Quot;БЫТИЕ И ВРЕМЯ" ("Sein und Zeit", 1927) — основная работа Хайдеггера. 4 страница

представляют собой сознание и феномен". При этом Сартр утверждает онтологический приоритет бытия-в-себе над сознанием, отказываясь как от идеалистичес­кого, так и реалистского решения вопроса об отноше­ниях между ними: "трансцендентное бытие никоим об­разом не может воздействовать на сознание", равно как и сознание не может "конструировать" трансцендент­ное, "объективируя элементы, заимствованные у своей субъективности". Однако понять эти отношения мож­но, по Сартру, только обращением к конститутивной работе сознания, к его означивающей деятельности, ибо бытие-в-себе "не поддерживает никакой связи с тем, чем оно не является". Условием того, чтобы то­тальность существующего могла обнаружить себя как "мир" со всеми его квалификациями (а это всегда суть человеческие квалификации: "дистанция", "разруше­ние", "уничтожение", "препятствие", "отсутствие" и т.п.), является свобода человека как способность созна­ния производить "ничто, изолирующее его от сущест­вующего", и в этом зазоре трансцендирования посред­ством своего проекта наделять данное смыслом, то есть вступать в отношение к данному. Являющееся в действительности единым и неделимым, это движение экзистенции в мире описывается Сартром — в зависи­мости от ракурса рассмотрения — в терминах: созна­ние, неантизация, трансцендирование, превосхождение данного, отношение, выбор, проект, свобода, отри­цательность, смысл, усилие "дать себе основание". В качестве "несубстанциального абсолюта" сознание в сартровской онтологии есть очаг продуцирования сво­бодных актов, артикулирующих и организующих су­ществующее в "ситуацию". Давая себе то, что ему про­сто "дано", сознание у Сартра есть "абсолютное собы­тие", происходящее с бытием. Сознание "появляется как крохотная неантизация, которая возникает в недрах Бытия; и этой неантизации достаточно, чтобы с В-себе случилось тотальное потрясение. Это потрясение, оно-то и есть мир". Сознание как акт самоопределения че­ловека в бытии, ставящий его "вне бытия", является источником и точкой ослабления структур бытия, его "разжатия", разрыва его каузальных серий и появления в нем "трещины". Свобода, противопоставляемая в "Б.иН." случайности, задается, таким образом, как по­стоянная онтологическая необходимость для человека "давать себе данное", то есть возобновлять его в прост­ранстве своего собственного переживания (решения, интерпретации), и эта интерпретация данного, собы­тия составляет, по Сартру, их конститутивную часть. Хотя человек выбирает свой способ бытия на фоне аб­солютной случайности своего "здесь-бытия", он дер­жит в своих руках все нити, связывающие его с миром. Не выбирая свою эпоху, он выбирает себя в ней. Он

должен быть одновременно фактичностью и трансцендированием, изобретая, строя себя "вплоть до мельчай­ших деталей". Он ничего не претерпевает: любое его состояние, действие и бездействие ангажирует его сво­боду. Тем самым сознание, это "первоначальное фонта­нирование", составляющее внутреннюю онтологичес­кую структуру ситуации, мира, бытия, делает данное "проблематичным", а человека — существом, которое "должно себя ожидать и делать себя". Так в феномено­логическую онтологию вводится тема живой событий­ности, открытости, незавершенности и негарантиро­ванности "человеческой реальности" и мира. Важней­шим понятием феноменологической онтологии Сартра является понятие ситуации. Анализируя ситуацию как нерасторжимый синтез данного и сознания, фактично­сти и свободы, Сартр показывает, что авторство чело­века имплицировано в его ситуации, ситуация реализу­ется только в свете человеческой цели. Свобода в каж­дом человеке объявляется "безосновным основанием" всех связей в мире, основанием ситуации, истории. От­казываясь признавать механическое воздействие среды на человека, Сартр заявляет: среда может оказать воз­действие на человека только в той мере, в какой он трансформирует ее в ситуацию. Экзистенциальному психоанализу не может пригодиться никакая объектив­ная дескрипция среды, считает он, ибо ситуация с са­мого начала "отсылает" к человеку точно так же, как самим своим бытием в мире человек уже указывает на ситуацию. Ситуация есть "сплав" субъективного и объ­ективного, "двусмысленный феномен", в котором ока­зывается практически невозможно различить "вклад", "долю" субъективности и объективности. Ситуация не может быть названа ни объективной (хотя отдельные ее структуры могут и должны быть строго объективны­ми), ни субъективной: ситуация — это "...сами вещи и я сам среди вещей...". Только благодаря раскрываю­щей свободе "имеется это бытие, которое является ее бытием позади нее... она должна быть позади себя этим бытием, которое она не выбирала, и именно в той мере, в какой она поворачивается к нему, чтобы осве­тить его, оно есть". Ситуация, по Сартру, оказывается таким образом "совместным продуктом случайности в-себе и свободы". Продолжая и развивая линию рас­смотрения свободы и "собственно сознания" как "пус­того" сознания, заявленную в ранней работе "Транс­цендентность Эго" (1934), Сартр в "Б.иН." отождеств­ляет субъективность с "сознанием сознания". На этой основе он развивает идеи прозрачного для самого себя сознания, сознательного единства жизнедеятельности человека, его авторства и тотальной ответственности за мир и свой собственный способ быть в мире. При этом, заявляя "о глубоком единстве сознания, которое откры-

