Имя — всего лишь тень от одежды, но её у меня много. А Сущность одна — Бодхисатва». 2 страница

Огласив молитву, старец велел идти ему в Царьград...

— Царьград? — робко переспросил Славик, видимо, с одной стороны, не желая прерывать Сэнсэя и в то же время терзаемый любопытством. — А где такой?

— Ну, это нынешний Стамбул в Турции, расположенный на обоих берегах пролива Босфор между Европой и Азией, соединяющего Чёрное и Мраморное моря, — дал полный ответ Сэнсэй, наверное, чтобы больше не возникало вопросов по географии.

— Да, далеко он его послал, — вставил Костик. — А зачем ему турки?

— Сам ты турок, — шикнул на него Андрей, недовольный, что ещё и Костик влез со своими вопросами, нарушив ход столь захватившего его рассказа. — Тебе же говорят, это был тогда Царьград.

— А-а-а, значит, там русские были? — не унимался тот, пытаясь докопаться до сути.

— Нет. Просто в те времена так русские называли Константинополь — столицу тогдашней Византийской империи, — терпеливо пояснил Сэнсэй.

— Константинополь? — радостно произнёс Костик и, видимо, решив реабилитироваться, быстро протараторил: — А это случайно не в честь того императора Константина, который создал религию христианства?

— Именно. В честь римского императора Константина. — Но только Костик раскрыл рот со следующим вопросом, Сэнсэй опередил его. — В честь римского императора, потому что этот город с 330 года нашей эры стал столицей Римской, а затем с 395 по 1453 года и Византийской империи. А вообще он был основан в 659 году до нашей эры и назывался Византий.

Получив столь исчерпывающий ответ, Костик сразу притих, тем более что Андрей слегка толкнул его в бок, дав понять, чтобы тот помолчал. Сэнсэй же продолжил рассказ дальше:

— Так вот, старец велел идти в Царьград, а оттуда на Святую гору, где Бог сподобит ему встречу с Тем, в Ком истинно пребывает сам Дух Святой, и Тот будет ему аки Светоч на пути к Богу. Сказав это, старец исчез. Вновь поднялся ветер. Небо заволокло тучами, и снова пошёл сильный снегопад. Но Антипий уже не обращал внимания на разбушевавшуюся стихию. Он был счастлив и полон решимости исполнить веление старца, добродушный лик которого запечатлелся в его памяти на всю жизнь. Это видение стало ключом ко всей его дальнейшей судьбе. Можно сказать, что с этого момента, момента его личного выбора, жизнь Антипия круто изменилась.

Целую неделю Антипий пребывал в необычном состоянии душевного подъёма, непрестанно повторяя молитву, данную ему старцем. Будто бы сам Бог находился рядом с ним и несказанно радовал душу своим присутствием. Именно в эти дни у Антипия появилось новое, ни с чем несравнимое чувство к Богу. И он впервые понял, что такое настоящая любовь божья. Это чувство не шло ни в какое сравнение с его предыдущими размышлениями о Боге, наивным сопоставлением с обычными человеческими эмоциями, бытующими среди людей. Это было нечто высшее, что не поддаётся описанию человеческим языком. Это было именно То, отчего душа радостно трепетала, пребывая в неземном восторге.

Но ровно через семь дней от незабываемого видения это необычайное ощущение Присутствия исчезло, оставив в памяти лишь приятные воспоминания поистине божественного чувства ликования души. Антипий, не раздумывая, снарядился и отправился в дальнюю дорогу, толком не ведая, в какую сторону идти. Но, как говорится, язык до Киева доведёт. Антипия он довёл до Царьграда. Путь был не лёгким. Но, непрестанно повторяя про себя услышанную от старца душеспасительную молитву, Антипий чувствовал, что сам Бог ему помогал. Чудом спасаясь от опасностей своего путешествия, Антипию в то же время несказанно везло как на хороших попутчиков, так и на добрых людей, указывающих нужную дорогу, дающих подаяние и временный ночлег-приют.

Добравшись, наконец, до Царьграда, то есть Константинополя, Антипий долго бродил по столице. Хоть и был красив город, но всё было в нём чужое: чужой язык, чужие люди, чужие нравы. Не один день он пробыл там, прежде чем встретил попутчика на Афон.

Тут Володя, вежливо кашлянув в кулак, проговорил:

— Про Афон слышал. Но, честно говоря, даже не знаю, где он расположен: — И растянув губы в неловкую улыбку, добавил: — Явно не «горячая точка» планеты.

