ЛЕТОПИСАНИЕ И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

Наиболее значительным произведением письменности были летописи. Русские средневековые летописи представляют собой крупнейшие памятники духовной культуры. Неправильно ог­раничивать их значение только как источников наших сведений о событиях прошлого. Летописи — это не просто перечисление исторических фактов. В них воплотился широкий круг представле­ний и понятий средневекового общества. Летописи являются па­мятниками и общественной мысли, и литературы, и даже зачат­ков научных знаний. Они представляют собой как бы синтети­ческий памятник средневековой культуры, и не случайно уже более двух столетий к ним приковано внимание исследователей самых разнообразных сторон исторического прошлого нашей стра­ны. Можно сказать без преувеличения, что у нас нет более ценных и вместе с тем интересных памятников духовной культуры прошлого, чем наши летописи — от знаменитой «Повести времен­ных лет» киевского монаха Нестора до последних летописных сводов XVII в.[23]. То, что таким синтетическим произведением куль­туры оказались именно летописи, явилось закономерным прояв­лением характерных особенностей средневекового общественно­го сознания. Поскольку все происходящее на Земле считалось результатом божественной воли, не оставалось места для выяс­нения причинно-следственных связей событий и явлений. Гос­подство богословия крайне стесняло развитие теоретической мыс­ли, внимание направлялось в этих условиях на описание кон­кретных фактов. Поэтому духовная культура, подчиненная бо­гословию, оставалась слабо расчлененной. Все многообразие яв­лений общественной жизни средневековые мыслители стремились уложить в единую картину проявлений божественной воли. Оста­валось только чисто внешне связующее эти явления звено, кото­рым была их хронологическая последовательность, так называе­мая «погодная сетка» изложения. Так, в летопись наряду с по­литическими событиями вошли и записи о явлениях природы, и литературные произведения, проникнутые исторической конкретностью, и богословские размышления и поучения — все это приурочивалось к определенным событиям и связывалось в едином хронологическом повествовании.

Естественно, что дальнейший процесс развития духовной кулы туры неминуемо должен был привести к разрушению летописной; синтетической формы. Появлялись сюжетные литературные про­изведения, самостоятельные произведения общественной мысли, и, наконец, развитие собственно исторической мысли перешагнуло тесные рамки хронологического повествования и привело к воз­никновению самостоятельных исторических повестей. Это был прогрессивный процесс, зачатки которого отчетливо видны уже в XIV—XV вв. и даже еще ранее — один из южнорусских летописцев XIII в. сетовал на то, что разбивка изложения по годам мешает связному изложению определенной линии собы­тий, и извинялся перед читателями за то, что ему порой при­ходится забегать вперед, а порой возвращаться назад.

При всем этом летопись была важнейшим политическим до­кументом современности и являлась сильным оружием в поли­тической борьбе. Идеализированный образ летописца, который, «добру и злу внимая равнодушно», записывает бесстрастной рукой происходящие события, очень мало соответствует дей­ствительности. Еще крупнейший исследователь русского летопи­сания А. А. Шахматов справедливо заметил, что «рукой летопис­ца управляли мирские страсти и мирские интересы». Летопись велась при княжеских дворах и епископских кафедрах, в ней отражались определенные классово-политические интересы раз­ных кругов феодального класса. Сопоставление различных лето­писей дало ученым интереснейшие материалы, раскрывшие исто­рию политической борьбы. Будучи едины в своих мировоззрен­ческих позициях, оставаясь «провиденциалистами»[24] в толковании событий, летописцы разных земель направляли это толкование в пользу определенных политических интересов, соответствующим образом подбирали материал для освещения. Недаром Иван III, отправляясь в поход против Новгорода, взял с собой дьяка Степа­на Бородатого, потому что тот «по летописцам умел хорошо го­ворить» — стало быть, хорошо знал летописи и мог на их основа­нии предъявить необходимые обвинения Новгороду.

В конце XIII — начале XIV в. развилось летописание в Твери, примерно с 1326 г. оно началось в Москве, большое разви­тие оно получило в Новгороде и Пскове, а также Ростове, Сузда­ле и в некоторых других центрах. Не сохранилось памятников рязанского летописания, которое, несомненно, также существо­вало.

