Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ

1. Реформы и революции в политическом развитии общества

2. Политическая модернизация как переход от традиционных форм политической организации к современным

3. Переходы от авторитаризма к демократии

4. «Третья волна демократизации» и теории демократического транзита

1. Реформы и революции в политическом развитии общества. Как показывает практика общественного развития, основными полити­ческими формами осуществления назревших экономических, социальных, социокультурных изменений являются реформы и революции. Современная по­литическая наука и социология уделяют немало внимания изучению механи­змов, лежащих в основе этих феноменов. Наиболее распространенное опре­деление революции принадлежит С. Хантингтону, который считал ее быстрым, фундаментальным и насильственным изменением доминирующих ценностей и мифов общества, его политических институтов, социальной структуры, ли­дерства, правительственной деятельности и политики. Реформы - это час­тичные изменения в отдельных сферах общества, включая и политическую, не затрагивающие его фундаментальных основ.

По мнению классика современной политической философии Ханны Арендт, политические революции - это явление нового времени. До ХVIII века рево­люций в полном значении этого слова не было. Первыми революциями, осу­ществлявшимися под знаменем свободы, стали по ее мнению, американская и французская революции конца XVIII века. Тогда же термин "революция" приобрел современное значение. Первоначально же он возник в астрономии и означал закономерное, регулярное вращение звезд, не подверженное из­менениям и не зависящее от воли человека. В ХVIII столетии, когда слово "революция" было заимствовано политической философией, оно имело смысл, прямо противоположный современному. Под революциями понимали возвраще­ние к ранее отвергнутому порядку, состоянию, циклическую смену форм правления. Впервые термин "революция" в политическом контексте был ис­пользован для обозначения реставрации монархии, последовавшей в резу­льтате краха диктатуры Кромвеля и разгона Долгого парламента. Через несколько десятилетий появился широко известный термин "славная револю­ция", под которой современники понимали не свержение королевской влас­ти Стюартов, а, напротив, передачу ее Вильяму и Марии, иными словами,реставрацию принципа монархической власти во всех ее правах и славе. С этого момента термин "революция" стал означать восстановление искон­ных порядков, утраченных или деформированных из-за деспотизма абсолю­тистской власти, а немного позднее так обозначали направленные против этой власти социально-политические перевороты.

Политическая мысль первоначально рассматривала революции исключи­тельно сквозь призму идеологизированного подхода. Политическая идеоло­гия консерватизма и возникает главным образом как реакция на события французской революции. Описывая в своем труде "Размышления о революции во Франции" кровавые эксцессы этой революции, один из основоположников консерватизма Эдмунд Берк сформулировал присущий данной идеологии взгляд на революционные процессы типа Французского: революция - общественное зло, она обнажает самые худшие, низменные стороны человеческой натуры. Причины революции консерваторам видятся прежде всего в появлении и рас­пространении ложных и вредных идей.

С совершенно иных позиций оценивал революцию ранний либерализм. Либеральная доктрина оправдывала революцию в том случае, когда власть нарушает условия общественного договора. Поэтому многие представители классического либерализма называли среди основополагающих прав челове­ка и право на восстание. Постепенно, под впечатлением крайностей реаль­ных революционных процессов, в либерализме стала формироваться более осторожная оценка этого явления.

Еще до Великой французской революции предпринимались попытки сое­динить идею коммунизма и социализма с идеей революционного ниспровер­жения прежней политической власти. В годы Французской революции и после нее количество таких попыток неимоверно увеличилось. Наиболее видным продолжателем традиций революционного коммунизма стал Карл Маркс. Для него революции - это "локомотивы истории" и "праздник угнетенных". К. Маркс создал одну из первых теоретических концепций революции. Эта концепция внешне выглядит весьма обоснованной и логически выверенной. С точки зрения марксизма, глубинные причины революций связаны с конф­ликтом внутри способа производства - между производительными силами и производственными отношениями. На определенной ступени своего развития производительные силы не могут больше существовать в рамках прежних производственных отношений, прежде всего отношений собственности. Конф­ликт между производительными силами и производственными отношениями разрешается в "эпоху социальной революции", под которой основоположник марксизма понимал длительный период перехода от одной общественно-эко­номической формации к другой. Кульминационным моментом этого периода является собственно политическая революция. Причины политических рево­люций К. Маркс видел в классовой борьбе, именно ее же он считал главной движущей силой общественного развития вообще. Классовые конфликты особен­но обостряются как раз в периоды социально-экономических кризисов, вы­званных отставанием производственных отношений от производительных сил. В ходе политической революции более передовой социальный класс сверга­ет класс реакционный и, используя механизм политической власти, произ­водит назревшие перемены во всех сферах общественной жизни.

Марксизм видел в революции высшую форму социального прогресса, а в реформе - лишь побочный продукт классовой борьбы. В соответствии с марксовой логикой смены общественно-экономических формаций, политическая революция как бы подводила черту под процессом перехода от одной такой формации к другой. Исключение составлял лишь высший тип социально-поли­тической революции - революция пролетарская или социалистическая. В хо­де социалистической революции самый передовой класс - пролетариат -свергает власть буржуазии и начинает переход к новому коммунистическо­му обществу. Начало такого перехода К. Маркс связывал с установлением диктатуры пролетариата, целью которой должно быть подавление сопротив­ления свергнутых эксплуататорских классов и ликвидация частной собст­венности как главная предпосылка устранения классовых различий вообще. Предполагалось, что социалистическая революция неизбежно примет всемирный характер и начнется в наиболее развитых странах, так как для нее необходима высокая степень зрелости капиталистического общества и вы­сокая степень зрелости материальных предпосылок нового общественного строя. На практике же общественное развитие пошло совсем не так, как представлял К. Маркс. Рабочее движение в странах Западной Европы, а имен­но на него К. Маркс и Ф. Энгельс возлагали особые надежды, в большинстве случаев социальной революции предпочло социальную реформу. Идеи револю­ционного марксизма нашли поддержку в таких странах и регионах, которые сами основоположники данного направления ни при каких обстоятельствах не считали пригодными для начала коммунистического эксперимента.

Заслуга приспособления доктрины марксизма к условиям слаборазвитых стран, безусловно, принадлежит В. И. Ленину, дополнившему марксистскую теорию революции новыми положениями. Некоторые из них выходят за рамки собственно марксистской парадигмы. В частности, это относится к ленин­ской концепции революционной ситуации. В.И. Ленин считал, что любая по­литическая революция нуждается в определенных условиях для своей побе­ды. Первое условие - наличие общенационального кризиса, при котором не только бы "низы не хотели жить по-старому", но и "верхи не могли" уп­равлять старыми методами. Второе условие В. Ленин характеризовал как "обострение выше обычного нужды и бедствий народных масс". И третье -значительное повышение социальной активности этих масс. Такое толкова­ние признаков революционной ситуации разделялось не только марксистами, но и, при определенных оговорках, исследователями, далекими от комму­нистической идеологии.

