Формирование цивилизационной структуры Мусульманского мира

В отличие от Индийско-Южноазиатской или Китайско-Дальневосточной, цивилизационная система Мусульманского мира в эпоху раннего средневеко­вья не закончила, а лишь начала свое формирование. Оно, в известном смысле (с оглядкой на успехи ислама в Тропической Африке, а в последние годы и на Балканах, на Филиппинах и во многих других местах, даже в США среди чер­нокожего населения), продолжается и по настоящее время. Однако основные усилия по созданию Мусульманской цивилизации как единства ее трех основ­ных субцивилизационных проявлений — арабского, иранского и тюркского — относятся к эпохе средневековья.

История первоначального ислама связана, как известно, с Аравией, соб­ственно с двумя, священными для мусульман городами Хиджаза: Меккой и Мединой (Ятрибом), где главным образом и протекала жизнь пророка Мухам­меда (Мухаммеда, Магомета). К 630 г. ему удалось объединить под своей влас­тью принявшее его учение население Аравии. Однако последовавшие за его смертью блистательные завоевания арабами Ближнего и Среднего Востока определили быстрое смещение центра складывавшейся цивилизации.

В 635 г. был взят Дамаск, в 637 г.— Ктесифон и города Сиро-Финикийского побережья, в 638 г.— Иерусалим, в 640 г. арабы вошли в Египет. Спустя два года они заняли Александрию, а также, после окончательного разгрома саса-нидской армии при Нехавенде, Рей (Тегеран), Казвин и столицу Армении — Двин. В 644 г. ими были захвачены Хамадан, Кум и Исфахан в Иране. Парал­лельно в 648 г. арабские войска достигли Карфагена, а в 652 г. захватили Дер­бент, завладев тогда же Мервом, Гератом и Балхом.

Таким образом к 656 г., когда был убит третий после Мухаммеда халиф — Усман (Осман), а между Али и Муавией началась пятилетняя распря, в руках мусульман уже находились огромные территории между Ливией, Кавказом, Афганистаном и Йеменом. Победа наместника Сирии Муавии и убийство Али положили начало правления Омейядов, избравших своею столицею Дамаск.

Эпоха Омейядского халифата ознаменовалась дальнейшими военными успе­хами арабов. Наиболее впечатляющими они были в Западном Средиземноморье и Средней Азии. В 689 г. началось завоевание стран Магриба (Тунис, Алжир, Ма­рокко), закончившееся окончательным подавлением сопротивления берберов в 703 г. В 710 г. произошло вторжение мусульманских войск в Испанию, которая оказалась под властью Халифата к 714 г., за исключением отдельных горных обла­стей на севере полуострова. В 718 г. арабы впервые перешли Пиренеи и завладели опорными пунктами на юге Франции, однако в решающей битве при Пуатье в 732 г. были разбиты. К 759 г. они были окончательно вытеснены за Пиренеи.

Параллельно продолжалась экспансия и на востоке. Мавераннахр, междуре­чье Амударьи и Сырдарьи, подвергался нападениям арабов с 654 г., однако его планомерное завоевание началось в 706 г. Арабские войска к 711 г. завладели Самаркандом, а в 722 г. взяли Ходжент, однако восстания в Согде не прекраща­лись, так что походы против Самарканда и Ферганы приходилось предпринимать еще и в 738—739 гг. А в 751 г. им удалось окончательно закрепить свое господство над Средней Азией разгромом китайской армии при Таласе, севернее Сырдарьи.

Успехи сопутствовали арабам и на других направлениях. К началу VIII в. их владения распространились до р. Инд, а в 711 г. им удалось завладеть в Пе-416_____________________________Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

нджабе одним из важнейших религиозных центров индуизма — Мултаном. С начала 20-х гг. VIII в. мусульмане переходят Кавказ и наносят решающие пора­жения хазарам, однако, принудив в 737 г. кагана к капитуляции, покидают его владения. Климат Восточной Европы показался им слишком холодным.

