Сражение при Эль—Аламейне и преследование противника в направлении Триполи

Первая из указанных выше кампаний была начата в связи с отчаянной обстановкой, сложившейся в России. В начале июля 1942 г. президент Рузвельт, сильно встревоженный падением Севастополя и продвижением. немцев на Воронеж, чтобы отвлечь часть немецких сил, стал настаивать на вторжении на Шербурский полуостров в сентябре. Но об этом не могло быть и речи, так как высадочных средств к этому сроку могло хватить только на одну дивизию.[290]Поэтому 24 июля было решено отложить вторжение во Францию до 1943 г. и вернуться к предложению, которое впервые обсуждалось на Вашингтонской конференции в январе, — к предложению о вторжении в Северо—Западную Африку[291]в сочетании с наступлением из Египта на запад.

Тем временем в качестве доброжелательного жеста по отношению к России 19 августа был совершен значительными силами рейд за море, в Дьепп. Рейд закончился так катастрофически, что, казалось, сильно настроил Черчилля против действий по ту сторону Ла—Манша в будущем. Почти в то же самое время из конвоя в составе 13 судов, шедших на Мальту, было потоплено 12.[292]Катастрофа, в свою очередь, подчеркнула опасность высадки в Африке в пределах радиуса действий неприятельских истребителей с Сицилии и Сардинии. Несмотря на это, к планированию кампании приступили сразу. Одновременно произошли перемены в средневосточном командовании: генерал Г. Александер сменил генерала Окиилека, а генерал—лейтенант Б. Монтгомери принял командование 8–й армией.

В Египте борьба шла в первую очередь между службами снабжения, вопрос состоял в том, какая сторона успеет перевооружиться быстрее. Роммель видел, что время работало против него. Поэтому, несмотря на то, что его силы были слабее сил противника, он решил в конце августа перейти в наступление.[293]

В это время позиции, занимавшиеся армией Монтгомери, обладали новшеством в боевых действиях в пустыне, ибо впервые фланги были недоступными для наступления. На севере было Средиземное море, а на юге — впадина Каттара. От берега, несколько западнее Эль—Аламейна, они тянулись на 40 миль в южном направлении до самой впадины, которую не могли преодолеть ни автомобили, ни танки. На английской стороне этой линии на расстоянии примерно 15 миль от берега тянулись на восток гряды Рувейсат и Алам—эль—Хальфа. Монтгомери поступил умно вместо того чтобы пытаться удерживать все 40 миль фронта значительными силами, он развернул главные силы армии от побережья до западной оконечности гряды Рувейсат и далее гряде Руверсайт до гряды Алам—эль—Х альфа. Поэтому правая половина его фронта получила форму латинской буквы L. При этом горизонтальная черта буквы L фланкировала северную сторону слабо прикрытой южной половины фронта, левый фланг которой опирался на впадину.

В ночь с 30 на 31 августа, вскоре после полуночи, Роммель начал наступление. Его цель была уничтожить противника и овладеть Египтом. Он нанес три удара, которыми были ложная атака на севере, сковывающий удар в центре и главный удар на юге. Последний осуществляли Африканский корпус (15–я и 21–я танковые и 90–я легкая дивизии) и 20–й итальянский корпус (танковые дивизии «Ариете» и «Литторио»). Преодолев минные поля англичан севернее впадины Каттара, Роммель устремился на север к хребту Алам—эль—Хальфа, пытаясь прорваться через горизонтальную линию боевого порядка войск Монтгомери и ударить с тыла по вертикальной линии. Если бы ему это удалось, то основная масса армии англичан попала бы в ловушку. Однако Роммелю не удалось это, и не удалось главным образом вследствие прекрасной противотанковой и противовоздушной тактики его противника. Потерпев неудачу, Роммель 3 сентября начал отступление, а 4, 5 и 6 сентября был сильно контратакован англичанами. 7 сентября Монтгомери вполне разумно остановил свою армию, ибо с отражением наступления Роммеля битва за коммуникации была выиграна. Он мог теперь, не опасаясь, пренебрегать своим противником, ожидать того момента, когда 8–я армия получит такие мощные подкрепления, что сможет совершенно разбить войска Роммеля.

Хотя, как утверждает сам генерал Монтгомери, это искусно проведенное оборонительное сражение подняло моральный дух его людей,[294]он недооценивает заслуги своих предшественников[295]за высокие качества армии, которую унаследовал от них. Они вели бои в условиях таких трудностей, которые никогда ранее перед ним не возникали. Они испытывали недостаток в опытных офицерах и обученных солдатах, в снаряжении. Качество оружия было ниже, чем у противника. Все эти недочеты были выправлены и так хорошо, что, когда Роммель 30 августа сделал свою последнюю ставку, шансов выиграть у него явно не было.