— Это точно, — улыбнувшись, согласился Сэнсэй и стал пояснять. — Если глянуть на современную карту, то Афон находится в нынешней Греции. Это такой узкий гористый полуостров, точнее сказать восточное ответвление полуострова Халкидики в Эгейском море. Он заканчивается горой Афон высотой чуть больше двух километров. Она-то и дала название полуострову.

— Да, с географией у нас явно у всех пробелы, причём белые-белые, — усмехнулся Виктор.

— Ничего страшного, восстановим, коль они «белые», — добродушно произнес Сэнсэй и стал повествовать дальше. — К тому времени, когда туда пришёл Антипий, Афон был уже признан независимым монашеским государством, формально, по административным меркам подчинявшимся византийскому императору. А фактически там была власть Прота — всеми уважаемого старца, которого избирали для руководства на год от всех тамошних монастырей. На Афоне уже стояли тогда такие монастыри, как Великая Лавра, Протатон, Мони-Ивирон. Но Антипия туда сразу не приняли.

Тогда Антипий, по совету старого монаха, поселился в одной из пещер, расположенной в уединённом месте в юго-западной части острова. Надо отметить, что все два года, что он прожил в пещере, несмотря на скудность пищи, были для него одними из лучших лет на Афоне. Он был счастлив, что наконец-то достиг Афона, как велел ему старец в видении. Он был счастлив, что имел возможность усердно молиться Богу данной ему в видении молитвой, жить ради этого и быть наедине с Ним посреди этой великолепной природы. Днём он посещал монашеские храмы, осваивал новый язык и правила жития монахов. А по вечерам усердно молился, зачастую провожая в молитве закат и встречая ранний рассвет. И лишь по прошествии двух лет Антипий был принят игуменом одного из монастырей и пострижен в монахи, получив новое имя Антоний, в честь преподобного Антония Великого Египетского, ведшего подвижнический образ жизни и жившего долгое время в пещерах в одиночестве.

Антоний воспринял игумена данного монастыря за того самого «Светоча», о ком говорил старец в видении. Игумен же, в свою очередь, как и подобает ему по духовному сану, начал учить Антония иноческому житию. Через несколько лет Антоний достиг такого духовного роста, так «подвизался в добродетели», что уже многие «духовно пользовались от него». Даже монахи изумлялись настолько скорому укреплению его духа и воли. И было игумену видение, что Антоний будет причастен к подъёму христианской веры на Руси, что Антонию суждено подготовить Обитель для самого Духа Святого. Игумен расценил это как знак и поспешил отправить его на Русь, в Киев.

Антонию было тогда около тридцати лет. Добравшись до Киева, он посетил монастыри, строящиеся тогда иноками из греков, которые пришли для Крещения Руси вместе с митрополитом Михаилом. Но не захотел останавливаться ни в одном из этих монастырей. И стал ходить по гористым местным окрестностям. В конце концов, нашёл небольшую пещеру, которую когда-то ископали варяги, и поселился в ней. Но прожил там недолго. Как только со смертью князя Владимира власть перешла к Святополку, вновь начались кровопролития и гонения. Антоний ушёл обратно на Афон, где и прожил до старости в усердном молении.

Хоть Антоний и жил по распорядкам монастыря, но всё же у него был особый праздник в духовном радении. Он заметил, что каждый год в день памятного видения необычного старца, с самого раннего утра Антоний начинал ощущать необычный прилив сил. К нему вновь возвращалось то самое состояние духовного подъёма, которое он испытал после видения. Это продолжалось ровно неделю, а потом вновь исчезало. И Антоний стал относиться к этим дням как к особому празднику для своей души. В эту неделю он старался уединиться, не принимать пищу и ещё с большим усердием молиться Богу. И эффект оказался потрясающим. Это необыкновенное чувство внутреннего подъёма многократно усиливалось и с каждым годом становилось всё сильнее и сильнее.

Постигая впоследствии церковную литературу, Антоний всё чаще приходил к выводу, что в том памятном видении к нему являлся сам Архангел Гавриил — возвеститель радости и спасения, первовестник и служитель Божественного всемогущества чудес и тайн Божьих, хотя и в несколько необычном для церковных представлений видении.

