Исторические центры цивилизационного развития: их структура и взаимодействие

Формирование и взаимодействие центров становления производящих форм экономики исчерпывающе рассмотрено в трудах В.А. Шнирельмана, так что на этом вопросе специально можно не останавливаться. Однако существенно обратить внимание на тот факт, что в большинстве случаев первые цивилиза­ции возникают не на территории неолитических центров опережающего раз­вития, а на их периферии.

Как известно, центры перехода к ранним формам земледелия в Новом Све­те были расположены в континентальных гористых областях Мексиканского плато и Перуанско-Боливийских Анд, тогда как первые цивилизации (около рубежа II—I тыс. до н. э.) складываются на побережьях Мексиканского залива (ольмеки) в Мезоамерике и предгорьях Анд (культура Чавин) в Южной Амери-Отдельная цивилизация как дискретное целое______________________________________111

ке. Однако в обоих случаях цивилизационный процесс на побережье и в воз­вышенных районах вскоре выравнивается и к приходу конкистадоров уровень цивилизационного развития там был приблизительно одинаков.

Об отдельных, состоящих из нескольких взаимодействующих цивилизаций культурных ойкуменах Мексики и Перу речь может идти уже, как минимум, с рубежа эр. Однако все эти общества, даже пережив фазы подъема, деструкции и нового подъема, не превзошли уровня Шумеро-Аккадской цивилизации и Древнего Египта. Их гибель была связана с началом испанской колониальной экспансии, хотя деградация социокультурной системы майя в силу не вполне ясных причин началась несколькими веками ранее. Воздействия на ход исто­рии в Старом Свете они, до их открытия европейцами, не имели.

Еще ярче закономерность образования первых цивилизаций на периферии первичных центров становления производящего хозяйства обозначилась в Пе-реднеазиатском регионе, где областью первичного перехода к земледелию и животноводству был так называемый "плодородный полумесяц", охватываю­щий предгорные районы Ближнего Востока от Палестины через Сирию и Вер­хнюю Месопотамию до Иранского Курдистана. Однако высокие энеолитичес-кие культуры предцивилизационного типа появляются на порубежье этой зоны (Четал-Гуюк в Центральной Анатолии, самаррская культура в районе Багдада, еще дальше — протоцивилизационный конгломерат обществ, оставивших древ-неземледельческие культуры расписной керамики Балкано-Дунайского ареала с их северной филиацией в виде общности Кукутени-Триполье на территории Молдовы и Правобережной Украины). Цивилизации же, начиная с рубежа IV—III тыс. до н.э., складываются в поймах великих рек полосы сухих субтро­пиков — в Египте, Нижней Месопотамии и Эламе, а потом (не без некоторо­го влияния со стороны шумерско-эламского центра) и в долине Инда.

При безусловном наличии контактов с уже вышедшими на цивилизацион­ный уровень обществами процесс становления цивилизации далее охватывает Левантийско-Анатолийско-Эгейский регион, давая наиболее яркие и оригиналь­ные формы на некотором удалении от уже сложившихся государств (Миной-ский Крит и пр.), с одной стороны, и обширные области Восточной Аравии, Иранского плато и юга Средней Азии, оказывающиеся в зоне перекрестного воздействия Месопотамско-Эламского и Индского центров и затухающие по мере (хотя и не только по этой причине) упадка последнего во II тыс. до н. э.

По всей же периферии Восточносредиземноморско-Переднеазиатского цен­тра опережающего цивилизационного развития конца энеолита — эпохи брон­зы складываются и, как правило, погибают свои протоцивилизационные, но в ряде случаев перерастающие в ранние цивилизации структуры. Среди них, в крайних точках удаления от Египта и Месопотамии, можем назвать высокораз­витые мегалитические культуры Западного Средиземноморья типа Лос-Милья-рес в Испании, общество майкопской культуры Предкавказья, среднеазиатские преддивилизации и ранние цивилизации, оставившие такие памятники, как Ал-тын-депе и Намазга в Южном Туркменистане, Саразм на р. Зерафшан или Джар-кутан в Сурхандарьинской области Узбекистана, наконец, культуры Йемена, развившиеся к концу II тыс. до н. э. в Сабейскую цивилизацию.

