Социокультурные стереотипы и коннотации слова

Социокультурные стереотипы обусловливают характер коннотаций языковых значений (ВайштсзЫ J., 1998: 63), создают трудно уловимую семантическую ауру языкового знака. Они, несомненно, связаны с внутренней формой слова, с мотивировкой его значения. Однако, несмотря на свою неуловимость, внутренняя форма, как и коннотация, может обыгрываться говорящими в их дискурсивной деятельности и влиять на употребление слова. Внутренняя форма утрачивается, если семантическая связь перестает осознаваться носителями языка. В когнитивно-семиологическом описании социокультурные стереотипы соотносимы с понятием прототипа, ставшим для Э. Рош основным в современной когнитивной психологии. Для когнитивно-семиологической парадигмы лингвокультурологии это понятие ценно тем, что помогает осмыслить процессы категоризации, в значительной степени зависящие не только от собственно когнитивных механизмов, но и от того культурно-дискурсивного пространства, в котором находится человек. Опыты Э. Рош показали, что любая категория имеет внутреннюю структуру, состоящую из центра (прототипа) и периферии. В соответствии с этим можно утверждать, что социокультурным стереотипом является некий эталонный член данной категории, в котором воплощены наиболее характерные ее признаки. Метонимическое мышление позволяет по прототипу опознавать всю категорию в целом, формировать социокультурный стереотип.

Для каждой категории можно сформулировать набор характерных признаков, максимально полно воплощенный именно в прототипе. Причем признаки выстраиваются в определенную иерархию. Для птиц можно говорить о таких признаках, как: 1) живой; 2) летает; 3) имеет крылья; 4) имеет перья; 5) имеет клюв; 6) откладывает яйца; 7) питается червяками и зерном; 8) поет; 9) живет на воле и т. д. Иерархия признаков позволяет описать структуру категории, ее центр и периферию. В зависимости от того, сколькими и насколько важными признаками обладает тот или иной вид птиц, может быть построена соответствующая иерархия лингвокреативных возможностей наименований птиц: 1) курица, 2) воробей, 3) орел, сокол, 4) индюк и т. д. Интересно, что некоторыми из перечисленных признаков обладают объекты, обычно не относимые к птицам.

Следует отметить, что выделение того или иного прототипа обусловлено языковыми и культурными особенностями. Так, едва ли малиновка, достаточно редкая в России птица, может считаться у нас наиболее типичным представителем данной категории. Малиновка – типичный представитель для этносознания американцев. Так, для восточных славян типичной птицей всегда была курица. Не случайно в составе фразем чаще других употребляется наименование именно этой птицы: блр.: курам на смех, з кураме (класцця спаць), i куры не шэпчуць пра каго, куры будуць смяяца з каго, куры засмяюць каго, (грошай) куры не клююць (не клявалi), на курынай ножцы, курыная галава, курыная слепота, курыную скю i тую не усю, мокрая курыца, як курыца з яйкам (з яйцом) (насiцца), як курыца лапай (лапкай) <грабе>; рус: носится как курица с яйцом, курам на смех, попадать как кур во щи, куры не клюют, писать как курица лапой, мокрая курица, слепая курица; укр. курцi нiде клюнути (рус. яблоку негде упасть), курчат восени лiчать (рахуютъ), курям на смiх, куряча память, кури смiютъся з кого-чого, на курячiй лапцi – о чем-то благом?, кури загребуть кого, кури не клюють, бггати (носитися) як курка з яйцем

Кроме прототипа, выделяется периферия, представляющая различные отклонения от основного обыденного понятия и объясняющая другие его обозначения. Так, символом всего незначительного и мелкого выступает воробей: рус. воробьиная ночь, стрелять из пушки по воробьям, с воробьиный нос, короче воробьиного носа, стреляный (старый) воробей; стреляного (старого) воробья на мякине не проведешь; укр. горобина нiч, старого горобця на половi не зловиш, стрiляний горобець, стрiляти з гармат по горобцях; блр. стрэляны верабей, стары верабей, з верабеу нос /з верабiiны нос, вераб?iны харч, на вераб?iны скок, вераб?ям дулi паказваць, страляць з гарматы па вераб ?ях.

Использование устойчивой лексической символики как репрезентантов социокультурных стереотипов того или иного лингвокультурного сообщества создает ему второе коллективное «Я». Для человека, усвоившего эту символику, действительность как бы удваивается. Это мир непосредственно отражаемых предметов и мир образов, объектов, отношений и качеств, которые обозначаются словами. Образное слово – особая форма отражения действительности. Человек может произвольно называть эти образы независимо от их реального наличия, может произвольно управлять этим вторым миром». В итоге восприятие и осознание человеком мира оказывается производным от культурно-исторического бытия человека и его социокультурных стереотипов, которые стимулируют появление в импликатуре образного слова различных смысловых коннотаций.

Символические формы дискурсивной деятельности человека порождают и новые формы осознания действительности, новые «фигуры сознания» (А.Р. Лурия), а, следовательно, и новый смысловой спектр объективирующих его значений. Такого рода кодирование и категоризация исходного мыслительного содержания в знаково-символической форме обогащают его элементами чувственного переживания. Исходное содержание обогащается коннотативными смыслами в соответствии с выработанными общественной практикой социокультурными стереотипами.

Степень развития коннотативных смыслов образного слова обусловливается теми художественными концептами, которые определяют характер его смысловой дистрибуции относительно других знаков дискурсивного мышления. Сами художественные концепты также формируются в том дискурсивном пространстве, в котором обычное слово становится образным.