вается в cogito", трактуя психическое как "объектива­цию онтологического единства для-себя", философ от­вергает любые формы субстанциалистской концепции "человеческой реальности", любые формы психологи­ческого детерминизма как одного из видов "недобросо­вестности". Прежде чем быть теоретической концеп­цией, психологический детерминизм "есть поведение оправдания, или, если хотите, основание всех поведе­ний оправдания. Он есть рефлексивное поведение по отношению к тоске, он утверждает, что в нас имеются антагонистические силы, тип существования которых сравним с типом существования вещей... Он отрицает это трансцендирование человеческой реальности, ко­торое заставляет ее возникать в тоске по ту сторону ее собственной сущности...". Отказ от субстанциалистского объяснения человека вовсе не означает отказ от идеи личностного единства, считает Сартр: "...рассма­триваемое бытие не рассыпается как пыль... в нем можно открыть это единство — только карикатурой на которое и была субстанция, — и оно должно быть единством ответственности: приятным или ненавист­ным, порицаемым или восхваляемым единством, коро­че, личностным. Это единство, которое есть бытие рас­сматриваемого человека, является свободным объеди­нением. И объединение не могло бы происходить после разнообразия, которое оно объединяет". Изначальный, подлинный и нередуцируемый синтез, к которому в ко­нечном счете стремится выйти Сартр, есть синтезиру­ющая деятельность первоначального проекта челове­ка. Называя этот выбор "судьбой" человека, Сартр вме­сте с тем утверждает возможность "абсолютных изме­нений" для него. "Эта модификация... всегда возможна. Тоска, которая... обнаруживает... нашу свободу, есть свидетель этой постоянной модифицируемости нашего первоначального проекта". Итак, на вопрос: каков смысл бытия, поскольку оно содержит в себе два реги­она — в-себе и для-себя?— Сартр отвечает: бытие есть подвижный "эскиз квазитотальности", конкретная ар­тикуляция (синтез) бытия-в-себе сознанием и, в конеч­ном счете, "индивидуальная авантюра". Онтологичес­кий анализ открывает в этом "событии", в этом проис­ходящем с В-себе "потрясением", организующем в-се­бе в "мир", в "ситуацию", еще один — третий — реги­он, тоже участвующий (в качестве имплицированного) в открывающей бытие, неантизирующей и проектиру­ющей работе сознания. Это идеальный регион "причи­ны себя" как ценности. Будучи сопряженной с означи­вающей и проектирующей работой сознания, ценность возникает одновременно с ним: из нее сознание извле­кает для себя самого свое значение как сознания. Та­ким образом, ценность приходит в мир посредством "человеческой реальности"; она символизирована в