Таким образом, благодаря завоеваниям времен "правоверных халифов" (632—661 гг.) и Дамасского халифата Омейядов (661—750 гг.), к середине VIII в. владения мусульман простирались от Атлантики до Памира и р. Инд, доходя на севере до Пиренеев, Большого Кавказского хребта и Аральского моря. Однако рассматривать все эти огромные территории, населенные людьми самых раз­личных культур и вероисповеданий, как органически причастные Мусульман­ской цивилизации уже в то время было бы преждевременно.

С середины VII в. по середину VIII в. происходит лишь во многом еще внешнее, поверхностное распространение сложившейся в Аравии к момен­ту смерти Мухаммеда арабо-мусульманской социокультурной системы. В син­кретической культуре Дамаскского халифата разнородные по своему проис­хождению элементу»! соединяются еще преимущественно механически, при том что даже сама арабоязычная культура того времени состояла из двух разнохарактерных по своей природе блоков: коранического. богословско-юридического и доисламской поэтической традиции. И становление новой цивилизационной системы в различных областях халифата протекало не с одинаковой скоростью.

Наиболее быстро и органично этот процесс развивался в семитских в сво­ей основе (а потому и ближайших в этническом отношении к арабам) пре­имущественно арамейскоязычных областях Ближнего Востока, главным об­разом в пределах Сирии и отчасти Месопотамии. Здесь, при легком восприя­тии местным населением арабского языка и ислама, по многим признакам весьма близкому распространенным здесь ранее несторианскому и монофи­зическому толкам христианства, был осуществлен первичный синтез арабо-мусульманской культуры с постантично-ближневосточным древнехристиан­ским наследием ранневизантийской эпохи.

Новая цивилизация в лице ее первоначального ядра — Арабско-Ближнево-сточной, вскоре Арабско-Ближневосточно-Средиземноморской субцивилиза­ции — воспринимала из этого наследия, главным образом благодаря сирийцам-несторианам и отчасти иудеям, утилитарно-прагматические знания — технику, архитектуру, математику, медицину и пр., со временем даже неоплатонически истолкованную аристотелевскую философию. Однако в эмоционально-воле­вой сфере, выражавшейся, в первую очередь, в религиозной жизни, поэзии и специфическом орнаментальном изобразительном искусстве, вполне господ­ствовало староаравийское наследие. Последнее, особенно религиозно-право­вая доктрина и поэзия, составляли душу новой цивилизации, тогда как все остальное заимствовалось у предшественников, играя в общей социокультур­ной системе заведомо подчиненную роль.

Сказанное в целом относится вообще к формированию основ Мусульман­ской цивилизации Средиземноморья, однако в областях, где к VII в. арамейс­кое, семитоязычное население не преобладало, процесс социокультурного син­теза протекал дольше и сложнее, чем в Сирии. Примерами могут служить Еги­пет, в котором арабизация и исламизация коптского христианского (монофи-зитского толка) населения не имела особых успехов до VIII—IX вв., и Мигриб,Мусульманский мир и средневековые квазицивилизации 417

где местное бербероязычное население отвечало на соответствующие акции мощными восстаниями, наибольшее из которых приходится на 739—742 гг.

Цивилизационный синтез арабо-мусульманского и местного христианского начал под эгидой ислама так и остался незавершенным в Испании и Закавказье, где вполне мусульманскими к X в. стали лишь Андалузия и Азербайджан. Одна­ко здесь наблюдаем уже не непосредственный синтез принесенных из Аравии религиозно-языковых традиций с местной культурой, а восприятие основ уже собственно Мусульманской цивилизации, как она сформировалась на Ближнем Востоке, преимущественно в Сирии, к VIII в.

В своей сирийско-арабской форме Мусульманская цивилизация в конце VII — первой половине VIII вв. насаждалась и восточнее Евфрата в ираноязычной постзороастрийской, затронутой в предшествующие века христианским (в не-сторианской форме) и буддийским (махаянистским) влияниями.

При наличии собственной мощной традиции государственности, религии и культуры, уходящей корнями в доахеменидскую эпоху, население Ирана, даже воспринимая ислам и овладевая арабским языком (языком новой религии и делопроизводства в Халифате), сохраняло собственную этнокультурно-языко-вую идентичность. Последнее особенно характерно для Восточноиранского региона — Хорасана и Мавераннахра, где процессы включения местного на­селения в круг Мусульманской цивилизации своей обратной стороной имели формирование прототаджикской общности, ставшей основой особой Иранско-Среднеазиатской субцивилизационной системы в пределах мира ислама.

