Последний шанс

Иов изливает свое возмущение Богом — и в конце концов торжеству­ет победу. Вот заключительные слова Бога Елифазу: «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так вер­но, как раб Мой Иов» (42:7). Вспомним гневные и неистовые слова Ио­ва. Почему же Бог предпочел их речам его мудрых друзей? И вообще, выиграл ли Бог Свое «пари» о вере Иова?

Прежде всего Иов не последовал совету своей жены: «Похули Бога, и умри». Он отчаивается в справедливости, благости и любви Бога, в самой своей жизни, но не поворачивается спиной к Богу. В минуты глубочайшего отчаяния Иов обретает проблески надежды и веры,

Иов пытается жить, приняв этот мучительный парадокс. Несмотря на то что происходящее этому противоречит, он пытается по-преж­нему верить, что Бог его любит. Друзья Иова рассуждают логически.-"Страдание исходит от Бога. Бог справедлив. Стало быть, ты, Иов, ви­новен». Иов, пересмотрев заново всю свою жизнь и попытавшись представить себе несправедливого Бога, приходит к бессмысленному и противоречивому выгоду: «Страдание исходит от Бога. Бог справед­лив. Я невиновен». В лучших традициях еврейского народа Иов отста­ивает эти три позиции, хотя каждая из них противоречит двум дру­гим.

Иов инстинктивно чувствует, что лучше связать свою судьбу с Богом — даже если в данный момент Бог представляется ему бес­конечно далеким или жестоким, — чем вообще отказаться от вся­кой надежды. Он сохраняет образ личностной вселенной. Если мир безлик, то каковы наши критерии для различения боли и удо­вольствия или почему счастливые дни Иова должны быть предпо­чтены нынешней трагедии? Иов цепляется за веру в справедли­вость и в личностного Бога, сколько бы ни громоздилось перед ним доводов, опровергающих эту веру. Он цепляется за нее пото­му, что любая альтернатива будет гораздо страшнее.

Просьбы, с которыми Иов обращается к Богу, раскрывают очень многое в характере этого человека. Чего бы я попросил на его месте?

"Избавь меня от боли, Господи! Сперва возврати мне здоровье, а потом уж обсудим, какой урок я должен извлечь из всех этих несчастий». Иов ведет разговор о другом. Он чувствует, как сгущается отчаяние и вера покидает его, и молит о скорой смерти. Зачем? «Это было бы еще от­радою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо я не от-вергся изречений Святого» (6:10).

Но смерть не приходит, Иов видит, что его молитвы — бессмыс­ленный вопль, обращенный в пустоту. И тогда он просит о свидетеле или заступнике, который мог бы рассудить его с Богом, «положил бы руку свою на обоих нас». Позднее эта молитва (9:33; 16:19-21), испол­нится как пророчество об Иисусе, Посреднике между Богом и челове­ком. Но сам Иов в ту минуту не получает никакого ответа. Нет у него свидетеля, нет заступника.

Наконец в полном отчаянии Иов отказывается от всех своих тре­бований, кроме одного, которое он будет твердить до конца: он хочет получить объяснения лично от Бога (см. 13:3; 31:35). Он желает прий­ти в суд и услышать, как Бог будет свидетельствовать в Свою защиту, оправдываясь в том, что кажется вопиющей несправедливостью.

Эта последняя просьба приводит друзей Иова в ярость. Какое пра­во имеет он, жалкий, ничтожный человечишко, вызывать на суд Госпо­да? Как может «человек, который есть червь, и сын человеческий, кото­рый есть моль» (25:6), настаивать на своей правоте перед Богом — вла­дыкой вселенной? Марк Твен иронически пожимает плечами: «С тем же успехом я мог бы обратить на себя внимание планеты, швыряя в нее грязью». Но Иов не сдается, до самого конца он будет настаивать на своем праве вопрошать Бога и требовать от Него объяснений. Бог признает его право.

Виктор Франкль, переживший ужасы нацистского концентраци­онного лагеря, говорит, что страшнее всего отчаяние, вызванное бес­смысленным страданием. Опыт Иова подтверждает это. Он требует объяснения случившемуся, он хочет, чтобы в его страдании был смысл, и только Бот может удовлетворить это требование.

Вера Иова проходит испытание: он держится за веру в Бога и дове­рие к Нему, хотя и лишился всех доводов в пользу этой веры и многое говорит теперь против нее. Его собственное достоинство и человечеекая ценность подвергаются сомнению, но Иов отстаивает их до кон­ца. Можно назвать Иова первым протестантом в самом подлинном смысле этого слова. Он опирается на собственную веру, а не на обще­принятую догму, и тем самым указывает путь многим другим: апосто­лу Павлу, когда тот выступал перед синедрионом, Мартину Лютеру, восставшему против авторитета всей Церкви. Иов не позволил догме взять верх над правами личности.

Уильям Сафир так определяет наследие Иова в книге «Первый дис­сидент":

"Если книга Иова через пространство в два с половиной тысячелетия продолжает обращаться к людям и что-то значить для мужчин и жен­щин, считающих себе обыкновенными и респектабельными, то вот в чем суть ее вести. Человеку свойственно блуждать в потемках и совер­шать ошибки, но будет лучше — праведнее в очах Божьих, — если на свои несчастья человек станет реагировать вопросом и возмущением, а не покорным приятием. Когда человек сталкивается с необъясни­мой несправедливостью, достойнее гневаться, чем сохранять спокой­ствие».

И Сафир высказывает свои впечатления от книги Иова такими словами: «Я начал путешествие по этой книге, испытывая сомнение в своей вере. Я закончил его, уверовав в свое сомнение».