конкретных выборах человека. Идеальное присутствие "причины себя" как ценности составляет единую тему всех выборов человека, под ее знаком сознание проек­тирует себя, стремясь преодолеть свою "недостаточ­ность" и стать "позитивностью", тотальностью в-себе-для-себя, то есть бытием, которое было бы одновре­менно основанием своего бытия. (Ведь сознание, су­ществуя "из себя", есть, по Сартру, причина только своего способа быть "ничто-бытия", неантизацией в-себе, но оно не является "основанием своего бытия-как-ничто-бытия".) Стремление сознания стать такой тотальностью Сартр называет проектом быть Богом, Ens causa sui. Проект быть Богом — фундаментальная, хотя и нереализуемая, онтологическая структура лич­ности. "Человек делает себя человеком, чтобы быть Богом", сознание есть "беспрерывно возобновляющий­ся проект дать основание самому себе в качестве бытия и постоянный крах этого проекта". И хотя человек объ­является Сартром "бесполезной страстью" ("...как раз потому, что нет никакого общего измерения для чело­веческой реальности и причины себя, которой она хо­чет быть, можно точно так же сказать, что человек тра­тит себя, чтобы причина себя существовала"), его уси­лие сделать так, чтобы "рождался Бог", провозглашает­ся уделом человека, его фундаментальным проектом. Итак, метафизическому понятию Ens causa sui принад­лежит главенствующая роль в исходной системе коор­динат, задающей перспективы видения, правила рас­пределения и артикуляции смыслов в онтологии Сарт­ра, дифференцирующей регионы бытия по принципу наличия (отсутствия) у них либо бытия, либо способ­ности к самопричинности и ищущей механизм их он­тологической связи, механизм их синтеза в "мир". И в своих рассуждениях о реальном Сартр исходит из ме­тафизического предположения "недостающего", "не­возможного" — бытия, которое было бы "основанием своего бытия", "бытием-причиной-себя". Для Сартра это — тотальное (идеальное) бытие. Исходя из априор­ного "доонтологического понимания Ens causa sui", он описывает реальное как "постоянную дезинтеграцию" по отношению к идеальному (невозможному) синтезу, как "неудавшееся усилие достичь достоинства причи­ны себя". "Б.иН." развивает, таким образом, идею сво­боды (самоопределения, авторства, проекта) человека как конститутивного элемента бытия и, соответствен­но, принципа интеллигибельности мира (ситуации) и человеческого существования в нем. При этом сартровская онтология стремится охарактеризовать ситуа­цию одновременно как со стороны случайности самой свободы (недедуцируемости выбора), так и со стороны мира, "который окружает эту случайность своей собст­венной случайностью". Делая попытку возвратить гус-

серлевское cogito в фактический, реальный мир ("нельзя a priori и онтологически определить то, что возника­ет во всей непредвидимости свободного акта"), Сартр хочет вернуть гуссерлевскому понятию интенциональ­ности его "конкретный характер". Анализ интенцио­нального опыта осуществляется им не с точки зрения "абстрактной логической необходимости", которая принадлежит "условиям возможности" нашего опыта, а с точки зрения такой необходимости (если она суще­ствует, делает оговорку философ), которая должна быть "случайной необходимостью", то есть "фактичес­кой необходимостью". Исследуя таким образом про­блему конститутивной деятельности сознания с пози­ций личностного усилия, "индивидуальной человечес­кой авантюры" и "единичности человеческого сверше­ния", Сартр тем самым делает возможной фиксацию трансцендирования (выхождения человека за пределы данного) в его конкретности, "нередуцируемой случай­ности", недедуцируемости свободного акта. Противо­поставлением "случайной необходимости" "логической необходимости" "Б.иН." вводит в феноменологию прагматику. Свои разработки Сартр подчиняет поис­кам методологических средств понимания "конкретно­го", выявления "изначального проекта" человека как его "радикального решения, которое, не прекращая быть случайным, было бы подлинным нередуцируе­мым психическим". С этой целью в "Б.иН." разрабаты­вается метод экзистенциального психоанализа. (Как метод философской антропологии он будет развивать­ся и применяться Сартром в его биографических ис­следованиях о Ш.Бодлере, Ж. Жене, О.Флобере и дру­гих.) Онтологическое описание ценности, фундамен­тальных целей и возможностей человека закладывает основы и принципы этого метода дешифровки, фикса­ции и концептуализации эмпирических поведений, со­стояний, вкусов и склонностей индивида, "выявления бытия" через понимание его символических выраже­ний и, таким образом, прояснения "изначального реше­ния" человека как конкретной, индивидуальной, уни­кальной спецификации универсальной онтологической структуры личности (ее фундаментального проекта, проекта быть Богом). Изначальный выбор человека (интенция, в которой имплицирована, "свернута" дея­тельность первичного жизнезначимого смыслообразования, являющегося своего рода матрицей последую­щих жизненных проявлений индивида, внутренним па­фосом его судьбы) выполняет в сартровской онтологии роль правила организации и интеллигибельности кон­кретного экзистенциального опыта. Первоначальный выбор, этот "фундаментальный акт свободы" — перво­причина наших состояний и действий. Не сводясь ни к одному из конкретных эмпирических проектов челове-

