Что Вы слышали о политической психологии?

Вы слышали, что Наполеон проиграл битву при Ва­терлоо потому, что его замучил насморк? А битву при Бородине так и не смог выиграть потому, что в тот день его замучил геморрой?

А слышали ли Вы, что вообще-то добрый француз­ский король Карл устроил резню гугенотов в Варфоломеевскую ночь потому, что его «достали» желудочные колики и, соответственно, он пребывал в самом сквер­ном настроении?

Неужели вы не слышали и о том, что в ходе одного из зарубежных визитов престарелого Л.И. Брежнева вражеские спецслужбы сняли номер в отеле прямо под номером советского лидера, врезались в канализаци­онную трубу, и в течение всех дней визита тщательно изучали его экскременты? На основании этих исследо­ваний враги получили полную информацию о состоянии его здоровья, настроении и даже о его психологии. Все это было использовано в ходе тех переговоров, которые шли во время визита.

Но уж, конечно, Вы точно слышали анекдотец о том, что у Ленина был сифилис, который разложил его Мозг, и потому вся октябрьская революция была полным бредом? Рассказывают, что однажды, в начале 90-х гг., директора крупных российских заводов на встрече с Ельциным долго жаловались на тогдашнего госсекретаря России Г. Бурбулиса. Вот тогда, вроде бы, недо­вольный Ельцин и буркнул: «Говорят, что Ленин умер от сифилиса, а я вот умру от Бурбулиса».

Если Вы слышали хоть что-нибудь подобное, зна­чит, Вы уже знакомы с политической психологией. Правда, в ее самом худшем, анекдотическом вариан­те. Мы предлагаем познакомиться с этой наукой все­рьез. Но чтобы последующее чтение не показалось сплошным занудством и наукообразием, давайте хотя бы начнем эту книгу короткой серией небольших ис­торий о том, как конкретно иногда проявляет себя политическая психология.

История 1: психологическое моделирование

В один из декабрьских дней 1964 г. Дэвид Брюс, американский посол в Лондоне, был срочно вызван в Вашингтон. Брюс спускался по трапу самолета в глу­бокой задумчивости — еще бы! Ему предстояло принять участие в игре, правил которой он не знал...

Не знал их до конца и недавно ставший прези­дентом США Линдон Джонсон. Однако перспективы эта игра сулила немалые, и попробовать стоило. Че­рез несколько дней ожидался прилет британского премьера Гарольда Вильсона. Предстояли серьезные переговоры. Причем это должна была быть их пер­вая встреча в президентской практике Л. Джонсона. И вот, готовясь к ней, президент решил воспользо­ваться советом консультантов-психологов. Он сроч­но вызвал своего посла в Лондоне для того, что тот «сыграл роль Вильсона» в игре, имитировавшей пред­стоящие переговоры. Л. Джонсон играл сам себя, а Брюс был именно тем самым нужным человеком, ко­торый мог «сыграть» Вильсона. Он досконально знал британский кабинет, его проблемы и трудности и был, вместе с тем, доверенным лицом президента. Больше двух часов они «проигрывали» могущие возникнуть в ходе переговоров ситуации. Играли, «чтобы таким образом можно было лучше ощутить ожидаемые про­блемы»[1].

Д. Брюс должен был не только изложить социаль­но-экономические и политические аспекты ситуации. Он должен был суметь перевоплотиться в Вильсона, учитывая его личную мотивацию, личные отношения и с американцами, и со своими министрами, личную склонность к тому или иному типу принятия решения, и т. д., и т. п. Он должен был учесть всю сложнейшую палитру психологических характеристик и британско­го премьера, и американского президента, и всей си­туации.

После окончания весьма успешных переговоров, Л. Джонсон публично выразил особую удовлетворен­ность «той большой подготовительной работой, кото­рая весьма способствовала успешности этой встречи».

История 2: психология выбора

Вначале — без политики. В начале б0-х гг. психо­лог Ф.Д. Горбов создавал специальную психологиче­скую службу работы с космонавтами. Дело было но­вое, многое приходилось придумывать «с нуля». И вот однажды Ф.Д. Горбову поручили отобрать наиболее вероятного кандидата в космонавты № 1. Он, как и многие другие специалисты, выбрал Ю.А. Гагарина. Спустя годы его много раз спрашивали: почему он сделал именно такой выбор? Ведь никто, никакой пси­холог еще не мог знать, какие качества понадобятся там, в космосе — отбирали первого в истории космо­навта. Горбов признавал: он тоже не знал, по каким качествам надо выбирать. «Так за что же вы выбрали именно Гагарина?» — «За его улыбку. Я понимал, что психология будет важна не в полете, а после него. И за­дал себе вопрос: каким он должен быть, первый земля­нин, побывавший в космосе, символ прогресса челове­чества? Тогда я понял: он должен быть обаятельным и уметь здорово улыбаться».