Марксистская теория революции на протяжении многих десятилетий была весьма привлекательной и в качестве научной методологии, и в виде конкретной программы социально-политического действия. Сегодня она в значительной степени утратила свою привлекательность. Произошло это из-за фактического провала социальных экспериментов, проводившихся под влиянием идей К. Маркса и В. Ленина во многих странах мира.

Параллельно с марксизмом в XIX веке предпринимались и иные попыт­ки создания теоретических концепций революции, объяснения причин их возникновения и механизмов развития. Примером этого может служить кни­га Алексиса де Токвиля "Старый порядок и революция". В противоположность К. Марксу, А. Токвиль видел причины революций не в экономическом кризисе, вызванном отставанием производственных отношений от ушедших вперед про­изводительных сил. Он полагал, что революционные взрывы могут происхо­дить не обязательно в результате ухудшения ситуации в обществе. Люди, по мнению мыслителя, привыкают к лишениям и терпеливо переносят их, ес­ли считают неизбежными. Но как только появляется надежда на улучшение эти лишения воспринимаются уже как невыносимые. То есть, причиной революционных событий становится не сама по себе степень экономической нужды и политического гнета, а их психологическое восприятие. С точки зрения А. Токвиля, так было накануне Великой Французской революции, ког­да массы французов стали воспринимать свое положение как невыносимое, хотя объективно ситуация во Франции в период правления Людовика ХУШ была более благоприятной, чем в предшествующие десятилетия. Не сам по себе деспотизм абсолютной королевской власти, а попытки его смягчения спровоцировали революционное брожение, поскольку ожидания улучшения своего положения росли у людей гораздо быстрее, чем реальные возможнос­ти такого улучшения.

А. Токвиль признавал, что Франция стояла на пороге серьезных изме­нений в экономической сфере и политическом режиме, но не считал револю­цию в тех условиях неизбежной. В действительности революция проделала ту же работу, которая проводилась и без нее, но с огромными издержками для всего общества. Кульминацией революции стало установление диктату­ры, превзошедшей по своей жестокости все предреволюционные монархические правительства.

Позитивистская социология, формировавшаяся в середине и второй половине XIX века, рассматривала революцию как отклонение от нормального хода общественного развития. Классики социологии О. Конт и Г. Спенсер противопоставляли идее революции идею эволюции - постепенных обществен­ных изменений, совершаемых посредством политических, экономических и социальных реформ.

Интерес к изучению революционных процессов возник в конце XIX сто­летия в социальной психологии, нарождавшейся в тот период при активном взаимодействии с социологией и политической наукой. Интерес осно­вывался на негативном отношении к этому социально-политическому фено­мену и носителям революционной идеологии. Наиболее характерными пред­ставителями данного подхода в социально-психологической теории были Густав Лебон и Габриэль Тард. Получила известность теоретическая кон­цепция Г. Лебона, в основу которой положены его исследования массового поведения людей в революционные периоды. Эти периоды, по его мнению, отличаются "властью толпы", когда поведение людей, охваченных всеобщим возбуждением, значительно отличается от их поведения на индивидуальном уровне или в малых группах. Под влиянием толпы индивиды способны к со­вершению неожиданных и нехарактерных для них как героических, так и варварских поступков.

Пример подобного поведения Г. Лебон находил в действиях парижских народных низов во время Великой французской революции. Анализируя со­циально-психологический механизм этого явления, французский ученый от­мечал, что люди, охваченные коллективным возбуждением, порожденным тол­пой, теряют некоторые критические способности, присущие им в повседнев­ной жизни. Они становятся легко доступными внушению и поддаются на лю­бые, в том числе и абсурдные, призывы лидеров толпы и демагогов, про­исходит массовое помутнение сознания. Поэтому не удивительно появление среди революционных лидеров людей с психическими расстройствами, кото­рых "толпа выбирает своими вожаками". В рядах революционных активистов также немало лиц, отягощенных наличием каких-либо комплексов, чаще всего на почве профессиональной неудовлетворенности. Бездарные писатели, недоучившиеся студенты, несостоявшиеся адвокаты стремятся к полити­ческому лидерству в революционные периоды, чтобы компенсировать свои неудачи в предреволюционное время. Идеи Лебона носили консервативный характер, их критическое острие было направлено не только против рево­люционной теории и практики, но и против институтов парламентской де­мократии. Но, как показал опыт прошедшего столетия, отдельные наблюде­ния и выводы французского социолога и психолога были близки к истине.

Большое влияние на политическую науку и со­циологию XX века оказала элитаристская концепция В.Парето, о которой уже говорилось. В частности, некоторые идеи Парето использовал создатель первой современной концепции революции, наш соотечественник Питирим Александрович Сорокин, большую часть жизни проживший в эмиграции. В вышедшей в 1925 году в США и ставшей всемирной известной книге "Социо­логия революции" П.Сорокин предпринял попытку объективного научного анализа феномена революции, далекого от односторонностей идеологизиро­ванного подхода, будь то консервативный или марксистский. Выясняя при­чины революций, П. Сорокин основывался на господствовавшей тогда в со­циально-политических науках бихевиористской методологии. Любое социа­льное действие бихевиоризм рассматривал по формуле "стимул-реакция". Именно на эту формулу и опирался социолог, когда исследовал поведение людей в революционные периоды. Он полагал, что человеческое поведение определяется врожденными, "базовыми" инстинктами. Это - пищеварительный инстинкт, инстинкт свободы, собственнический инстинкт, инстинкт индивидуального самосохранения, инстинкт коллективного самосохранения. Всеобщее подавление базовых инстинктов или, как писал П. Сорокин, "репрессирование" большого их числа неизбежно приводит к революционному взрыву. Необходимым условием взрыва является и то обстоятельство, что эти "репрессии" распространяются на весьма большую или даже подавляю­щую часть населения. Так же как и его политический оппонент В. Ленин, П. Сорокин считал недостаточным для революции одного лишь "кризиса ни­зов". Анализируя же причины и формы "кризиса верхов", П. Сорокин, ско­рее, следовал подходам и выводам В. Парето. Так же как и итальянский социолог, он видел одну из важнейших причин революционных кризисов в вырождении прежней правящей элиты. Описывая атмосферу различных пред­революционных эпох, П. Сорокин отмечал присущее им бессилие господству­ющих элит, неспособных выполнять элементарные функции власти, а тем более оказывать силовое противодействие революции.

В революционном процессе П.Сорокин выделял две основные стадии: первую, переходную от нормального периода к революционному, и вторую, переходную от революционного периода вновь к нормальному. Такая цик­личность в развитии революции связана с основным социальным механизмом поведения людей. Революция, порожденная "репрессирование" основных базовых инстинктов, не устраняет этого "репрессирования", а еще более усиливает его. Например, голод получает еще более широкое распростра­нение вследствие дезорганизации всей хозяйственной жизни и торгового обмена. В условиях хаоса и анархии, неизбежно порождаемых революцией, возрастает опасность для человеческой жизни, то есть "репрессируется" инстинкт самосохранения. Факторы, подталкивавшие людей на борьбу со старым режимом, способствуют нарастанию их конфронтации уже с новой революционной властью, которая своим деспотизмом еще более усиливает эту конфронтацию. Требования безграничной свободы, характерные для на­чального периода революции, сменяются на ее следующем этапе стремлени­ем к порядку и стабильности.

