Глава восьмая. Инициатива на двух фронтах

Завоевание Сицилии

Решив, что целью войны является безоговорочная капитуляция, союзные державы должны были ответить и на следующий вопрос: как осуществить это решение?

В это время маршал Сталин гневно требовал открытия второго фронта в Европе. Под этим он подразумевал фронт во Франции, который в стратегическом отношении должен был стать дополнением к русскому фронту. Но Черчилль лелеял идею наступления на Италию, которая, по его мнению, являлась уязвимым местом держав оси.

Видимо, у Черчилля в это время был грандиозный план вооружить 45 турецких дивизий и бросить их войну,[329]захватить Балканы, оправдав свою стратегию 1915 г.,[330]и съесть рождественский обед вместе с Эйзенхауэром в Риме.[331]В конечном счете престиж стратега и сила личности Черчилля одержали верх, и на конференции в Касабланке, которая состоялась после завоевания Северной Африки, рассматривались три варианта действий: вторжение в Южную Францию, вторжение в Грецию с последующим перенесением войны на Балканы и вторжение в Сицилию и Италию.

Стратегия, так же как и соображения авиационного обеспечения, указывала на третий вариант как на самый практический, ибо восстановление судоходства союзников на Средиземном море было весьма важным делом, а чтобы вполне добиться этого, надо было занять Сицилию и Сардинию. Но, как это часто случается на войне, вмешались политики, и в результате этот четкий план действий был нарушен. Целью стало уже не только вернуть господство на Средиземном море, но и отвлечь силы противника из России, сковать немецкие войска, которые в противном случае могли быть переброшены во Францию, когда там развернется второй фронт, оказать помощь силам сопротивления в Югославии, которые Черчилль теперь сильно поддерживал, и овладеть в Италии аэродромами в районе Фоджа, откуда начать стратегические бомбардировки в Центральной Европе.

Ни одна из этих целей не требовала завоевания всей Италии; самое большее достаточно было овладеть нижней частью Апеннинского сапога — до линии Неаполь, Виесте. Этот район включал также аэродромы у Фоджи. Однако, как мы увидим далее, вследствие настояний Черчилля, что после занятия Сицилии со всей решительностью должна быть завоевана Италия,[332]инициатива, с трудом захваченная союзниками, была частично растрачена в кампании, которая по своей, стратегической бессмысленности и тактической заурядности является уникальной в военной истории.

Первым шагом, сделанным для подготовки вторжения на Сицилию, было овладение островами Пантеллерия и Лампедуза, которые находятся в Тунисском проливе. На Пантеллерии был аэродром, который союзники считали полезным для своей истребительной авиации. Гарнизон острова состоял из тыловых итальянских войск и насчитывал приблизительно 11 тыс. человек. Оба острова уже были нейтрализованы воздушными и морскими силами союзников и полностью отрезаны от всех источников подкреплений. Несмотря на это, было решено совершить бомбардировку островов с целью подавления обороны. С 18 мая по 11 июня на один остров Пантеллерия было сброшено 6570 т бомб. Главной целью этих ужасных налетов было определить действенность «массированного бомбометания по сильным фортификационным сооружениям».[333]Маршал авиации Конингем охарактеризовал эти налеты как «экспериментальное выяснение результатов интенсивных и продолжительных бомбардировок».[334]Если дело действительно обстояло так, то результаты были совершенно отрицательными, ибо гарнизон острова поднял белый флаг только 11 июня, когда вблизи острова появилась «огромная армада».[335]Кроме того, после высадки союзников было обнаружено, что потери гарнизона «были поразительно невелики», что в подземных, почти не тронутых ангарах[336]стояли неповрежденные самолеты, что «из 54 береговых батарей острова только две были безвозвратно выведены из строя».[337]Следовательно, этот опыт ясно доказал, что бомбардировки на подавление из—за их исключительной неточности оказались совершенно неэффективными. И, несмотря на это, нам говорят, что «полученные таким путем данные оказали огромную помощь при планировании будущих действий».[338]

Правда состоит в том, что теперь, когда военное производство союзников приближалось к своей высшей точке, тактика быстро регрессировала и превращалась в тактику боев на истощение, в которых главную роль играет количество металла и взрывчатых веществ, в противоположность боям маневренным, требующим гибкости ума и отваги. В 1915–1917 гг. говорили: «Артиллерия побеждает, пехота занимает». Теперь следует говорить: «Бомбардировки завоевывают, все остальное идет следом».