А вот теперь — о политике. У нас не хватит бумаги на перечисление всех политических лидеров разных стран, которые были избраны лидерами за свои улыб­ки. Самый яркий пример — президент США Джимми Картер. Слабый президент, мало профессиональный политик. Число провалов в его деятельности (одна неудача с освобождением американских заложников в Иране чего стоит!) многократно превышало число удач. Но как же он умел улыбаться! Помните анекдот? После встречи с одним иностранным политиком, обсуждая ее итоги, Л.И. Брежнев признался помощни­кам: «Да, конечно, он большой мерзавец. Но как, мер­завец, целуется!».

На первой встрече с президентом США Дж. Кен­неди советский лидер Н.С. Хрущев так увлеченно рас­писывал преимущества социализма, что под конец не выдержал, и прямо-таки заявил, без всякой диплома­тии: «Мы вас закопаем!». И тогда не выдержал Кенне­ди: «Мистер Хрущев, вы хотите войну? 0'кей, вы ее получите!». И тут испугался Н.С. Хрущев. С трудом, ситуацию удалось успокоить. Но она не исчерпала себя. Разрядилась ситуация позднее, когда в ответ на выступление американского делегата в ООН Н.С. Хру­щев снял башмак и начал, в знак протеста, стучать им по столу: дескать, мы вам не позволим!

После этого Хрущева... полюбила вся Америка. По данным социологических опросов, он сумел сломать стереотип восприятия прежних советских лидеров — «роботов в кителях». Он показал себя человеком, спо­собным на живое, непосредственное, спонтанное по­ведение. Он умел пугать, но умел и бояться. Значит, с ним можно было разговаривать и договариваться. Вот почему удалось предотвратить и Карибский кризис, и многие другие политические сложности того времени. Потому, что психология умеет корректировать поли­тику.

Много можно было бы рассказать историй подоб­ного рода, однако, дело не в отдельных историях. Их собирает, изучает и обобщает наука, имя которой пока звучит привычно далеко не для всех — политическая психология. Однако дело и не в имени, не в названии науки. В порядке самого краткого введения в курс ее изучения, попробуем ответить всего лишь на три про­стых вопроса.

Первый вопрос: так чего ждать и чего не ждать от политической психологии? Известно: когда людям (классам, партиям, политическим деятелям) хорошо, они ждут от науки заверений, что им будет еще луч­ше. Когда плохо, они надеются услышать, что им не станет еще хуже. Так вот, от политической психоло­гии прежде всего не надо ждать вранья. Слишком час­то наши политики нанимают себе сотрудников, в том числе и психологов, лишь для того, чтобы каждый день слышать про свою гениальность. Политическая психо­логия — это не политическая психотерапия. И те, кто этого не понимают, опасно заблуждаются. Особенно наглядно это видно у российских политиков в ходе предвыборной компаний. Почему-то каждый кандидат на выборный пост просто-таки уверен, что народ его любит.

Разочарование наступает для большинства наутро после голосования, когда выясняется, что до всенарод­ной любви ой как далеко, а огромные деньги потраче­ны напрасно. И тогда... тогда нужны либо психотерапев­ты, либо «козлы отпущения». Так вот, от политической психологии не надо ждать ни того, ни другого. Это — наука. Ее задача — вооружить политика знаниями, дать ему конкретные и реальные рекомендации, А уж как он их реализует, это, в конечном счете, все-таки его, а не наши проблемы. Наука наукой, а политика политикой.

Не надо ждать и, тем более, требовать от политиче­ской психологии ответственности за судьбы общества. В конце концов, это всего лишь наука, а не панацея от всех политических бед и неприятностей. Поэтому нет даже смысла говорить о каких-то моральных кодексах, хартиях честности и подобных самоограничениях, ко­торые должна, по мнению некоторых, накладывать на себя политическая психология. «Пояс верности» изжил себя еще в Средневековье. Да и толку от него, говорят, было мало. Наука должна быть честной и объектив­ной — за это ее и называют наукой. И не надо ждать от нее ничего большего.