Понятно, что обитатели крайних точек очерченной ойкумены понятия не имели о существовании друг друга. Однако в целом этот сложный конгломерат центральных и периферийных цивилизаций и предцивилизационных образова-

О

т Ж

V

I

2 а

"я

\

О

3 1

а, аОтдельная цивилизация как дискретное целое

V

о

а

я

3 а

а

S

OJ

X IS о

X а

а

S

I114

Карта 6. Основные цивилизации начала I тысячелетия и направления их влияния

к

я х

0)

й о.

а

и

a

а т S

а

pa о

и О

г^ аОтдельная цивилизация как дискретное целое____________________________________117

лось в становлении даосской концепции, космогоническом мифе о Паньгу и пр. Равномасштабного китайского воздействия на Индию не было.

Учитывая сказанное, можно ставить вопрос о существовании в средние века некоей суперцивилизационной Индийско-Китайской общности, вклю­чавшей обе традиционные, с широкой переходной зоной между ними, циви-лизационные ойкумены. При этом каждая из двух последних была самодоста­точной и сохраняла свою моноцентрическую природу. Индия и Китай, соот­ветственно в пределах Южной и Восточной Азии, оставались непререкаемы­ми культурными авторитетами, тогда как другие ориентировались на них, что, естественно, не означало отсутствия в них собственного творчества (Япо­ния и пр. по отношению к Китаю, Шри-Ланка по отношению к Индии и пр.).

Более того, в Индии и Китае мы можем усмотреть принципиально сходную территориально-цивилизационную структуру, в основе которой лежало разде­ление на первичный цивилизационный центр (в обоих случаях — на севере) и былую, оформленную первым, периферию (на юге). В Индии эти две части (которые никогда не были полностью объединены в рамках единого государ­ства — этого не достигли даже Маурьи и Гупты) представляли собою арийско-язычную Арьяварту Индско-Гангской низменности и дравидоязычную Дакши-напатху южнее гор Виндхья. В Китае (где с эпох Цинь и Ранней Хань они обычно входили в состав единой империи) им соответствуют территории в бассейне Хуанхэ и рисоводческие (в древности преимущественно лесные) про­странства по р. Янцзы и к югу от нее, населенные изначально вьетскими кита­изированными впоследствии этносами.

Таким образом, приблизительно с первой половины I тыс. мы можем гово­рить об образовании обширнейшей духовно-культурной суперцивилизацион­ной общности, включавшей в той или иной степени причастные ей государства Южной, Восточной, Юго-Восточной и Центральной Азии. На западе ее рубежи долгое время оставались неопределенными, и буддизм, как известно, в первые века н. э. имел сильные позиции в восточных областях Ирана и на территории Средней Азии. Однако решительные действия в IV—VI вв. иранских Сасани-дов, направленные на утверждение ортодоксального зороастризма, и тем бо­лее арабские завоевания с середины VII в. очертили их достаточно резко.

Понятно, что выделяемая суперцивилизационная общность реально суще­ствовала лишь в сфере высших (но весьма разнообразных, включая и филосо­фию, и художественно-назидательную литературу, и изобразительное искусст­во) проявлений индуистско-буддийского комплекса. В политическом, социаль­но-экономическом и пр. отношениях Индия и Китай с их перифериями жили совершенно самостоятельной жизнью, причем на судьбы Индии события, имев­шие место на Ближнем Востоке, оказывали куда большее воздействие чем то, что происходило в Восточной Азии. Но некие базовые принципы мировоспри­ятия и мироосмысления в пределах Южной и Восточной Азии оказывались принципиально подобными, особенно если их сравнивать с теми, что получили преимущественное распространение с переходом к средневековью в Передней Азии, Средиземноморье и Европе.

