ЗАКЛЮЧЕНИЕ. с «великих завоеваний» эпохи раннего Средневековья

с «великих завоеваний» эпохи раннего Средневековья. В XV веке на этом пространстве больше не осталось языч­ников и не было бы мусульман, если бы не началось ту­рецкое нашествие. Это нашествие имело двойственный, противоречивый эффект. С одной стороны, над Европой нависает угроза. С другой стороны, коллективное само­сознание складывается в процессе противостояния «чу­жому» не хуже, чем в результате сближений, происхо­дящих внутри общества, так что даже если сопротивле­ние Европы было не столь сильным, как хотел бы Пий II, турецкая угроза все равно явилась для нее одним из спла­чивающих факторов. С этого времени европейские уни­верситеты распространяют знания схожего типа — от Сре­диземноморья до Балтики. Гуманизм, хотя ему и пред­стоит перейти с латыни на местные языки, пронизывает всю европейскую культуру, от Швеции до Сицилии. Ант­верпен выполняет функцию центра мира-экономики, ко­торый, как показал Фернан Бродель, еще долго будет оставаться внутриевропейским, пока не охватит своей сетью весь мир.

Остается один вопрос, на который нет определенного ответа, хотя сам вопрос в конце XV века формулируется более четко. Где проходит континентальная граница Вос­точной Европы? Прежде всего, надо заметить, что хотя европейцы, и особенно европейская элита, с большой тре­вогой восприняли падение Константинополя в 1453 году, оно не только явилось катастрофой для византийского мира и его концом (как принято считать в исторической тради­ции), но также, в долгосрочной перспективе, устранило одно препятствие для единства Европы. Ведь правосла­вие, которое существует на востоке Европы до сегодняш­него дня, теперь не связано с тем двойным — политиче­ским и религиозным — центром, который представляла собой Византийская империя. Эта связь, потенциальная помеха для будущего объединения Европы, была в 1453 году парадоксальным образом устранена.

РОЖДЕНИЕ ЕВРОПЫ

С другой стороны, славянские государства меняют свою территориальную политику, в результате чего ситуация с европейской восточной границей становится иной. Польша, вполне европейское государство, если иметь в виду ее обращение в христианство, объединившись с Литвой под властью польско-литовской династии Ягеллонов в конце XIV века, развивает политику территориальной экспан­сии на север (Пруссия), на восток и на юго-восток (Во­лынь и Подолия). В XV веке это государство распростра­нится от Балтики до Черного моря.

Тем временем Россия, освободившаяся от монгольско­го ига, эволюционирует и становится единым государством, организованным вокруг Москвы. Иван III (1462-1505) про­должает объединение русских земель, подчинив себе Нов­город (1478) и Тверь (1485). Он создает сильное центра­лизованное государство, в котором действует крепкая ад­министративная и законодательная система, в частности «Судебник» — сборник законов 1497 года.

Итак, встает вопрос о том, что перевешивает, по мнению историка, в конце XV века: угроза, нависшая над европейскими достижениями предшествующего периода Средневековья, или перспектива будущего, «долгого Средневековья», как я его назвал? Я не закрываю глаза на превратности истории и учитываю важную роль слу­чая, но, по-моему, потенциал, имевшийся у Европы в кон­це XV века, вполне поддается оценке. Мне кажется, что угроза исходит не от возникновения наций и не от рели­гиозных разногласий, хоть они и рискуют перерасти в раскол. Надеюсь, в этой книге мне удалось показать, что Европа в Средневековье начала развиваться на основе ре­альностей, предполагавших одновременно и ее единство, и деление на «нации», хотя развитие понятия «суверени­тет» и его практических приложений, начавшееся в XIII ве­ке, добавляет еще одну проблему для европейского буду­щего. При этом конец монополии Католической церкви вовсе не означает конца общей христианской культуры и