Но самые главные события в духовной жизни Антония начались, когда ему уже перевалило за шестьдесят лет. Однажды среди братии прошёл слух, что их монастырь вскоре должна посетить некая таинственная персона. И судя по распоряжению старцев, действительно готовились к приходу очевидно важного для них духовного гостя. Как впоследствии рассказывал Антоний самому Агапиту, он тогда подумал, что ожидается приход какого-то очень авторитетного духовного старца. Но каково же было его удивление, когда вместо старца он увидел молодого человека с приятной внешностью, светло-русыми волосами. Необычными в нём были разве что его проницательные глаза, не по годам светящиеся какой-то глубокой мудростью и одухотворённым блеском. Но больше всего Антония поразило то, с каким трепетом и глубоким уважением относились некоторые старцы Афона к этому молодому человеку. Он не мог понять, почему его пребывание здесь было покрыто какой-то завесой непроницаемой тайны. Кем же тот являлся, что их старцы оказывали ему столько почестей и внимания? Вроде не монах, а говорил такие духовные речи, которыми даже их мудрые наставники заслушивались. Мало того, этот парень оказался весьма просвещённым человеком. В совершенстве владел несколькими языками. И что особенно приятно удивило Антония, так это то, что почтенный гость был выходцем из земли Русской и, как потом выяснялось, прекрасно знал Киев и его окрестные места. А звали того молодого человека Агапитом.

Даже когда Антония познакомили с ним лично, он первое время никак не мог привыкнуть к простоте общения этого парня с ним, несмотря на важность его персоны для Афона и того, с каким трепетом к нему относились их старцы. Но, пожалуй, самым поразительным были та простота и ясность, с помощью которых Агапит объяснял духовные мудрования святых отцов. А уж о толковании Учения Иисуса Антоний мог слушать его часами, ибо Агапит говорил так просто и понятно, с такими примерами и подробностями, словно сам присутствовал при тех событиях тысячелетней давности. И эти рассказы заставляли Антония вновь и вновь перечитывать имеющуюся церковную литературу.

За тот период времени, что Агапит пребывал на Афоне, Антоний очень сдружился с ним. Несмотря на свою молодость, Агапит обладал солидным багажом знаний, в том числе и в области медицины. И некоторым из этих знаний он обучил Антония. Агапит также хорошо разбирался, говоря нашим языком, в физике, химии, знании природных явлений, а также в областях человеческой жизни — в философии, политике, религии. С ним было приятно побеседовать на разные темы. И эти беседы оставляли какое-то необъяснимое, приятное ощущение в душе.

Антоний подружился с Агапитом, несмотря на такую существенную разницу в возрасте. И в этой дружбе он раскрыл для себя совершенно новую потрясающую Личность Агапита, когда тот стал посвящать его в тайны великой науки «Беляо Дзы» (Искусства Белого Лотоса). Именно из уст Агапита Антоний впервые услышал о предыдущей человеческой цивилизации Альт-Ланды, о подземном Храме Лотоса, построенном в те времена на территории Киевской земли, о ноше, которую передал Иисус Андрею Первозванному для тех мест. Многое ему поведал и многому научил его Агапит.

Спустя время они расстались. Агапиту необходимо было идти в столицу Византии, а оттуда на Восток. Но он пообещал, что обязательно встретится с Антонием, и «предрёк» их встречу на земле Киевской, в месте, отмеченном ещё во времена Альт-Ланды.

— А что, там действительно есть отмеченное место? — полюбопытствовал Костик, явно, желая услышать продолжение.

— Конечно, — ответил Сэнсэй. — Об этом месте сказано даже в Евангелии от Андрея Первозванного...

— Андрея Первозванного?! — оживлённо встрепенулся Андрей, как будто только сейчас услышал это имя.

— А кто это? — с ленцой спросил Руслан, почёсывая бок.

Сэнсэй усмехнулся, глядя на него, и произнёс:

— Андрей — это один из ближайших учеников Иисуса. Он был в числе первых, кого Иисус, проповедуя в Палестине, взял к себе в ученики.

— А что.., разве есть такое Евангелие от Андрея Первозванного? — удивился Николай Андреевич. — Библию читал. Об Андрее слышал. А за Евангелие от него... я не припоминаю. Может, эта книга просто не вошла в Библию? Там ведь сколько Евангелий — четыре, пять?