Ясно, что после овладения Тунисом вместо этих четырехнедельных экспериментальных бомбардировок надо было немедленно совершить вторжение на Сицилию. Генерал Эйзенхауэр, как говорят, хотел совершить вторжение, но выяснил, что оно невозможно из—за «нехватки десантных плавучих средств».[339]

В результате произошла задержка на два месяца. Во вторжении должны были участвовать 7–я американская армия в составе двух с половиной дивизий под командованием генерала Паттона и 8–я английская армия в составе четырех с половиной дивизий под командованием, генерала Монтгомери. Обе армии возглавлял генерал Александер. 7–я армия высаживалась между Ликатри и Скол. ьитти, двигалась на Палермо и затем повертывала в восточном направлении на Мёссину. 8–я армия высаживалась между мысом Пассаро и пунктом, расположенным немного южнее Сиракуз. Ей предстояло захватить Сиракузы, затем Катанию и наконец двинуться на Мессину. Для переброски обеих армий намечалось использовать от 2600 до 2800 транспортных и десантных судов. Они должны были отплыть из таких удаленных пунктов, как Гибралтар и Суэц. Высадке предшествовала шестинедельная предварительная бомбардировка аэродромов противника, портов, коммуникаций и т. п. Непосредственно перед высадкой вводились в действие парашютные части.

8 это время гарнизон Сицилии состоял из 5 итальянских пехотных дивизий, 5 итальянских дивизий береговой обороны, расположенных в береговых укреплениях, и 2_германских дивизий: 15–й гренадерской моторизованной дивизии, и дивизии «Герман Геринг». Обе дивизии стояли в резерве в западной части острова.

9 июля английские и американские воздушно—десантные части отправились на 400 транспортных самолетах и 137 планерах из Кайруана в Тунисе на Сицилию. Их прикрывали истребители и бомбардировщики тактической воздушной армии. Однако из—за ветра и недостаточной подготовки пилотов немало планеров упало в море; кроме того, много парашютистов было сброшено на расстоянии нескольких миль от объектов. 10 июля в 2 часа 45 мин. утра была совершена высадка морского десанта. 8–я армия не встретила почти никакого сопротивления, 7–я армия — только в некоторых местах. Причина этого заключалась в том, что итальянские войска береговой обороны оставили позиции и бежали. Кроме того, господство англичан и американцев в воздухе было таким неограниченным, что высадка явилась полной тактической внезапностью.

Центральной точкой наступления была Мессина, защищенная с юга горой Этна высотой 10 758 футов, которая стояла как замок, откуда можно было просматривать три практически возможных подступа: дорогу из Катании вдоль восточного берега Сицилии, дорогу из Чефалу вдоль северного берега и дорогу в промежутке между ними, которая через Чентурипе, Алжиру, Регальбуто, Рандаццо и Кастильоне огибала Этну с западной стороны.

Передовые части Паттона 22 июля вступили в Палермо; затем, повернув на восток, 7–я армия 25 июля заняла Термини, 27 июля — Чефалу и 29 июля — Никозию. Тем временем 11 июля смело проведенной выброской 11–я английская парашютная бригада захватила для Монтгомери важный мост Примо Соле через реку Симето. После этого 8–я армия была задержана противником на равнине Катании почти на три недели. Чтобы ликвидировать этот затор, Александер перебросил из Туниса 78–ю дивизию, наиболее искушенную на всем Средиземноморье в боевых действиях в горах, с целью обойти фланг германских позиций движением на Чентурипе и действовать на центральной дороге. На этом направлении последовал ряд разрушительных бомбардировок вперемежку с ночными атаками, и в результате простого превосходства в огневых средствах немцы были постепенно оттеснены к Мессине. Эти действия показали, что в горной стране, где применение танков ограничено, тактические бомбардировки мало полезны для ускорения движения сухопутных войск.