Вторая стадия революции, по мнению П. А. Сорокина, имеет ярко выра­женную тенденцию возвращения к привычным, проверенным временем формам жизни. Такое возвращение может происходить как в виде контрреволю­ции, прямо и непосредственно отвергающей порожденные революцией отношения и институты, так и в более умеренном и выборочном отторжении не­которых из них. Не отрицая того факта, что революции приводят к осуще­ствлению уже назревших перемен, П. Сорокин считал их худшим способом улучшения материальных и духовных условий жизни народных масс. Более того, очень часто революции заканчиваются вовсе не так, как обещают их вожди и надеются увлеченные их целями люди. Поэтому П. Сорокин отдавал предпочтение постепенному эволюционному развитию, полагая что фундамен­тальные и по-настоящему прогрессивные процессы базируются на солидарно­сти, кооперации и любви, а не на сопутствующих всем великим революциям ненависти, зверствах и непримиримой борьбе.

П. Сорокин выдвинул несколько условий успешного осуществления соци­ально-политических реформ. Во-первых, реформы не должны попирать чело­веческую природу и противоречить базовым инстинктам людей; во-вторых, любая попытка реформирования должна быть предварена тщательным научным исследованием конкретных социальных условий; в-третьих, желательно экс­периментальным путем проверять в более мелком масштабе последствия ре­форм, которые затем предполагается проводить в более крупном масштабе; в-четвертых, все реформы должны осуществляться правовыми и конституционными средствами. Безусловно, со всеми этими условиями следует согла­ситься, добавив, что еще требуется и наличие у реформаторов определен­ных качеств - воли, последовательности и четкого представления о конеч­ных целях и способах достижения общественных изменений.

В межвоенный период широкую известность приобрела книга американ­ского социолога Крейна Бринтона "Анатомия революции". Основываясь на историческом опыте, прежде всего Франции и России, К. Бринтон выделил несколько этапов, через которые проходит всякая великая революция. Предшествует ей накопление социальных и экономических противоречий, не находящих своевременного разрешения и поэтому способствующих усилению недовольства и озлобленности у большей части населения. Далее начинает­ся рост оппозиционных настроений в среде интеллектуалов, появляются и распространяются радикальные и революционные идеи. Попытки правящего класса осуществить реформы оказываются запоздалыми, неэффективными и еще более усиливают общественное брожение. В условиях кризиса власти революционерам удается одержать победу, старый режим рушится.

После победы революции среди ее лидеров и активистов происходит размежевание на умеренное и радикальное крыло. Стремление умеренных удержать революцию в определенных рамках наталкивается на нарастающее противодействие радикально настроенных народных масс, желающих удовлет­ворить все свои чаяния, в том числе и изначально невыполнимые. Опираясь на это противодействие, революционные экстремисты приходят к власти и наступает кульминационный момент развития революционного процесса. Выс­шая стадия революции - стадия "террора" - характеризуется попытками пол­ностью и окончательно избавиться от всего наследия старого режима. Окон­чательной стадией революции К. Бринтон, как и П. Сорокин, считал стадию "термидора". Ее наступление он связывал с "излечением от революционной горячки". Термидор приходит в взбудораженное революцией общество также, как отлив сменяет прилив. Таким образом, революция во многом возвраща­ется в ту точку, с которой она начиналась.

Социально-политические потрясения середины XX века усилили внимание к теоретическому изучению революционных процессов в политической науке и социологии 50-70-х годов. Наиболее известные концепции революции это­го периода принадлежат Чалмерсу Джонсону, Джеймсу Дэвису и Теду Гурру, Чарльзу Тилли.

Концепция революции Ч. Джонсона имеет структурно-функциональный ха­рактер и основывается на идеях Толкотта Парсонса. Согласно Т. Парсонсу, общество представляет собой саморегулирующуюся систему, то есть такую систему, которая под воздействием внешних факторов изменяет способ функционирования своих институтов, перестраивает взаимодействие между ними, но при этом сохраняет собственную эффективность в целом. В соот­ветствии с теоретической концепцией Ч. Джонсона, необходимым условием осуществления революции является выход общества из состояния равновесия. Общественная неустойчивость возникает вследствие расстройства связей между основными культурными ценностями общества и его экономической системой. Возникшая неустойчивость воздействует на массовое сознание, которое становится восприимчивым к идеям социальных изменений и полити­ческим лидерам, эти идеи пропагандирующим. Хотя старый режим постепен­но утрачивает легитимную поддержку населения, сама революция еще не яв­ляется неизбежной, если правящая элита найдет в себе силы осуществить назревшие перемены и тем самым восстановить равновесие между основными общественными институтами. Если она окажется на это неспособной, то реформы, возвращающие общество к новой форме равновесия, проведут поли­тические силы, пришедшие к власти в результате революции. В концепции Ч. Джонсона большое внимание уделяется так называемым акселераторам (ускорителям) революций, к которым он причислял войны, экономические кризи­сы, стихийные бедствия и другие чрезвычайные и непредвиденные события.

Концепция Джеймса Дэвиса и Теда Гурра, по существу, является моди­фикацией и развитием взглядов А. де Токвиля и известна под названием теории "относительной депривации". Под относительной депривацией пони­мается разрыв между ценностными ожиданиями (материальными и иными ус­ловиями жизни, признаваемыми людьми справедливыми для себя) и ценност­ными возможностями (объемом жизненных благ, которые люди могут реально получить). Протест вызывается отнюдь не абсолютными размерами нищеты и бедствий народных масс. Можно найти, указывает Д. Дэвис, бессчетное количество исторических периодов, когда люди жили в постоянной беднос­ти или подвергались чрезвычайно сильному гнету, но открыто не протесто­вали против этого. Постоянная бедность или лишения не делают людей ре­волюционерами, чаще всего они терпят такие условия со смирением или немым отчаянием. Лишь когда люди начинают задаваться вопросом о том, что они должны иметь по справедливости, и ощущать разницу между тем, что есть и тем, что должно бы быть, тогда и возникает синдром относите­льной депривации.

Д. Дэвис и Т. Гурр выделяют три основных пути исторического разви­тия, которые приводят к возникновению подобного синдрома и обостряют его до уровня, характерного для революционной ситуации. Первый путь та­ков: в результате появления и распространения новых идей, религиозных доктрин, систем ценностей возникает ожидание более высоких жизненных стандартов, осознающихся людьми как справедливые, однако отсутствие ре­альных условий для реализации таких стандартов ведет к массовому недо­вольству. Такая ситуация может вызвать "революцию пробудившихся надежд" Второй путь является во многом прямо противоположным. Ожидания остаются прежними, но происходит существенное ухудшение возможностей удовлетво­рения основных жизненных потребностей в результате экономического или финансового кризиса или, если речь идет прежде всего не о материальных факторах, в случае неспособности государства обеспечить приемлемый уро­вень общественной безопасности, или из-за прихода к власти авторитарно­го, диктаторского режима. Разрыв между тем, что люди считают заслужен­ным и справедливым и тем, что они имеют в реальной действительности, воспринимается как невыносимый. Такая ситуация названа Д. Дэвисом "рево­люцией отобранных выгод". Третий вариант сочетает в себе элементы пер­вых двух. Надежды на улучшение положения и возможности реального удов­летворения потребностей растут одновременно. Это происходит в период прогрессивного экономического роста, жизненные стандарты начинают воз­растать, также поднимается уровень ожиданий. Но если на фоне такого процветания по каким-либо причинам (войны, экономический спад, стихий­ные бедствия и т.д.) резко падают возможности удовлетворения ставших привычными потребностей, это приводит к тому, что получает название "революции крушения прогресса". Ожидания по инерции продолжают расти и разрыв между ними и реальностью становится еще более нестерпимым. Решающим фактором, считал Д. Дэвис, будет смутный или явный страх, что ставшая привычной почва уйдет из-под ног.

