ЕГИПЕТ ПРИ XXVIII — XXX ДИНАСТИЯХ 2 страница

Так произошло второе покорение Египта. Другие писатели сообщают к этому еще различные подробности о зверствах Оха. Рассказывали (у Динона), что он, узнав, что египтяне называют его, как и других персидских царей, ослом (т. е. Сетхом, который теперь окончательно сделался чортом), сказал: «этот осел съест вашего быка»; приказал изжарить Аписа и съел его с приятелями, а также убил мендесского священного овна. Элиан прибавляет, что вместо Аписа он поставил осла и велел служить ему и т. п.

Нектанеб бежал. Что с ним сталось — неизвестно. Однако в развалинах Мемфиса найден его ушебти, а также давно известен его саркофаг, различные части которого находятся в Каирском музее. Неужели он потом вернулся и умер на родине? Во всяком случае, его родные продолжали жить в Египте. В Берлинском музее есть богатый саркофаг «князя Нектанеба, великого генерала его величества (вероятно Птолемея I), коменданта пограничной крепости Джара, начальника бедуинов»; бабушка его была сестрой Нектанеба и женой севеннитского номарха. Он упоминает о каких-то войнах, в которых он участвовал, борясь за Египет и подчиняя иноземные области царю, имя которого, к сожалению, не названо.

Нектанеб вел войны в самом начале и в конце своего царствования. Остальное время, довольно продолжительное, он употребил, подобно своим предшественникам, на деятельность в пользу храмов и искусства. Весь Египет полон его памятниками; его имя встречается немногим реже знаменитых имен XVIII, XIX и XXVI дин. И цельные храмы, и наосы, и мелкие сооружения, и дарственные записи - все это дошло в значительном количестве и обнаруживает специфически нектанебовский стиль, распознаваемый с первого взгляда. Есть прямые указания на его строительную деятельность. Так, один лейденский греческий папирус передает легенду о том, что севеннитский храм украшен им вследствие сонного видения в 16-м году царствования. На восточной границе Дельты, в местности Сафт-эль-Хенне уже давно найден величественный наос в честь местного божества Сопда, считавшегося покровителем Востока, воздвигнутый, вероятно, по поводу какого-то чуда. Здесь изображены все боги; чтившиеся в этих местах; фараон молился им, намекая на свои победы над «Востоком». Это было очень удачно, так как Сопд был в то же время воинственным божеством, изображаемым в виде кобчика, вооруженного луком и стрелами, или в виде страшной крылатой человеческой фигуры с двумя ножами в руках и с оружием у ног, причем надпись говорит, что это «Сопд, владыка Востока, поразитель азиатов, повергающий супостатов». Нектанеб именуется здесь, как храбрый «разрушитель и прогонитель, премудрый и разумный, сражающийся за Египет против бунтовщиков, попирающий под ноги азиатов, освобождающий престол от их насилия, твердый сердцем, идущий вперед и не отступающий, заботящийся о храмах своим великим разумом, который подобен тому, что исходит из уст Ра». Эта забота о храмах проявилась не только в постройках, но и в увеличении доходов их. Об этом свидетельствует, между прочим, одна длинная надпись, интересная тем, что в ней впервые, найдено имя Навкратиса, написанное по-египетски. Текст датирован 1-м годом, 4-м мес. лета, 13-и днем Нектанеба II, т. е. временем, непосредственно следующим после его воцарения. После обычного хвалебного вступления рассказывается, как царь, возложив на себя нижнеегипетскую корону в Саисе, решил сделать угодное «своей матери Нейт» и в этих видах издал указ, чтобы в пользу ее храма была передана десятина со всего ввозимого по «Греческому морю» в гавань Хенут-хент и десятина со всего производства Пиамро, названного «Нукрат», на берегу канала Ану... Подобные десятины упоминаются псевдо-Аристотелем в числе установленных Тахом по совету Хабрия. Нектанеб лишает свою казну той части, которая этим указом передается саисскому храму, очевидно, в видах привлечения на свою старону духовенства. В другом указе он под страхом жестокой кары запрещает ломать камень для построек в горах, окружающих священный Абидос.