Еще более знаменательно то, что немецкие части сумели отойти почти беспрепятственно, и это в условиях, когда их противник абсолютно господствовал в воздухе. Как указывает К. Бакли: «Они отступали большей частью со скоростью, которую избирали сами, и с незначительными потерями».[340]Кроме того, к 16 августа, когда американцы вступили в Мессину и кампания окончилась, немцы переправили через пролив не только основную массу живой силы, оставшейся в дивизии «Герман Геринг» и в 15–й гренадерской моторизованной дивизии, но и значительную часть их тяжелого вооружения. По словам вице—маршала авиации Д'Альбиака, это было следствием «точного и методического порядка эвакуации, сильной зенитной и береговой артиллерийской обороны, хорошего морального состояния немецких войск и жесткого использования ими итальянских союзников для «прикрытия своего отступления».[341]Как осуществлялось это прикрытие, Д'Альбиак не указывает. Вряд ли даже значительно более воинственные люди, чем итальянцы, могли бы при всем своем фанатизме превратить себя в непроницаемый для бомб зонтик. Скорее кто—то в воздушных силах союзников допускал грубые ошибки.

Так или иначе, несмотря на успешное отступление, эта кампания оказалась последней соломинкой, которая сломила спину Италии.[342]25 июля Муссолини ушел в отставку. Итальянский король поручил возглавить правительство маршалу Бадольо. На следующий день когда—то могущественный дуче был заперт в тюрьму, но примерно через шесть недель в совершенно голливудском стиле ему помогли бежать с утёсов Абруццских гор.

К сожалению, плоды этой, в то время самой важной политической победы союзников не были использованы. Генерал Эйзенхауэр стремился как можно скорее заключить мир на разумных условиях и затем немедленно двинуться к Неаполю. Но на его пути были три препятствия: осторожность англичан,[343]недостаток десантно—высадочных средств[344]и требование безоговорочной капитуляции.[345]

С 27 июля до 2 сентября шли споры с Бадольо относительно значения этих слов.

Пока шел этот казуистический спор, немцы быстро перебросили в Италию 13 дивизий. На севере Италии принял командование фельдмаршал Роммель, а на юге командовал фельдмаршал Альберт Кесседьринг, который руководил действиями в Сицилии. Восстания в Милане и в других промышленных городах сразу были подавлены. Никак не помогли восставшим, конечно, ожесточенные стратегические бомбардировки союзников. Немцы заняли Рим, а затем и Неаполь. Если бы у итальянцев хватило решимости оказать немцам сопротивление, все равно война развернулась бы на всей территории Италии. В конце концов 2 сентября Бадольо согласился на безоговорочную капитуляцию, а 8 сентября были опубликованы условия перемирия. После этого итальянский флот, согласно статье 4–й условий капитуляции, ушел на Мальту.

Как мы вскоре увидим, эта глупость, задуманная президентом Рузвельтом и Черчиллем в Касабланке, втянула англичан и американцев в тактически самую абсурдную и стратегически самую бессмысленную кампанию всей войны. Безоговорочная капитуляция затянула войну, погубила Италию и стоила жизни тысячам американцев и англичан.

Сицилийская операция, хотя она продолжалась всего 38 дней, особенно поучительна и главным образом потому, что она была первой действительно совместной десантной операцией против немцев на Западе. Основой были морские силы, а не воздушные, однако без авиации нельзя было приступать к операции. И снова, поскольку целью операции было овладение Сицилией, нужны были сухопутные силы, которые, в свою очередь, не могли успешно действовать без авиации. Но так как первоочередным требованием в этой операции было наличие могущественных морских сил и так как гибкость, присущая морскому флоту, делает его способным наносить удары в любом пункте по своему желанию, очевидно, что, если бы флот был использован с большей пользой, операция окончилась бы еще быстрее. Морские силы заставляют противника теряться в догадках и распылять силы или же сосредоточивать их наугад с высокой степенью вероятности, что в конце концов сосредоточение будет сделано не там, где следует.

Например, когда у Катании образовалась пробка при достаточном количестве десантно—высадочных судов, можно было обойти позиции противника по морю, вместо того чтобы обходить вокруг Этны. Опять—таки, когда стало очевидно, что немцы отходят, переправляясь через Мессинский пролив, можно было преградить им путь к отступлению, высадившись в Италии. Однако ни то ни другое нельзя было осуществить, ибо две величайшие морские державы мира увлеклись авиацией и перестали мыслить, как надлежит морякам. Изготовить достаточное количество десантных средств было невозможно, производя в избытке бомбардировщики. Такова была суть проблемы.