Для определения истоков Иранско-Среднеазиатской субцивилизацииваж­но отметить, что к VIII—IX вв. в целом уже сложилось языково-литературная система ее выразительных средств и были заложены основы ее специфичес­кой городской жизни при многообразии их материальных и духовных проявле­ний. Уже в первой половине VIII в. язык фарси-дори (ставший затем литера­турным языком классической иранско-таджикской поэзии) был распространен по всему Хорасану в областях Нишапура, Мерва, Герата и Балха.

Следующий этап в становлении Иранско-Среднеазиатской субцивилизаци­онной системы Мусульманского мира был связан с включением в орбиту пос­леднего близких жителям Хорасана восточноиранских в языковом отношении обитателей Мавераннахра. Это достигалось посредством, во-первых, его заво­евания армейскими контингентами, набиравшимися главным образом в Хора­сане и размещавшимися в качестве гарнизонов в ключевых пунктах, во-вто­рых, включения, при политическом господстве арабов и принявших ислам иран­цев, "заречных" областей (Северного Тохаристана, Согда, Уструшаны, Ферга­ны, Чача) в социально-экономическую жизнь Хорасанского наместничества, что вело к интеграции населения по обоим берегам Амударьи, в-третьих, рас­пространения ислама как социально доминирующей, а потому и престижной религии уже принявшими ее хорасанскими прототаджиками, чему в немалой степени способствовал и закон об облегчении налогового бремени для тех, кто принимал учение Мухаммеда.

Все это способствовало распространению языка фарси-дори и формирова­нию не только военно-политической и социально-экономической, но и куль-турно-языково-религиозной общности субцивилизационного плана сперва в пределах Хорасана и Мавераннахра, а затем и всего ираноязычного Иранско-Среднеазиатского региона конца I — начала II тыс.418 Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

Противоречие Мусульманской цивилизации эпохи Омейядов состояло в том, что при теоретическом утверждении исламом равенства всех правоверных в Да­масском халифате арабы составляли господствующую прослойку, монополизиро­вавшую власть и эксплуатировавшую завоеванное население. Массовая исламиза-ция последнего обостряла это противоречие, делала его очевидным и недопусти­мым с точки зрения правовой системы ислама, что вскоре и было осознано.

Хариджиты, представители того направления в исламе, которое исходило из провозглашенного Кораном принципа, согласно которому единственным крите­рием, определяющим положение человека в общине (умме), является благочестие, объявили моральное, а следовательно (в сознании мусульман), и политическое равенство арабов и неарабов. Этот тезис стал основой шуубитского движения, последователи которого подняли в 747 г. восстание в Хорасане, завладели Мерном, разбили правительственные войска и в 750 г. вступили в Дамаск. На смену Омей-ядам пришла династия Аббасидов, чьей столицей стал расположенный в Месопо­тамии, ближе к иранским, приведшим ее к власти областям, Багдад.

Первое столетие, (середина VIII — середина IX вв.) Аббасидского (Багдад­ского) халифата знаменуется окончательным синтезом арабо-мусульманской и местных доисламских национальных традиций от Атлантики до Памира при создании в целом единой для различных областей этого государства (как и отколовшейся от него мусульманской Испании, где сохранились при власти Омейяды) общественно-культурной системы. Последняя становится тем "об­щим знаменателем", который оказывается инвариантом культур различных регионов и народов Мусульманского мира в последующие века. Закладывается основа "единства многообразия" исламской ойкумены, представленной сперва двумя культурно-этническими общностями — арабоязычной и ираноязычной, к которым вскоре добавляется и третья — тюркоязычная.

Решающая роль иранских элементов в утверждении Аббасидов, как и пере­нос столицы халифата из Дамаска в Багдад, что также символизировало вос­точную ориентацию новых правителей, определила явное усиление значения древнеперсидских традиций. Это, в частности, выразилось в утверждении прин­ципа теократической власти халифов, уже не просто в качестве "вождей пра­воверных", но и как прямых наместников Бога на земле.