Чарльз Тилли критиковал Д. Дэвиса за то, что он игнорировал вопрос о механизме мобилизации различных групп населения для достижения рево­люционных целей. Именно на этом сам Ч. Тилли сосредоточил внимание в своей работе "От мобилизации к революции". Он рассматривает революцию как особую форму коллективного действия, включающую четыре основных элемента: организацию, мобилизацию, общие интересы и возможность. Дви­жения протеста только тогда смогут стать началом революционного коллек­тивного действия, полагает Ч. Тилли, когда будут оформлены в революцион­ные группы с жесткой дисциплиной. Чтобы коллективное действие могло состояться, такой группе необходимо осуществить мобилизацию ресурсов (материальных, политических, моральных и т.д.). Мобилизация происхо­дит на основе наличия у тех, кто вовлечен в коллективное действие, об­щих интересов. И, наконец, возможность победы революции связана с оп­ределенным благоприятным стечением обстоятельств.

Согласно концепции Ч. Тилли, социальные движения как средства мо­билизации групповых ресурсов возникают тогда, когда люди лишены институализированных средств для артикуляции и агрегирования своих интере­сов, а также тогда, когда государственная власть оказывается не спо­собной выполнить требования населения или когда она усиливает свои требования к нему. Способность оппозиционных групп обеспечить себе ак­тивное и действенное представительство в прежней политической системе обусловливает их выбор насильственных средств достижения своих целей. В определенный момент коллективное действие включает в себя открытую конфронтацию с существующей политической властью или, иными словами, "выход на улицу". Однако лишь там, где наряду с массовой активностью населения имеет место целенаправленное действие хорошо организованных революционных групп, возможно серьезное влияние на основные государст­венные и политические институты общества.

Революционные движения достигают успеха, когда правительство по каким-либо причинам утрачивает полный контроль над своей территорией. Это может быть результатом внешних войн, внутренних политических столк­новений, международного давления или комбинированного воздействия этих факторов. Состоится ли действительное революционное присвоение власти зависит от того, считает Ч. Тилли, насколько официальные структуры со­хранили контроль над армией и полицией. Вот почему лояльность вооружен­ных сил является решающим фактором в большинстве революций.

Степень передачи власти, по словам Ч. Тилли, зависит от характера конфликта между правящей элитой и ее оппонентами. Если конфликт приоб­ретает форму простой взаимоисключающей альтернативы, то происходит пол­ная передача власти, без последующих контактов между представителями ушедшего политического режима и постреволюционным правительством. Если речь идет о коалициях, включающих различные политические силы, это об­легчает процесс передачи власти, но итог этого процесса будет менее полным, поскольку в таком случае новая революционная власть опирается на широкую политическую базу, которая включает и отдельных представи­телей прежнего режима.

Можно констатировать, что ни одна классическая или современная концепция революции не способна полностью и адекватно объяснить это сложное социально-политическое явление. Каждая из них лишь отражает отдельные элементы и стороны революционных процессов. Исследование ре­альной практики этих процессов и их результатов позволяет сделать вы­вод о том, что революции никогда не завершались так, как мечтали сами революционеры. Очень часто их результаты оказывались прямо противопо­ложными и приносили с собой еще большую несправедливость, неравенство, эксплуатацию, угнетение. Вследствие этого в конце XX века фактически разрушен миф о революции как синониме прогрессивных изменений. Теперь революция уже не представляется воплощением высшей логики истории. Влияние идеологических доктрин, по-прежнему делающих ставку на револю­ционное насилие, резко упало, а социологические и политологические концепции общественного развития рассматривают в качестве предпочти­тельной формы развития постепенные, эволюционные изменения.

2. Политическая модернизация как переход от традиционных форм политической организации к современным. Возвращение к идеям эволюционизма, характерное для западных соци­ально-политических наук в послевоенные годы, нашло наиболее последова­тельное воплощение в теории модернизации. Методологической основой этой теории стали социологические концепции О. Конта, Г. Спенсера, К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма, Ф. Тенниса и их подходы к проблемам общественно­го развития. В самом общем виде эти подходы сводятся к следующему: со­циальные изменения являются однолинейными и поэтому менее развитые страны должны пройти тот же путь, по которому идут более развитые; со­циальные изменения носят неизбежный и необратимый характер, происходят мирно и постепенно; социальные изменения осуществляются через последо­вательные стадии, как правило, ни одна из них не может быть пропущена; всегда существует возможность общественного прогресса и улучшения со­циальной жизни.

Вместе с тем теория модернизации появилась в новых исторических условиях и имела практическую направленность: она должна была дать ре­комендации для экономического, социального, культурного и политического становления новых государств в Азии, Африке и Латинской Америке. В от­личие от прежнего эволюционизма, исходившего из постулата спонтанного, детерминированного объективными причинами развития, сторонники теории-модернизации считали, что оно направляется и контролируется интеллекту­альной и политической элитой, которая стремится с помощью планомерных, целенаправленных действий вывести свою страну из состояния отсталости.

Под модернизацией понимается, по словам одного из ее видных тео­ретиков Ш. Айзенштадта, процесс, ведущий к созданию социальных, экономи­ческих и политических систем, сложившихся в Западной Европе и Северной Америке в период между ХVII и XIX веками и распространившихся затем на другие страны и континенты. Иными словами, модернизация - это переход от традиционного аграрного общества к современному, индустриальному, а в последние десятилетия и постиндустриальному обществу.

"Традиционное общество" и "современное общество" как базовые кате­гории теории модернизации основываются на веберовской типологии социа­льного действия. Для традиционного общества характерно господство тра­диционного типа социального действия, то есть такого действия, которое основано не на рациональном сознании и выборе, а на следовании однажды принятой привычной установке. Традиционное общество - это прежде всего аграрное общество. Подавляющая часть его населения проживает в сельской местности и занята примитивным сельскохозяйственным трудом и ремеслом, основанном на простом воспроизводстве. Традиционное общество отличает­ся закрытой социальной структурой, исключающей вертикальную и горизон­тальную социальную мобильность, и низким индивидуальным статусом боль­шинства его членов. Религиозное сознание господствует здесь во всех жизненных сферах, а политическая власть носит авторитарный характер. Традиционное общество слабовосприимчиво к инновациям, застойно по самой своей природе.

