­лее половины псалмов довольно «угрюмы», и я, берясь за эту книгу в мрачном настроении, непременно попадал на самый что ни на есть угрюмый. «Дней лет наших семьдесят лет, а при большей кре­пости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь» (Псалом 89:10).

Однако такое отношение к псалмам меня смущало, и как-то ле­том я решился на эксперимент. Мне предстояло провести июнь в Брекенбридже, штат Колорадо. Этот город расположен на высоте двух миль в Роки Маунтинз и красив, как на открытке. Я решил, что там я буду каждый день подыматься рано поутру, отъезжать от города на несколько миль в пустынные, не тронутые цивилизаци­ей места и там читать по десять псалмов подряд. Я рассчитывал, что восход солнца в горах и великолепный пейзаж, на фоне кото­рого будут происходить мои «медитации», сокрушат наконец ту стену, которая вечно препятствовала мне проникнуть в смысл псалмов.

Каждый день я слышал, как птицы приветствуют восход, и ви­дел, как солнце окрашивает снежные пики сперва в розовый, за­тем в оранжевый и, наконец, в ослепительно белый цвет. Однажды утром я сидел возле озера и смотрел, как трудится семейство боб­ров, выстраивая целый каскад плотин. В другой раз прямо передо мной прошествовал олень, чьи рога были украшены десятью от­ростками, и склонил голову, чтобы напиться из горного ручья. Как хорошо было бы, если б этот опыт изменил мое отношение к кни­ге Псалмов! Я сохранил прекрасные воспоминания от этого отпу­ска, почувствовал новый прилив благоговения. Но чтение этой книги скорее разочаровало, нежели вдохновило меня.

В особенности я терялся оттого, что, верный своему решению, я читал десяток псалмов подряд. Все они противоречили друг дру­гу, за песней, исполненной мрачнейшего отчаяния, следовал пса­лом парящей радости, словно певцы, составлявшие сборник, па­родировали диалектический принцип Гегеля. К примеру, в первый день этих упражнений я воспарил духом при чтении Псалма 8:

Когда взираю я на небеса Твои, -

дело Твоих перстов,

на луну и звезды,

которые Ты поставил,

то что есть человек, что Ты помнишь его,

и сын человеческий, что Ты посещаешь его?

(стихи 4-5)

Луна, серебряный кружок на фоне голубого неба, висела над горным пиком высотой более четырех километров. Той ночью Млечный Путь казался освещенным шоссе, проложенным через все небо. Посреди величия и великолепия этого горного пейзажа я готов был вместе с автором псалма дивиться привилегирован­ной роли человечества в драме творения.

Следующий псалом подхватил эту тему, он восхвалял вечную власть Бога, Его справедливое правление, Его милосердие к угне­тенным и утверждал, что мы всегда можем положиться на Господа. Но вдруг настроение внезапно переменилось. Я уже приближался к завершению утреннего урока, как вдруг наткнулся на потрясаю­щие слова:

Для чего, Господи, стоишь вдали,

скрываешь Себя во время скорби? (9:22)

От этого вопля автор псалма переходит к гневному описанию нечестивца и требует, чтобы Бог сокрушил «мышцу нечестивому и злому» (9:36). Чувство благоговения, блаженный покой были грубо нарушены. Помимо прочего, я вычитал в комментарии, что Псалмы 8 и 9 могли первоначально составлять один текст, так что про­тивоположные интонации должны были создавать напряжение внутри самого стихотворения.

И дальше, день за днем, я натыкался на такие же вопиющие противоречия. Вместо того чтобы начать свой день в состоянии мирного и спокойного благочестия, я словно летал на американ­ских горках, то погружаясь в бездны отчаяния, то достигая небес хвалой, — и все это в течение одного часа. В сочетании с разре­женным горным воздухом и утренней чашкой крепкого кофе все это доводило меня до легкого головокружения, которое не прохо­дило и в течение дня.

После недели таких духовных упражнений я столкнулся с оче­редной проблемой. Мне показалось, что тексты начинают утоми­тельно повторяться. С какой стати понадобилось включать в Биб­лию все 150 псалмов? Разве 15 не хватило бы, что передать все ос­новные идеи? Я продолжал ежедневно сражаться с десятью псалма­ми, но, покидая Брекенридж, я любил эту книгу еще меньше, чем прежде. Эксперимент провалился. Как подобает верному евангели­сту, я возложил вину за неудачу на себя, а не на святую книгу.

Вернувшись на равнину Иллинойса, я попытался взяться за де­ло с другого конца и принялся систематически изучать эти текс­ты. Я научился ценить поэтическое мастерство, породившее об­разный параллелизм иудейских псалмов и акростих. Я научился классифицировать различные виды псалмов: призывы и жалобы, песнь восхождения, царскую песнь и благодарственную песнь. Я познакомился с различными методами разрешения текстологиче­ских и прочих трудностей, связанных с псалмами. Приобретя все эти сведения, я смог прочесть псалмы с большим пониманием, но удовольствия от этого так и не получил. После этого я на многие годы оставил Псалтирь. Я решил так можно найти псалом любого содержания, более того, можно подобрать дюжину псалмов с од­ним и тем же содержанием — так стоит ли голову себе морочить?