Таким образом, невидимому, и Нектанеб и его предшественники были настоящие благочестивые фараоны, находившие в виду врагов и бедствий и средства и время строить и жертвовать. Однако, если Ревилью верно читает загадочную демотическую хронику, жрецы их расценивали иначе. Чем они руководствовались, мы не знаем. По духу это любопытное произведение приближается к хронике Набонида и еврейским книгам Царств и Паралипоменон; в них история рассматривается с жреческой точки зрения. Разница здесь та, что текст служит как бы толкованием древнего пророчества. К сожалению, до сих пор этот необычайно интересный памятник не нашел более надежного исследователя. Покойный Кралль имел в виду им заняться, но не успел этого исполнить. Мы не решаемся следовать за Ревилью, приводя полностью его перевод и выводы, скажем только, что, на основании его чтения, Амиртей упоминается здесь пока единственный раз в египетском тексте, как «первый царь после варваров — мидян», при котором «явилось очищение». Нектанеб I и его династия искусственно связаны с предшествующей. Время Нектанеба II названо «временем гибели, дележа в 18-й день», когда «мидяне-языки открыли сокровища», когда «наши водовместилища, наши каналы полны слез, и в Египте нет людей, чтобы жить в домах», и ожидается спаситель из Эфиопии. К некоторым царям персидского времени автор относится отрицательно, особенно же к Нектанебу II, которого он высмеивает, заставляя чваниться царским одеянием. Иначе отнесся к нему народ, учредивший культ Нектанебов, как героев, в Фивах (жрец дома Нектанеба I и жрец статуи Нектанеба II) и сочинивший известную и вошедшую в роман псевдо-Каллисфена легенду о нем, как об отце Александра Македонского, связавшем фараоновский Египет с эллинистическим. Таким образом, в сознании египтян он был последним фараоном, таким он и был во мнении ученых, пока проф. Шпигельберг не доказал, что и десятилетие, прошедшее от Охова погрома до Александра Великого, не обошлось без новой попытки египтян возродить свое царство. Давно был известен фараон Хабабаша, но его ошибочно относили ко времени Дария или Ксеркса. Теперь Шпигельберг разобрал один демотический брачный контракт, датированный первым годом этого царя и содержащий в себе подпись того же свидетеля, который расписался на одном документе от 324 г. Очевидно, Хабабаша относится ко времени после Нектанеба. Сам интересный памятник, на котором он засвидетельствован, - документ от времени Александра, сына Александра Великого, и Птолемея, еще сатрапа, о возвращении участка земли храму Буто:

«Когда этот великий князь (т. е. сатрап Птолемей) пожелал оказать благочестивое дело богам Верхнего и Нижнего Египта, ему рассказали его свита и вельможи Дельты: болотное место, именуемое «земля Буто», отдана была некогда царем В. и Н. Египта Сенен-Тенен-сотеп-ни-Пта, сыном Ра, Хабабашем, богам Пе и Депу после того, как его величество отправился в Пе-Депу, осмотрел кругом всю болотную область во время путешествия по Дельте, когда он осматривал каждое устье Нила, идущее в Средиземное море, чтобы не допускать азиатских кораблей в Египет. Тогда сказал его величество (Хабабаша) своей свите: «расскажите мне об этой болотной местности». Они рассказали его величеству: «болотная местность, именуемая землей Буто, принадлежит богам Пе-Депу издревле, еще раньше, чем злодей Ксеркс отнял ее Никто не приносил после этого в ней жертвы богам Пе-Депу». Сказал его величество: «приведите жрецов и вельмож Пе-Депу». Их немедленно привели. Сказал его величество: «скажите мне, как поступили боги Пе-Дспу со злодеем за его злодеяние - ведь говорят, что злодей Ксеркс преступил против Пе-Депу, отняв его достояние?» Сказали они его величеству: «государь, господин наш, Гор, сын Исиды, сын Осириса, князь князей, царь парей Верхнего и Нижнего Египта, защитник отца своего, владыка Пе, начало и конец богов, которому никакой царь несравним — он изгнал злодея Ксеркса с его старшим сыном из дворца. Еще и теперь об этом можно узнать во граде Нейт-Саисеу матери бога (может быть, матери Хабабаша)». Тогда сказал его величество: «этот могучий из богов, с которым никакой царь несравним, да будет поставлен на путь, приличествующий его величеству, я клянусь в этом». Сказали жрецы и вельможи Пе-Депу: «да повелит твое величество снова отдать землю Бута богам Пе-Депу, с хлебом, напитками, быками, гусями и всякими хорошими вещами».