Однако эта мировоззренческая общность никоим образом не снимает прин­ципиальные отличия между Китайско-Дальневосточной и Индийско-Южноази­атской цивилизационными ойкуменами — отличия, глубоко раскрытые М. Ве­бером при его анализе хозяйственной этики мировых религий, в частности118____________________________Теоретические основы понимания всемирной истории

индуизма и конфуцианства. Если традиционно-индийский тип мироотношения немецкий социолог определил как этику бегства от мира, в результате чего религиозное отношение к активной хозяйственной (с неизбежностью преоб­разовывающей мир) деятельности здесь вообще приобретает негативную оценку, то традиционно-китайский тип, по его мнению, связан с этикой приспособле­ния к миру — и не только к существующим общественным отношениям, но и к природной среде при высокоорганизованной системе поддержания экологи­ческого равновесия (недавно специально изученной Э.С. Кульпиным). Совер­шенно различны, даже диаметрально противоположны по своим базовым прин­ципам, и традиционные социально-политические системы Индии и Китая. Пер­вая основана на кастовом строе и почти полностью блокирует социальную мобильность, тогда как другая, бюрократическая в своей основе, допускает ее в весьма широких пределах. Не менее существеные, глубинного цивилизаци-онного плана, различия между Китаем и Индией можно показать и почти во всех прочих сферах жизнедеятельности.

Однако вернемся к вопросу о структуре рассматриваемых цивилизацион-ных ойкумен. Как уже отмечалось, они, во-первых, пересекаются между собой, так что обширные пространства Центральной и Юго-Восточной Азии оказыва­ются в зоне их совместного воздействия, во-вторых, состоят из определенного цивилизационного центра и периферии и, в-третьих, сам их цивилизационный центр как бы дуален, состоит из двух субцивилизационных частей, имеющих существенные хозяйственно-культурные, антропологические, этнографические и пр. различия. В Индии это выражено ярче, чем в Китае, но и в последнем южные китайцы разительно отличались и отличаются от северных.

Не менее сложной, в чем-то подобной, а в чем-то совершенно иной, к пер­вым векам н. э. система цивилизационного взаимодействия оказывается и в западной половине Старого Света. Истоки ее лежат глубже.

К моменту греко-персидских войн первой половины V века до н.э. цивилиза­ции древнего Ближнего и Среднего Востока оказываются включенными в состав мировой империи Ахеменидов, тогда как оставшиеся за ее рубежами берега Эгейского, Средиземного и Черного морей втягиваются в орбиту преимуще­ственно эллинского влияния, эффективно противостоять которому не смогли ни этруски, ни Карфаген. Так были заложены основы двух принципиально различ­ных, но столетиями взаимодействующих цивилизаций — Античной и Древне-иранской, связанной с комплексом зороастрийских представлений.

Между ними также существовала зона перекрестного воздействия, вклю­чавшая народы — потомков великих цивилизаций Ближнего Востока: егип­тян, иудеев, финикийцев, арамейскоязычных на тот момент сирийцев, армян, вавилонян и пр. Более того, одна из социокультурных систем, а именно Ан­тичная в ее эллинистической форме, на некоторый, пусть и непродолжитель­ный момент охватила территорию другой, так или иначе воздействовав на ее облик. Это, казалось бы, напоминает положение народов Центральной и Юго-Восточной Азии между Индией и Китаем, но все же эта ситуация по суще­ству совершенно отлична от последней. Дело в том, что зажатые между Ан­тичным и Иранским мирами страны Ближнего Востока, во-первых, некогда составляли цивилизационный центр по отношению к этносам как Средизем­номорья, так и Иранского плато, а вовсе не были приобщаемой греками и иранцами к цивилизации периферией; во-вторых, были, как правило, разде-Отдельная цивилизация как дискретное целое____________________________________119

лены между двумя соответствующими военно-политическими системами (Афинская архэ, греко-македонские державы эллинистического времени, Рим­ская империя, с одной стороны, державы Ахеменидов, Аршакидов и Сасани-дов — с другой), а не образовывали буферной зоны плавного перехода от одной к другой (как на протяжении веков Тибет, Бирма или Таиланд); и в-третьих, распространение эллинистической культуры до предгорий Памира и Гиндукуша осуществлялось не в виде мирной проповеди принципов высо­кой религиозной духовности (как то делали буддийские миссионеры), а силой оружия, при переселении на восток десятков тысяч колонистов из Греции, принесших свой цивилизационный комплекс на завоеванные земли.

