Капиталистическая система после первой мировой войны 6 страница

Практическую подготовку войны за новый передел мира империалисты фактически начали сразу же после окончания первой всемирной вооруженной схватки. «Война окончена, да здравствует новая война!» — вот девиз государственно-монополистического капитализма.

Глава вторая. Фашизм — наиболее мрачное порождение империализма

Социально-политические корни фашизма и пути его прихода к власти

Фашистские движения и режимы возникли после первой мировой войны как выражение стремлений наиболее реакционных, шовинистических кругов финансового капитала к открытой террористической диктатуре. Эта тенденция была прослежена В. И. Лениным задолго до появления первых фашистских групп и диктатур, когда еще и понятия «фашизм» не существовало. В труде «Империализм, как высшая стадия капитализма» он раскрыл закономерности, присущие государственно-монополистическому капитализму, которые ведут к подобным диктатурам, показал неразрывную связь усиления государственной машины империализма с неслыханным ростом ее чиновничьего и военного аппарата для репрессий против пролетариата и широких народных масс как в монархических, так и в самых свободных, республиканских странах. Характеризуя империализм как последнюю стадию капитализма, Ленин писал: «Всеобщее» увлечение его перспективами, бешеная защита империализма, всевозможное прикрашивание его — таково знамение времени»{206}.

Фашизм — это детище общего кризиса капитализма, кризиса всей социально-экономической, политической и идеологической структуры буржуазного общества. Монополистическая буржуазия, а в ряде случаев и немонополистическая, опасаясь за судьбы своего классового господства, видела в фашизме ту силу, которая должна расправиться с революционными массами, и прежде всего с рабочим классом{207}. Совещание коммунистических и рабочих партий 1969 г. в Москве отметило, что «фашизм усиливает свою активность в момент обострения кризиса империализма, когда возрастает стремление реакции применять методы грубого подавления демократических и революционных сил»{208}.

При быстром развитии и обострении кризиса «верхов», с одной стороны, и возрастающей мобилизации и революционной решимости «низов» — с другой, государственная власть буржуазии становится шаткой. В такой момент создается обстановка, когда господствующие классы уже не в силах управлять по-старому, а рабочий класс и его союзники еще не готовы предпринять решительные совместные действия для выхода [54] из кризиса революционным путем. Господствующий класс, чтобы укрепить свою власть, прибегает к методам террористической диктатуры, одну из разновидностей которой и представляет собой фашизм. Конечно, ставка на фашизм — политический риск, но правящие круги, как доказывает опыт, идут на такой риск.

Фашизм — это террористическая диктатура монополистического капитала. Ее цель — укрепление классового господства крупной буржуазии, предотвращение революционного взрыва, подавление рабочего класса и его организаций.

Фашистские движения и диктатуры возникли в 20-е и 30-е годы в тех странах, где влияние общего кризиса капитализма было особенно сильным и назревало его разрешение революционным путем.

В эпоху империализма происходит самое тесное и сложное переплетение интересов и связей монополий, банкового капитала не только в национальном, но и в международном масштабе. Фашизм везде и всюду, где он получал распространение, выступал под флагом шовинизма. Но его стремление к мировому господству не препятствовало международным связям монополистов. Монополии фашистских государств состояли в бесчисленных картельных соглашениях с крупнейшими монополиями других капиталистических стран, особенно с теми из них, которые носили международный характер.

Тесные экономические связи монополий порождали политическое, дипломатическое и военное сотрудничество фашистских правительств с правительствами других буржуазных государств.

В области идеологии и пропаганды единство классовых интересов монополистов проявилось в том, что кровавые расправы фашистов со всеми, кто противился их произволу, не осуждались, а восхвалялись политическими деятелями и печатью «демократических» государств. Этим же занимался и Ватикан. Римский папа Пий XI заявил в 1929 г.: «Муссолини ниспослан нам провидением; это человек, свободный от политических предрассудков либерализма»{209}.

Фашистское движение до захвата власти — это терроризм, нелегальные боевые организации, антипарламентаризм, национальная и социальная демагогия. После установления фашистской диктатуры — это устранение с политической арены всех других партий и в особенности беспощадная ликвидация всех рабочих организаций, режим террора, «тоталитарное» государство.

В. И. Ленин отмечал, что существует совершенно определенное полицейское правило, которое выражается в следующем: «Против народной революции, против классовой борьбы нельзя опираться на полицию, надо опираться тоже на народ, тоже на классы»{210}. Иначе говоря, реакция всегда пытается кроме полиции и армии создать себе более или менее широкую социальную опору, привлекая на свою сторону деклассированные элементы, чтобы формировать из них ультраправые организации и вооруженные отряды.

Фашизм создал себе массовую социальную базу, применяя методы демагогии и обмана. Ложь сопутствовала фашистским диктатурам на протяжении всей их истории, отмеченной преступлениями и кровью. Широкое использование фашизмом социальной демагогии{211} отличало его [55] в известной мере от других буржуазных партий. Если последние, как правило, замалчивали кризис капиталистической системы, то фашисты «смело» критиковали ее, предлагали свой выход из кризиса и даже демагогически заявляли о ликвидации классов и классовых различий, о введении социального равенства.