Если на море нехватка судов подорвала англо—американскую стратегию, то на суше недостаток воображения выхолостил их тактику. По этому вопросу, поскольку речь идет об англичанах, ясную картину рисует очевидец событий К. Бакли. Он пишет:

«Каждая операция была похожа на предыдущую; предварительные авиационные бомбардировки становились все сильнее и сильнее. Деревни вроде Регальбуто и Рандаццо были стерты с лица земли воздушными бомбардировками, размах которых не имеет прецедента в истории войн»[346]

Немцы, указывает он, как правило,

«редко создавали оборонительные позиции непосредственно в деревнях. Обычно они располагались на небольшом расстоянии позади населенных пунктов. Это означает, что бомбардировки, хотя от них часто гибло значительное число итальянских граждан, как правило, не причиняли вреда немецким солдатам. Во—вторых, и это еще важнее, наша конечная цель, состоявшая в том, чтобы завалить дороги обломками и сделать невозможным использование колесного транспорта немцами, оставалась часто не достигнутой, так как немцам не нужно было совершать отход через деревни. Получалось наоборот, когда наши войска вступали в эти населенные пункты, им самим приходилось терять часы на расчистку дорог, чтобы продолжать движение. Таким образом, собственные бомбардировки создавали препятствия на пути наступления наших наземных войск. Положение осложнялось тем, что в занятых деревнях приходилось иметь дело с множеством жителей, лишившихся крова, сотнями раненых, а также убирать трупы. Весьма реальной была опасность быстрого распространения болезней».[347]

Далее Бакли пишет:

«Наша тактика преследования, казалось мне, похожа на попытку убить маленькую, но проворную ящерицу огромной кувалдой. Ящерица ускользает всякий раз, как мы замахиваемся молотом. Потери немцев в этой борьбе были небольшими. Борьба оказалась также менее изнурительной для немцев, чем тяжелые бои на среднем этапе действий в Сицилии, потому что они могли давать отдых своим батальонам, отводя их назад перекатами»[348]

Доказывало ли это неприменимость тактической авиации на поле боя? Нет. Дело не в тактической авиации. Глупой была тактика ее использования, ибо в этих боях на полное разрушение все сводилось к перенесению на поле боя методов стратегических бомбардировок неприятельских городов. Хотя задача была совсем другой, идея оставалась той же самой: сбросить на противника как можно большее количество бомб. Бомбы применялись как бульдозеры!

Маршалу авиации Конингему, заявившему на пресс—конференции, что «воздух был полностью очищен от германских самолетов, конечно, должно было прийти в голову, что пушечный и пулеметный огонь на бреющем полете причинил бы немцам несравненно больший урон, чем бессмысленные бомбардировки деревень. Следует, однако, сказать, что наиболее экономным решением была высадка морского десанта, потому что в действиях на побережье тот, кто господствует на море, почти всегда найдет открытый фланг, где можно проникнуть в тыл противника, что является важнейшей задачей любого сражения. Таков был урок сицилийской кампании, и этот урок не был учтен.

Вторжение в Италию

В стратегическом отношении Италия больше всех других крупных континентальных держав походит на остров. Относительная протяженность ее береговой линии является наибольшей, а ее сухопутная граница — наиболее обеспеченной. Поэтому для нападения Италия больше открыта с моря, чем с суши. Ясно, что если морские силы, действующие с запада или юга, вторгаются в Италию, то значительно выгоднее производить высадку вЛигурии, чем в Калабрии, потому что единственное большое естественное препятствие, защищающее важнейший операционный район Италии — долину реки По, — это Лигурийские и Этрусские Апеннины, ширина которых там около 30 миль. Между тем вторжение в Калабрию означает, что наступающий должен продвигаться через Апеннины по всей их длине, то есть на протяжении 600 миль. Кроме того, поскольку почти все реки, овраги, ущелья, отроги идут под прямым углом к центральному хребту, каждый из них образует естественный оборонительный рубеж. Если такой рубеж занят противником, то его приходится атаковать в лоб. Хотя генерал Эйзенхауэр, видимо, понимал преимущества Лигурийского направления, однако недостаток авианосцев и десантных средств вынудил его избрать Калабрию.[349]И даже тогда, как сообщает генерал Маршалл, в течение всей кампании «нехватка десантных и высадочных средств продолжала отрицательно влиять на боевые действия».[350]В результате получилась не стремительная, а затяжная, изнурительная кампания, которую можно разделить на три этапа:

1. Целесообразный, до захвата Неаполя и Фоджи.

2. Политический, до захвата Рима.

3. Бессмысленный, от занятия Рима и далее.