Современное общество основывается на преобладании целерационального социального действия. Технологической базой современного общества является промышленное производство, что обусловливает быстрое развитие науки и техники. Городское население в современном обществе преоблада­ет над сельским, социальная структура такого общества приобретает от­крытый характер, появляются возможности для горизонтальной и вертикаль­ной социальной мобильности. Ролевые функции в современном обществе диф­ференцированы, а основные сферы жизнедеятельности секуляризированы, т.е. освобождены от религиозного влияния. Власть и управление в совре­менном обществе рационализированы. В целом это общество обладает мощ­ным потенциалом саморазвития.

Переход от традиционного общества к современному включает целый ряд взаимосвязанных и взаимообусловленных процессов в экономической, социальной, культурной и политической сферах. Экономическая модерниза­ция означает развитие и применение технологии, основанной на научном знании, высокоэффективных источников энергии, углубление общественного и технического разделения труда. В процессе экономической модернизации появляются и расширяются вторичный (промышленность и торговля) и тре­тичный (сфера услуг) сектор народного хозяйства, сокращается доля пер­вичного (аграрного) сектора при его технологическом совершенствовании. Трудоемкие производства сменяются капиталоемкими, а затем наукоемкими. Экономическая жизнь общества освобождается от влияния политики и идео­логии, а экономический рост становится "самоподдерживающимся".

В отличие от марксизма, стоявшего на позициях экономического де­терминизма, теория модернизации исходит из принципа технологического детерминизма, связывающего структуру общества и его основные характе­ристики с технологическим способом производства. В соответствии с таким подходом выделяют несколько типов социально-экономической модернизации. Первый тип может быть назван доиндустриальной модернизацией. Она была связана с переходом от естественных производительных сил к общественным, т.е. таким, которые используются людьми только сообща, при помощи коо­перации и разделения Функций в процессе труда. Технологический способ производства, формирующийся в результате такого перехода, олицетворяет мануфактура.

Второй тип - раннеиндустриальная модернизация - технологически де­терминирован переходом от ремесленного и мануфактурного производства к фабрично-заводскому. Третий тип - позднеиндустриальная модернизация - характеризуется переходом от фабрично-заводского к поточно-конвейерному производству. Наконец, четвертый тип - постиндустриальная или постмодернизация - вызван к жизни современной технологической революцией и осу­ществляется в странах, где идет переход к этапу, который получил назва­ние "постиндустриальное общество".

В начале 60-х годов свою типологию этапов экономической модерниза­ции предложил американский экономист У. Ростоу, сформулировавший концеп­цию пяти стадий роста, через которые должны проходить все страны. Первая стадия - традиционное общество с преобладанием примитивной аграрной технологии. Вторая стадия - переходное общество, в котором складывают­ся предпосылки для подъема, формируется элита, готовая к осуществлению модернизации, появляются идеи, обосновывающие ее необходимость. Третья - стадия взлета, главным ее признаком является начало интенсивной ин­дустриализации, осуществляемой за счет перераспределения национального дохода в пользу накопления. Четвертая - стадия зрелости, когда формиру­ется диверсифицированная структура экономики, в которой представлены все базовые отрасли промышленности. Пятая стадия - общество массового потребления. На этой стадии усиливается роль сферы услуг и отраслей, выпускающих технически сложные потребительские товары длительного поль­зования, меняется структура потребления. Большинство населения получа­ет доступ к таким материальным благам, которые ранее считались предме­тами роскоши или вовсе не существовали. На этой стадии также резко воз­растает объем финансовых, материальных и иных ресурсов, направляемых на социальные нужды.

В социальной сфере модернизация означает изменение социально-клас­совой, демографической и территориальной структуры населения. В процес­се социальной модернизации происходит замена отношений иерархической подчиненности и вертикальной зависимости отношениями равноправного партнерства. Усиливается специализация профессиональной деятельности людей,, теперь успех в ней зависит не от происхождения, пола и возраста, а от личных качеств человека, его квалификации, уровня образования и усердия. Формируется социальный тип деятельной личности, важнейшей цен­ностной ориентацией становится индивидуализм.

Модернизация в культурной сфере предполагает секуляризацию образо­вания, наличие идейного и религиозного плюрализма и распространение массовой грамотности. Составной частью социокультурной модернизации является развитие средств массовой коммуникации и появление массовой культуры, а также приобщение все возрастающей части населения к куль­турному наследию прошлого.

Модернизационный процесс в политической сфере имеет несколько ас­пектов. Во-первых, в результате экономических и социокультурных изме­нений на основе ранее существовавших этнических групп формируются нации. Вследствие этого прежние территориальные государства уступают место на­циям-государствам. Полиэтнические государства распадаются или преобра­зуются на федеративных началах. Поэтому период модернизации отличается появлением и ростом национализма и национальных движений. Во-вторых, начинает перестраиваться государственная власть и управление. Возраста­ет роль и значение права, происходит разделение власти в соответствии с функциональным назначением на исполнительную, законодательную и су­дебную. Наряду с тенденцией к централизации политической власти дейст­вует тенденция развития и совершенствования местного самоуправления, деятельность государственного аппарата перестраивается на принципах рациональной бюрократии (по М. Веберу). В третьих, в процессе политиче­ской модернизации расширяется участие широких народных масс в политике и на этой основе меняется тип легитимности и механизм легитимации по­литической власти.

Модернизационные процессы делятся на два основных вида. Первый - органичная модернизация, осуществлявшаяся в странах Западной Европы и Северной Америке, т.е. там, где впервые сформировался феномен современ­ного общества. Переход к нему называется в данном случае органичным, потому что он имел характер естественно-исторического процесса. В стра­нах, которые встали на путь перехода к современному обществу позднее, модернизация имела уже вторичный и, следовательно, неорганичный, дого­няющий характер. Такая модель развития была присуща странам "третьего мира" и именно она стала главным объектом изучения теории модернизации.

В условиях второго вида модернизации особая роль принадлежит по­литической элите. Исследователи выделяют четыре основных типа модернизационных элит: традиционную, либеральную, авторитарную и леворадикальную. Каждая из них по-своему понимает цели и задачи модернизации, имеет различное представление о последовательности ее этапов, по-разному от­носится к демократии западного образца. Так, если для либеральных элит она представляет собой естественный ориентир политического развития, то для других типично сдержанное и даже откровенно негативное отношение к такой демократии.

В своем развитии теория модернизации прошла несколько этапов. В 60-е годы, на первом этапе многие западные ученые рассматривали модер­низацию как вестернизацию, простое механическое заимствование западного опыта и западных институтов, без достаточного учета фактора социокультурной самобытности отдельных стран. Позднее такая односторонность была преодолена. Но в конце 70-х годов исследования в области теории модер­низации вступили в полосу глубокого кризиса. Причинами кризиса стало, с одной стороны, разочарование в результатах и перспективах социально­го и экономического развития в странах "третьего мира", а, с другой сто­роны, смена парадигм в самом западном обществоведении: завоевавшие по­пулярность постмодернистские концепции поставили под сомнение прежние представления о развитии, прогрессе, современности. В меньшей степени кризис затронул концепции политической модернизации, многие положения которых подтверждались не только реалиями развивающихся стран, но и ис­торическим опытом государств Западной Европы и Северной Америки. В пос­ледние годы в связи с крахом коммунистических режимов эти концепции при­обрели еще большую актуальность.