Когнитивным механизмом формирования художественного концепта служит направленное восприятие объекта, т. е. на основе фрегевского смысла воспринимаемого объекта. А вот специфика этого смысла проецируется так называемым фокусом интенциональности. Таким образом, коннотативные смыслы образного слова образуются синергетическим взаимодействием художественного концепта и интенциональности. Тем самым исследование зависимости коннотативных смыслов образных слов от социокультурных стереотипов обретает антропоцентрическое понимание феномена художественного концепта и его поэтической репрезентации языковой личностью. Характер художественного концепта определяется фокусом интенциональности. Его сущность определяется механизмами фильтрации поступающей к человеку информации, поскольку воспринимаемый объект отражается в нашем сознании не в виде гештальта, а избирательно, в виде отдельных релевантных для данного субъекта признаков – основы того, что психологи называют направленным восприятием (Р.Л. Солсо). Разумеется, такое утверждение порождает новые вопросы. Главный из них: чем объяснить избирательную и интерпретирующую вербализацию отдельных зон художественного концепта, не нарушающую, однако, его целостности?

Итак, отражение художественными концептами социокультурных стереотипов и порождение в дискурсивной деятельности коннотативных смыслов языковых знаков осуществляется благодаря трем различным проявлениям интенциональности языкового сознания: интенциональности восприятия, вербализации и интерпретации.

При этом особую значимость приобретает процесс фильтрации поступающей к человеку информации. Это положение когнитивной психологии помогает уяснить когнитивный механизм возникновения внутренней формы слова: некоторый объект, внешний по отношению к субъекту, воспринимается не как монолитный образ, а в соответствии с отдельными релевантными характеристиками концепта, которые и определяют выбор направленного восприятия познаваемого объекта.

В связи с введением фокуса направленности в сферу изучения концепта О.А. Алимурадов пытается ответить на ряд вопросов (Алимурадов, 2003). Во-первых, будет ли фокус интенциональности направлен только на одну «область» воспринимаемого предмета в каждом отдельном случае его восприятия? Во-вторых, чем объясняется возможность вербализации конкретных областей концепта, несмотря на то что при этом никоим образом не нарушается целостность самого концепта? Наконец, что лежит в основе интерпретации того или иного фрагмента воспринимаемого нами высказывания как вербализующего именно данный, а не какой-либо другой концепт?

Решение этих вопросов предлагается через признание (а) динамики точки фокуса интенциональности и (б) возможности интерпретации в процессе оязыковления некоторого концепта не одного, а трех различныхточек фокуса интенциональности, две из которых характеризуют личность говорящего, а одна – личность слушающего.

Таким образом, в процессе словесной репрезентации концепта оказываются задействованными три различные точки интенциональности: (а) интенциональность восприятия, (б) интенциональность вербализации и (в) интенциональность интерпретации. Одна из них регулирует процесс восприятия объекта или объектов, составляющих базу для формирования данного концепта. Вторая регулирует сам процесс вербализации концепта и в результате расположения фокуса интенциональности над данной областью концепта именно эта область и становится внутренней формой слова. Третья точка отвечает за формирование смысловой структуры слова.

Учитывая сказанное, следует поддержать предложение О.Н. Лагута о необходимости разграничивать понятие «стереотип культуры» и «концепт культуры»: стереотип культуры содержит в себе субъективную оценку, а концепт культуры выражает объективное отношение к действительности; при этом, чтобы считаться концептом культуры, слово должно быть общеупотребительным, частотным (Лагута, 2000).

При этом важно помнить, что смысл языкового знака, его коннотации обусловливаются социокультурными стереотипами познания, своеобразно преломляющими в нашем сознании системные значения языковых единиц. А.Н. Леонтьев истолковывал сознание (а) как индивидуальную систему значений, данных в единстве с чувственной тканью, связывающей (через перцепцию) сознание с предметным миром, (б) как личностные смыслы, определяющие пристрастность сознания и его связь с мотивационной сущностью человеческих потребностей.

Не случайно в разрабатываемой нами теории когнитивной семиологии в центре внимания оказывается именно смысловое содержание языкового знака, а не его системное значение. Потому что, вступая в новые связи и отношения, знак и вербализуемый им концепт наполняются адаптированным к коммуникативным намерениям смысловым содержанием. При этом происходит восхождение его от денотативной абстракции, заданной системой языка, к референтной конкретности. Глубина смыслового содержания знака определяется спектром его денотативно-референтных противопоставлений, возникающих при активизации тех или иных точек интенциональности (восприятия вербализации или интерпретации). Согласно принципу Хольта – основного принципа языковой семантики – семное многообразие смыслового содержания знака (количество его семантических компонентов, входящих в план содержания некоторого знака), определяется именно набором его денотативно-референтных противопоставлений.

Второй принципиально важной, с точки зрения когнитивной лингвокультурологии, установкой для выявления взаимоотношения между социокультурными стереотипами познания и коннотациями языкового знака является объект семантического анализа. Им избирается не отдельно взятое слово, а высказывание, текст. Напомним, что еще Л. Витгенштейн отмечал: собственно значением (смысловым содержанием) обладает не отдельное слово, а целостное высказывание (Витгенштейн Л., 1994).

Итак, социокультурные стереотипы познания, обусловливая внутреннюю форму слова и характер его смыслового содержания, проецируют коннотативную ауру культурно маркированного знака – основного предмета лингвокультурологии.