Руководство всеми действиями было поручено генералу Александеру. Участвовало две армии: 8–я под командованием генерала Монтгомери, состоявшая из английских частей, и 5–я под командованием генерал—лейтенанта М. Кларка, включавшая английские и американские войска.

8–я армия высаживалась в Реджио. Она должна была оттянуть немцев на себя, к носку Апеннинского сапога. Тогда в Салерно, в тылу у немцев, должна была высадиться 5–я армия и отрезать им путь к отступлению. Салерно был выбран потому, что он находился как раз в радиусе действий истребителей прикрытия. Если бы имелись авианосцы, то вся операция была бы значительно более гибкой. Но этого не было, и в результате немцы не преминули разгадать план своих противников. И вот снова вся операция, основой которой хотя и были военно—морские силы, зависела в значительной степени от авиации, базирующейся на суше. Вследствие этого, по крайней мере частично, получилось, как указывает Морхед, что «во всем, от выбора итальянского направления до тактики высадки в Салерно, творческая инициатива и риск отодвигались на второй план перед соображениями безопасности».[351]

Вторжение 8–й армии было назначено на 3 сентября за час до рассвета. Ему предшествовала продолжительная авиационная подготовка. Налеты авиации проводились на линии сообщения противника и железнодорожные станции. Непосредственно перед высадкой авиация нанесла один из обычных теперь для Монтгомери «колоссальных ударов». Но так как немцев, по которым намечался удар, там не было, ибо, разгадав план противника, они к тому времени быстро уходили с «носка» (этот факт легко можно было бы установить), эта «сильнейшая со времени Эль—Аламейна авиационная подготовка» оказалась совершенно бесполезной средств. Бакли. находившийся там в это время, утверждает, что переезд через пролив «был почти таким же безопасным, как и переезд из Саутси на остров Уайт в мирное время».[352]Важно отметить, что «колоссальный удар», наносимый независимо от обстоятельств, стал правилом, а, творчество в тактике окаменело, как во времена 1915–1917 гг.

Итальянский флот ушел на Мальту 8 сентября. Английские 78–я и 1–я воздушно—десантные дивизии 9 сентября заняли Таранто. В этот же день в 4 часа утра 5–я армия после предварительной интенсивной авиационной подготовки начала высадку в районе Салерно. Высадку поддерживали сильная авиация и огонь корабельной артиллерии. 11 сентября немцы при мощной поддержке военно—воздушных сил контратаковали части 5–й армии. Обстановка стала критической. Американские крейсеры «Филадельфия» и «Саванна», а также английский линкор «Уорспайт» получили поражения планирующими бомбами.[353]

Одна из причин этой неудачи заключалась в том, что у самолетов—истребителей, базировавшихся на Сицилии, горючего хватало только на 15 мин. боя над плацдармами. Другой причиной была «нехватка судов, которая не позволяла генералу Александеру ввести в дело свои тяжелые танки до D+5 (14 сентября), когда 7–я английская дивизия должна была начать выгрузку».[354]

В это время генерал Эйзенхауэр сообщал генералу Маршаллу:

«Мы находимся в весьма рискованной стадии операции… Мы не смогли продвинуться, и противник готовится к контрудару… Я использую решительно все, что хоть сколько—нибудь больше гребной шлюпки… В сложившейся обстановке вся наша надежда на авиацию…»[355]

В течение следующих трех дней, 12–14 сентября, вся тактическая и стратегическая авиация была брошена против немцев. Сосредоточения немецких войск были рассеяны, а их колонны опустошались пулеметным огнем с самолетов. 15 сентября кризис окончился, и совсем не будет преувеличением сказать, что 5–ю армию спасла авиация.

16 сентября 8–я армия соединилась с 5–й армией в пункте Примерно в 40 милях юго—восточнее Салерно.

27 сентября была взята Фоджа, а 1 октября занят Неаполь. После этого фельдмаршал Кесседьринг отвел свою армию к Вольтурно, 20 сентября немцы эвакуировались с Сардинии, а 4 октября — с Корсики. В середине октября Кессельринг оставил Вольтурно и отступил к реке Гарильяно.