В процессе изучения механизмов и закономерностей модернизации в западной политологии сформировалось два основных направления - либера­льное и консервативное. По мнению политологов либерального направления (Г. Алмонд, Р. Даль, Л. Пай и др.), успешное осуществление политической модернизации предполагает широкое вовлечение народа в деятельность ин­ститутов представительной демократии и создание условий для свободной конкуренции политических элит. Если такая конкуренция имеет приоритет перед политическим участием рядовых граждан, но уровень участия достаточно высок, складываются оптимальные условия для успеха демократических реформ.

Три других возможных сценария менее благоприятны. В первом случае на фоне возрастания роли конкуренции элит сохраняется низкая активность основной части населения. В такой ситуации возможно установление авто­ритарного режима, что, с точки зрения либеральной политологии, нежела­тельно, поскольку может способствовать торможению начатых преобразова­ний. Второй сценарий предусматривает доминирование политического участия населения над соревнованием свободных элит, что неизбежно ведет к нара­станию охлократических тенденций и также может спровоцировать ужесточе­ние политического режима и замедление модернизационного процесса. При третьем варианте развития событий одновременное падение уровня полити­ческого участия масс и понижение степени соревновательности элит может привести к общественному хаосу и дезинтеграции политической системы. В итоге - установление диктатуры становится неизбежным.

Теоретическая концепция, показывающая оптимальный путь политической модернизации развивающихся стран, была предложена американским полито­логом Робертом Далем. Эта концепция основывается на выдвинутой им же теории полиархии. В отличие от демократии, представляющей собой некий нормативный идеал, полиархия - реальная политическая система, которая одновременно обеспечивает политическое участие широких масс и свободную конкуренцию политических лидеров и элит. Р. Даль выделил условия созда­ния полиархии. Во-первых, это - определенный уровень социально-экономи­ческого развития при существовании субкультурного плюрализма. Во-вторых, это - сильная исполнительная власть, зависящая от демократических инс­титутов. В-третьих, это - интегративная партийная система и безопасность конкурирующих между собой политических групп. Р.Даль полагал, что поли­тическая модернизация должна осуществляться последовательно, без резких скачкообразных движений, чреватых установлением авторитарной диктатуры. Отрицательное отношение к авторитаризму - одно из существенных отличий либерального направления теории политической модернизации.

Консервативные политологи видят главную опасность для процессов модернизации в политической нестабильности. При таком подходе автори­тарный режим, если он обеспечивает экономический рост, не представля­ется им негативным явлением. Наиболее четко подобную позицию выразил в 70-е годы американский ученый Т. Цурутани. Он полагал, что в странах "третьего мира" приемлемы любые формы политического режима, включая авторитарные, олигархические и даже тоталитарные, лишь бы они обеспе­чивали порядок и развитие.

Политологи консервативного направления серьезную опасность периода модернизации видят в том, что рост политического участия может обогнать реальный уровень подготовленности масс к такому участию. Поэ­тому они считают необходимым обращать внимание прежде всего на созда­ние прочных политических институтов, гарантирующих стабильность общест­ва. Вместе с тем ученые консервативной ориентации вовсе не отрицают демократические ценности и придерживаются схожих с либералами взглядов на конечные цели процесса политической модернизации. Об этом свидете­льствует, например, теоретическая концепция наиболее видного представи­теля консервативного крыла американской политологии Самюэля Хантингтона. По его мнению, стимулом для начала модернизации традиционного об­щества может послужить некоторая совокупность внутренних и внешних факторов, побуждающих политическую элиту решиться начать реформы. Пре­образования могут затрагивать экономические и социальные институты, но не касаться традиционной политической системы. Следовательно, допуска­ется принципиальная возможность осуществления социально-экономической модернизации "сверху", в рамках старых политических институтов и под. руководством традиционной элиты. Однако для того, чтобы начавшийся процесс перехода от традиционного общества к современному завершился успешно, необходимо соблюдать целый ряд условий и прежде всего обес­печить равновесие между изменениями в различных сферах общества. Кроме этого, очень важна готовность правящей элиты на осуществление не толь­ко технико-экономической, но и политической модернизации, включающей как процесс приспособления традиционных институтов к изменившимся усло­виям, так и процесс создания новых, связанных с происходящими переменами.

Политическая модернизация, которую С. Хантингтон понимает как де­мократизацию политических институтов общества и его политического со­знания, обусловлена целым рядом факторов социального характера. Какими бы мотивами ни руководствовалась правящая элита начиная реформы, они неминуемо ведут к определенным и вполне детерминированным переменам. Любые шаги, направленные на индустриализацию, социально-экономический прогресс неизбежно способствуют развитию системы образования, заимст­вованию передовых технических и естественно-научных идей. Но если стра­на поворачивается лицом к внешнему миру, то вместе с научно-технической информацией она впитывает и новые политические и философские идеи, спо­собствующие возникновению сомнений в целесообразности и незыблемости существующего политического режима. А поскольку составной частью модернизационного процесса является эволюция социальной структуры общества, то эти идеи падают на вполне подготовленную почву.

Индустриализация и урбанизация влекут за собой формирование и быст­рый рост новых социальных групп. С. Хантингтон особо отмечает значение формирования среднего класса, состоящего из предпринимателей, управляю­щих, инженерно-технических специалистов, офицеров, гражданских служа­щих, юристов, учителей. Как видно, наиболее заметное место в структуре среднего класса занимает интеллигенция, которую политолог характеризу­ет как потенциально наиболее оппозиционную силу. Именно интеллигенция первой усваивает новые политические идеи и способствует их распростра­нению в обществе. В результате все большее количество людей и социаль­ных групп, ранее стоявших вне общественной жизни, меняют свои установ­ки. Они начинают осознавать, что политика напрямую касается их частных интересов, что от решений, принимаемых политической властью, зависит их личная судьба. Появляется все более осознанное стремление к участию в политической жизни, поиску механизмов и способов воздействия на при­нятие государственных решений.

Поскольку традиционные политические институты не обеспечивают воз­можностей политического участия просыпающейся к активной политической жизни части населения, на них распространяется общественное недовольст­во. Наступает критическая ситуация. Если не будут приняты меры, направ­ленные на политическую модернизацию и создание институтов, обеспечиваю­щих возможности политического участия стремящихся к этому социальных групп, она может привести к революционному кризису. Если правящая эли­та не решится на назревшие политические реформы, то возникнут и будут увеличиваться "ножницы" между растущим уровнем политической активности широких социальных слоев и отстающей от него реально достигнутой степе­нью политической модернизации общества. В такой ситуации революция яв­ляется наиболее быстрым и радикальным способом насильственной ликвида­ции подобных "ножниц". Разрушая старую политическую систему, она созда­ет новые политические институты, правовые и политические нормы, способ­ные гарантировать участие народных масс в политической жизни общества. Одновременно прежняя правящая элита, не сумевшая справиться со стоявши­ми перед ней задачами, заменяется новой элитой, более динамичной и от­крытой веяниям времени.