— Четыре, — ответил Сэнсэй и, помолчав, добавил: — От Матфея, от Марка, от Луки и Иоанна. Хотя и те были писаны.., — но, не договорив, продолжил: — В Библии Евангелия от Андрея Первозванного действительно нет. В Библию вошли не все евангелия, а лишь те, которые были отобраны императором Константином и его помощниками для выполнения поставленных перед ними задач. Остальные евангелия просто отвергли, так как в них трактовалось далеко не то, что им было нужно и выгодно. И даже те, которые отобрали, были изрядно подредактированы согласно обстановке нового времени и утверждения христианства как государственной религии.

С 364 года, когда «Новый завет» был утверждён как таковой, и до момента первого издания Библии, текст тоже неоднократно редактировался. Плюс неточности перевода сыграли свою роль. Ведь Библия писалась на древнееврейском, в незначительной части на арамейском языках, а «Новый завет» на греческом. Так что первая печатная книга, изданная в 1455 году, — это уже была существенная разница даже между той, которая редактировалась в 364 году. Плюс корректировки, которые были внесены в последующем. В результате имеем то, что имеем. И, тем не менее, дошло очень много ценного и нужного людям, — подчеркнул Сэнсэй. — И опять же, если говорить о евангелиях, то кроме канонизированных церковью, существует десятки апокрифических евангелий.

Руслан нахмурил брови и деловито спросил:

— А что такое апо... апо.... ну, эта... критика?

— Апокрифы — это произведения, которые не признаны церковью или жречеством священными книгами. А вообще, слово «апокриф» происходит от греческого «apokryhos», что означает «тайный», «секретный». И первоначально его относили к произведениям одной из групп христиан, которые именовали себя гностиками, пытавшихся сохранить своё учение в тайне.

— Да, да, — кивнул Николай Андреевич. — Кстати, я читал, что в 1946 году на юге Египта была обнаружена целая библиотека произведений христиан-гностиков.

— Совершенно верно, — подтвердил Сэнсэй. — Там как раз среди прочей литературы и обнаружили так называемые Евангелия от Фомы, от Филиппа, Истины, апокриф Иоанна. А ранее на папирусах в Египте были найдены отрывки из неизвестных евангелий, причем написанных в разных версиях...

— Ну надо же, оказия какая для попов! — хихикнул Женька. — Эти книженции не признають, а их всё находють да находють. Прямо бяда с этой древней «макулатурой».

Сэнсэй и ребята усмехнулись.

— Тут же ещё проблема в том, что даже апокрифы разделяют на «дозволенные» и так называемые «отречённые». «Отречённые» конечно же, старались уничтожить. Кстати говоря, первый официальный список «отречённых» книг был составлен в Восточно-Римской империи в V веке нашей эры. Естественно, что после такого «вандализма» потомкам достались только названия и цитаты, приведённые в своих произведениях христианскими писателями II–IV веков, которые спорили с этими книгами... Впрочем, всё как всегда, — пожал плечами Сэнсэй.

— Да, печально, — проговорил Николай Андреевич. — Это же история рода человеческого. И зачем было её уничтожать? Ну лежала бы книжка себе и лежала до своего времени. Пусть бы потомки выносили её на объективный суд.

— Понимаешь, в чём дело, — стал объяснять Сэнсэй, — некоторые из этих книжек действительно представляли ценность, поскольку отражали истинное Учение Иисуса в таком виде, в каком он давал. Поэтому они не оставляли равнодушными ни одну человеческую душу, ибо истинное Учение Иисуса делало людей по-настоящему свободными от всех страхов этого мира. Они начинали понимать, что тело — бренно, душа — бессмертна. Люди переставали быть заложниками и рабами иллюзии материального мира бытия. Они понимали, что над ними только Бог. Они осознавали, насколько коротка жизнь и временны те условия, в которые загнано их нынешнее тело. Они знали, что эта жизнь, как бы она ни казалась длинной, — всего лишь одно мгновение, в коем пребывает их душа. Они понимали, что любая земная власть, будь то политиков, либо религиозных структур, ограничивается всего лишь властью над телами. Правители же преклоняются перед своим «богом», которому дана власть на Земле, над её материей, но не над душой. Ибо душа принадлежит только истинному Богу Единому. И первые последователи Иисуса, которые исповедовали Его Учение (а не религию, коей оно стало позже), они теряли страх перед этой жизнью. Они начинали чувствовать и понимать, что Бог с ними совсем рядом, ближе и роднее всех и Он — вечен... Такая истинная свобода людей страшно пугала власть имущих. Поэтому последние и занялись сбором и тщательной переработкой имеющихся уже к тому времени письменных источников об Учении Иисуса. Очень много было уничтожено после отбора необходимой им информации для создания новой религии, насаждаемой уже власть имущими как говорится сверху вниз.