Далее кампания превратилась в «медленное, мучительное продвижение по труднопроходимой местности с преодолением сопротивления решительного и находчивого противника, искушенного в усилении естественных препятствий при помощи мин и посредством разрушений».[356]Главная причина этого состояла в том, что союзные армии не могли обойти фланги противника. Генерал Вильсон пишет: «После соединения 5–й и 8–й армий ниже Салерно обсуждался вопрос о нескольких небольших десантных операций с целью обойти фланг противника. Одна такая операция на фронте 8–й армии в Термоли оказалась ободряюще успешной», но «положение с десантными средствами на театре было чрезвычайно трудным. К этому времени наличие и распределение десантных средств стало постоянным лимитирующим фактором при планировании всех десантных действий не только на Средиземном море, но и на всех театрах войны».[357]

Была и другая причина затруднений. Одновременно велись две кампании: одна на суше и другая в воздухе. На сосредоточение в Фодже стратегических бомбардировочных сил, которые не подчинялись генералу Эйзенхауэру, нужны были суда общим тоннажем приблизительно 300 тыс. т, и это в течение, как указывает генерал Маршалл, «самых критических месяцев итальянской кампании. Потребности стратегической воздушной армии в морском тоннаже были так велики… что сосредоточение наших наземных войск в Италии значительно задержалось».[358]

Сверх того, командование нисколько не облегчало положение ибо оно так привыкло теперь к тактике Монтгомери, что не заметило, что на этот раз вопрос стоял о действиях в горной местности. Тактика командования была следующей:

1) создать по всем родам оружия такое превосходство, что поражение становилось просто невозможным;

2) сосредоточить колоссальное количество вооружения, боеприпасов, снаряжения и продовольствия; 3) провести предварительную воздушную и артиллерийскую подготовку на разрушение;

4) добиться последующего методического продвижения пехоты, которое обычно начиналось под покровом темноты;

5) вслед за пехотой пускать танки в качестве самоходной артиллерии для оказания пехоте огневой поддержки.

Пока у немцев не было намерений делать больше; чем надо, чтобы задерживать противника, эта тактика позволяла методически овладевать одной позицией за другой; сначала был занят Вольтурно, затем Триньо, далее Сангро, пока Кессельринг не решил остановиться на реке Гарильяно.

Рубеж, который он занял, был одним из сильнейших в Италии, и генерал Эйзенхауэр правильно решил сковать немцев фронтальным наступлением на реке Гарильяно и выйти им в тыл, высадив 6–й американский корпус в районе Анцио, Неттуно (примерно 30 миль южнее Рима). Успешное продвижение из этого района вглубь страны перерезало бы сообщения Кессельринга и заставило бы его или отступить или сдаться. Но вот 24 декабря Эйзенхауэру, генералу Монтгомери, главному маршалу авиации Тендеру и генералу Брэдли было приказано прибыть в Англию, чтобы принять руководство подготовкой вторжения во Францию. Генерала Эйзенхауэра сменил генерал Г, Вильсон, генерал—лейтенант О'Лиз принял командование 8–й армией, а генерал—лейтенант П. Икер возглавил средиземноморскую союзную авиацию.

Бой за Гарильяно начался в ночь с 17 на 18 января. Вскоре после того как войска переправились через реку, левое крыло атакующих было остановлено в районе деревни Кастельфорте, а правое не смогло навести мосты и вообще потерпело неудачу.

В 2 часа утра 22 января, когда бои у Гарильяно шли к концу, 6–й корпус численностью 50 тыс. человек американских и английских войск под командованием генерал—майора Дукаса начал высадку у Анцио. Корпус фактически не встретил сопротивления. Высадка была совершенно неожиданной для немцев. Кессельринг хотя и знал, что в Неаполе идет подготовка к десанту, но, По—видимому, думал, что десантные войска предназначаются для высадки в Чивитавеккии, Гаэте или в Террачине. При высадке авиационная подготовка производилась обычным образом. Однако артиллерийской подготовки с кораблей не было, за исключением того, что два минометных корабля произвели огневой налет по пляжам непосредственно перед высадкой войск. Не хватало одного — смелости. Вместо того чтобы устремиться к холмам Альбано с целью усилить неожиданность и создать панику в тылу у немцев, стоявших на позициях у Гарильяно, Лукас принялся за укрепление своего плацдарма. Неизбежным результатом этого было то, что Кессельринг понял, что его сообщениям не угрожает непосредственная опасность. Задержав 6–й корпус на флангах и остриях образовавшихся клиньев, Кессельринг сгруппировал сильный отряд для контратаки. Таким образом, через несколько дней с момента высадки десант был блокирован на месяцы.