В такой ситуации, при явном перевесе персидского начала в государствен­ной жизни, различия между арабами и потомками когда-то завоеванного ими населения потеряли значение. Все верующие были равно отдалены от сакрали-зованного властителя. Источником сплочения империи были уже не арабы, монополизировавшие прежде власть на всех уровнях, а династия, обеспечивав­шая исламское единство и, в конечном счете, целостность сформировавшейся Мусульманской цивилизации. Ее общественно-религиозная система была от­крыта для всех и подобно идее государства в Древнем Риме гарантировала универсальность структур духовной и политической власти в их единстве.

Если при Омейядах мусульманская империя стремительно расширялась, то при Аббасидах цивилизационный процесс принял принципиально иной харак­тер. Границы государства в первое время оставались неизменными, и в после­дней четверти I тыс. власть мусульман распространилась лишь на острова Сре­диземного моря: Балеарские, Сицилию, Сардинию, Корсику и Крит.

Однако в условиях бурного развития экономики и культуры, творчески (на оформившейся при предыдущей династии цивилизационной основе) перера-Мусульманский мир и средневековые квазицивилизации

батывавшей староиранское и антично-средиземноморское наследие, влияние Мусульманского мира распространяется за его политическими границами. Те­перь, особенно с IX в., его воздействие ощущается как в зоне Высокой Азии и Евразийских степей (Караханиды, огузы), Восточной Европе (Волжская Булга-рия) и Черной Африке (Сомалийское побережье с Занзибаром, Принильский, а затем и Западный Судан), все еще отстающих в своем развитии от передовых стран, так и в пределах цивилизаций Китая, Индии и христианской Европы.

С другой стороны, начиная со второй половины IX в, цивилизационная интегрированность мира ислама начинает оборачиваться тенденциями, опре­деляющими его последующую социокультурную дифференциацию, вплоть до политической деструкции. Культурная жизнь в целом сохраняет свое, основан­ное на общей системе идейно-ценностных парадигм единство — однако уже в виде диалога, взаимодействия и взаимовлияния различных конфессиональных (в первую очередь, противоборствующих течений шиизма и суннизма) и этно­языковых блоков с их сложными взаимопересечениями и наложениями в пре­делах определенных территорий.

В рамках арабоязычной субсистемы можно выделять такие регионы, как Западносредиземноморский, различая в нем Магриб и Андалус (Испанию), и Восточносредиземноморско-Ближневосточный, где своей жизнью отличались Египет, Сирия, Ирак и Аравия. Однако такое деление осложнялось с X в. уси­лением и распространением шиизма, уже способного организовывать собствен­ную политическую власть на обширных территориях.

Так, Фатимиды (909—1171), поборники радикального шиитского движения исмаилитов, при поддержке берберов в 909 г. завладели Магрибом, в скором времени захватили западносредиземноморские острова и в 969 г. овладели Егип­том, распространив в первой половине XI в. свою гегемонию до Сирии и Йеме­на. Параллельно с этим другие радикальные шииты — карматы — стали хозя­евами большей части Аравии. В это время сунниты сохраняли власть в Испа­нии и Ираке, однако в социокультурном отношении суннизм оставался господ­ствующим в Сирии, удерживая прочные позиции и во всех других арабоязыч-ных областях, где он доминирует по сей день.

Более ясную картину обнаруживаем на ираноязычном Среднем Востоке, где начиная примерно с IX в. явственно выделяются преимущественно персидский Иранско-Шиитский ипреимущественно таджикский Среднеазиатско-Суннит-ский регионы. В X в. здесь доминировали два обширных государства, владения которых приблизительно соответствовали древнему разделению народов запад-ноиранской и восточноиранской ветвей. На большей части собственно Ирана господствовали шииты Бунды (932—1062), власть которых в значительной степе­ни простиралась и на Ирак, особенно на его южные районы. С этого времени большая часть территории Ирана и Южный Ирак окончательно, и до нашего времени, становятся шиитскими. В то же время в пределах Хорасана (Северо-Восточный Иран), Мавераннахра и Хорезма, вообще в пределах нынешних госу­дарств Средней Азии и Афганистана, ведущим становится суннизм. Этому в немалой степени способствовало приверженность суннизму восточноиранско-среднеазиатских правителей династий Тахиридов (821—873), Саффаридов (867 — ок. 1495) и властвоваших над регионом весь X в. Саминидов (819—1005), основные территории государства которых и стали основой консолидации сред­невекового таджикского (старотаджикского) этноса.420_____________________________Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

Уже на предыдущем этапе в восточноиранской (прототаджикской) среде были утверждены такие принципиальные основы складывающейся субцивилизации, как общность территории, в пределах которой — Хорасан и Мавераннахр — происходила самоорганизация общественно-экономической жизни и единство культурно-знаковых (в том числе и языковых) средств самовыражения.