Как на пример отражения политической борьбы в летописа­нии XIV в. можно указать на освещение одних и тех же событий в-московских и тверских летописях. Так, конфликт между твер­ским князем Михаилом Ярославичем и московским Юрием Дани­ловичем в 1313 —1319 гг. тверская летопись описывает очень подробно, изображая тверского князя миролюбивым, а московского — вероломным, указывая на его связь с ордынскими ха­нами. В летопись включено обширное панегирическое сказание об убийстве Михаила в Орде. Московская летопись, наоборот, указа­ла на факт отравления жены Юрия — Агафьи-Кончаки — в твер­ском плену и очень коротко сообщила о смерти Михаила в Ор­де, не упоминая, по чьему наущению было совершено это убийство. К сообщению об основании Дмитрием Донским в 1366—1367 гг. каменного Кремля в Москве тверской летописец прибавил, что после этого Дмитрий «князи русьскыи начаша приводити в свою волю, а который почал не повиноватися их воле, на тых почали посягати злобою». Во второй половине XIV в. московское летописание усиленно подчеркивало, что ве­ликое княжение является «отчиной» великих князей, в то время как тверские летописи старались бросить тень на великого кня­зя московского, указывая на его связи с ордынцами.

Характерно, что события Куликовской битвы были по-раз­ному освещены в летописях: очень подробно в московском ле­тописании и очень коротко в новгородском.

Летописание по-прежнему отличалось многими местными особенностями не только в политической концепции, но и в са­мих его приемах. Весьма своеобразны новгородские летописи, в которых наиболее сильно отразилась демократическая струя. Новгородские летописи очень просты, конкретны в изложении, в них заметно большое внимание к обыденным событиям город­ской жизни. Как военная хроника читается псковская летопись, отразившая героическую историю города-воина, стоявшего на западном рубеже Русской земли и ведшего упорную борьбу против иноземных захватчиков. Возвышенно и высокопарно звучит московское официальное летописание с особенно сильной религиозно-морализирующей струей, проникнутое идеей единства церкви и светской власти. Временами в нем проскальзывает даже назидательный протест против вмешательства княжеской власти в церковные дела, как, например, в «Повести о Митяе» — московском протопопе, которого Дмитрий Донской в нарушение всех церковных правил пытался сделать митрополитом.

При всем различии политических тенденций и стиля изло­жения во всех летописях XIV—XV вв. отчетливо проявляется их общерусский характер. Где бы ни составлялась летопись, какие бы местные политические интересы она ни защищала, в ней все равно красной нитью проходит тема общности Русской земли, ее борьбы против иноземных завоевателей, понимаемой летописцем как борьба в защиту православия и христианства. Интересно, что война Москвы против Новгорода была облечена также в религиозную форму борьбы против отступничества Нов­города от христианства, для чего был использован факт связей боярской аристократии Новгорода с Литвой и католической церковью. Патриотизм в его своеобразной религиозной окраске, типичной для средневековья, является ярко выраженной чертой русского летописания.

Этот патриотизм нашел свое проявление также и в одной за­мечательной традиции летописания XIV—XV вв. Составлявшие­ся в этот период летописи открывались «Повестью временных лет». В этом сказывалось не только привычное мышление лето­писца, не представлявшего себе сюжетного исторического повест­вования и считавшего обязательным установить единую цепь событий от мифического «сотворения мира» до современ­ности, но и внимание к славному прошлому Русской земли, запе­чатленному в бессмертном произведении Нестора. Летописцы самим включением «Повести временных лет» подчеркивали вели­чие и славу Руси в прошлом, в свете которого тяжкие бедствия монголо-татарского ига приобретали освещение временного упадка, будили стремление добиться восстановления могущества Русской земли. Более того, в летописании XIV—XV вв. стало час­то применяться сопоставление современных событий с анало­гичными событиями в Древней Руси; последняя становилась как бы «классическим временем», идеалом исторической жизни.

Труд летописца имел огромное общественное значение. Недаром в каждом княжестве, в каждой земле, даже при от­дельных церквах, вели летописные записи, по заказу светских и духовных властителей создавались летописные своды.