Наряду с отмеченным выше социальным механизмом политическая рево­люция в модернизирующемся обществе имеет и еще один.

В период перехода от традиционного общества к современному значи­тельная часть населения проживает еще в сельской местности. Города и городское население остаются небольшими островками в огромном крестьян­ском море. До тех пор, пока процесс модернизации не завершен, крестьян­ство испытывает на себе огромные издержки этого процесса. Объективно оно остается социальным классом традиционного общества и. при переходе к современному исчезает "как класс" в своем прежнем виде. Преобладающая часть сельских жителей должна быть вытеснена из деревни в город. Этот процесс вытеснения проявляется в ухудшении общих условий ведения крес­тьянского хозяйства и снижении уровня благосостояния значительной части мелких сельхозпроизводителей, а в конечном счете, в их полном разорении. Положение обостряется неизбежным разрушением такого традиционного соци­ального института, как деревенская община.

Само по себе крестьянство преимущественно консервативно и привер­жено традициям. Оно слабо восприимчиво к абстрактным политическим ло­зунгам свободы, равенства и конституционных прав и может примкнуть к антиправительственным действиям только в том случае, если политическая власть не способна удовлетворить его социальные требования. Если это происходит, то городская революция получает мощную поддержку из сель­ской местности, что практически гарантирует ее успех, но и создает опа­сность для ее целей и результатов.

Революция носит как бы двойственный характер. С одной стороны, она есть следствие недостаточно быстрого и комплексного осуществления мо­дернизации, а, с другой стороны, в ней выражается протест против само­го процесса модернизации и его социальных последствий. Поэтому реальные политические результаты революции могут быть прямо противоположны тем лозунгам, под которыми она начинается. Если же речь идет о задачах со­циально-экономической модернизации, то революция, как и всякое социаль­но-политическое потрясение, способна хотя бы на время приостановить и затруднить их реализацию.

3. Переход от авторитаризма и тоталитаризма к демократии. Транзитология - раздел политической науки, изучающий политические процессы в странах, совершающих переход от тоталитарных и авторитарных политических систем к демократической. Транзитология тесно связана с теорией политической модернизации. Они близки в теоретико-методологиче­ском плане (общностью категориального аппарата, и методологических подходов) и на уровне персоналий (многие видные политологи известны рабо­тами и в той и в другой области политологического знания). Но если теория политической модернизации ориентируется на проблематику разви­вающихся стран "третьего мира", то в центре внимания транзитологии на­ходятся политические процессы в таких государствах, где основные струк­туры современного общества уже сложились, причем в ряде случаев речь идет о повторной демократизации. Впервые проблемы демократизации стран, уже имевших опыт существования демократических режимов, встали в послевоенные годы в связи с необходимостью преодоления наследия тоталитар­ных фашистских режимов в Германии, Италии, устранения последствий авторитаризма и милитаризма в Японии. Эти страны уже были индустриально развитыми, причем в Германии и Италии до прихода фашистов к власти не­сколько десятилетий существовали политические режимы демократического типа. Позднее похожие проблемы возникли в странах Южной Европы - Испа­нии, Португалии и Греции, где также после периода авторитарного правле­ния началось возвращение к демократическим принципам. Одновременно по­добные изменения переживали страны Латинской Америки, там тоже военные диктатуры стали уступать место демократически избранным правительствам. И здесь также сечь шла о возвращении к демократии, а не о становлении ее заново, как в большинстве афро-азиатских стран.

Основными формами перехода от авторитаризма к демократии, в соответствии с устоявшимися в политической науке представлениями, могут быть: эволюция, революция, военное завоевание. Эволюция предполагает постепенное осуществление демократических реформ без резкой смены правящей элиты. Революция – быстрая и радикальная смена политического режима. Для военного завоевания характерно «насаждение» демократии извне, после военного поражения тоталитарного или авторитарного режима в условиях военной оккупации. Так было после окончания второй мировой войны в Японии и Германии, где основы политической демократии были заложены в условиях послевоенной оккупации.

С точки зрения прочности и необратимости результатов уже упоминавшийся С.Хантингтон выделил три модели перехода к демократии.

Во-первых, линейная или классическая модель, примером которой может быть развитие Великобритании, а также стран Северной Европы. Для этой модели характерно последовательное решение задач демократизации, обеспечивающее ее необратимость. Классическая модель перехода к демократии представляет собой процесс постепенной трансформации традиционной политической власти, расширение прав и свобод граждан, возрастание степени их политического участия.

Своеобразным индикатором, показывающим степень продвижения той или иной страны по пути демократизации, служит роль и место законодательной власти (парламента) в структуре политических институтов общества. При завершении этого процесса, то есть тогда, когда создана стабильная демократическая система, институты парламентской демократии становятся ее важнейшей и неотъемлемой частью. Неважно, какая именно форма государства и соответствующая ей модель разделения властей имеет место, главное, чтобы парламент обеспечивал представительство интересов всех социальных групп, имеющихся в обществе, оказывал реальное воздействие на принятие политических решений.

Там, где становление парламентской демократии происходило без революционных потрясений, оно отличалось, как правило, плавностью и постепенностью. Примером могут служить наиболее стабильные демократические государства современности – страны Северной Европы. В каждой из них на утверждение принципов парламентаризма и формирование демократических избирательных систем ушло около ста лет. Так, в Норвегии парламент (стортинг) был создан в 1814 г., принципы парламентаризма в политической системе утвердились в 1884 г., избирательное право для мужчин было введено в 1898 г., а для женщин – в 1913 г. В Швеции риксдаг в своем нынешнем виде появился в 1809 г., дважды – в 1866 и в 1974 гг. – существенно реорганизовывался, избирательное право стало всеобщим для мужчин в 1909 г., для женщин – в 1921 г. Несколько иначе складывалась ситуация в Дании, где парламент впервые появился в 1834 г. Там очень быстро утвердилось всеобщее избирательное право для мужской части населения – в 1849 г., а вот женщины получили его только в 1915 г. Похожие тенденции обнаруживает политическое развитие Исландии.

Для всех вышеперечисленных стран постепенность и последовательность демократических изменений обеспечила в дальнейшем их политическую стабильность.

Во-вторых, циклическая модель. Выделение этой модели первоначально было основано на обобщении опыта стран Латинской Америки. Во многих из этих государств были сделаны первые попытки перехода к демократии еще в XIX веке, сразу же после освобождения от испанского колониального господства. Однако в большинстве латиноамериканских стран стабильных демократических режимов так и не сложилось. Часто демократическое правление прерывалось военными переворотами и установлением военных диктатур, но нередки были и случаи авторитарного перерождения гражданских режимов. Периоды авторитаризма сменялись периодами демократизации и наоборот. Такое циклическое развитие было следствием того, что переход к демократии в странах Латинской Америки не подкреплялся адекватными социально-экономическими и социокультурными факторами. Начиная с 60-х годов XX века печальный латиноамериканский опыт повторяли многие вновь возникающие государства Азии и Африки, в которых периоды демократического и авторитарного правления постоянно сменяли друг друга.