В эпоху хорошо организованного и просвещенного государства Саманидов мы наблюдаем многоплановую самореализацию данной, уже вполне сложив­шейся субцивилизации. Последнее было связано не только с завершением син­теза привнесенных арабами и местных идейно-ценностных установок в еди­ную мировоззренческую систему, но и с осознанием фарсиязычным населени­ем Средней Азии и Северо-Восточного Ирана своей "самости", своеобразия, ценности и уникальности собственного исторического пути и накопленных духовных богатств — что блестяще выразилось в монументальной "Шах-наме".

На смену былому пиитету перед арабо-мусульманской традицией одних и ее принципиальному неприятию другими (явными или скрытыми зороастрий-цами) приходит творческое отношение ко всему мировому культурному насле­дию, переосмысленный синтез которого дают труды Ибн-Сины (Авиценны) и аль-Бируни, а в литературно-историософском плане выражает эпос Фирдоуси. Художественно-эстетические нормативы арабоязычных текстов утрачивают былые приоритеты, и на первый план выходит обогащенная ими местная по­этическая традиция — начиная с Рудаки.

Не менее ярко это выразилось и в религиозно-мистической сфере. Суфизм был рожден в арабском мире, но, как отмечает Ф. Габриэли, лишь иранский гений вызвал его многогранный расцвет, в том числе (а может, и прежде всего) в поэзии мусульманского мистицизма. В этой поэзии присущий иранцам дар к повествованию и дидактичносте сочетается с энергией напряженной эмоцио­нальности и со смелостью не знающих удержу эзотерических медитаций. Даль­нейшее развитие эти потенции Иранско-Мусульманской субцивилизации полу­чили и после гибели державы Саманидов, в XI—XV вв., когда творили Хайям и аль-Газали, Руми и Саади, Низами и Аттар, Хафиз и Джами.

Параллельно с этим своих высших проявлений достигает и Арабско-Среди-земноморская субцивилизация. В Ближневосточном регионе это выражается в творчестве таких величин, как аль-Мутанаби и аль-Маарри, позднее — аль-Фарид и уроженец испанской Мурсии ибн-Араби, в Андалусии — в целой пле­яде выдающихся поэтов (ибн-Хазм, аль-Мутамид, проведший большую часть жизни в Магрибе ибн-Сахль и пр.) и философов (ибн-Туфейль, ибн-Рушт, в том числе и арабоязычных иудейских — ибн-Гибероль, Маймонид и пр.).

Однако творческий порыв арабоязычной субцивилизации того времени, наи­более выразительный в мавританской Испании — на линии противостояния с уже теснившим ее Западнохристианским миром, по сути был феноменом, про­изводным от более древних вдохновений и образцов (в области художественной литературы — от раннеарабской поэзии, в философии и науке — от традиции восточного аристотелизма, представленной в первую очередь ибн-Синой), цвел не долго и не определил творческих движений последующих веков (если не считать его воздействие на культуру средневекового христианского Запада).

В XI—XIII вв. в различных регионах Мусульманского мира уже явственно ощутимы кризисные черты. Внешние вторжения в ряде областей приводят к утверждению в арабских и иранских областях иноэтничных (но изначальноМусульманский мир и средневековые квазицивилизации 421

причастных миру ислама) династий: берберских в Магрибе и Испании — Аль-моравидов (1056—1147) и Альмохадов (ИЗО—1269) и тюркских в Средней Азии, Иране и сопредельных областях — Караханидов (992—1211), Сельджукидов (1038—1194) и Газневидов (977—1186).