Итак, несомненно, что загадочный фараон жил после Ксеркса. Дошедшая от его 2-го года надпись о посвящении им саркофага Апису напоминает по характеру памятника Нектанеба, на это же время указывает и упомянутая подпись свидетеля. Предположение Шпигельберга, что вместо Ксеркса надо разуметь Артаксеркса III, не может быть принято, так как документ официальный, а имена Ксеркса и Артаксеркса звучат по-персидски и египетски (Хшиарша и Артахшашас) совсем не сходно; придется признать, что во все время туземных династий участок, конфискованный Ксерксом, не был возвращен храму. Интересно упоминание о том, что Хабабаша объезжал приморскую страну и укреплял русла Нила против персидского флота — это напоминает постоянные сообщения Диодора о заботах Нектанебов об устьях. Тройное имя Хабабаша «Подобие Танена, избранник Пта», указывает на коронацию в Мемфисе, брачный же контракт, очевидно, фиванского происхождения. Таким образом, царь этот признавался около двух лет во всем Египте. Имя его — не египетское; самые разнообразные предположения, высказывавшиеся относительно его происхождения, все одинаково не убедительны. Остается предположить, что новая попытка восстановления царства фараонов произошла под влиянием низвержения Оха и последовавших за этим дворцовых смут.

Таким образом, политическая и хронологическая стороны истории последних туземных династий, при сравнительном обилии и разнообразии сведений и памятников, все еще представляют много неясного и трудного. Пред нами события и цари, засвидетельствованные греческими писателями и неизвестные из туземных памятников, и наоборот, оставившие следы в храмах и на папирусах, но не упоминаемые у авторов, противоречия в хронологии, сомнительные фактические данные и т. п. Все эти обстоятельства были причиной, между прочим, того, что в течение долгого времени не могла быть окончательно приурочена интересная надпись ираклеопольского номарха Самтауи-Тефнахта, находящаяся в Неаполитанском музее. В ней видели упоминание и о Марафонской битве (Эрман) и о восстании Инара (Кралль) и Хабабаша (Видеман), пока, наконец, Шефер не доказал, что ее орфография указывает с несомненностью на эпоху Птолемеев и что сама она повествует о событиях конца персидского владычества и о времени македонского завоевания. Поэтому она является едва ли не последним эпиграфическим египетским памятником историко-биографического характера (на ряду с берлинским саркофагом Нектанеба), и мы сообщаем ее в переводе:

«Князь, казначей, единственный семер, жрец Гора, владыки Хебену, жрец богов 16-го верхнеегипетского нома, жрец бога Самтауи в Я-Хеху, начальник жрецов богини Сохмет во всей стране, Самтауи-Тефнахт, говорит: «О владыка богов, Хершефи, царь обеих Земель, владыка всех стран, свет, освещающий землю, правое око которого солнце, а левое — месяц, душа — свет, из ноздрей которого выходит ветер, оживляющий все. Я — твой преданный раб, сердце мое по воле твоей; я наполнил тобою мое сердце, я не заботился ни о каком городе, кроме твоего города, я не упускал выставлять на вид духов его пред всеми людьми; сердце мое (дивится) множеству чудес в доме твоем день и ночь. То, что ты для меня сделал, неизмеримо выше этого. Ты расширил мой путь к царскому дому; сердце благого бога было довольно тем, что я говорил. Ты возвысил меня пред бесчисленными, когда ты повернул тыл к Египту. Ты вложил любовь ко мне в сердце властителя Азии. Друзья (царя) благодарили меня. Он дал мне сан верховного жреца Сохмет после брата моей матери, начальника жрецов Сохмет в обеих землях Хи-хе-неба. Ты защитил меня в войне греков, когда ты отразил Азию. Они убили бесчисленное количество на моей стороне, но никто не поднял руки против меня. Затем я увидел тебя во сне, причем твое величество сказало мне: «спеши в Ираклеополь — я буду с тобою». Я прошел чрез границу, будучи один. Я переплыл море без страха, помня о тебе, и не преступил твоих повелений. Я прибыл в Ираклеополь, причем ни один волос не пропал с моей головы. Так, благодаря тебе, начало было хорошо, ты устроил и радостный конец: дал мне долголетие, полное счастия. О все жрецы, служащие этому почтенному богу, Гору горизонтов, вседержителю, душе совершенной в Ираклеополе, Атуму, царю души, душе первородной Хершефи, царю обеих земель! Если вы хотите, чтобы ваше имя осталось на земле по милости Хершефи, царя обеих земель, скажите: «да будут к тебе милостивы боги и богини, пребывающие в Ираклеополе, о помилованный своим богом и почтенный своим номом Самтауи-Тефнахт». Это будет полезно для вас, и другой, спустя годы, будет произносить ваши имена».

Итак, покойный номарх был при дворе последнего туземного фараона («благого бога»). Затем, когда бог «повернул тыл к Египту», т. е. предал его снова персам, «властитель Азии», т. е. персидский царь, и его друзья, благодаря промыслу Хершефи, оказывали ему милость не в пример другим представителям покоренного народа; царь утвердил его в жреческом достоинстве и взял его с собой на войну «греков», т. е. в поход против Александра. И здесь, промыслом Хершефи, «отразившего Азию», т. е. персов, он уцелел (вероятно при Иссе), когда было убито «бесчисленное множество на его стороне» (в том числе, как известно, и персидский сатрап Египта). Водимый своим богом, он возвращается в родной город, где бог «дает ему хороший конец», т. е. он приспособился и к новому режиму македонян. Надпись чрезвычайно важна интересна и является параллелью к знаменитой Ватиканской статуе: та начинает персидский период Египта, эта его заканчивает.

Приведенная надпись весьма интересна и в культурно-историческом отношении. Она является актом благодарности богу-покровителю и дает нам ценные указания на религиозное миросозерцание ее автора и многих подобных ему египтян. Мы видим, что благочестие и религиозность, столь заметные в саисскую эпоху, еще более прогрессируют. Человек чувствует себя под неусыпным блюстительством божества, которое является ему в сонных видениях и творит для него чудеса. Само оно наделяется такими свойствами, какие делают его еще более далеким от наивного фетишизма древности. Бог, которого особенно чтит автор надписи, — это царь не только Египта, но и всех стран, и это понятно, так как он — «свет, освещающий землю, правое око которого — солнце, а левое — месяц, душа — свет, а из ноздрей выходит ветер, чтобы оживить все». Он требует себе служения, но сам подает гораздо больше того, что может для него сделать человек... Таковы возвышенные представления, проникшие со стен храмов и из гимнов в надписи частных лиц. Храмовые тексты, если бы мы ими обладали в достаточном количестве, развернули бы пред нами и для этой эпохи интересную картину учений и высоких представлений. Единственный храм, дошедший более или менее полно, находится вне Египта — в Великом оазе, где продолжал почитаться уже сделавшийся древним бог Амон с его фиванским учением. Надписи на стенах этого храма датированы именами Дариев I и II. Они содержат гимны Амону, частью переписанные с более древних текстов. В них верховный бог отожествляется со всеми великими богами Египта, объявляется виновником жизни и промыслителем тварей. Это — космический монотеизм, близкий к пантеизму, но с этической окраской.

