АТОМНЫЕ БОМБАРДИРОВКИ: ЛИЧНЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ МАСАТАКЭ ОКУМИИ

К августу 1945 года Тихий океан и воды, омывающие четыре главных Японских острова, стали практически «американским озером». Вражеские корабли, собранные в мощные ударные группы, бороздили моря вокруг наших берегов, не опасаясь атак, посылая тысячи снарядов во все, что двигалось по берегу, или в любое здание и иные сооружения, которые им казались стоящими целями. Вражеские самолеты совершали буквально тысячи вылетов на каждый квадратный фут нашей земли. Западная Япония оказалась под контролем вражеских самолетов, базировавшихся на Окинаве. Восточная Япония стонала под молотящими ударами «В-29» и «Р-51» с Сайана и Иводзимы. Американцы правили морями и небом, окружающим и покрывающим всю нашу страну. Мы были лишены свободы передвижения даже внутри страны, потому что самолеты-рейдеры обстреливали поезда, небольшие корабли, легковые автомобили, грузовики, линии связи – все и вся.

Армия и флот держали свои самолеты на земле укрытыми под камуфляжем, в подземных ангарах и разбросанными в районах рассредоточения до расстояния пяти миль от аэродрома. Мы смогли собрать в последний воздушный кулак 5130 боевых самолетов, кроме нескольких тысяч учебных, которые мы бросим против вражеского десантного флота, уже формировавшегося для атаки на Кюсю. У нас было 2500 армейских самолетов, из которых 1600 было укомплектовано камикадзе, и 2630 тридцать самолетов морской авиации, включая 1400 истребителей и бомбардировщиков-самоубийц. Когда наступит день атаки, мы бросим в бой каждый самолет в Японии, который может летать и нести бомбы, включая тихоходные и неуклюжие учебные самолеты.

Каждому было ясно, что Японии не избежать сокрушительного поражения. Мы понимали, что наша тотальная оборона на островах сможет лишь чуть задержать неизбежное, но при этом в ожесточенной битве погибнут сотни тысяч человек. Несмотря на понимание этого, правительство предпочло воевать до последнего человека. Трудно, а может, и просто невозможно логически объяснить душевное состояние лидеров Японии, которые настаивали на сопротивлении десантным силам, которые будут самыми величайшими в истории войн.

Такой настрой продержался недолго. 6 августа 1945 года на арене появился новый фактор. Последствия атомной бомбардировки, вначале в Хиросиме, а потом, 9 августа, в Нагасаки, не сказались немедленно, потому что правительству требовалось время, чтобы оценить, какую ужасную машину уничтожения враг сбросил на Японию. Однако, как только наше военное и политическое руководство получило более полное представление об этом фантастическом оружии, перед которым даже ужасы бомбежек зажигательными бомбами казались незначительной мелочью, оно уже не могло цепляться за сумасшедшую доктрину продолжения войны.

Город Хиросима избежал неистовства «В-29», хотя там находились некоторые сооружения, которые, мы полагали, должны были вызвать на город град бомб. В нем находился штаб 2-й армейской группы, командовавший наземной обороной южной половины Японии. В Хиросиме за время войны собрались десятки тысяч солдат и офицеров, и город стал крупным военным хранилищем и центром связи. Хиросима располагалась в широкой и плоской дельте реки Ота. Семь речных каналов делили город на шесть островов, которые выдавались в залив Хиросима. Хиросима была почти абсолютно плоской и слегка возвышалась над уровнем моря, за исключением одинокого холма высотой шестьдесят метров в центре города. Из всей городской территории в двадцать шесть квадратных миль только семь квадратных миль было застроено, и вот в этом районе сконцентрировалось 75 процентов всего населения.

Кроме центральной части, где располагался ряд железобетонных зданий, город был переполнен маленькими деревянными домами и деревянными мастерскими. Даже большинство производственных зданий было построено из дерева.