Поэтому многие письменные источники, где указывались истинные слова Иисуса, просто не вписывались в сборники «новой идеологии для масс». Но, несмотря на все сознательные упущения, ухищрения и эгоистичные амбиции людей, пребывавших в разные времена у власти в религиозных верхах, эти письменные источники были и есть!

Так вот, в Евангелии от самого Андрея Первозванного сказано, что после того как люди Понтия Пилата спасли Иисуса после распятия, Иисус разговаривал с Понтием Пилатом и именно по его просьбе принял решение уйти на Восток. Перед уходом он распределил между апостолами регионы, кому куда идти проповедовать Учение.

— Так вроде апостолы там жребий какой-то тянули, кому куда идти, — заметил Николай Андреевич.

— Нет, жребия как такового никакого не было. То уже домыслы людей. Апостолы... Кстати, слово «apostols» с греческого переводится как «посланец». Так вот, ученики-посланцы Иисуса были людьми совершенно разными и, естественно, отличались друг от друга степенью своего духовного развития. Иисус распределил между ними различные регионы с соответствующими народами и племенами, исходя из духовной зрелости самих посланников. Кто был посильнее, тому доставались более трудные места или особо важные регионы для будущего духовного возрождения человечества, а кто послабее — менее трудные «участки». В общем, каждому была определена ноша по силе его... — Сэнсэй помолчал, а потом проговорил: — Слишком важным это было для многих душ человеческих и в том времени, и в грядущем, чтобы распространение данного Учения доверять простому жребию ума человеческого...

Андрею же, как одному из сильных учеников, он наказал обойти с проповедью Фракию, Скифию, Сарматию. Но главное дойти до Борисфенскихгор и заложить там благословение земель тех, на которые через тысячу лет снизойдёт сам Дух Святой, устроив там свою Обитель. Иисус дал Андрею семена лотоса и велел возложить эту ношу в земле той в качестве дара Духу Святому. Его слова стали ребусом, заданным Иисусом, как для самого Андрея, так и для тех, кто впоследствии сталкивался с этим описанием. Мало кто понимал, почему Иисус дал ему именно семена лотоса, даже если эти семена были всего лишь символикой.

— А, правда, зачем? — удивился Андрей.

Сэнсэй лишь загадочно улыбнулся и, уклонившись от прямого ответа, промолвил:

— Любое семя — это, в первую очередь… ну, чтобы вам было более понятно, скажем образно, — это «микрочип», обладающий огромной памятью. Оно способно нести матрицу не только будущего растения, но и огромное количество другой информации. Как-нибудь позже я вам расскажу об этом поподробнее. В добавление ко всему, эти семена побывали в руках самого Иисуса — Сына Божьего. Да ещё семена лотоса, всхожесть которых сохраняется на протяжении тысячелетий... Вот и делайте выводы.

Сэнсэй замолчал. А мы сидели, глядя на него и тупо пытаясь догнать своими мыслишками «выводы», что, собственно говоря, тогда такого особенного произошло. Андрей же, очевидно пытаясь на своём мысленном уровне свести концы с концами в беспорядочном клубке вопросов, спросил:

— А как Андрей Первозванный нашёл то место, которое указал Иисус?

— Элементарно, — просто проговорил Сэнсэй. — В «Благой вести», то есть, говоря по-гречески euangelion, Андрей описал не только подлинную жизнь Иисуса, но и свой поход во время выполнения миссии. И как раз там он упоминает, что когда добрался до тех мест у реки Борисфена (а Борисфеном раньше называли Днепр), то Андрей сразу узнал это место, ибо Иисус, оказывается, описал его с детальной точностью. Создавалось такое впечатление, что Иисус хорошо знал эти горы, хотя никогда не упоминал, что здесь бывал.

— А что, Он там бывал? — поинтересовался Юра.