ка, он есть их значащее ядро, их единый логический смысл и значение. Сартр пишет: "...мы постигаем наш выбор не как вытекающий из какой-либо предшеству­ющей реальности, а наоборот, как должный служить основанием для совокупности значений, конституиру­ющих реальность". "Изначальный выбор" человека Сартр объявляет "тотально сознательным" (пережива­емым), ибо дорефлексивное cogito, являющееся, по Сартру, условием картезианского, рефлексивного cogi­to, есть "непосредственное и некогнитивное отноше­ние себя к себе", и сознание является "сознанием на­сквозь". В "Б.иН." проводится и обосновывается раз­личение осознанности и познанности, оспаривается идея бессознательного Фрейда, доказывается "коэкстенсивность" психического факта сознанию. Сознание объявляется "мерой бытия" психического, дорефлек­сивное cogito — "законом существования сознания" и непременным спутником всех состояний и действий человека, обеспечивающим сознательное личностное единство, сознательный характер авторства человека, его вменяемость и ответственность. Фрейдовская цен­зура должна знать вытесняемые импульсы, она должна уметь распознавать, различать то, что она вытесняет, в противном случае она не могла бы с уразумением вы­полнять свою роль, — возражает Сартр Фрейду, обос­новывая свое утверждение абсурдности идеи бессозна­тельного сознания и противопоставляя ей идею созна­тельного единства человеческой психики. "Как вытес­няемое влечение может маскироваться, если оно не со­держит в себе: 1) сознание того, что оно вытесняется; 2) сознание того, что оно вытесняется, потому что оно есть то, что оно есть; 3) проект маскировки?". Описа­ние процесса маскировки имплицирует, по Сартру, "неявное обращение к финальности". Будучи непо­средственным "присутствием-с-собой", сознание обла­дает деструктивной силой "свидетеля своего бытия". Поэтому сартровский человек "всегда натыкается на свою ответственность", у него нет алиби, все в нем и вокруг него — его "индивидуальное предприятие", су­веренный выбор. Между человеком и миром — отно­шение "сообщничества". Отсюда и экзистенциальная тоска как осознание человеком своего безусловного ав­торства и ответственности (безусловная, абсолютная ответственность человека у Сартра есть "простое логи­ческое требование последствий нашей свободы"), неоправдываемости своих выборов и постоянной возмож­ности их изменить, то есть жить и действовать иначе. "Б.иН." разоблачает "дух серьезности", различные формы недобросовестности, маскирующие от человека его неустранимую участность в бытии, показывает их несокрытость от самого человека. При анализе "духа серьезности" Сартр исходит из различения простой ма-

териальной конституции вещи и ее онтологической структуры как выражающей способ присутствия вещи в человеческом мире и, следовательно, укорененной в означивающей и проектирующей деятельности челове­ческого сознания. "Дух серьезности", по Сартру, ха­рактеризуется двояко: "рассмотрением ценностей как трансцендентных данностей, не зависимых от челове­ческой субъективности, и перенесением "желаемого" свойства из онтологической структуры вещей в их про­стую материальную конституцию". Основной резуль­тат экзистенциального психоанализа должен состоять, по мнению Сартра, в том, чтобы заставить нас отка­заться от "духа серьезности". Отказ от "духа серьезно­сти" — непременное условие достижения человеком аутентичного существования; Сартром оно связывает­ся с "чистой рефлексией" и определяется как безуслов­ное признание и принятие на себя человеком своего ав­торства и ответственности. "Онтология не может сама формулировать моральные предписания. Она занима­ется только тем, что есть, и нельзя вывести императи­вы из ее индикативов. Между тем она позволяет пред­положить, чем будет этика, которая признает свою от­ветственность перед лицом человеческой реальности в ситуации. Экзистенциальный психоанализ есть... мо­ральная дескрипция, так как он открывает нам этичес­кий смысл различных человеческих проектов". Онто­логия и экзистенциальный психоанализ, по мысли Сар­тра, и должны открыть моральному агенту, что он есть бытие, посредством которого существуют ценности, что он есть "ничто, посредством которого существует мир".В "Б.иН." исследуется также проблема Другого, отличие онтологической связи между двумя сознания­ми (как отношения отрицания — внутреннего и взаим­ного) от связи между сознанием и в-себе; развивается "феноменология взгляда". Сартр выявляет и описывает непростую и напряженную динамику отношений "объектности" и "свободной самости", конфликта и борьбы двух свобод за преодоление своего отчуждения Другим и восстановление себя в качестве "самости". Разработ­ка феноменологии Другого и отношений между "чело­веческими реальностями" как трансцендированиями, осуществляемыми во внешнем мире, предпринимается Сартром: а) по правилам принципа интериорности cogito и самоочевидности опыта, восходящего к тради­ции картезианского cogito; б) на уровне "фактической необходимости" присутствия Другого в моем непо­средственном, повседневном опыте ("Существование Другого имеет природу случайного и нередуцируемого факта. Другого встречают, его не конституируют", — настаивает Сартр, противопоставляя свою концепцию Другого гуссерлевской и хайдеггеровской концепци­ям); в) под знаком "конкретности" Другого и онтологи-

ческих последствий его существования для моей экзи­стенции (Другой конституирует меня "в новом типе бытия"), то есть под знаком "конкретности" способов присутствия Другого в моем экзистенциальном опыте в качестве условия и посредника моей индивидуаль­ности.

Т. М. Тузова