При этом, если берберы все более арабизировались и не создали своей ори­гинальной культуры, так что связывать с ними отдельную субцивилизационную структуру оснований нет, то тюркская экспансия на Среднем и Ближнем Восто­ке привела (после арабского и иранского) к формированию третьего по своему значению в пределах Мусульманского мира тюркоязычного, почти исключительно (кроме Азербайджана) суннитского региона, в культурно-религиозном плане связанного прежде всего с иранско-среднеазиатскими традициями.

В процессе образования третьей по времени и значению в Мусульманско-Афразийском мире Тюркско-Евразийской субцивилизации особую роль сыгра­ла обширная империя турок-сельджуков, простиравшаяся в конце XI — начале XII вв. от Памира и Гиндукуша до Средиземного, Эгейского и Черного морей.

XI столетие, по образному выражению Г.Э. фон Грюнебаума, было цезурой в эволюции исламского мира. Иранские актеры покидали сцену, а вместе с ними от власти отстранялась и шиитская партия, господствовавшая в Иране при Бун­дах. Власть повсюду переходила в руки военизированных тюркских групп, каж­дая из которых сохраняла свое господство в течение нескольких поколений.

Каждая такая новая империя, создаваемая немногочисленными, но энергич­ными и сведущими в военном искусстве людьми, быстро достигала вершины могущества и затем так же быстро распадалась на множество маленьких госу­дарств, подчинявшихся представителям правящего дома или военным команди­рам, часто по происхождению из рабов. Такие государства, в том числе и осно­вывавшиеся в XIII—XIV вв. монголами, циклически проходили свой недолгий путь и гибли под ударами новых завоевателей, что продолжалось вплоть до воз­вышения в XV—XVI вв. Османов, Сефевидов и Великих Моголов.

Через посредничество иранцев (главным образом восточных — древних таджиков) религиозному и культурному воздействию ислама подверглись три этнические группы: индийцы, монголы и тюрки, но только у последних персид­ское влияние проявилось на их собственном языке (позднее — языках).

Как отмечает Ф. Габриэлли, группа тюрко-исламских литератур (как, доба­вим, и все прочие проявления тюркско-мусульманскойдсулътуры) гораздо непос­редственнее основывается на иранско-таджикских ("персидских") образцах, чем персидская на арабских. Эти литературы не добавляют к своему образцу ничего нового ни в духовном отношении, ни по форме, в то время как персидский вклад в общеисламское наследие был огромным. В старые времена тюрки имели соб­ственный, грубоватый, но могучий фольклор, который они переносили с места на место, мигрируя из сердца Центральной Азии. Но исламизированные тюрки сразу подпадали под воздействие двух великих, вполне сложившихся и утончен­ных мусульманских культур, особенно иранской, и, в отличие от арабов и пер­сов, почти полностью отходили от доисламской предыстории своей словесности.

Названные особенности тюркской культуры в решающей степени связа­ны с тем, что в отличие от арабов, ассимилировавших преимущественно эт­нически близкое им семитоязычное население Ближнего Востока и тем более иранцев, остававшихся все это время на своей земле, тюрки, создатели мно­гих средневековых империй Центральной и Западной Азии, во-первых, из422____________________________Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

степей переселялись на чужие земли с древними высокими социокультурны­ми традициями, принимая веру местного населения, а во-вторых, принципи­ально при этом изменяли весь свой жизненный уклад, оставляя кочевниче­ство и превращаясь в военно-административную верхушку городов, в солдат гарнизонов, а отчасти и вовсе переходя к земледелию, смешиваясь с местны­ми крестьянами. В последнем случае очень часто — как то наблюдаем в пре­делах современных Узбекистана, Туркменистана, Азербайджана и Турции,— местное население тюркизировалось, однако в целом сохраняло прежний хозяйственно-культурный тип.