Московские записи появляются с основания первого камен­ного Успенского собора (1326 г.). Около 1408 г. в Москве был составлен уже не местный, а общерусский летописный свод (Троицкая летопись, погибшая во время московского пожара в 1812 г.), а в связи с созданием нового большого Успенского со­бора в конце XV в. возник Московский летописный свод 1480 г.— одно из самых значительных произведений русского летописа­ния. Когда суздальско-нижегородский князь Дмитрий Констан­тинович активно вступил в борьбу за великое княжение, по его заказу в 1377 г. была составлена особая летопись монахом Лаврентием. Составители торопились — рукопись переписана раз­ными почерками, видимо, работа для ускорения была роздана нескольким писцам. Летопись нужна была срочно, как полити­ческий документ, подкреплявший авторитет князя.

Закончив свой труд, составитель летописи монах Лаврентий (по имени которого летопись и получила название «Лаврентьевской») обратился к своим читателям с проникновенными сло­вами о том, что «радуется купец, прикуп створив (т. е. получив прибыль), и кормчий, в отишье пристав, и странник, в отечьство свое пришед», и сравнил эту радость с радостью «книжного описателя», который «дошед конца книгам», а затем прибавил: «Господа, отцы и братья! Оже (если) ся где буду описал, или пе­реписал, или не дописал (где ошибся), чтите, исправливая Бога деля (читайте, исправляя ради бога), а не клените (не ру­гайте), занеже книгы ветшаны (источники, которыми он поль­зовался, ветхие), а ум молод, не дошел». Лаврентий спешил в работе и заранее извинялся перед читателями за возможные ошибки.

Как было сказано, летописание находилось в руках феодаль­ных кругов и отражало их классово-политические интересы. Поэтому наряду с патриотизмом и идеей защиты Русской земли, ее силы и процветания в летописях отчетливо видна проповедь классового мира и подчинения народных масс властям. Описа­ния народных восстаний даются во враждебном тоне, летописц1ы говорят с осуждением о «черни», всячески стараются показать ее низкие нравственные качества и, наоборот, идеальными ге­роями рисуют представителей господствующего класса. Само слово «смерд» нередко употребляется в летописях в ругательном смысле. Реальная действительность острых классовых противоре­чий заставила однажды летописца с сокрушением заметить в духе религиозной морали: «вси бо сии един род и племя Ада­мово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы, и работнии люди, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга враждуют, и ненавидят, и грызут, и кусают».

В то же время в летописи проникали, обычно в переработан­ном виде, и некоторые мотивы народной идеологии. Это ска­зывалось более всего в использовании форм устного народного творчества при изложении материала, но, кроме того, иногда и в освещении отдельных событий, особенно в новгородских летопи­сях, где временами видно явное сочувствие летописца народным массам. Так, например, в рассказе об одном восстании летопи­сец прямо пишет, что «бысть в вятших (т. е. среди городской верхушки) совет зол, как победити меншии (городскую бедно­ту), а князя ввести на своей воле (на своих условиях)».

В рамках средневекового летописания получила развитие ис­торическая мысль, расширился исторический кругозор, появились новые виды исторических произведений. К ним относятся прежде всего «Хронографы», посвященные уже не только русской, а всемирной истории, освещаемой с религиозно-богословских по­зиций. По мнению некоторых исследователей, первый «Хроно­граф» был составлен в 1442 г. выходцем из Сербии Пахомием Логофетом на основании южнославянских, переводных с грече­ского и русских сочинений. «Хронограф» был, по-видимому, составлен в связи с отказом русской церкви признать Флорен­тийскую унию и имел целью обличить византийских правителей, согласившихся на унию.

Ведущим направлением общественно-политической мысли XIV—XV вв., отразившейся как в летописях, так и в других литературных произведениях, была выраженная в религиозной форме идея общерусского единства и сильной княжеской власти в союзе с церковью. Это была феодальная идеология по своему классово-политическому содержанию, выражавшая прогрессивное в то время движение к созданию единой феодальной монархии. С наибольшей силой эта идеология развивалась в произведениях московской общественно-политической мысли.