В октябре, когда 8–я армия готовилась нанести удар, армия, Роммеля состояла из 8 пехотных и 4 танковых дивизий. Всего у него было 96 тыс. человек, из которых несколько больше половины были немцы. В армии насчитывалось 500–600 танков, в том числе более половины итальянских. С этими силами Роммель противостоял 10–му, 12–му и 30–му корпусам Монтгомери, которыми командовали соответственно генерал—лейтенант Г. Ламсден, генерал—лейтенант Б. Хоррокс и генерал—лейтенант О'Лиз. Всего в армии было 7 пехотных дивизий, 3 бронетанковые дивизии и 7 бронетанковых бригад, или всего 150 тыс. человек и 1114 танков, в том числе 128 танков «Грант» и 267 танков «Шерман»[296]Следовательно, по численности и вооружению силы Монтгомери определенно превосходили силы Роммеля. Позиция, которую занимал Роммель, если ее сравнить с той, которую 30 августа удерживал Монтгомери, не благоприятствовала немцам. У Роммеля не было подходящего горного рубежа в центре расположения его позиции, и поэтому он не смог сократить свой фронт таким же образом, как это сделал Монтгомери. Далее, хотя его фланги опирались на те же непреодолимые препятствия, однако 96 тыс. человек было совершенно недостаточно, чтобы прочно удерживать 40–мильный фронт, даже при тщательном минировании. Как сам Роммель сумел бы удержать свои позиции, неизвестно, ибо до начала наступления англичан он временно передал командование генералу фон Штумме и уехал в Берлин. Приняв командование и зная, что приближающееся наступление будет фронтальным, Штумме совершил грубую, ошибку; он распределил свои войска равномерно по всему фронту, вместо того чтобы удерживать фронт небольшими силами и сосредоточить танки на достаточной глубине в тылу, в готовности к контратаке.

Не обладая средствами, чтобы опрокинуть левый фланг своего противника высадкой морского десанта, Монтгомери решил прорвать этот фланг в нескольких милях южнее берега. Хотя тактически этот участок был сильнее, чем центр и правый фланг позиций Штумме, зато стратегически успешный прорыв в этом пункте был много выгоднее, так как он отрезал центр и правое крыло противника от прибрежного шоссе, которое являлось единственным его путем снабжения и отступления. Чтобы привести противника в замешательство, Монтгомери решил нанести также вспомогательный удар по правому крылу фон Штумме; еще до наступления он сделал все возможное, чтобы обмануть противника при помощи макетов танков и автомобилей, а также ложного трубопровода.

Трем его корпусам были поставлены следующие задачи: на севере 30–й корпус, имея четыре дивизии в первом эшелоне, должен был проделать два прохода в минных полях; 10–й корпус (1–я и 10–я бронетанковые дивизии и 2–я новозеландская дивизия) должен был пройти через эти проходы с задачей уничтожить танки противника; тем временем 13–й корпус и 7–я бронетанковая дивизия должны были наступать на юге, сковывая 21–ю танковую дивизию и вводя противника в заблуждение.

Вся бомбардировочная авиация должна была вступить в бой, как только начнется наступление.

По плану сражение строилось на превосходстве сил и этим весьма напоминало операции 1916–1917 гг. Как мы увидим, и в дальнейших сражениях Монтгомери преимущественно опирался на материальное превосходство. К счастью для него, он принял командование в тот самый момент, когда вооружение стало поступать в большом количестве в Египет. Если бы это случилось раньше, вряд ли он смог бы вести бои в Сиди—Баррани или в районе Беда—Фомма. «Монтгомери, — пишет Морхед, — все военное искусство сводил к численному превосходству. Все зависело от числа людей, огневой мощи и т. п.».[297]Капитан Батчер впоследствии говорил почти то же самое, а именно:

«… но Монти был не удовлетворен. Он настаивал на том, чтобы состав его войск в операции «Хаски» (вторжение в Сицилию) был настолько сильным, чтобы для него была исключена возможность поражения».[298]

«Но если в его руководстве сражениями не было гениальности, то они, по крайней мере, проводились блестяще и со здравым смыслом».[299]

Подобно многим сражениям первой мировой воины, наступлению Монтгомери предшествовала продолжительная предварительная бомбардировка. Но на этот раз ее проводили бомбардировщики, а не артиллерия. Бомбардировка началась 9 октября и продолжалась до 23 октября. Базы снабжения Роммеля и порты в Италии бомбила авиация, базировавшаяся в Англии, а его минные поля, противотанковые заграждения, аэродромы, полевые склады, ремонтные базы, транспортные колонны до Тобрука и Мерса—Матруха включительно подвергались налетам авиации из Египта. Действовало не меньше «700 бомбардировщиков, и к 23 октября воздушные силы стран оси в Африке были прикованы к земле.