В результате тюркских и тюрко-монгольских (руководимых монголами, но осуществлявшихся преимущественно теми же тюрками) завоеваний в XII— XIV вв. и складывается евразийская Тюркско-Мусульманская субцивилизация, представленная двумя основными региональными проявлениями — Анатолий­ским (вперспективе —собственно турецким) и Туркестанским (со временем в различных национальных проявлениях: уйгурском, узбекском и туркменском, в первую очередь). _f

Параллельно с этим, опираясь на давние тюркско-мусульманские традиции Поволжья (где в пределах Волжской Булгарии ислам укоренился уже в X в.) и Северного Причерноморья, в рамках основной территории Золотой Орды скла­дывается третий ареал рассматриваемой субцивилизации, в значительной мере охватывающий и Предкавказье. В сфере воздействия мусульман Средней Азии, с одной стороны, и Поволжья (Казань и Астрахань) — с другой, в XIV—XV вв. усиливается исламизация и тех тюркских этносов Евразийских степей, кото­рые сохраняли верность традиции номадизма — предков современных кирги­зов, казахов и башкир. Однако начавшийся в XVI в. процесс славянско-право-славной (украинской в Северном Причерноморье и русской от Подонья до Сибири) колонизации значительно осложнил общую картину, сделав ее в дан­ных областях гетерогенной и эклектичной.

Весьма показательно, что практически все сколько-нибудь примечательные мусульманские династии Ближнего и Среднего Востока послемонгольского времени — султаны Османской Турции (1281—1924), иранские Сефевиды (1501— 1732), среднеазиатские Тимуриды (1370—1506), индийские Великие Моголы (1526—1858), в том числе и мамелюкские, происходившие из среды рабов-вои­нов, правители Египта и Сирии (1250—1517) или Северной Индии — Делий­ские султаны (1250—1517) — были тюркского происхождения, хотя тюркоя-зычная культура преобладала лишь в Турции, Туркестане и в полосе восточно-европейско-казахстанских степей.

Благодаря, в первую очередь, усилиям мусульман тюркского происхожде­ния — Газневидам, султанам Дели и Великим Моголам — в зону Мусульман­ского мира вошла почти вся территория Индостана. В пределах Синда и Запад­ного Пенджаба (территория современного Пакистана) ислам восторжествовал непосредственно после завоевания этих областей арабами в 711 г. Они стали оплотом ислама на три последующие столетия, при том что в них, как подчер­кивает К. Э. Босворт, при внешней приверженности суннизму глубокие корни пустил шиизм исмаилитского толка. В то же время активная торговля, также способствовавшая знакомству с исламом, поддерживалась между мусульман­ским Ближним Востоком и западными портами Индостана, однако внутренних районов субконтинента эти контакты еще не затрагивали.Мусульманский мир и средневековые квазицивилизации_______________________________423

Ситуация принципиально меняется в начале XI в., когда Махмуд Газне-видский совершает в Северную Индию серию опустошительных походов, распространяя свое влияние до Среднего Ганга. К концу XII в. мусульманами был завоеван весь бассейн Ганга, и они вышли к Бенгальскому заливу. А при Акбаре Великом (1556—1605) власть Великих Моголов простиралась уже на весь Индостан, кроме самых южных областей полуострова.

Однако утверждаемая разнообразными пришельцами из Средней Азии и Аф­ганистана Мусульманская цивилизация за пределами бассейна р. Инд почти ниг­де (за исключением Восточной Бенгалии — нынешней Бангладеш) не пустила глубоких корней. Исламская государственность господствовала вполне внешне, а мусульманская культура (преимущественно в персоязычной форме) сосредо­точивалась на западе субконтинента и в больших административных центрах типа Дели. Не дали существенных последствий и попытки Акбара, при всей его популярности и в мусульманской, и в индуистской среде, создать новую синкре­тическую религию, призванную удовлетворить обе стороны. Такая ситуация предопределила последующее разделение Индостана на собственно Индию и Пакистан, от которого в 1971 г. отделилась его восточная часть — Бангладеш.

Захват мусульманами Северной Индии и сложение здесь особой Мусульман-ско-Индостанской субцивилизацииспособствовали появлению торговцев этого вероисповедания в островной части Юго-Восточной Азии. Уже в XIII в. мусуль­манские купцы, главным образом выходцы из Гурджарата, занимают ведущее место в малайско-индонезийской торговле, и уже в 1414 г. захвативший области при Малаккском проливе Парамешвара (принц яванского происхождения) при­нял ислам и под именем Искандер-шаха стал во главе созданного им султана.