Второй вопрос тесно связан с первым: чего хотелось бы избежать в политической психологии? Нескольких вещей. Во-первых, откровенного вранья. К сожалению, слишком много вранья идет в последнее время от име­ни науки под видом так называемого «пи-ара». Во-вто­рых, шаманства — неуклюжих попыток ответить на те вопросы, ответа на которые наша наука пока еще про­сто не знает. И, наконец, в-третьих, хотелось бы избе­жать всякого рода неумелых, но претенциозных попы­ток предсказаний. Только не надо путать предсказания с прогнозами. Прогнозы политическая психология да­вать обязана, и чем больше, тем лучше. Прогностиче­ский смысл заложен в любой науке, а политическая психология отличается значительным прогностическим ресурсом.

Однако прогноз — никак не гадание на кофейной гуще. И не безудержное тупое, упрямое следование какой-то одной линии в угоду какому-то заказу или собственным заблуждениям. В последнее время, к сожалению, и в политической психологии возросло число странных сочинений двоякого рода, С одной сторо­ны, слишком много ура-оптимистичных сочинений во славу действующей власти и ее лидера. С другой сто­роны, много сочинений-страшилок, рисующих поли­тические перспективы в самых мрачных тонах и предвещающих всяческие беды, вплоть до осуществ­ления апокалиптических пророчеств. Это по преимуществу голос тех псевдо-прогнозистов, кто умеет только экстраполировать, то есть прочерчивать впе­ред линию развития, как она сложилась за опреде­ленный период. Если такая линия идет вверх, они без колебания продолжат ее до самого неба. Если она поползла вниз, то те же люди столь же неумолимо дотянут ее до дна самой глубокой пропасти. Такие гадальщики на кофейной гуще — самые опасные люди для любой науки.

На этих экстраполяционных принципах было осно­вано пресловутое советское планирование «от достиг­нутого». Сколько сделали + еще процентов 5—10. И это когда-то выродилось в знаменитое шуточное обраще­ние к корове хрущевских времен: «Удвой удой, утрой удой, а то пойдешь ты на убой!». Вот этого и хотелось бы избежать как в самой политической психологии, так и по отношению к ней.

Наконец, последний, третий вопрос: так кто же такой политический психолог?Прежде всего, это че­ловек, любящий наблюдать за политиками и тем, что они делают. Его девиз — название блестящей книги Ф. Дюрренматта: «Поручение, или О наблюдении на­блюдателя за наблюдающими». В известной мере, хо­роший политический психолог — это, прежде всего, первоклассный наблюдатель. И, разумеется, это глубо­ко творческий человек, умеющий точно интерпрети­ровать результаты своих наблюдений. Политический психолог — это, к тому же, еще и человек с открытым, не догматизированным мышлением. Это человек, пом­нящий, что процесс создания политической психоло­гии как науки еще далеко не закончен. Значит, и он — один из строителей этой новой науки.

Это не только ученый. Это еще и, безусловно, прак­тик. На данном этапе новое политико-психологическое знание получается непосредственно из практики. Более того, современная политическая действительность пре­доставляет огромную зону для практических экспери­ментов, дающих новое знание. И этим надо уметь пользоваться.

Однако, политическая психология — не курица, автоматически несущая золотые яйца. Мало получить звание «политического психолога», чтобы безбедно жить на ренту с профессии. За право заниматься по­литической психологией приходится бороться, и под­час это жестокая, конкурентная борьба.

Политическая психология — интереснейшая, хотя и тяжелейшая профессия, Политический психолог все время находится в политической игре или где-то ря­дом с ней. Одновременно, сам он не игрок. Уметь по­нимать игроков и «читать игру», при этом сохранять полное хладнокровие и быть абсолютно объективным, холодным аналитиком — нелегкая доля. Трудно соче­тать обязательную искренность науки с естественным цинизмом практической политики. Но это и есть удел высококлассного политического психолога. Трудно работать с людьми, которых ты обязан понимать, при­чем делать это так, чтобы они не чувствовали этого и не раскусили тебя. Тяжело знать все, но не показывать, что ты слишком много знаешь (это может быть опас­но). Но тот, кто сможет пройти через это, достигнет больших высот.

Глава 1