К вопросу о компенсаторных процессах в развитии умственно отсталого ребенка. 4 страница

При изучении аномального ребенка один дефект еще ничего не говорит психологу, пока вы не обозначите степени компенсации этого дефекта, не покажете, по каким линиям идет выработка форм поведения, противостоящих дефекту, какова попытка ребенка компенсировать те трудности, с которыми он сталкивается. Эта двойственная характеристика почти всюду стала обычным явлением в практике. На деле мы имеем по крайней мере тройственный характер дефектов и компенсации. Те, кому пришлось близко исследовать детей, знают, как часто у отсталого ребенка сама по себе та или иная функция, скажем память, оказывается довольно высокой, но беда в том, что умение владеть ею у ребенка ничтожно. Точно так же и в отношении девочки-примитива, о которой говорилось в этой беседе. Девочка рассуждает прекрасно. В ее рассуждениях содержится полный силлогизм, но неумение включить его в известную словесную цепь рассуждения приводит к тому, что она кажется глубоко отсталой.

Мы часто встречаем типы, у которых сама по себе органическая основа памяти очень высока, или незначительно отклонена от среднего уровня, или превосходит его, но умение запоминать и использовать это умение для осуществления более высоких культурных процессов оказывается, ничтожным. Приведу случай, указывающий на глубоко отсталого ребенка, у которого зрительная память была развита настолько, что он, не умея читать, оказался способен выполнять такие опыты: перед ним раскладывали записки с именами довольно большого числа изображенных на карточках лиц. Записка лежала перед каждым изображением. Затем записки перемешивались и ребенок по начертанию слов снова раскладывал их так, как было нужно. И все же, несмотря на колоссальную зрительную память, этот ребенок не мог научиться читать, потому что запомнить, усвоить буквы, связать их со звуками и т. д. оказал ось ему не под силу. Способность усвоения у него была ничтожна.

Возникает новая идея в теперешнем учении — дать двойственную или даже тройственную характеристику: характеристику практического интеллекта, практических данных и способов их использования. Одним словом, вместо общего определения слабоумия пытаются определить, во-первых, в чем оно выражается, во-вторых, ответить на вопрос, как ребенок сам пытается бороться с этим явлением, и в-третьих, по какому пути должна пойти школа для борьбы с недостатками, которыми страдает тот или иной ребенок.

Какие же педагогические выводы диктует новый подход к исследованию? Позволю показать это на конкретном примере работы вспомогательной школы. Мы прекрасно знаем, что слабоумные дети отличаются недостаточным развитием абстрактного мышления и поэтому их обучение опирается на наглядные средства. Однако наглядное обучение развивает у этого ребенка только наглядное мышление и культивирует его слабости. Ни один из современных педагогов не оспаривает того, что наглядный метод обучения может занять во вспомогательной школе основное место, но, учитывая мыслительную слабость ребенка, необходимо сформировать у него некоторые основы абстрактного мышления, опираясь на наглядный материал, иначе говоря, продвинуть вперед общую линию развития умственно отстало го ребенка. В современной педагогике (даже в странах, наименее склонных к революционной педагогике) начинает прокладывать дорогу принцип: во вспомогательной школе надо развивать мышление детей, вырабатывать у них общественные понятия, и делать это необходимо на основе наглядного материала.

Таким образом, если резюмировать практические выводы из сообщенного, то можно сказать: вся разница между новой и старой практикой заключается не в том, что новая отрицает старые положения, а в том, что она идет дальше. Если раньше понимали детскую трудность только как систему недостатков, то современная психология пытается указать то, что скрывается за этими минусами, и если старое воспитание склонялось к тому, чтобы уступать недостатку, следовать за ним, то теперешнее учитывает недостаток, уступает для того, чтобы взять верх над ним и преодолеть дефект, который сделал ребенка трудновоспитуемым или труднообучаемым.

Moral insanity[*].

Педагогическая реформа, назревающая в большинстве стран Европы и Америки, питается в значительной мере психологическими концепциями и теориями. На сходной психологической основе начинает вызревать в Западной Европе и в Америке теоретический и практический пересмотр еще одной актуальной для нашей педагогики проблемы, именно проблемы moral insanity. Это английское название моральной дефективности выражает в самой крайней форме взгляд на данное состояние как на органическое заболевание (буквально: моральное безумие, или помешательство). Под понятие moral insanity подводились все дети, которые в поведении проявляли аморальность, нарушали моральные общепринятые нормы; сюда социологической, психологической, психопатологической, педагогической.