Чуть позже семи часов утра 6 августа наша сеть дальнего радарного оповещения обнаружила несколько вражеских самолетов, направлявшихся к южной части Японии. Военные власти объявили воздушную тревогу, и многие города, включая Хиросиму, прекратили свое радиовещание. К 8.00 воздушные наблюдатели в Хиросиме четко установили, что самолетов только три и они летят на очень большой высоте, а потому был дан сигнал отбоя. Радиостанция Хиросимы сообщила о трех самолетах и посоветовала населению на случай, если самолеты появятся над городом, спрятаться в убежищах.

Примерно в 8.30 дежурный офицер ПВО младший лейтенант Накадзима сообщил мне, что меня срочно вызывают к телефону. В то время я находился на дежурстве на втором подвальном этаже подземного бомбоубежища, которое было построено на территории морского департамента в Касумигасеки, Кодзи-Мачи, Токио. Трехэтажное бомбоубежище являлось мозговым центром морских операций и центром связи японской морской ПВО (здание штаба морского департамента было уничтожено пожаром 27 мая). Сюда стекались все сообщения с радарных станций, патрульных судов и воздушных наблюдателей, касающиеся передвижений вражеских самолетов с Марианских островов или авианосцев.

Звонили из штаба командования ПВО на морской базе в Куре. Я услышал голос капитана 3-го ранга Хироки: «…примерно пятнадцать минут назад над Хиросимой наблюдалась ужасная вспышка. Немедленно после этого огромное грибоподобное облако поднялось над городом. Многие слышали глухой грохот, напоминающий отдаленный гром. Я не знаю, что там произошло, но, судя по вспышке и облаку, должно быть, что-то из ряда вон выходящее. Я пробовал дозвониться до штаба 2-й армейской группы, но никто не отвечает. Это все, что я пока знаю… Как только узнаю подробности, сразу же сообщу».

Морская база Куре находилась примерно в двадцати милях к югу от центральной части Хиросимы.

Я прервал его: «Ты не знаешь, был ли это воздушный налет или какой-нибудь взрыв на поверхности?»

«Я не знаю, что это было. Было замечено лишь несколько „В-29“, вот и все».

«А какая там погода?»

«Отличная».

«Ладно. Позвони мне, как только узнаешь что-нибудь еще».

От всего этого меня охватила тревога. Не находилось обычного объяснения этой «яркой вспышке» и «огромному облаку». Я чувствовал, что произошло что-то ужасное. Стал расспрашивать членов морского Генерального штаба, но безуспешно. Никто не имел представления о том, что могло случиться в Хиросиме. Правда, было одно место, где можно было получить ответ, и я позвонил капитану 1-го ранга Ясуи из морского бюро аэронавтики.

Я пересказал ему все детали, которые сообщил мне капитан Хироки. Ответ капитана Ясуи ошеломил меня. Я ясно помню его слова, что «…это могла быть атомная бомба, но уверенно сказать не смогу до тех пор, пока сам не увижу город…».

Атомная бомба! А ведь это было возможно! Эти слова пробудили в моем мозгу прошлые события. Я вспомнил, что много времени тому назад на флоте на секретных совещаниях обсуждалась возможность создания атомного оружия. Базовая теория не являлась секретом. Несколько лет назад флот обратился к доктору Аракацу из университета Киото, где работал блестящий ученый, доктор Юкава, с просьбой изучить такие возможности. Армия тоже рассматривала теорию атомного оружия. Доктор Нисина из научно-исследовательского института изучил этот вопрос в деталях. Но эта работа вряд ли была чем-то большим, нежели просто научное исследование.

Мог ли враг на самом деле использовать такое фантастическое оружие?

В это время последовало несколько звонков из армейского Генерального штаба. Армия была встревожена; там не могли связаться с Хиросимой ни по телефону, ни по радио. Хиросима была важным стратегическим центром армейских операций, и их встревожило это сообщение.

Перед самым полуднем нам снова позвонили из Куре.

«В 8.15 утра сразу же после того, как два „В-29“ на большой скорости пролетели над городом, возникла испепеляющая вспышка, подобная разряду молнии. За ней послышался неожиданный рев. В следующие мгновения по всему городу стали рушиться дома. Как будто гигантский стальной кулак внезапно опустился на Хиросиму. Везде заполыхали пожары. Все смешалось. Из-за бушующего пламени и потоков беженцев стали невозможно добраться ближе, чем к Каидачи (примерно пять миль к юго-востоку от города)».