В Античной цивилизации, вполне оформившейся (в территориально-струк­турном отношении) к рубежу эр в рамках Римской империи, общеизвестны два основных субцивилизационных региона — латиноязычный Западносредиземно-морский и грекоязычный Восточносредиземноморский, при длительном анклав­ном сохранении синкретизировавшихся с первым, а в особенности со вторым, культурных форм древневосточных народов (армян, сирийцев, египтян и пр.) и принципиально оберегавших свою религиозно-культурную идентичность (осо­бенно после появления христианства и разрушения Второго храма) иудеев.

Древнеиранская цивилизация не имела такого богатства форм и проявле­ний, однако и здесь не трудно усмотреть как этнокультурные различия между западноиранскими (Мидия, Персида-Фарс и пр.) и восточноиранскими (Бакт-рия, Согдина и пр.) областями, так и анклавные, синкретизировавшиеся с иран-ско-зороастрийскими формами культуры таких древневосточных народов, как вавилоняне, сирийцы, армяне, при наличии, как и в Античном мире, оберегав­ших свою исключительность иудеев.

Важно отметить также, что приблизительно с момента сложения полисного строя в Эгеиде в мировом масштабе на цивилизационной ступени оказывают­ся представленными уже не только восточный, социоцентрический (государ­ственный, азиатского способа производства), но и западный, антропоцентри­ческий, пути социокультурного развития. Античная цивилизация по своим ис­токам и базовым принципам была вполне (хотя, конечно, не в той мере, как Западноевропейская Нового времени) антропоцентрична, чего нельзя сказать о Древнеиранской. Последняя вполне относится к цивилизациям восточного типа, хотя в религиозном отношении она постулирует яесть и свободу индиви­да в куда большей мере, чем, скажем, прямо влиявшая на нее Вавилонская.

Добавим также, что по флангам основной линии римско-византийского и иранского противостояния первой половины — середины I тыс., пересекавшей Верхнюю Месопотамию и Сирию, образовались зоны напряженного взаимо­действия двух указанных цивилизаций как друг с другом, так и с местными субстратными формами. Имеется в виду на севере — Армянское нагорье и Закавказье, а на юге — Аравия. Первый регион вскоре становится частично христианским (Армения, Грузия) — даже раньше, чем христианство в качестве государственной религии было признано Римом, а второй частично принимает иудаизм (Химъяритский Йемен) и через несколько столетий порождает ислам как социокультурную основу новой цивилизации.

Века, традиционно называемые переходными от Древности к Средневековью, ознаменовались в западной половине Старого Света трансформацией прежних цивилизационных систем, в результате чего вместо Античного и Древнеиранско-

о о.

і

is и

V

<

и

н

I

ГО Я

В

Re n

S

pa s

л

I и

О

а Є о. аОтдельная цивилизация как дискретное целое 121

зороастрийского миров с их обширными перифериями образуются три новых, родственных по своим духовным основаниям — Мусульманский, Восточнохрис-тианский (оформившийся чуть раньше названного) и Западнохристианский (не­сколько веков находившийся в тени двух первых).

Эти три средневековые цивилизации, в отличие от Индийско-Южноазиат­ской и Китайско-Дальневосточной, теистичны и в известном (очень расширен­ном) смысле слова — персоналистичны. Для них трансцендентной первоосно­вой-первопричиной бытия является Бог как личность, творящая, всесильная и всеблагая, а сущность человека мыслится как сотворенная Богом (по собствен­ному образу и подобию) душа, наделенная разумом и свободой выбора и отве­чающая после своей единственной земной жизни (пропагандировавшаяся в орфизме, пифагореизме, платонизме и гностицизме идея перевоплощений была отвергнута) за совершенные деяния перед Творцом. В основе этого взгляда был ветхозаветный подход, во многом дополненный древнеегипетскими, ан­тичными и древнеиранскими (особый упор на свободе выбора и ответственно­сти) идеями, преобразованными в контексте христианства и ислама.