«Велики имена его все, сокровенны пред детьми его. Когда открываются врата неба к земле, сияет владыка престолов обеих земель в образах своих... в имени своем Ра, каждый день... Он проливает дыхание в гортани, в имени его Амон; он непоколебим во всем, душа Шу и всех богов, тело живущих жизни, творец плодоносных деревьев, виновник наводнения, нет жизни без него на окружности земли... сияющий в горизонте, распространяющий теплоту свою по земле, в имени его Осирис, творец света. Гор духов живущих, живущий в океане Нун, жизнь богов и людей...

Подобие Амона, подобие Атума, подобие Хепры, подобие Ра, единый создавший себя в виде миллионов, Тенен, предвечный, подобие, образовавшее свое тело собственными руками в виде любого образа, согласно своему желанию. Подобие великого крылатого солнечного диска, первого на небосклоне богини Нут, которая поручила ему небо и землю во всем их окружии, с тех пор, как воссиял он (над) водами в Каи-ка Ермополя. Боги идут (?), когда он исходит... Он озаряет круг неба перьями своими., он не гибнет во веки веков, плавая по небу, кружась по преисподней ежедневно, чтобы восстановить Осириса царем ада и обновить тело свое снова и усладить сердце матери сына его — Гора. Это — он, восходя и заходя ежедневно, пребывая на небе, чтобы освещать обе земли, руководить людей. Во веки живет овен Амона в его правом оке — в солнечном диске на небе, каждый день, во веки... Подобие Атума, подобие Осириса изначала. Левое око его — измеритель — Тот, подобие Амона ночью, сияющий на детей своих, плывущий по небу каждый день от угла горизонта, чтобы дать бытие временам года. Течение его против Ра, нет другого (подобного ему)... боги ликуют, ему больше, чем Шу. Они идут к нему, как идут сыновья убогих к другу (?), как верховный глава к сыну своему, который на престоле его, во дворце его. Определяется вечность сообразно времени его, когда он восходит и заходит. Вечно жив овен Амона в его левом оке, месяц ночью, царь живущих (звезд), разграничитель времен года, месяцев, лет. Он шествует вечно, восходя и заходя, подобие, подобие Шу, подобие высокое, более всех богов, подобие прекрасное, образы у четырех ветров неба, вышедших из уст его величества сына Шу, повелевающего ветрами, плывущего по небу каждый день, живущего в облаках над Шу, объезжающего небо. Он входит в деревья — они существуют, он оживляет цветок, проявляет (?) силу свою больше, чем у могучего льва. Нет другого над ним. Слышен его голос, но не виден он сам ни для какого дыхания. Он укрепляет беременную при родах, он оживляет вышедшее из нея. Он пробегает таинственный мир того, чье сердце не бьется, давая ему сладостное дуновение северного ветра, наполняя сердце его своим благовонием постоянно, ежедневно давая силу в тело его, когда приходит сообразно времени своему неукоснительно. Да даст (?) он имя свое Гору-тема, да защитит Шентит, да утвердит сына ее на престоле отца его во веки, Амон, душа Шу, плывущий по облакам между небом и землей... Живут от него во веки».