В-третьих, диалектическая модель, имевшая место в Германии и Италии, а также в Испании, Португалии и Греции. Всем этим странам удалось в свое время довольно далеко продвинуться по пути политической модернизации. Однако демократические изменения не стали необратимыми. Победившие в этих странах тоталитарные и авторитарные политические режимы перечеркнули развитие демократических институтов. Происшедшее впоследствии возвращение к демократии можно рассматривать как «отрицание отрицания», поэтому подобный путь демократического развития и получил название «диалектического».

Обобщение опыта перехода к демократии многих стран мира позволяет сделать вывод о существовании трех основных этапов такого перехода: 1) кризис авторитарного режима и его либерализация; 2) установление демократии; 3) консолидация демократии. Кризис авторитарного или тоталитарного режима может наступить вследствие резкого снижения уровня его легитимности. Причинами такой делегитимации, как показывает историческая практика, являются потеря по какой-либо причине харизматического лидера, массовое разочарование населения в господствующей идеологии, что часто связано с неэффективностью авторитарной или тоталитарной власти. В ситуации кризиса режима разворачивается борьба между представителями «жесткой» и «мягкой» линий. Первые стремятся сохранить существующий режим, в том числе и с помощью репрессий, вторые считают необходимым снимать напряжение путем уступок и частичных реформ. Победа сторонников «мягкой» линии открывает дорогу либерализации режима. В данном случае под либерализацией понимается предоставление гражданам некоторых прав и свобод, введение элементов так называемой «ограниченной демократии». Желая сохранить свою власть, правящая элита старается придать политическому режиму внешнюю респектабельность. В результате либерализации возникают условия для усиления активности и повышения роли гражданского общества (если оно уже сформировалось). Либерализация означает также дальнейшую эрозию и разложение авторитарного (тоталитарного) режима и постепенный переход к следующему этапу – установлению демократии.

Основными составляющими процесса установления демократии являются формирование конкурентной партийной системы, с одной стороны, и демократическая институализация механизмов государственной власти, с другой стороны. На этапе установления демократии закладываются конституционные основы новой политической системы. Однако для того, чтобы происшедшие перемены стали необратимыми, необходим следующий, третий этап – этап консолидации демократии. На этом этапе осуществляется окончательная легитимация демократических институтов, происходит адаптация общества к новым механизмам политической власти.

На основе обобщения опыта перехода к демократии в различных странах и регионах политологи сделали следующие выводы о закономерностях такого перехода: существует ор­ганическая и неразрывная связь между рыночной экономикой и политической демократией; для перехода к демократии необходим определенный уровень технологического, социокультурного и социально-экономического развития; социальной базой демократизации является занимающий ведущее положение в обществе средний класс; становление демократии невозможно без формирования гражданского общества.

4. «Третья волна демократизации» и теории демократического транзита. С середины 70-х годов стал набирать силу глобальный процесс круше­ния антидемократических режимов, охвативший практически все континенты и регионы земного шара. Этот процесс С. Хантингтон назвал «третьей волной демократизации». «Первая волна демократизации», по его мнению, охватывала период более чем в сто лет с 1820 по 1926 годы и коснулась многих стран европейского и американского континентов. С 1926 года – года окончательного утверждения фашистской диктатуры Муссолини в Италии, начинается возвратная или «реверсивная» волна, характеризующаяся сокращением числа демократий и увеличением числа тоталитарных и авторитарных политических режимов. С 1942 года, то есть с переломного момента второй мировой войны, начинается «вторая волна демократизации», продолжавшаяся, по мнению Хантингтона, до 1962 года. Затем вновь следует откат, ознаменованный длинной цепью военных переворотов в латиноамериканских, азиатских, африканских и даже европейских (Греция, 1967 год) странах. «Третья волна демократизации» начинается с демократических перемен сначала в странах Южной Европы (Испания, Португалия, Греция), а затем в странах Латинской Америки и Восточной Азии.

Кульминацией «третьей волны демократизации» стало крушение на рубеже 80-90 годов казавшихся незыблемыми коммунистических режимов в Советском Союзе и странах Центральной и Восточной Европы. С этого момента процес­сы посткоммунистического развития становятся основным объектом изуче­ния оформившейся в относительно самостоятельную научную дисциплину транзитологии.

Первоначально проблемы становления демократических режимов в бывших социалистических странах исследовались на основе традиционных для теории политической модернизации и транзитологических концепций подходов. Перспективы утверждения в посткоммунис­тических странах новых экономических и политических институтов оценива­лись исходя из опыта посттоталитарного и поставторитарного развития Германии, Италии, стран Южной Европы, Латинской Америки.

Со временем мнения западных политологов, изучающих посткоммунисти­ческие переходные процессы, разделились. Одни, в их числе, например, такие известные ученые как А. Лейпхарт, А. Степан и Ф.Шмиттер, считают, что процес­сы, происходящие сегодня в странах Восточной Европы и на постсоветском пространстве, при всей их специфике, являются все же аналогом процессов и событий, имевших место в других регионах, затронутых "третьей волной демократизации". Сформировалась и иная точка зрения. Американский по­литолог С. Терри считает, что проблемы, стоящие перед посткоммунистиче­скими странами, имеют, как минимум, пять отличий от проблем в странах, ранее осуществивших переход от тоталитаризма и авторитаризма к демокра­тии. Первое отличие связано с тем, что в посткоммунистических странах пытаются одновременно создать рыночную экономику и плюралистическую де­мократию. До сих пор ни одна авторитарная или тоталитарная система не знала такой степени огосударствления экономики, как в коммунистических государствах. Стремление одновременно сформировать рыночное хозяйство и стабильную демократическую систему порождает внутреннюю противоречи­вость посткоммунистического перехода. Хотя в длительной исторической перспективе демократия и рынок взаимодополняются и укрепляют друг дру­га, на нынешнем этапе реформирования бывших социалистических государств они вступают между собой в конфликт. Он происходит по следующей схеме: радикальные экономические реформы приводят к серьезному снижению жиз­ненного уровня населения, тяготы начального этапа перехода, к рынку порождают политическую нестабильность, которая затрудняет создание право­вых и институциональных основ дальнейших экономических реформ, мешает привлечению иностранных инвестиций, способствует продолжению экономиче­ского спада, а экономический спад, в свою очередь, усиливает политическую напряженность в обществе. Второе отличие также касается социально-экономической сферы, В странах, находившихся на более низком уровне экономического и индустриального развития, при переходе к демократии стояла задача создания новых отраслей народного хозяйства. А посткомму­нистические государства столкнулись с необходимостью полного демонтажа значительной части уже существовавших секторов промышленности при одно­временной радикальной перестройке и модификации многих производств.

Третье отличие связано с высокой этнической неоднородностью посткоммунистических стран. Это приводит к распространению националистиче­ских настроений. Национализм в любых его формах, как правило, плохо совместим с демократией, поскольку подчеркивает превосходство одних на­ций над другими, тем самым раскалывая социум по этнонациональному приз­наку и препятствуя возникновению подлинного гражданского общества.

Четвертое различие меж