Эти сообщения были просто невероятными. Все было так неожиданно. Невзирая на происшедшее, было необходимо, чтобы я, командующий морской ПВО метрополии, оказался на месте событий. Штаб приказал мне направиться в Хиросиму вместе с капитаном Ясуи и лично расследовать, что произошло. В тот же день мы вылететь не смогли, несмотря на свою тревогу. Дело в том, что вражеская авиация совершала один налет на Японию за другим.

На следующий полдень, 7 августа, мы с трудом вылетели из Токио. Вначале собирались провести детальное обследование с воздуха, но ко времени прилета в Хиросиму солнце уже село. Однако даже на второй день представившаяся нам картина казалась невероятной. Призрачное жуткое свечение исходило из пораженного города. Все еще догоравшая Хиросима испускала темно-красный мерцающий свет, который отражался в черном дыме, поднимавшемся от земли.

Вскоре наш транспортный самолет заскользил по посадочной полосе на морской авиабазе Ивакуни. Рано утром следующего дня мы устремились в Хиросиму.

Никогда и ничто – ни фильмы, ни журналы, ни книги, ни красноречивые рассказы – не сделают до конца понятным то, что произошло в Хиросиме, человеку, если он своими глазами не видел, что случилось с городом после того, как упала бомба. Это жуткое зрелище просто находится за пределами возможности описать его словами. Холодная, напечатанная на бумаге или воспроизведенная на пленке информация не может нести звуки, и запахи, и «ощущения», царившие в разрушенном городе.

О хаосе в Хиросиме слышали многие, но все тысячи историй не воспроизведут вызывающих содрогание, пронзительных криков жертв, которые уже находились за пределами всякой возможной помощи. Они не покажут вам пыль и пепел, вихрящиеся вокруг обгоревших трупов, скорчившихся в неописуемой агонии, судорожное дерганье пальцев, по которым только и видна агония. Просят дать воды предметы, которые только что были человеческими существами.

Словами не передать ошеломляющего, удушающего, вызывающего рвоту зловония, но не от мертвых, а от опаленных живущих мертвецов. Внешне не пострадавшие или слегка раненные люди укладывают этих обожженных, умирающих мужчин и женщин на дощатые помосты и маты длинными, безличными рядами, как разлагающуюся рыбу, так, чтобы, когда те умрут, их тела не мешали людям, оказывающим помощь все еще живым. Сколько раз рассказывалась эта история, но все равно не передать всю глубину потрясения видом молодой матери, которую я застал в агонии. Ни одного слова не сорвалось с ее покрывшихся волдырями губ, ее живот был распорот, кишечник весь наружи, в пепле и пыли, а живой, но нерожденный ребенок лежал подле нее, облепленный кровью и грязью.

Такой я увидел Хиросиму. Даже сегодня не все еще ясно в этой истории, ибо невозможно перечислить все, что подсознание отказывается хранить в памяти. Я все еще не услышал ни одного рассказа о белом солдате, военнопленном, которого мы можем именовать лишь белым человеком, чье страшно обожженное тело распростерлось всего лишь в двухстах метрах от эпицентра взрыва. Это было прямое человеческое жертвоприношение атому его соотечественников или, по крайней мере, его союзников.

Там, где была Хиросима, остался лишь грязный коричневый шрам на лице Земли. Люди буквально ничего не делали, да они и не могли ничего сделать, чтобы выбраться из этой невероятной беды, обрушившейся на них. Прилетевшие со мной штабные офицеры из Токио и другие, прибывшие позже, подключились к оказанию первой помощи.

Спустя шестнадцать часов после атомного взрыва офицеры разведки впервые узнали, что на самом деле разорвало город на куски. По радио прозвучало американское объявление об атомной бомбе.