Что касается этической стороны египетских религиозных представлений, то в памятниках этого времени мы услышим уже знакомое нам. Так, большой манчестерский папирус из Эль-Хибе, представляющий жалобу угнетенного жреца Петиисе, обращенную к персидскому наместнику времени Дария I, приводит ряд, к сожалению, трудно переводимых гимнов Амону, в которых это божество выступает в знакомой нам роли защитника угнетенных и отмстителя злодеям. Весьма рельефно выражены нравственные представления также на некоторых саркофагах этого времени, особенно в одном тексте венского саркофага жреца Панемисе и каирском саркофаге его родственника Харемхеба:

«Откройте мне ваши врата в мире, откройте мне земли обоих истоков Нила, чтобы мне входить и выходить в преисподней, чтобы ходить жо земле, согласно желанию. Не погибнет душа, не гибнет мое тело, я — достойный у Осириса. Возьмите меня в преисподнюю, вы, находящиеся на вратах, не возвращайте меня назад; стражи врат, протяните мне ваши руки, чтобы соединиться с покоящимися в мире, находящимися в Месеке, бдите над моим гробом, сохраняйте мою мумию, прогоняйте зло, находящееся вне меня. Да войду я в дом преисподней к Осирису; да прославятся, мои добрые дела на его месте, мои добродетели — в великой зале правды на небе. Мое сердце ненавидит ложь, я знаю духа великого бога преисподней, я не погрешил против него, ибо избегал всего, что ненавидит его дух. Не был я склонен делать то, что ему ненавистно, не брал я ничего воровством, не вредил никому в жизни моей, не лгали мои уста со дня рождения, с младенчества до старости, не произносил никогда лжи доныне. Я величал духов, украшал духа, я следовал приличному и делал добро относительно всех людей, восхваляя богов, неустанно делая дело их каждый день и ночь. Духи превосходные, слушайте слово мое воистину. Я кормил людей в моем доме, давая пропитание нуждающимся. Я давал мои руки разбитым, чтобы доставить им питание для жизни. Добродетели мои многочисленны и сияют пред миллионами, ибо я дал изобилие неимущим. Я не лгу и не говорю неправды. Я — хвалимый, хвалимый в городе моем; нет порока в том, что я делал. Сердце человека — его бог сам. Сердце мое довольно тем, что я сделал; оно в теле моем; я — бог. Радуются боги видеть меня. Нельзя найти (во мне) ничего для пожирателя многих, не написано против меня преступления в трибунале Гора, что на весах; сердце мое на пути Испытателя сердец. Я знаю великих спутников Осириса. Откройте ваши врата, стражи дверей, отверзите мне путь чрез чертог сокровенный, да видят меня мумии и тени, да видят меня боги ради того, что я делал для них в течение лет пред живущими, да узнают меня рехит (люди); я был на земле ради добра, которое им сделал. Причислите меня к вам вместе с духами (святыми), ибо чтил я богов запада, ибо делал я добро, да соединюсь с вами в веселии... Я иду скоро ко владыке молчания; удалено от членов моих утомление; я поклонюсь духам, живущим у Ра. Да даст он моей душе соединиться с телом, да утвердит мое сердце на своем месте, да расширит мое шествие среди покойных, входящих в землю, согласно желанию сердец их, я живу во веки, в бесконечное время. Память о добре, которое я делал, остается в преисподней. Возвещает оно совершенства твои богам, говоря: ты превосходен пред чистыми, живущими на небе, подобно звездам».

Автор этих благочестивых строк, однако, всецело стоит на традиционной почве египетских мифологических представлений; на его гробе изображены те же духи, божества и чудовища, что и везде. Точно также и владелец следующего саркофага, относящегося к тому же времени:

«Ты принят богами, находящимися в преисподней, следуя к месту, куда желаешь, с духами совершенными запада Фив, с богами, которые там. Они говорят тебе: «добро пожаловать». Ты будешь гостем, не меньшим одного из них. Ты получишь дары с жертвенника Ра, освежишься освежением Сокара. Осирис Аараи, ты выходишь чистым с цветами из храма твоего города. Дают тебе каждение, возлияние духу твоему, приносят дары тебе из божественных вещей, как ты делал для твоих отца и матери, как совершенных покойников. Возносится душа твоя на небо, чтобы созерцать солнце, тело твое в преисподнюю с Кебом, ты свидетельствуешь утварь Осириса и возлагаешь на себя корону Урт. Ты получаешь место твое в аду, место твое вечное, время твое не гибнущее, лето твое — также. Ты выходишь и ходишь с Осирисом. Ты пьешь воду на каналах Нила, ты получаешь дуновение северного ветра. Открыты тебе врата неба; ты принят среди них в мире. Выходит душа твоя, чтобы соединиться с душами превосходными; превосходно тело твое в преисподней, о Аараи покойный».

Здесь все обычно и традиционно, как во все эпохи Египта. Высокие идеи продолжали уживаться с прежними анимистическими представлениями. С этой стороны наша эпоха была прямым продолжением саисской. Внешнее наивное благочестие дошло до крайних пределов. Греческие комики Анаксандрид (сред. IV в.) и Тимокл (кон. IV в.) указывают на египетский культ животных, как на непонятный для греков; первый говорит даже, что на него и на другие различия в правах и быте указали египетским послам, мотивируя этим отказ в заключении союза.

Количество боготворимых форм росло, странным образом уживаясь с идеей единства божественной сущности. Вероятно, одним из средств примирить это было необычайное превознесение местных божеств, пример которому мы видели на Хершефи ираклеопольском, и окружение их сонмами подчиненных божеств; в состав этих сонмов входил почти весь египетский пантеон. Таким образом, все местные божества наделялись сходными эпитетами, считались божествами света и, следовательно, тожественными. Так, Нектанеб I в Бубасте называл себя «сыном Бает», вместо обычного «сын Исиды». Во всех местах культа жрецы принимают целые вереницы титулов, так как рядом с местным божеством чтились едва ли не все египетские божества. Характерным примером нагромождения божеств является уже упомянутый нами наос Нектанеба II в Сафт-элъ-Хенне:

«Он пришел и умертвил Апопи и открыл благоприятный год; боги и богини ликовали и веселились в его святилище, ибо он связал врага; земля востока в радости: он убил врагов; гора Ману в веселии, когда его дух восходит и идет на горизонте: его враги изрублены. Когда он плывет по небу с благоприятным ветром, он достигает хорошего запада; обитатели запада в радости, видя, что он приближается к ним, члены их дрожат при виде его: он всегда на устах их... Когда он поднимается на гору Баху, все животные ликуют ему; его лучи и сияние на них; он приводит девятый час, когда таинственное время прошло в Нут. Неразрушимые звезды не останавливаются. Гор-тема, вооруженный копьем, поражает Апопи впереди корабля. Гор берется за руль, чтобы управлять; великая Сохмет, владычица писания, произносит заклинания кораблю бога. Он идет и умерщвляет врагов. Благой бог, храбрый, разрушитель и прогонитель премудрый и разумный, сражающийся за Египет против бунтовщиков областей, попирающий под ноги азиатов, освобождающий трон от их насилия, твердый сердцем, идущий вперед и не отступающий, заботящийся о храмах своим великим разумом, подобным тому, что исходит из уст Ра. Почтенный бог Сопд, владыка востока, да вспомянет свое благоволение над его волей, и все боги, когда его величество подходит пред них. Когда царь хотел воздать почтение этому богу в сокровенном святилище, неведомом жрецам, и где все боги области были со своими телами, боги вложили в сердце царя. После многих лет, неведомо как, они увидали его явственно, как он поднялся на этом одре. Царь явился на восток, он украсил мир своими лучами; ты вознесся высоко, как владыка правогласия. Благой бог украшает седалище его, как «обиталище сокровенного образа» владыки востока, для тела его собственного. Боги, что позади его — на правой стороне, цикл богов — на левой от него. Когда он, выходит, цикл богов пред ним подобно тому, как у Ра, когда тот сияет в горизонте и когда заходит на седалище свое каждый день».