За этой неудачей последовал ряд сражений, подобных тем, которые велись на Сомме и Ипре, но не в болотах, а в горах. Из них три велись за овладение небольшим городком Кассино. Над городом господствовал Монастырский холм, на котором стояло известное аббатство св. Бенедикта.

Первое сражение началось 29 января. К 4 февраля оно затихло, не дав результата. Неудачу объяснили не господством холма над местностью, а наличием на нем здания аббатства. Поэтому было решено разрушить здание. Однако вместо того, чтобы это решение держать в тайне, его обсуждали открыто. Естественно, когда удар был нанесен, немцы были вполне к нему подготовлены. Аббатство являлось наиболее вероятным объектом бомбардировки, а Монастырский холм давал в распоряжение немцев неисчислимое количество наблюдательных пунктов. Вот почему совершенно исключалась возможность того, что Кессельринг, способный военачальник, займет само аббатство. После боев монахи, жившие в аббатстве, утверждали, что оно никогда не использовалось как наблюдательный пункт.

14 февраля союзные самолеты сбросили листовки, предупреждавшие монахов и беженцев о необходимости покинуть аббатство. На следующий день 225 бомбардировщиков сбросили на аббатство 453 т бомб и разрушили его. Но эта разрушительная бомбардировка привела лишь к тому, что аббатство из здания превратилось в крепость, так как оборона груды камней и развалин значительно легче и удобнее, чем оборона здания. Во—первых, под рукой оказался материал для строительства опорных пунктов и, во—вторых, не стало крыш и междуэтажных перекрытий, которые могли рухнуть на обороняющихся. Следовательно, бомбардировка аббатства была не столько проявлением вандализма, сколько глупейшим делом с точки зрения тактики.

На следующий день Кассино и его окрестности снова подверглись бомбардировке. Однако пехота стала наступать только рано утром 18 февраля. Артиллерийская подготовка началась накануне в 9 час. вечера; в течение пяти часов на груды обломков ливнем падали снаряды. В среднем в час выпускалось 10 тыс. снарядов. Пехота двинулась в 2 часа утра. продвижение было незначительное, и 19 февраля генерал Александер благоразумно решил прекратить бой, чтобы не нести напрасные потери.

Был ли учтен тот урок Пантеллерии, что массированные бомбардировки редко бывают кратчайшим путем к победе? Нет! Бакли, например, писал:

«Налеты авиации на аббатство не дали ожидаемых результатов. Необходимо было увеличить количество бомбардировщиков и бомб… На этот раз молот должен был быть еще тяжелее. Силу нашего наступления на Кассино следовало наращивать до тех пор, пока Кессельринг не увидел бы, что пора уступить»[359]

Это подтверждает сам генерал Вильсон. Он заявляет, что

«…объединенный комитет начальников штабов был озабочен тем влиянием, которое может оказать затяжка настоящей обстановки на общее стратегическое положение. Комитет считал, что действия почти 3 тыс. бомбардировщиков и истребителей в важных ограниченных районах скажутся на противнике решающим образом, если они будут увязаны с сильным наступлением на земле».[360]

Таким образом, вопреки очевидности победила догма, будто бомбардировкой можно так подавить обороняющегося, что сухопутным войскам понадобится лишь занять парализованный объект. Такой способ действий одобрял и генерал Икер. 15 марта, когда начался третий бой за Кассино, он, как сообщают, заявил:

«Действенность бомбардировки будет определяться тем, как далеко продвинутся сухопутные войска». Не дожидаясь доказательств, он добавил: «Пусть немцы знают, что с каждым укрепленным пунктом, который они захотят оборонять, мы будем делать то же самое, что сделали в мартовские дни с крепостью Кассино»[361]

А вот что говорит об этом заместитель командующего союзными силами генерал—лейтенант Дж. Девере. В письме от 22 марта он так описывает наступление 15 марта:

