Лекция 6. Поздний антикварианизм. 1 страница

1. Перелом века. Ранний антикварианизм охватил полтора века (XVI и первую половину XVII) и полторы исторические эпохи – Реформацию и часть Века Разума (периода научной революции). Начало позднего антикварианизма, то есть заметный, хотя и вторичный, рубеж падает на самую середину века Разума. Есть ли для этого содержательные основания? С точки зрения историографа археологии они есть, но это можно будет показать только после того, как мы рассмотрим историографический материал – факты истории археологии, ход развития археологии (или продвижения к археологии) за это время.

Но какие факторы могли бы вызвать такое деление, начало чего-то нового в науке? Мы еще не знаем, есть ли они в истории самой дисциплины (какие-нибудь важнейшие случайные открытия) или смежных дисциплин, но относительно внешних факторов, это сказать можно. Хотя речь и идет о середине исторической эпохи, однако можно в ней обнаружить события, которые, не порождая новую эпоху в социально-историческом плане, тем не менее, могли иметь существенное рубежное значение для некоторых частных отраслей.

В середине XVII века в Европе произошли крупнейшие события, вызвавшие перелом в мироощущении людей: в 1648 г. закончилась Тридцатилетняя война, в которую были втянуты почти все европейские государства, а в Англии пленением короля завершились Гражданские войны.

Тридцатилетняя война началась как пересмотр результатов Реформации, как кровавые столкновения между протестантами и католиками, а закончилась как передел сфер влияния между виднейшими монархиями Европы. В результате этой затяжной войны сильно ослабели Габсбурги и их государства – Испания и Священная Римская империя немецкой нации, оплот католицизма. Германия лежала в развалинах (военные действия шли в основном на ее территории), население ее уменьшилось на 20 – 50 % (в разных местах по-разному). Могущественными державами стали Франция (в ней началось царствование "Короля-Солнца" Людовика XIV) и протестантская Швеция. Протестантская Дания, хотя и утратила ряд земель, оставалась большим государством и соперницей Швеции – датский король владел также Норвегией и частью северной Германии (Шлезвиг-Гольштейн). Появились новые самостоятельные протестантские государства: Швейцария и Нидерланды.

В Англии же в 1649 г. был казнен король Карл I Стюарт и установлен протекторат Кромвеля, а затем через несколько десятилетий восстановлена королевская власть, но в значительно смягченной форме, и резко возросла роль парламента.

В этой обстановке у людей усилилось ощущение переживаемых радикальных перемен, чувство хода истории. Это, естественно, проецировалось на всю историю. Антикварии невольно стали смотреть на древности как на разновременные остатки. Усилилось также осознание взаимосвязи и взаимозависимости событий в разных странах, в разных частях Европы. Общеевропейская политика привела к представлению об общеевропейской истории, об истории в европейском масштабе. Это породило стремление взглянуть на прежние века в том же широком охвате, а у антиквариев - сопоставить, сравнить древности разных стран. В обнищавшей и раздробленной Германии запросы были скромнее – в письме к коллеге 1691 г. Г. Вильгельм Лейбниц выразил пожелание, чтобы немцы всматривались в землю с целью выявить местные древности, способные осветить историю Германии (Schnapp 1996: 206).

Поскольку всё это происходило в Век Разума, в век научного подхода, обращения к фактам и методам, эти новые тенденции должны были найти выражение в новых способах изучения древностей.

Ослабление оплота католицизма – Испании и Священной Римской империи, усиление протестантской Швеции, влиятельность Дании и появление новых самостоятельных протестантских государств – Нидерландов и Швейцарии ослабили силу католической церкви во всей Европе и придали больше веса библейской критике. Еще на шаг продвинулось ограничение библейской истории, и была поставлена под вопрос библейская хронология.

В середине века в Нидерландах гипотезу Парацельса и Джордано Бруно о расах людей, возникших помимо Адама, развернул в целую концепцию кальвинист Исаак Ла Пейрер или Лапейрер (La Peyrère, 1594 - 1676). Сын королевского советника из Бордо, Исаак Ла Пейрер был врачом принца Конде и советником королевы Кристины Шведской. В 40-е годы он был лично знаком со знаменитым датским антикварием Вормом и тот в письме к Лапейреру признавал его рассуждения о людях, не происходящих от Адама, убедительными!