Такого рода мироощущение санкционировало внешнюю, направленную на окружающий общественный, а затем и природный мир активность, что отме­чено М. Вебером при анализе духовных оснований хозяйственной деятельнос­ти великих религий. Человек оказался призванным реализовывать божествен­ные установления в мире своей активностью, а не уходить от мира, что, ска­жем, считалось похвальным в Индии. Особенно ревностными в этом смысле были мусульмане раннего средневековья и протестанты на заре Нового време­ни, тогда как в восточном христианстве склонность к аскетике и мистике про­будилась уже с IV в. (Фиваида Египетская и пр.).

Не вдаваясь в специальный анализ социокультурных и территориально-пространственных структур средневековых Западнохристианской, Восточно-христианской и Мусульманской цивилизаций, их взаимодействия между со­бой и (в случае с миром ислама) Индийско-Южноазиатской и, в меньшей мере, Китайско-Дальневосточной ойкуменами, отметим лишь некоторые прин­ципиальные моменты.

Прежде всего следует подчеркнуть, что эти цивилизационные миры, взаи­модействующие и образовывавшие суперцивилизационную общность (кото­рой предшествовали отмеченные выше более древние формы Средиземномор-ско-Переднеазиатского цивилизационного взаимодействия), относились к раз­личным выделяемым ныне путям развития, связанным, соответственно, с фор­мами западной эволюции и воспроизводством структур азиатского (государ­ственного) способа производства. В этом смысле различия между позднесред-невековыми Западнохристианским и Мусульманским мирами были куда более принципиальными, чем между последним и, скажем, Индией или Китаем.

Однако все эти три цивилизации оказываются глубочайшим образом со­пряженными в религиозно-мировоззренческом отношении, что существенно облегчило сперва заимствования арабами и обращенными в ислам иранцами античного научно-философского наследия через посредство восточных хрис­тиан (особенно сирийских несториан), а затем приобщение к знаниям мусуль­манских народов и византийских греков западных европейцев.

Далее, не трудно заметить, что все три рассматриваемые цивилизационные миры имели на каждом этапе истории свой цивилизационный центр и подклю-122 Теоретические основы понимания всемирной истории

чающуюся к нему периферию (могущую со временем перебрать на себя фун­кции соответствующего центра). Так, в состав Восточнохристианской цивили­зации включаются многие балканско-дунайские народы (болгары, сербы, ру­мыны, молдаване) и восточнославянский мир, а в состав Мусульманской — тюрки Центральной Азии и Восточной Европы, негритянские государства За­падного и Центрального Судана, а потом — многие народы Южной и Юго-Восточной Азии (Мальдивские острова, Восточная Бенгалия — Бангладеш, Ма­лайзия, Индонезия и пр.).

При этом базовая цивилизация каждой цивилизационной ойкумены обыч­но состоит из двух или более субцивилизационных компонентов. В средневе­ковом Мусульманском мире их видим сперва два — арабский и иранский, к которым вскоре добавляется и тюркский (в его нескольких территориальных формах). Западнохристианский мир Средневековья представлен прежде всего романским и германским компонентами при меньшей роли иноэтничных — западнославянского, венгерского, кельтского (ирландского), баскского.

В Восточнохристианском мире центральным сперва был греко-византийский компонент, наряду с которым развивались армянский, коптский и эфиопский (монофизитские) и сирийский (несторианский). Со временем последний утра­тил свою былую роль, однако возросло значение Болгарии и Сербии, Руси и Грузии, а с конца XV в., после гибели Византии, начинается подъем Московско­го царства, провозгласившего себя преемником Византии — "Третьим Римом".

Как видим, в каждой из великих цивилизаций прослеживаются некоторые общие структурные черты. Все они так или иначе связаны с некими базовыми принципами мировосприятия и облегчающимися этим фактом культурными заимствованиями, состоят из ведущего центра, образуемого двумя-тремя суб-цивилизационными компонентами (имеющими характер макроэтнических об­щностей) и примыкающими, вовлекаемыми в жизнь данной цивилизации пе­риферийными структурами.