В этот день в 9 час. 40 мин. вечера 1000 орудий открыли огонь накройте в 6 миль. Спустя 20 мин. при свете полной луны пехота 30–го и 13–го корпусов в сопровождении саперов двинулась вперед. К 5 час. 30 мин. утра 24 октября на участке 30–го корпуса было сделано два прохода в главном поясе минных заграждений противника. К 7 час. утра был занят первый рубеж — гряда Митейрия.

Вслед за этим 1–я и 10–я бронетанковые дивизии выдвинулись к этой гряде. Тем временем на юге наступление 13–го корпуса потерпело неудачу, и 7–я бронетанковая дивизия получила приказ перейти на северный участок фронта. j 24 октября 30–й корпус закрепился на новых позициях.

На следующий день был убит генерал фон Штумме, а 26 октября вернулся Роммель, который сразу собрал в кулак свои танковые части и на другой же день предпринял ряд ожесточённых контратак против 30–го и 10–го корпусов, которые сдерживались в это время противотанковым огнем. Все атаки были отбиты.

После этого Монтгомери перегруппировал свою армию. 13–му корпусу было приказано перейти к обороне, 10–й корпус был оттянут назад, а 30–му корпусу была поставлена задача подготовить новое наступление пехотными частями, чтобы углубить выступ, образовавшийся в результате прорыва.

28 октября Роммель снова наступал, а затем бросил половину своих танков на север, чтобы спасти свою 90–ю легкую дивизию, которая была окружена частями 9–й австралийской дивизии. Здесь ожесточенные бои продолжались до 1 ноября. В этот день 30–й корпус закончил подготовку к наступлению, и 2 ноября в 1 час утра началось наступление на фронте в 4000 ярдов. Большое количество крейсерских танков, брошенных вперед ценой тяжелых потерь, преодолело последние минные поля противника. К 9 час. утра стало ясно, что Роммель готовится контратаковать 15–й и 21–й танковыми дивизиями. Вследствие этого командир 10–го корпуса приказал 1–й и 10–й бронетанковым дивизиям выдвинуться вперед. Произошел ожесточенный танковый бой в районе Тель—эль—Аккакира. В ночь с 2 на 3 ноября немцы проиграли этот бои. Увидев, что немцы терпят поражение, Роммель начал выводить свои дивизии из боя и, бросив большую часть своего правого крыла, отступил на запад. 7 и 8 ноября 8–я армия вновь заняла Мерса—Матрух.

Так окончилось сражение при Эль—Аламейне, самое решающее сухопутное сражение с целью защиты интересов союзников и одно из самых решающих в истории Англии. Потери Роммеля были катастрофическими: 59 тыс. убитыми, ранеными и пленными, в том числе 34 тыс. немцев. Роммель потерял 500 танков, 400 орудий и тысячи автомашин. Англичане потеряли 13,5 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Из строя вышло 432 танка.

Хотя это сражение не было бы выиграно без помощи американских танков «Грант» и «Шерман», как указывает Клиффорд,[300]однако имеется более важное замечание генерала Мартела о том, что в наступлении на заранее подготовленные позиции крейсерские танки имеют недостаточную броню, чтобы взаимодействовать с пехотой.[301]В предыдущих кампаниях танки «Матильда» показали себя с хорошей стороны, но, как уже отмечалось, в дальнейшем их броню стали пробивать немецкие 50—мм противотанковые снаряды, в то время как броня танка «Черчилль» выдерживала. «Нет никаких сомнений, — пишет Мартел, — что если бы имелась одна бригада танков «Черчилль», то эти танки легко одолели бы… 50—мм противотанковые пушки».[302]В этом сражении были использованы только четыре танка «Черчилль». Во все… танки было помногу попаданий 50—мм противотанковыми снарядами, но только в одном случае снаряд пробил броню».[303]

Напрашивается вывод о том, что как в артиллерии требуется два вида орудии — один для полевых действий и другой для осады, так и в танковых войсках нужны два вида танков — полевой и осадный, или танк прорыва.