В 1655 г. появилась книга Лапейрера "Преадамиты", а затем вторая книга "Теологическая система из предположения, что люди были и до Адама". Для Лапейрера Моисей не мог быть автором Пятикнижия, коль скоро там описана его смерть. У Лапейрера Адам был предком только евреев, а египтяне и китайцы происходили от преадамитов. Финикийцы, вавилоняне, египтяне ведь древнее евреев и Библии. Потоп не был всемирным (он охватывал только Палестину). Где Каин нашел жену, если у Адама не было дочерей, а других людей кроме потомков Адама не существовало? Значит, Адам был не первым человеком. От одного Адама Лапейрер производил евреев и другие народы традиционных религий, от другого Адама - язычников. Это идея полигенеза человечества, противопоставленная библейскому моногенезу.

По приказу парижского парламента книга Пейрера была сожжена. В Брюсселе Лапейреру пришлось скрываться, на поиски его были посланы 30 человек, в 1656 г. его разыскали и, арестовав, заключили в башню Трёремберг. 11 марта 1657 г. в присутствии кардиналов Барберини и Альбицци Лапейрер торжественно отрекся от своих еретических взглядов – через четверть века после Галилея. Кстати, кардинал Франческо Барберини – завзятый антикварий, а его секретарь – друг Галилея…

2. Антикварии Франции и Швеции в апогей Века Разума: Спон, Верелиус и Рудбек.В середине XVII века примечательное событие произошло во Франции, где вся вторая половина XVII века и начало XVIII проходили под знаком Людовика XIV. В абсолютной монархии "короля-солнца" историки были озабочены только одним – как бы побольше возвеличить короля и его династию.

В 1653 г. под Турнэ была открыта богатейшая могила, полная великолепных вещей: золотые бляшки в виде пчел, золотые монеты, меч с золотой обкладкой рукояти, инкрустированной эмалью, и кольцо с надписью Childerici Regis. Умерший под Турнэ в 481 г. н. э. Хильдерик был сыном Меровея, зачинателя династии Меровингов! Находка вызвала сенсацию. Находчик Жан-Жакоб Шиффле (Jean-Jacob Chifflet), сын личного врача эрцгерцога Леопольда, правителя Бельгии, опубликовал находку в 1655 г. Описание находки было очень скудным: французская наука о древностях того времени не была на уровне скандинавской. Не было дано плана, не было описания археологического контекста открытия. Только монетный состав (рис. 1). Но Шиффле проделал одну очень интересную вещь: золотых пчелок, видимо украшавших одежду варварского короля, Шиффле принял за эмблемы его власти наподобие королевских лилий Бурбонов и вывел королевские лилии из этих пчелок, предположив промежуточные звенья (рис. 2).

Это был первый проблеск типологического ряда, впоследствии столь развитого Питтом Риверсом и Монтелиусом. Что прорыв в этом направлении произошел на базе геральдики – ничего удивительного. Генеалогические и геральдические изыскания велись, естественно, весьма интенсивно в государстве с засилием кичливой аристократической знати, а в геральдике издавна прослеживалось постепенное изменение гербов.

Другое любопытное событие во Франции связано с деятельностью врача, антиквария и нумизмата Жака Спона (Jacque Spon, 1647 – 1685). Происходя из немецкой протестантской семьи, эмигрировавшей во Францию (в Лион), Спон увлекался не только монетами, но и надписями (он один из основателей эпиграфики). Он приравнивал надписи на камне к книгам как источникам сведений. Тех, "кто не доверяет никакой другой науке, кроме науки их книг", он наставительно поучал, "что можно узнать чудесные вещи из надписей так же, как из книг. Или, если уж им надо иметь книги, давайте скажем, что наши древности есть ничто иное, как книги, страницы которых из камня и мрамора исписаны железом и долотом" (1773, цит. по Schnapp 1996: 182). Отсюда бып уже только шаг к осмыслению и других материальных древностей – тех, что без надписей (а такие он тоже изучал), - как источников сведений. Но этот шаг он не сделал.