Три дня спустя, в 7.50 по японскому времени, сирены воздушной тревоги завыли над Нагасаки, который лежал в начале длинного залива, образовывавшего лучшую природную гавань на Кюсю. Город простирался по двум долинам, по которым текли две реки. Жилой и промышленный районы разделял горный отрог, осложнявший неправильную планировку Нагасаки, и из-за которого застроенная часть города составляла менее четырех квадратных миль из всей городской площади в тридцать пять квадратных миль.

Нагасаки считался одним из крупнейших морских портов в Южной Японии и был очень важен для наших вооруженных сил из-за своих многочисленных и разнообразных промышленных предприятий. Они выпускали оружие, корабли, военное снаряжение и другую продукцию. По узкой городской полосе к югу размещались сталелитейные заводы «Мицубиси» и верфи, а на севере распростерся торпедный завод «Мицубиси-Ураками». В отличие от индустриальной части города жилые районы состояли из хрупких деревянных домов с черепичной крышей, сближенных до расстояния, особенно опасного в случае пожара.

Воздушная тревога прозвучала в 7.50 утра, но через сорок минут – после сигнала отбоя – люди покинули убежища. Когда в 10.53 наши наблюдатели заметили два «В-29» высоко над городом, они посчитали, что ведется воздушная разведка, и не объявили воздушной тревоги. Однако, увидев «В-29», несколько сот человек устремились в убежища. Всего лишь девять дней назад на город были сброшены высокомощные бомбы, и некотрые из них упали на верфи и район доков. Другие взорвались на сталелитейном заводе «Мицубиси» и на артиллерийском заводе, а шесть бомб врезались в медицинский колледж и госпиталь Нагасаки, причем было три прямых попадания. Хотя эти бомбы принесли незначительные разрушения, они напугали население, которое было склонно верить, что ужасные налеты с зажигательными бомбами еще ожидают город впереди.

В 11.30 возникла ослепительная вспышка взрыва, такого же, как тот, что уничтожил Хиросиму чуть менее семидесяти пяти часов назад. Еще один город примкнул к растущему списку японских уничтоженных или разрушенных центров.

Даже самые твердолобые в правительстве уже не видели причин продолжать безумие, сопротивляясь врагу, который угрожал обрушить на Японию град таких бомб.

15 августа 1945 года, когда страна буквально была поставлена на колени, император принял условия капитуляции.

Вскоре после капитуляции армия объявила, что в Хиросиме погибло 78 150 человек, 51 408 было ранено или пропало без вести, что полностью уничтожено 48 000 домов, а 22 178 других сооружений было повреждено. Не менее 176 987 человек осталось без крова. В Нагасаки погибло 23 753 человека и было ранено 43 020 человек.

Эти списки в лучшем случае лишь оценки, а число лиц, умерших в результате этих бомбежек, постоянно растет. Многие японские источники подвергают сомнению объявленные цифры, и сегодня наиболее информированные японские источники считают, что погибло по крайней мере в два-три раза больше, чем это было официально объявлено.

Исследования, проведенные армией сразу после войны и добавившие много имен к спискам погибших и раненых, показали следующее:

В зиму 1945/46 года Япония вступала в жутких условиях. Почти все крупные города, всего девяносто восемь, были выжжены дотла. В официальном коммюнике японской армии о бомбардировках утверждалось, что в семидесяти двух из этих городов присутствие вооруженных сил было совершенно незначительным, так что «В-29» имели целью уничтожение индустриальных объектов и гражданского населения. В районе Токио – Йокогама было разрушено 56 процентов зданий, в районе Нагои – 52 процентов, а в районе Кобе – Осака – 57 процентов. Степень разрушений жилых массивов в разных городах была неодинаковой. Нисиномия, например, потерял только 9,1 процента, в то время как Фукуяма – 96 процентов, Кобе и Хамамацу – 72 процента, а Хитачи – 71 процент. Первоначальные исследования показали, что в общей сложности было уничтожено один миллион четыреста тридцать тысяч зданий. Позже эта величина возросла более чем в два раза, напрямую затронув более чем девять миллионов человек.