«15 марта я полагал, что мы вышибем немцев наступлением на Кассино и продвинемся до долины реки Лири. Мы применили авиацию, артиллерию и танки. Пехота двигалась за ними вплотную. Через долину я наблюдал, как проходило наступление. Оно началось в прекрасную погоду. Бомбардировка была сильной и проводилась превосходно. Затем открыла огонь артиллерия. Обстрел длился два часа и был еще более мощным и точным. Огонь вели 900 орудий вели 900 орудий. Авиация поднялась ровно в 8_час 30 мин. утра. Бомбардировка продолжалась до 12 час. дня. Сначала бомбили 2 группы средних бомбардировщиков, за ними — 11 групп тяжелых бомбардировщиков, затем — еще 3 группы средних бомбардировщиков. До 9 час. группы следовали друг за другом с интервалом 10 мин., а с 9 до 12 час. — с интервалом 15 мин. Несмотря на великолепную поддержку, которую в течение всей второй половины дня оказали артиллерия и пикирующие бомбардировщики, наземные войска не выполнили даже ближайшей задачи… Для меня такой результат был отрезвляющим душем. Перед этим рано утром пехота была отведена назад, на 5 миль к северу от Кассино. Приблизительно в час дня, когда пехота вернулась в город Кассино, следуя вплотную за артиллерийским валом, немцы были все еще в городе. Они оказались в состоянии задержать продвижение наших войск и даже непостижимым образом подвести ночью свои резервы».[362]

Обратимся теперь к некоторым поясняющим деталям.

Один из главных пунктов плана состоял в том, что в течение первых трех часов надо было сбросить 1400 т бомб на площадь около 1 кв. мили. Но неточность бомбометания такова, что даже при такой большой цели бомбами был разгромлен второй эшелон штаба командующего 8–й армии, стоявший в 3 милях от Кассино. Более того, целое соединение тяжелых бомбардировщиков сбросило весь свой груз бомб на штаб французского корпуса в Венафро, который летчики по ошибке приняли за Кассино, хотя расстояние между этими пунктами равняется 12 милям!

Уже через несколько часов после того, как началось наступление пехоты, стали поступать донесения о различных осложнениях, например:

«Танки, поддерживающие нашу пехоту, задержаны развалинами… В первых донесениях говорится, что продвижение ограничивается ужасающими разрушениями… Остатки разрушенных зданий и груды обломков противник превратил в опорные пункты».

А генерал Вильсон заявляет:

«Хотя наша пехота могла двигаться вперед, но никакие танки не могли оказать ей поддержку из—за воронок от бомб, диаметр которых достигал 40–50 футов и которые быстро заполнялись водой. Танки не могли последовать за пехотой и вступили в город только спустя 36 час… когда бульдозеры расчистили проход».[363]

Но ведь как раз то же самое произошло на Пантеллерии: в порт нельзя было вступить, пока бульдозеры не расчистили дорогу. Это же случилось в Палермо, в Регальбуто и в Рандаццо, а также в 1917 г. в боях у Пашендейля.

Бои продолжались 8 дней. Затем, достигнув немногого, союзники прекратили наступление.

За этим фиаско последовал период настоящих стратегических бомбардировок, которые осуществлялись главным образом тактической воздушной армией. Налеты совершались на шоссейные и железнодорожные сообщения немцев. К концу марта ежедневно в среднем делалось 25 налетов. К середине мая эта цифра возросла до 75 и даже больше. Не может быть сомнений, что эти непрерывные налеты на систему снабжения противника причинили ему значительно больше ущерба, чем любой из «колоссальных ударов». Они не только нарушали перевозки противника, но и заставляли его ограничиваться передвижениями по ночам.

Под прикрытием бомбардировок с целью нарушения сообщений вместо полного разрушения было подготовлено второе сражение за Гарильяно. Оно началось 11 мая. На этот раз Кассино благоразумно оставили в покое.

Бой начался ночной артиллерийской подготовкой на фронте от 30 до 40 миль. Она длилась 40 мин., но была чрезвычайно интенсивной. На этот раз наступление пехоты было успешным отчасти благодаря авиационной подготовке, а отчасти потому, что зимняя линия обороны немцев отслужила свою службу, и Кессельринг, которому погода уже не являлась союзником, увидел теперь, что настало время отходить. В ночь на 16 мая он начал отводить свою армию. 17 мая Кассино, который англичане обошли с тыла, перешел в их руки 18 мая поляки заняли Монастырский холм. 4 июня, если не буквально, то душой, Черчилль — вдохновитель всей этой кампании в «уязвимом месте Европы» — привёл свои армии в Рим, подобно второму Алариху. А через два дня по всему миру молнией пронеслась весть о том, что американцы и англичане вторглись во Францию. Но прежде чем описывать это решающее событиё — открытие второго стратегического фронта, — мы должны вернуться к первому фронту, к русскому.