Он предпринял путешествие по Италии, а также в 1675 – 76 гг. в Грецию и страны Леванта, находившиеся под властью Турции, и опубликовал книгу об этом путешествии, которая вышла в Лионе в 1676, а в Амстердаме в 1678. Потом в Лионе в 1679 – 83 вышел сборник его работ "Разное знатока древностей" ("Miscellanea eruditae antiquitatis"). Вместо обычного тогда термина "антиквария" Спон восстановил древнеримский термин "археология" (или как вариант – "археография") для обозначения новой науки о древних памятниках религии, истории и искусства (архитектуры, скульптуры и проч.). В книге 1683 г. "Любопытные исследования древности" Спон отмечал, что чем экзотичнее и уникальнее находки, тем они интереснее (это один из принципов антикварианизма). Как протестанту Спону пришлось бежать из Франции, и он умер в Швейцарии в возрасте 38 лет.

Его термин "археология" постепенно начал употребляться у исследователей древностей сначала как название намечающейся отрасли широкого знания о древних памятниках, потом как особой науки, хотя он вызывал возражения. Позже, в 1834 г., знаменитый исследователь классической Греции Г. Ф. Велькер писал по поводу этого терминологического нововведения: "Спон явно хотел быть никем иным как антикварием, и хотел собрать всё, что поддается зарисовыванию, не отличая того, что имеет в себе особенное, самостоятельное значение, от того, что служит только средством для целей общего исторического знания" (Welcker 18??, III: 337). Велькер здесь упрекает Спона в том, чтó впоследствии в Советской России шельмовалось как "голое вещеведение".

Но лидировала в антикварных занятиях всё еще Скандинавия.

Во второй половине XVII века организация науки о древностях в Швеции приобрела еще более устойчивые организационные формы, чем раньше. В 1662 г. канцлер Швеции Магнус Габриэль де Ла Гарди основал "кафедру отечественных древностей" в университете Упсалы для антиквария Олофа Верелиуса (1618 – 1682; см. Svenska, 8, 1955: 269 - 270), человека книжного, интересующегося мифами и сагами (рис. 3). По сути, это была первая в мире кафедра древностей. А через четыре года он организовал Коллегию Древностей (Antiquitetscollegium) под председательством секретаря Университета Йохана Хадорфа (1630 – 1697) (рис. 4); к 1675 г. она состояла из 13 человек: администратора, секретаря, двух ассистентов, специалиста по исландским сагам, двух иллюстраторов, двух граверов, печатника, корректора, курьера и слуги. Такого учреждения не было нигде в мире – это был первый институт той же науки о древностях вообще, включая фольклор. Хадорф, хороший организатор и путешественник, начал раскопки древней шведской столицы Бирки, а профессор Верелиус, получивший и пост Королевского Антиквария, изредка раскапывал курганы. Его отчеты приобрели форму, приближающуюся к современной. Он высказывал гипотезу, затем приводил результаты раскопок для ее проверки. Так, он высказал гипотезу, что во время викингов не все кремировались так, как это описывают Снорри и сага о св. Олафе. Напротив, с королями и героями сжигали еще и рабов, а над костями и прахом возводили курган.

"Дабы проверить эту гипотезу, прошлой осенью я решил вскрыть соответствующими работами огромный курган близ земель Броби на территории Уллеракер. Поелику снести весь курган заняло бы зело много времени, и не имея желания потревожить тени ушедших, я открыл путь в середину кургана, расширяя его вперед от основания одного из земляных склонов. В ходе работы очень скоро я нашел каменные структуры; они протягивались с севера на юг, и, видимо, на них были положены дубовые брусья, угли которых не все были использованы. А там, среди углей, было сожженное тело покойника, обращенное, полагаю, к югу. Как скоро костер и тело были сожжены, устроена была могила, защищенная еще одной каменной выкладкой и почвой так, чтобы ничто не могло повредить им. К северу, думаю, в головах покойника, были помещены несколько утлых урн, из коих можно учесть только фрагменты. Внутри я не нашел ничего, кроме земли. Не было ни костей, ни праха, единственно остатки погребальной трапезы и жертвоприношений богам и покойным, предназначенных теням. В этом кургане я нашел пять структур одна поверх другой, и, чему я более всего поражался, было то, что внизу и в середине, посередь пепла и костей, сожженных вместе, я нашел другие кости и черепа в том же самом месте, которые были не тронуты каким-либо огнем, но которые были, однако же, рыхлыми – верное доказательство, что в одной и той же семье одни были кремированы, а другие погребены" (Verelius 1664: 81 – 82).