Таков текст, начертанный на стенах наоса, воздвигнутого на восточной окраине Дельты, вблизи Гесемской земли, по поводу «чуда» явления местного бога и в воспоминание побед над персами, а может быть и для снискания помощи божества в предстоящей войне, И здесь говорится о чуде, как у Самтауи-Тефнахта о сновидении. Наос покрыт бесчисленным количеством изображений: целая вереница богов, духов и фетишей в разнообразных положениях, ритуальных и мифических, является в свете Сопда, как бога света, поражающего демонов мрака и врагов Египта.

Еще в большей степени подчеркнута эта дуалистическая идея на памятнике Нектанеба I, известном под именем стелы Меттерниха и изданном В. С. Голенищевым. Здесь вереницы изображений все проникнуты идеей зиждительной силы вечно юного божества света и его победы над темными силами. Во главе поставлено солнце, как огненная стихия, выплывающая из трех остальных стихий, и солнце в виде огненного старца, подобного Сопду на наосе в Сафт-эль-Хенне и попирающего гадов; в центре — солнце в виде младенца Гора с двумя головами, младенца и старца, попирает и давит гадов; вся масса божеств и второстепенных изображений также выражает эту идею; царь Нектанеб I, коленопреклоненный пред верхним изображением рождающегося солнца, произносит: «о владыка огня, жара и зноя, дай свое пламя всюду, но не сожигай». Все остальные многочисленные тексты содержат магические заклинания против укушения гадов, с намеками на соответствующие мифы. Был ли этот памятник, сооруженный для царя, доказательством его суеверия, или он воплощает идею победы сынов бога света над политическими гадами, отродьем Тифона — персами, и служил. как бы государственным талисманом, мы не знаем, но следует отметить, что с этого времени подобия его — фигурки юного божества, попирающего крокодилов и гадов, с соответствующими текстами, входят во всеобщее употребление, являясь талисманами против укушений и яда и укрепляя в сознании народа роль божеств света, как представителей не только физического света, но и всего доброго и прекрасного. Дуалистические представления развиваются, Апопи и Сетх делаются настоящими чертями. Статуэтки Сетха уничтожаются, имя его выскабливается и избегается; вместо него начинают употреблять «бу», т. е. пустое место. Сообразно этому, Осирис и его цикл стал пользоваться еще большим почтением, чем раньше, и сравниваться с солнечными божествами. Греки познакомились с египетской религией, когда она приняла этот дуалистический характер; этим объясняется, что в их известиях он слишком подчеркнут. Египтологи старого времени, по недоразумению, распространили его и на древний период, когда Сетх вовсе не считался злым божеством. Конечно, такая, эволюция египетских представлений вполне могла быть совершенно естественной, как переход от дуализма материального к нравственному, но на нее, вероятно, оказала свое влияние долгая борьба с Азией, с ненавистными персами; как известно, Сетх считался богом азиатов... Нам будет понятно известие классиков, что египтяне называли Оха ослом — осел в это время символ Сетха-Тифона. На жизнь храмов и духовенства в эту эпоху проливает много света глубоко интересный памятник, обнимающий саисское и персидское время — дело фамилии жрецов бога Амона в г. Таюджой близ Ираклеополя. Храм здесь был построен еще Шешонком в честь Амона. и фиванских богов, в благодарность за победы в Палестине. Местный жреческий род происходил от верховных жрецов в Фивах и занимал выдающееся положение в государстве — он дал несколько «начальников гаваней», которым при саисской династии, был подчинен весь юг «от южной башни Мемфиса до Ассуана», они заведывали всей внутренней и внешней торговлей и жили в Ираклеополе вблизи богатого Фаюма, нося, титул его князей. За время смут и иноземных нашествий храм пришел в упадок.