— Он ведь сын Божий, — с улыбкой ответил Сэнсэй. — А Бог везде. — И сделав паузу, продолжил повествование: — В общем-то, Евангелие от Андрея Первозванного потому и было отвергнуто, что никак не подходило к «кройке и шитью белыми нитками» новой религии. В основном по двум причинам. Во-первых, оно было чересчур свободолюбивым и правдивым, ибо там были написаны истинные слова Иисуса, как говорится, из первых уст. Да и сам стиль изложения Учения Иисуса был слишком прост, мудр и доходчив. Андрей также описал подробности из реальной жизни своего Учителя, о том, что Иисус в молодости был на Востоке, что опять-таки никак не вписывалось в церковные догмы. Да и, кроме того, упоминание о семени лотоса поставило их «величество цензоров» в полный тупик. Ведь это уже попахивало такими религиями, как буддизм, индуизм. Никому не хотелось примешивать в свою собственную религию такую яркую чужую символику. Так что это стало ещё одним камнем преткновения, споров и распрей между теми, кто решал, в каких «красках» должна быть выдержана идеология данной религии. Поэтому и убрали Евангелие от Андрея Первозванного, как говорится, подальше, «с глаз долой».

Были, конечно, ещё версии Евангелия от Андрея Первозванного, ходившие среди различных ранних христианских групп, но это уже были в основном записи последователей Андрея Первозванного о самом Учении Иисуса.

— А что случилось с этим Евангелием от Андрея? Его что, уничтожили? — полюбопытствовал Андрей.

— Пытались, конечно, — усмехнулся Сэнсэй, видимо вспомнив в этот момент какой-то смешной случай. — Но, как говорится, такие вещи в воде не тонут и в огне не горят, даже если этого ну очень хочет глупость человеческая... Но это всё так, мелочи жизни... После того как Андрей Первозванный выполнил наказ Учителя, через много лет исполнились слова Иисуса. В тех местах возник град Киев — «мать городов русских», столица колыбели объединения славян — Киевской Руси. А в месте, где были Андреем «возложены» семена лотоса, через тысячу лет снизошёл сам Дух Святой в человеческом теле и основал там свою Обитель.

— А как это, снизошёл Дух Святой в человеческом теле? — переспросил Костик.

— Ну, проще говоря, пришёл руководитель Шамбалы в теле Агапита.

— Сам Владыка Шамбалы? — изумился Андрей.

Сэнсэй усмехнулся.

— Да. Ему приходится посещать людской мир так сказать по долгу службы, хотя бы раз в двенадцать тысяч лет. А при важных событиях для человечества и того чаще, чуть ли не каждую тысячу лет, особенно на начальных и завершающих стадиях очередной цивилизации.

Костик только открыл рот, чтобы что-то спросить, как Сэнсэй, глядя на него, опередил с ответом:

— Имеется в виду «цивилизации» в понятиях Шамбалы... Но, пожалуй, мы немного отклонились от темы. Вернёмся к тем событиям, которые произошли через тысячу лет после Иисуса... Когда Агапит ушёл с Афона, через несколько лет игумену вновь было извещение от Бога. Ему явился в видении сам Архангел Гавриил и повелел отправить Антония в Русь. Было это в год 1051.

В этот раз Антоний, прибыв в Киев, уже не ходил по христианским монастырям, хотя в любом из них не отказали бы в приюте почтенному старцу с Афонской горы. Антоний целенаправленно пришёл в то место, где случайно остановился в первый раз, посещая Киев, и куда велел ему вернуться Агапит перед своим уходом. Он поселился на холме возле Днепра, в той же самой пещере. И стал жить, дожидаясь Агапита и пребывая в постоянных молитвах к Богу, особенно той, которая вела его с юных лет. Несмотря на то, что он часто испытывал нужду в пропитании, ежедневно физически работал, углубляя пещеру, всё же он был снова по-настоящему счастлив. Ибо пребывал наедине с Богом как тогда, в далёкой молодости, когда он жил в пещерах Афона.

Вскоре о нём начали узнавать местные жители. И Антоний стал прославляться среди них тем, чему учил его на Афоне Агапит — чудесами, даром прозорливости, исцелением молитвами. И люди потянулись к нему: одни за лечением, другие за благословением, третьи с желанием остаться вместе с ним, стяжаясь в духовном подвиге. Так что к приходу Агапита с Антонием уже проживали в пещере несколько человек, постриженных старцем по их просьбе в иноческий чин. К этому времени они расширили и углубили пещеру в совместных усилиях, устроив там себе кельи для жилья.