Здесь налицо зародыш стратиграфии, рассмотрение контекста погребений, а ведущей идеей оказывается выдвижение гипотезы и ее проверка, причем иллюзии, сформированной сагами, противопоставляются археологические факты – вполне в духе века науки. Со смертью Верелиуса исчезла и его кафедра (восстановлена была значительно позже).

Идею стратиграфии еще более разрабатывал современник Верелиуса Олоф Рудбек или Рюдбек (Olof Rudbeck или Rydbeck, 1630 – 1702) (рис. 5). В возрасте 23 лет он стал профессором Университета в Упсале, а через некоторое время ректором Университета. Медик по своей основной специальности, он построил в университете анатомический театр и разбил ботанический сад. Но потом перенес все свои интересы на древности и по примеру Верелиуса обратил внимание на археологические памятники и местные имена (топонимы). В сходстве шведских имен с классическими он усмотрел возможность проследить генетическое родство и построил увлекательную концепцию происхождения шведов из платоновой Атлантиды, потонувшей в Океане. Эту идею он отстаивал с пылом и горячностью и наделал себе немало врагов. Но раскопки, которые он затевал ради этой сумасбродной идеи, он проводил с аккуратностью профессионального ученого и опытом анатома. Он именно анатомировал памятники – не просто извлекал находки из земли, но рассекал памятник, различая слои. Он зачерчивал разрезы (профили) курганов, описывая характеристику каждого слоя (рис. 6 и 7).

Он изобрел также измерительный брусок, которым полагал возможным определять по толщине слоя почвы (отложения над погребальными сооружениями) возраст находок (рис. 8):

"Поскольку около четырех тысяч лет прошло со времени Ноева потопа до современности, а за это время общее покрытие почвой, накапливающейся на поверхности земли, … не выросло более чем восемь или девять дюймов, я соответственно придумал меру, разделенную на десятые доли, и эту меру я использовал постоянно; она так разделена, что пятая часть соответствует тысяче лет, а десятая – пятистам" (цит. по: Klindt-Jensen 1975: 31).

Ноев потоп сейчас представляется неважным пунктом отсчета, равномерность накопления тоже под сомнением, и Клиндт-Йенсен посмеивается над этой "фантастикой" Рудбека, но принцип-то в общем верный и при более надежных опорах может служить. А измерительный брусок стал впоследствии непременным инструментом при раскопках – это наша рейка.

Рудбек нанес и некоторый ущерб организации изучения древностей в стране: рассердившись на Коллегию Древностей, он добился переименования ее в Архив Древностей (статус пониже) и перевода ее из Упсалы (научного центра тодашней Швеции) в Стокгольм, где он в 1780 г. был распущен.

В Дании после смерти Ворма его музей отошел королю и был включен в Кунсткамеру, размещенную в специально построенном здании в столице. Там были картинная галерея и залы: Героев, Древностей, Индийский, Кабинет Искусственных Предметов и Кабинет Естественных Предметов, где хранились и кераунии. Но ученые уже воспринимали кераунии не как "громовые камни", а как человеческие орудия (Jensen 1999; 2000).

3. Антикварии Англии в апогей Века Разума: Обри. Ко второй половине XVII века относится деятельность английского антиквария Джона Обри (John Aubrey, 1626 – 1697) (Collier 1931; Powell 1963; Hunter 1975; Schnapp 1996: 188 – 196) (рис. 9). Это был обедневший дворянин, скиталец, поклонник учений Декарта и Бэкона и активный член Королевского общества Лондона, одноклассник и друг философа Гоббса, приятель и Харви (Гарвея, открывшего кровообращение), общавшийся с Ньютоном и Локком. Обучение его в Оксфорде было прервано в 1642 г. Гражданской войной и возобновлено только в 1646 (на два года). После окончания Оксфорда жизнь его не миловала: любовные истории, разорение, судебные тяжбы, банкротство, имение было пущено с молотка, начались скитания бездомного. Десятилетиями он менял съемные квартиры, существуя и ведя исследования на благотворительные средства друзей. Интересы его были разнообразны: он был путешественник, фольклорист и антикварий, врач и натуралист, писатель и отличный рисовальщик. Наибольшую известность он получил своими живыми биографиями многих знаменитых современников, основанными на воспоминаниях и сплетнях.