В конце войны наши линии связи и транспортные коммуникации находились в состоянии хаоса. Суда, ранее курсировавшие между главными островами, а также те, что ходили в Корею и Китай, прятались в гаванях от пушек, бомб и ракет охотившихся за ними вражеских самолетов. Мы понесли умопомрачительные потери в этих грузовых кораблях, и ко времени капитуляции их осталось совсем немного. Даже если бы у нас оставалось достаточно судов, мы бы все равно не смогли их интенсивно использовать, потому что воды вокруг заливов, портов и в проливах кишели смертоносными вражескими минами, которые посеяли американские «В-29». Мы испытывали большую нехватку в работниках для сухопутных перевозок и докеров для погрузки-разгрузки кораблей. Почти все эти огромные прорехи в нашей экономике, так или иначе, были порождены потерей нами господства в воздухе над метрополией.

На Кюсю в дневное время соблюдалась малая часть расписания движения поездов. Многие поезда, ушедшие в путь, были разбиты истребителями противника и не дошли до места назначения. Из-за непрекращающихся помех с воздуха полностью прекратилось паромное сообщение между Аомори и Хакодате. На Хонсю линии связи и транспортные коммуникации функционировали, но там царили полный беспорядок и развал, и они действовали, потому что бомбардировщики не взялись всерьез за нашу железнодорожную сеть.

Нам критически не хватало продовольствия для населения. В июле 1945 года правительство с большой неохотой пошло на 10-процентное сокращение основного продовольственного рациона, который составлял 312 граммов в день на взрослого человека, включая заменители. В периоды между сборами урожаев риса мы опасались наступления голода, потому что острова были практически отрезаны от внешних поставщиков продовольствия. Поставки основных продуктов и приправ были урезаны на 20 процентов по мясу, 30 процентов по рыбе и 50 процентов по приправам по сравнению с нормами 1941 года.

А из того, что японец мог иметь в 1937 году, сейчас он мог рассчитывать на 2 процента хлопковых тканей, 1 процент изделий из дерева, 4 процента мыла и 8 процентов бумаги.

Эти нищенские условия вызвали дикую галопирующую инфляцию и во многом способствовали падению боевого духа народа, уничтожив всякое желание продолжать войну.

Наши предприятия, включая и те, которым удалось избежать ужасных ударов «В-29», практически стояли, превратившись в огромные призраки, потерявшие всякий смысл и цель. Из-за губительных бомбежек объем производства неуклонно и с ускорением падал. В первом финансовом квартале 1945 года (апрель – июнь) по сравнению с наилучшим в финансовом отношении кварталом военного времени добыча угля упала на 29 процентов, производство железа и других металлов – на 65 процентов, химической продукции – на 48 процентов, а жидких видов топлива – на 66 процентов. Особенно большие разрушения понесли авиазаводы, причем некоторые наиболее крупные предприятия были разрушены на 96 процентов.

В Хиросиме и Нагасаки население охватило полное отчаяние. Даже к декабрю 1945 года многие тысячи людей, бежавших от бомбежек, не вернулись в города. Их душевный паралич был понятен, люди не могли сразу избавиться от ужаса бомбежек. И их удел типичен для огромных опустошенных территорий, где люди жили в примитивных условиях, голодные, лишенные обычных человеческих удобств, медицинской помощи и других вещей.

А что же наш флот, когда-то один из самых мощных в мире? По окончании войны из того, что могло плавать, у нас осталось только два авианосца (один из которых был поврежден), три поврежденных крейсера, лишь немногие из сорока одного эсминца оставались в доках и гаванях, а также сорок девять субмарин. Всего мы располагали 829 судами всех типов, но только горсточка вышеупомянутых кораблей была на плаву.

На Японских островах все еще находилось семьдесят мощных вооруженных и оснащенных дивизий, включавших в себя более миллиона бойцов. Эти дивизии формировали ядро оборонительных сил, которым надлежало встать на пути вражеского десанта. Война на Тихом океане, которая велась главным образом в воздухе и на море, закончилась до того, как войска в метрополии смогли произвести хотя бы единственный выстрел в защиту своей страны.

Глава 29