В работах П. П. Блонского, А. Б. Залкинда и других было показано, что морально дефективный ребенок-ребенок не с врожденным органическим недостатком, но выбитый из социальной колеи; причины моральной дефективности следует искать не в ребенке, а вне его — в социально-экономических и культурно-педагогических условиях, в которых рос и развивался ребенок. В других условиях, благоприятных для детского развития, в другой среде трудный ребенок очень быстро утрачивает черты моральной дефективности я становится на новый путь. Проблема moral insanity поставлена и решена у нас как проблема среды; оздоровление среды сделалось основой воспитательной практики в этой области. В последние годы европейская научная и педагогическая мысль подходит к такому же пониманию этой проблемы. На первом немецком конгрессе по лечебной педагогике (1922) в докладе "Психопатия и беспризорность" на основании исследования значительного детского материала сделан вывод, что психопатичность играет незначительную роль среди факторов и причин детской беспризорности, правонарушений и пр. Среди исследованных детей не нашли такой группы характеров, которая бы сама по себе, вследствие психопатии, была предопределена и обречена на беспризорность. Только о детях, число которых ничтожно, делается осторожная оговорка.

На том же конгрессе в чисто теоретическом докладе "О дефектах воли с точки зрения нормальной психологии" впервые со всей решительностью отвергается концепция moral insanity как душевной болезни. Докладчик говорил, что всякий раз, когда речь идет о недостатке воли, выражающемся в выпадении тех или иных ценностей или оценок, например мотивов поведения, причину надо искать не во врожденном дефекте воли или извращении отдельных функций, но в среде и воспитании, которые не установили требуемых оценок. Докладчик отмечал, что moral insanity следует понимать не как извращение чувств, но гораздо проще — как недостаток нравственного воспитания индивида. По мнению докладчика, иногда не стали бы выдавать эти проявления за душевную болезнь, если бы составили сводку всех тех выпадений "мотивов ценности", которые встречаются у нормальных людей. Один "невосприимчив" к эстетическим ценностям, другой к общественным и т. д., т. е. каждый индивид имеет свою moral insanity. В последнее время (1927) в защиту подобного же понимания этической дефективности выступил М. Вертгаймер, один из основоположников популярного в современной психологии направления — структурной психологии. Это психологическое течение исходит из целостного понимания психической жизни и психического развития. Психологическое явление представляет всегда, согласно этому взгляду, не простую сумму отдельных частей или составных элементов, но единое целое, имеющее свои закономерности и свойства, не выводимые из законов и свойств элементов. Это целое определяет свои части, а не наоборот; это целое, по типу которого строится всякий психический процесс, называют образом или структурой (Gestalt). Поэтому при изучении следует исходить от целого, а не от частей.

Теория целостного подхода к изучению психологии привела ее сторонников к необходимости понимать ребенка в связи со средой.

Напомним, что и у нас принципом целостного подхода мотивировалось требование изучать ребенка, не отрывая его от среды, в которой он растет и развивается. В частности, подобного же подхода к морально дефективному ребенку придерживается проф. С. С. Моложавый и другие. Ребенок, принадлежащий к определенному психопатическому типу, говорит Моложавый, проявляет грубость, небрежность, эгоизм, направленность всех интересов на удовлетворение элементарных потребностей, неинтеллигентность, мало живости, пониженную чувствительность к болевым раздражениям и т. д. В этом видят черты этической дефективности, или moral insanity, которые с рождения обрекают ребенка на асоциальное поведение. И это кажется правдоподобным, если рассматривать поступки ребенка в отдельности, сводить их в те или иные "свойства", а из свойств составлять характер.

Опыты с перемещением таких детей в другую, лучшую среду показывают, что в новом целом все свойства нередко приобретают совсем иной вид, дети становятся мягкими, любезными, живыми, уживчивыми. Часто оказывается, что мы имели дело с детьми, у которых особо повышенная чувствительность, а наблюдавшееся понижение чувствительности есть не что иное, как защитная реакция, самооборона, биологический защитный панцирь против болезненных воздействий среды.

Советские психологи и педагоги с чувством удовлетворения отметят назревающий за границей пересмотр учения о моральной дефективности и увидят в этом еще одно доказательство правильности того пути, на который встала в этом вопросе наша педагогика, — пути, намеченного в резолюциях II съезда по социально-правовой охране несовершеннолетних (1924): деление ребят на нормальных, сказано в этих резолюциях, морально дефективных, этически дефективных, этически отсталых и т. д. съезд признает недопустимым. Остановиться на этом перекрестке советской и иностранной педагогике нужно, однако, не только для того, чтобы почерпнуть новое научное подтверждение давно нами принятого и проводимого в жизнь решения, но и для того, чтобы сравнить свой опыт с иностранным, проверить себя чужим примером и опытом, что столь необходимо для закрепления революционной реформы и постановки собственной научной работы.