Он считал, что земля может рассказать больше, чем книги. Его родная местность, графство Уилтшир, изобиловала древними каменными сооружениями, курганами и городищами, и начал он с краеведческого сбора материалов, задумав книгу по примеру выпущенных о соседних графствах. Его привлекал Стоунхендж, но, будучи на охоте, неподалеку он открыл еще более крупное круглое каменное сооружение – Эйвбери. Уже Кэмден знал его центральную часть, охарактеризовав ее как "старый лагерь со рвом" и четырьмя входами с каменными косяками. Обри обнаружил, что в Эйвбери не один, а несколько концентрических кругов, а от входа отходит длинная аллея редко размещенных камней. Он сообразил, что это не лагерь, а место каких-то ритуалов. Аналогичные концентрические круги он увидел и в Стоунхендже, только от внутреннего остались лишь ямки на месте больших каменных столбов (теперь они называются "ямками Обри").

В 1663 г. Обри был избран в Королевское Общество и сделал там доклад об Эйвбери. Это было первое обсуждение в Королевском обществе антикварного сюжета и первый научный доклад о древностях в Англии. Рассказы Обри, что "Эйвбери столь же превосходит Стоунхендж, как собор приходскую церковь", дошли до ушей короля Карла II, и король попросил составить описание этого места. Так началось формирование главного труда Обри. Работая над ним, Обри понял, что многие памятники Британии неправильно атрибутированы. Одни его предшественники и современники считали Стоунхендж римским храмом, другие - сооружением данов (датских норманнов) для их собраний, а более всего отводили их саксам. В целом все относили их к римскому или более позднему времени. Обри заметил, что древние каменные сооружения, курганы и городища (земляные форты) занимают территорию, выходящую за пределы римской оккупации, как и нашествий саксов и данов. Из этого он сделал вывод, что вся эта совокупность памятников существовала до римлян и, стало быть, оставлена древними британцами. Он сравнивал этих предков с американскими индейцами и приходил к выводу, что "они, полагаю, были на две или три степени менее дикими, чем американцы" (из очерка о Северной части Уилтшира, цит. по: Powell 1963: 257). Таким образом, у него было какое-то представление о процессе развития.

Его главный антикварный труд "Британские памятники" (Monumenta Britannica) остался неопубликованным, но циркулировал в ученой среде и весьма почитался.

В последнем своем варианте он состоял из четырех частей. Первая была посвящена "религии и обрядам друидов", вторая - архитектуре, а третья – древним сооружениям на местности: курганам, урновым погребениям, земляным валам (городищам) и т. п. В четвертой части для понимания книги были предложены четыре хронологически выстроенных типологии: "архитектоническая" (архитектурные стили), графическая (системы письменности), "аспидологическая" (классификация щитов, изображенных на могильных камнях) и одежная (классификация последовательно сменяемых одежд, так сказать история моды). Для установления этой хронологической типологии Обри устанавливал типичную анатомию памятников и сравнивал памятники между собой и с письменной и устной традицией. "Эти древности столь чрезвычайно древние, - писал он, - что их не достигает ни одна книга, так что нет пути восстановить их, кроме как "сравнительной наукой древностей" ("comparative antiquitie"), которую, оказавшись в затруднительном положении, я написал с самих памятников" (цит. по: Hunter 1975: 181).

Подобно основателю сравнительной анатомии и сравнительной палеонтологии Кювье, но за полтораста лет до него, Обри тоже брался восстановить, так сказать, по кости весь скелет и весь организм:

"Как Пифагор догадывался об огромности фигуры Геракла по длине его ноги …, так среди этих руин покоится остатков довольно для человека, чтобы предложить догадку, какие благородные здания и т. д. были сделаны набожностью, благотворительностью и величием наших праотцов …" (Aubrey 1980 – 82: 178).