Дальнейшим успехам ислама в Малайско-Индонезийском регионе не помеша­ло и последующее с начала XVI в. утверждение здесь европейцев: португальцев, а затем голландцев и англичан. Ислам быстро вытеснял пережиточные и, как и он сам, в этом регионе наносные буддийский и шиваистские социокультурные фор­мы. В результате в пределах обширного и чрезвычайно синкретичного в культур­ном плане трансцивилизационного региона Юго-Восточной Азии образуется весьма внушительный мусульманский анклав — Мусульманско-Юговосточноазиатская субцивилизация. Однако эта область Мусульманского мира и сегодня демонстри­рует, скорее, сложное переплетение разнообразных культурных форм восточноа-зиатского, южноазиатского и переднеазиатского происхождения, нежели ту го­могенность мусульманской социокультурной системы, которая традиционно при­суща арабоязычному, ираноязычному и тюркоязычному регионам.

Последнее в еще большей степени относится к исламизированным на повер­хностном уровне областям Тропической Африки — за исключением разве что ближайших к Йемену Эритрее, Джибути и Сомали. Во всей обширной полосе Судана между Атлантикой и Красным морем мусульманские купцы появляются уже в VIII в. С этого времени ислам начинает распространяться вверх по Нилу и караванными путями в Западный Судан, что послужило началом становлению Мусульманско-Суданской субцивилизации.

В 1076 г. Альморавиды Магриба завоевали еще языческое государство Гана на Среднем Нигере, однако сохраняли свою власть там лишь 11 лет. В это время, с конца XI в., гегемоном Западного Судана становится мусульманское государство Мали, а в конце XIV в. ему на смену приходит Сонгай, правящая верхушка которого к тому времени также приняла ислам. К XIV в. ислам через424____________________________Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

Мали проник и в города-государства хауса Центрального Судана, а кочевники Сахары и Сахеля (туареги, фульбе и пр.) приняли мусульманство еще ранее.

В результате, при весьма поверхностном восприятии новой социокультур­ной системы, в пределах Сахеля и Судана складывается чрезвычайно эклекти­ческий ареал Мусульманского мира, в котором на хозяйственно-бытовом уров­не традиционное африканское наследие полностью доминирует. При этом в последние десятилетия роль ислама по всей, в особенности Западной, Африке неуклонно возрастает.

Особо следует отметить в целом достаточно позднее вхождение в систему Мусульманской цивилизации отдельных, ранее преимущественно или даже вполне христианских районов Кавказа и Балкан, а еще ранее — Крыма. В решающей степени это было связано с экспансией Османской империи в соот­ветствующих областях. Свои первые завоевания на Балканах турки-османы предприняли в 1353— 1357 гг. В 1389 г., после победы на Косовом поле, они завоевывают области Сербии и Боснии, в 1393 г. овладевают столицей Болга­рии — Тырново, а в 1396 г. разбивают под стенами Никополя, южнее Дуная, ополчение балканско-придунайских народов, тем самым на многие века утвер­ждая свое господство в данном регионе.

Следствием успехов турецкого оружия была исламизация части славян Бос­нии (главным образом, в городах — центрах турецкого господства) и переход в мусульманство албанцев. В 1453 г. пал Константинополь, после чего было завер­шено завоевание Сербии (1459) и Боснии (1464), захвачены в Крыму генуэзские владения (Кафа-Феодосия, Сурож-Судак, Чембало-Балаклава) и православное княжество Феодоро в Горном Крыму (1475). Тогда же, в 1475 г., Крымский хан признал себя вассалом Турции, и та усилила свое влияние через принадлежав­шее ему Прикубанье на Северный Кавказ. Однако действительная переориента­ция на социокультурную систему ислама у горских народов Кавказа происходит преимущественно уже в период российской экспансии, с начала XIX в.

Как видим, цивилизационная структура Мусульманского мира чрезвычайно сложна, и процесс ее становления продолжается до сегодняшнего дня. В самых же общих своих чертах она представляет единство имеющих свое дальнейшее внут­реннее членение арабоязычной, ираноязычной и тюркоязычной субцивилизаци-онных систем, образующих ее основу, и двух отдаленных от нее синкретических ответвлений: Пакистанско-Восточнобенгальско-Малайско-Индонезийского и Тро-пическоафриканского, Суданского и Эритрейско-Сомалийско-Занзибарского.