Преследование 8–й армии немцев от Мерса—Матруха до Триполи, как замечает Клиффорд, было «методическим и скучным делом», а не «безрассудной, безудержной и увлекательной погоней».[304]«Роммель — добавляет он, — отступал мастерски. Это был поистине пример для учебников. Я не думаю, что в истории был когда—либо случай такого соответствия отступления намеченному плану».[305]Причину этого следует искать скорее в неправильном использовании воздушных сил армией пустыни, чем в трудностях работы тыла или в плохой погоде. На это ясно указывает начальник штаба 8–й армии генерал де Гинган, который пишет:

«В условиях подавляющего превосходства в воздухе, которым мы обладали, и дезорганизации противника нам в армии казалось, что для английских воздушных сил появился «небывалый объект для нападения». На деле результаты оказались весьма обескураживающими. Отправляясь по дороге от поля сражения у Эль—Аламейна на Дабу, я ожидал увидеть массу разбитых машин, но их оказалось мало и находились они на больших расстояниях друг от друга. За Дабой результаты были лучше, но даже и там значительная часть неприятельских машин, которые мы находили, была брошена из—за отсутствия горючего».

Де Гинган правильно определил причину неудач. Дело в том, что командование авиации считало своей обязанностью только воздушные бои и бомбардировки, и летчикам «не разрешалось снижаться на небольшие высоты». В связи с этим «у них не было выучки в штурмовых налетах с применением пушечного огня». Далее он нам сообщает:

«После нашего прибытия в Триполи вице—маршал авиации Г. Бродхэрст, прославленный летчик, участник «битвы за Британию», взял в свой руки обучение личного состава авиации технике полетов на низких высотах. Плоды всего этого нам предстояло пожать в сражении на линии Марет»[306]

Англичане вступили в Тобрук 13 декабря, в Газалу — 14 декабря, в Бенгази — 20 декабря, в Сирту — 25 декабря и в Триполи — 23 января. На всем 1400–мильном пути отступления и преследования боев было мало. Силы Роммеля увеличивались по мере отступления.

Морхед справедливо заметил, что «девять десятых боевых действий в пустыне являются борьбой за снабжение».[307]Несмотря на то, что эта истина дважды подтвердилась в Бирме, особенно странным кажется то, что на Среднем Востоке было приложено так мало усилий для преодоления этой чрезвычайной трудности с помощью воздушного транспорта. Описывая проблему так, как она представлялась в августе 1942 г., Морхед говорит:

«Противник мог получать пополнения и запасы в 3 раза быстрее, чем мы. Он часто применял, самолеты для переброски на фронт значительного количества грузов и подкреплений. Они прибывали в 10 раз быстрее, нежели по суше и по морю. А мы в то время совершенно не пользовались военно—транспортными самолетами».[308]

Далее Морхед пишет:

«Следует отметить, что на протяжении всей этой кампании ни разу не сбрасывались парашютисты, если не считать весьма ограниченного использования их англичанами»[309]

Только во время преследования была сделана попытка исправить эту ошибку. Клиффорд сообщает нам, что

«…было сделано то, что до сих пор не делалось ни в одной из английских армий, хотя для немцев в этом не было ничего нового. Впервые в этой кампании был применен в значительных масштабах воздушный транспорт… Грузовики, подвозившие запасы авиационным частям, почти исчезли с шоссе. Ничего похожего на это не бывало раньше на нашей стороне фронта».[310]

Почему? Ответ может быть только один. Потому, что командование воздушных сил в Англии было так увлечено стратегическими бомбардировками, что совершенно забывало о необходимости создания воздушного транспорта. Безусловно, если бы в распоряжении Монтгомери с самого начала имелось достаточно транспортной авиации, то основные трудности со снабжением у него были бы преодолены. Кроме того, если бы у него были хотя бы одна воздушно—десантная дивизия и небольшое количество десантно—высадочных средств, то с помощью воздушно—десантной дивизии он смог бы захватить проход Хальфайя или какой—либо другой пункт на побережье Северной Африки, а высадочные средства помогли бы быстро усилить эту дивизию. Если бы Монтгомери имел возможность сделать все это, то, ускорив свое продвижение и преградив Роммелю путь к отступлению, он смог бы так быстро завершить преследование, что до нового года англичане овладели бы восточной частью Туниса. В следующем разделе показано, какое влияние это оказало бы на войну.