Хронологическая классификация шрифтов стихийно открывалась издавна – у палеографов вырабатывался навык узнавать по очертаниям букв древние рукописи. Но привел это в систему только французский монах Жан Мабийон в 1681 г. Джон Обри применил эту идею в 1670 г. не только к шрифтам, но и к архитектурным признакам (рис. 10), щитам с гербами, одеждам. Введение хронологической типологии – это был решительный шаг к созданию археологической науки. Того, кто не увидит в этом прорыва, прошу вспомнить, что у нас, в России, в это время еще не было Петра I.

Сам Обри сравнивал свой метод изучения памятников с алгеброй. Типологические аналогии он характеризовал как "открытие, которое я (нуждаясь в письменном источнике) делаю здесь попытку выработать по роду алгебраического метода, сравнивая те [памятники], которые я видел друг с другом, и сводя их к роду уравнения, чтобы заставить камни говорить за себя" (цит. по: Aubrey 1980 – 82: 32). Так, он выявил круглые земляные сооружения со стоящими камнями, кроме Стоунхенджа и Эйвбери в Сомерсете (Стэнтон Дру), близ Оксфорда (Роллрайт Стоунз), в Йоркшире (Девилз Эрроуз), и другие. Он мог оперировать не индивидуальными памятниками, а их обобщениями, классами.

Шнапп видит в этом алгебраические выражения фактов и зародыш теоретической археологии (Schnapp 1996: 193 – 194). Это, конечно, не так. Обобщение, даже гораздо более сложное, остается эмпирической операцией. Не стоит осовременивать этого антиквария XVII века, он был не во всем в ногу даже со своим временем. Обри был чужд принципам измерения, квантификации и проверки, принятым в Королевском Обществе, и склонен полагаться на сказания и прозрения. Каменные сооружения он первый связал с кельтскими жрецами друидами, хотя по письменам источникам известно, что культовая практика друидов была связана с деревьями, а не гигантскими камнями. Он собирал сведения о паранормальных явлениях, совпадениях, сбывшихся снах и прочей мистике – это единственное из его сочинений, которое было опубликовано при жизни ("Смесь", в 1695 г.). Но и то, что он сделал, было важным вкладом в науку. Отметив, что Литтон Стрейчи назвал Обри "первым английским археологом", Даниел поправил эту оценку: "его можно с полным основанием назвать первым значительным полевым археологом Англии" (Daniel 1975: 19).

Среди друзей Обри был Томас Браун (Thomas Browne, 1605 – 1682), один из лучших прозаиков Века Разума. Тоже медик, учившийся в Оксфорде, Монпелье и Падуе и получивший свой медицинский диплом в Лейдене, он, практикуя как врач, распространил среди друзей рукописное рассуждение "Religio Medici" ("Религия врача") – о чудесах природы и Бога, смесь научного скептицизма с верой. Без его ведома это было напечатано и приобрело популярность во всей Европе. Вторая книга, "Pseudodoxia Epidemica" ("Эпидемия ложных учений"), известная как "Vulgar errors" ("Простонародные ошибки"), разоблачает простонародные суеверия. Когда убеждения не помогали, Браун считал допустимым применять иные меры: как-то выступал свидетелем на судебном процессе, приведшем к сожжению двух ведьм. Это показывает, что от некоторых суеверий не был свободен сам Браун. В третьей книге, вышедшей в 1658 г., Браун выступал как антикварий. Она содержала трактат "Hydriotaphia" ("Гидриотафия, Урновое погребение, или Рассуждение о погребальных урнах, недавно найденных в Норфолке"). Обработка найденного материала - типичная для антиквария: сами урны описаны бегло; нет их сравнения с другими подобными, найденными в этом районе; подробнее описаны топографические условия находки и история района; урны приписаны римлянам (на деле они сакские), а на этой основе развернуты рассуждения о погребальных обычаях во всем мире и об отношении к смерти. В 1671 г. король отметил заслуги Брауна как антиквария и медика возведением в рыцарское звание.

Интересны мысли Брауна о нарушении покоя мертвых и законов об охране могил:

«Многие из этих урн были разбиты грубым открывателем в надежде на заключенный в них клад… Где руководит выгода, ни один возраст не хотел бы таких рудокопов, для которых самые варварские экспиляторы нашли самую цивилизованную риторику: "Золото, раз выкопанное из земли, уже в нее не годится", "Пусть памятники и богатые ткани, а не богатства украшают прах людей", "Не надо переносить торговлю живых на мертвых", "Нет дурного взять то, что никто не обижается потерять", "Нет обворованного, где не было обладателя"» (Browne 1966: 24, цит. по: Schnapp 1996: 197).