Антоний с превеликой радостью встретил своего давнишнего друга. Видя такое уважительное отношение старца к Агапиту, и остальная братия отнеслась к нему с таким же почтением. Агапит не переставал удивлять Антония своей загадочной, во многом таинственной личностью. По приходу Агапита в Киев Антоний стал свидетелем того, как тот имел тайную встречу с самим Ярославом Мудрым. Агапит передал для его «книгоположницы» четыре ценные рукописные книги и три манускрипта. Причём три книги были украшены дорогими камнями. А четвёртая, хоть и выглядела скромно, но, очевидно, являлась очень древней. Антоний был поражён. Ведь каждая книга была настоящим шедевром и стоила целого состояния. А манускрипты... Даже один манускрипт по тем временам оценивался баснословно дорого. И позволить себе такой роскошный, поистине царский подарок мог лишь человек, ну, как минимум, «голубых королевских кровей». Но тогда не только это изумило Антония. Главное как Агапит и Ярослав свободно общались друг с другом! Ярослав разговаривал с ним так, как будто давно и хорошо знал Агапита, словно они были добрыми, старыми друзьями и это несмотря на значительную разницу в возрасте и высокое великокняжеское положение Ярослава.

После той памятной встречи Антоний, потрясённый увиденным, поспешил предложить Агапиту возглавить братию, в которой был старшим. Однако Агапит пожелал оставить всё как есть, и быть у него простым монахом. Он попросил Антония никому не разглашать о его встрече с Ярославом. И восхотел быть постриженным в «иноческий чин», дабы ничем не выделяться среди остальной братии.

— Во даёт! — вырвалось у Костика. — Он же был Бодхисатвой! И пожелал стать простым монахом?!

Сэнсэй пристально на него посмотрел и чётко проговорил:

— Для Бодхисатвы любая власть — это пустой звук. Бодхисатва служит только Богу. В отличие от людей, он знает, что такое есть пребывание «здесь» и что такое есть пребывание «там».

Костик немного смутился и сконфуженно произнёс:

— Нет, ну я не в том плане... Я в смысле... — и тут он, видимо, нашёл подходящий довод, — я в смысле, отдыхать же надо когда-то Человеку. А то всё работа да работа. Ведь, насколько мне известно, простые монахи в те времена пахали, как папы Карлы.

На что Сэнсэй ответил:

— Для Бодхисатвы отдыха как такового в людском понимании не существует. Он знает, что такое время и умеет его ценить. Агапит, конечно, был влиятельной, сильной личностью. Но он сознательно ушёл от власти, управления братией и посвятил всё своё свободное время реальной помощи людям. Кстати, позже, когда число братии увеличилось, Антоний передал правление Варлааму, а сам стал по примеру Агапита простым монахом.

— А какую помощь оказывал людям Агапит? Лечил? — поинтересовался Володя.

— Да. Агапит, помимо прочих своих достоинств, был ещё и хорошим врачом. Его сердечное, заботливое отношение к больным породило о нём небывалую славу и уважение в народе, причём далеко за пределами Киева, хотя сам Агапит практически никогда не выходил за территорию монастыря. Он стал одним из самых знаменитых лекарей XI века. Люди называли его «Лечец от Бога». Он вылечивал настолько тяжёлые болезни, за которые уже никто не брался из тогдашних знаменитых врачей. Взять хотя бы такой исторически известный факт, когда Агапит исцелил находившегося при смерти черниговского князя Владимира Всеволодовича Мономаха. Врач по прозвищу Армянин, считавшийся лучшим на то время эскулапом у знатных людей, ничего не мог сделать, чтобы помочь князю. А Агапиту достаточно было передать с посыльным князя «чудодейственного зелья», приготовленного с молитвой, чтобы за считанные дни поставить Владимира Мономаха на ноги. Позже князь приходил в Печёрский монастырь, чтобы отблагодарить Агапита, и приносил с собою много дорогих подарков и золото. Но Агапит отверг всё это как от самого князя, так и от боярина, которого тот прислал позже от своего имени. Ибо лечил Агапит как простых людей, так и знатных с одинаковым усердием безвозмездно, за что называли его Агапитом Врачом Безмездным. Естественно, это вызвало обычную человеческую зависть, граничащую со злостью, у таких врачей, как Армянин. Но если брать самого Армянина, то, в конечном счёте, он осознал, Кем в действительности являлся Агапит. И именно благодаря этому Армянин впоследствии стал монахом в Печёрском монастыре.