Здесь тонкий и двусмысленный текст. Примеров "цивилизованной риторики" многовато – она перевешивает сожаление, а в сочетании с констатацией множества разграблений лишь оправдывает раскопки, проводимые антиквариями. Всё-таки спасут вещи от грабителей. Это мысли, не утратившие злободневности.

С точки зрения археолога, существенно, что урны использованы Брауном не для каких-либо исторических выводов (те построены на письменных источниках), а для написания философского эссе.

Младшим современником Обри, его другом и корреспондентом был Эдвард Лойд (Edward Lhwyd или Lhuyd, 1660 – 1709) (рис. 11) (Gunter 1945; Emery 1971; Parry 1995; 1999c). Происходящий из Уэльса, этот кельтский антикварий по окончании Оксфордского университета поступил помощником к Р. Плоту, хранителю Эшмолеанского музея в Оксфорде, а потом сам стал хранителем. От Плота он заразился увлечением окаменелостями, потом от них стал отличать каменные орудия, распознав их искусственное происхождение. В "Философских трудах Королевского общества" за 1699 г. он поместил такое разъяснение:

"Что касается мнения об "ударах эльфов", что фери (не имея достаточно сил сами, чтобы ранить тела животных) иногда уносят людей в воздух и, снабдив их луками и стрелами, употребляют их для стрельбы по людям, скоту и т. д., то я не сомневаюсь, что вы часто видели эти наконечники стрел, которые приписывают эльфам или фери: они те же самые оббитые кремни, каковыми туземцы Новой Англии до сего дня оканчивают свои стрелы; также в этом королевстве находимы каменные топоры, не отличимые от топоров американцев… Самые любопытные и пошлые во всей стране удовлетворены идеей, что сии вещи часто падают из воздуха, брошенные этими фери…Что до меня, то я отсрочу мою веру до того, пока не увижу, как один из них падает" (Lhwyd, цит. по: Daniel 1967: 39).

Затем интерес его распространился на древности в целом. Он принял участие в подготовке расширенного издания "Британии" Кэмдена и сильно пополнил ее раздел об Уэльсе не только собственными наблюдениями, но и с помощью опросников, которые он рассылал. Но он пополнил не только этот раздел. Полевой археолог, он занимался преимущественно кругами камней и больше всего известен тем, что будучи превосходным художником, он оставил планы и зарисовки Стоунхенджа и Эйвбери перед их разрушением. Хорошо зная кельтские языки, он восстанавливал кельтскую культуру Британии, отстаивая значительную независимость кельтского общества от римских влияний и способность его на большую концентрацияю сил (возведение мегалитических сооружений) и на сложную культуру. Бóльшую часть своих материалов он не успел опубликовать: еще в молодом возрасте Лойд много болел, умер сорока девяти лет, а после его смерти его рукописи, хранившиеся в беспорядке, погибли при пожаре.

Некоторые мысли Лойда очень напоминают позднейшую аргументацию археологов. Так, он писал: "Ибо если одна нация после утверждения христианства могла подражать другой в своих церквях, капеллах, погребальных памятниках, то также и во времена язычества обряды и обычаи религии должны были развиваться от одной страны к другой" (цит. по: Piggott 1981). Чем не аргументация диффузионистов?.

4. Новации века Просвещения и древности.Век Просвещения, собственно, не совпадает с XVIII веком: начался он в Англии со Славной революции (свержение Якова II Стюарта) в 1688 г., а закончился во Франции с началом Великой Французской буржуазной революции в 1789. Во многих отношениях Век Просвещения является продолжением Века Разума, и, по сути, они составляют одну эпоху. Успехи науки, наслоившись на победы буржуазии, привели к росту исторического оптимизма, авторитеты философии, как Локк и Кант, и властители дум – Руссо и Вольтер – учили, что разум есть тот инструмент, которым можно продолжить успешное восхождение к лучшему будущему, нужно только правильно его использовать и распространить владение им, распространить обладание знаниями как можно шире среди высших слоев общества. Просветители решительно перешли с латыни на родные языки.