Гитлер в книге «Майн кампф» писал: «Национал-социалистское государство не знает «классов». Оно в политическом отношении знает только граждан, пользующихся совершенно одинаковыми правами и несущих одинаковые обязанности»{212}. Фашистские главари поносили «плутократов», обещали ликвидировать «процентное рабство», навсегда покончить с экономическими кризисами и безработицей. Спекулируя на стремлении масс к социализму, фашизм называл себя революционным, социалистическим движением — «национал-социализмом».

Фашистская демагогия оказывала тлетворное влияние на определенные слои общества, прежде всего на те, которые испытывали тяжелые последствия наступления крупного капитала, экономических кризисов: мелкую и среднюю буржуазию, безработных и люмпен-пролетариев, утративших перспективу и отчаявшихся людей.

В фашистскую партию шли прислужники контрреволюции: чиновничество, военщина, полицейские агенты и провокаторы, охранники и жандармы. Но не только они составляли социальную базу фашизма. Фашизм сумел опутать своими сетями сравнительно широкие слои мелкой буржуазии и часть рабочих. Некоторое представление о социальной базе фашизма можно получить из официальных данных состава гитлеровской партии. В 1930 г. в рядах германских нацистов состояло: «самостоятельных хозяев» (владельцев промышленных и торговых предприятий, банкиров, монополистов и кулаков) — 20 процентов (всего состава партии), крестьян — 11 процентов, крупных чиновников — 13 процентов, служащих (главным образом бывших военных) — 21 процент. Промышленные рабочие составляли в 1930 г. лишь 20 процентов фашистской партии, в то время как их удельный вес в обществе составлял 45 процентов{213}.

Буржуазная демократия казалась фашистам опасной, и они, готовя войну, с неистовством обрушивались на ее институты. В угоду промышленным и финансовым акулам, организовавшим военное производство, фашизм ввел систему государственного регулирования, аналогичную той, которую проводили правительства воевавших капиталистических стран в годы первой мировой войны. Осуществление регулирования производства и распределения представляло собой дальнейшее развитие государственно-монополистического капитализма, создание военной экономики.

Захватывая власть и выполняя социальный заказ буржуазии, фашисты старались прежде всего истребить передовую часть рабочего класса, разгромить его организации.

Фашистские главари задолго до второй мировой войны планировали дальнейшее усиление репрессий и расправ, так как они знали, что население их стран войны не хочет и придется столкнуться с сильным антивоенным движением. Главный палач гитлеровской Германии — Гиммлер в одном из своих выступлений перед руководителями офицерского корпуса фашистского вермахта откровенно заявил: «В предстоящей войне мы будем иметь не только сухопутный фронт на земле, морской фронт на воде, воздушный фронт в небе, мы будем иметь еще и четвертый театр войны внутри Германии. Это та основа, из которой мы должны исходить»{214}. [56]

Характерная черта фашизма — грубое беззаконие, бесчеловечные расправы с трудящимися массами, противниками фашистского режима, поборниками сохранения мира. Фашизм всюду опирался на национализм, шовинизм, расизм, а в ряде стран и на реваншизм. Не случайно фашистские диктатуры утвердились именно там, где национальное чванство, проповедь ненависти к другим народам больше всего оказывали пагубное влияние на политическую жизнь и идеологию и где все эти черты, подогретые поражением в первой мировой войне, породили шовинизм.

Марксистские партии дали точную характеристику классовой сути фашизма с момента его появления. V конгресс Коммунистического Интернационала, состоявшийся в 1924 г., записал в своей резолюции: «Фашизм является одной из классических форм контрреволюции в период развала капиталистического строя и пролетарской революции — особенно там, где пролетариат, борясь за власть, но не обладая революционным опытом и не имея революционной руководящей классовой партии, не смог организовать пролетарской революции и довести массы до установления пролетарской диктатуры.

Фашизм представляет из себя боевое оружие крупной буржуазии в борьбе с пролетариатом... Питательной средой для его корней являются, главным образом, те средние слои буржуазии, которые капиталистический кризис обрекает на гибель, а также элементы, деклассированные войной, как бывшие офицеры и пр., отчасти даже некоторые элементы пролетариата, горько разочаровавшиеся в своих надеждах на революцию и озлобленные»{215}. Это было обобщением событий, происходивших в Италии.

Летом 1935 г. VII конгресс Коммунистического Интернационала решительно выступил против недооценки фашистской угрозы как в отдельных странах, так и во всем мире. Конгресс с большой тревогой отмечал, что фашизм превратился в угрозу международную, что фашизм — это наиболее опасный и наиболее жестокий враг, с которым когда-либо сталкивалось международное рабочее и демократическое движение. Мобилизуя коммунистов против всякой недооценки фашизма, конгресс осудил «опасные иллюзии автоматического краха фашистской диктатуры» и призвал трудящихся к бдительности по отношению к каждому шагу фашистского движения. Конгресс дал развернутую характеристику фашизма, его сущности, социальной базы, его политики и классового предназначения.

В докладе Г. М. Димитрова «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса, против фашизма» и в резолюции конгресса предельно ясно было сказано о социально-политических корнях фашизма и его классовой функции. В этих документах раскрывалась полная несостоятельность утверждений социал-демократических лидеров о том, что фашизм — это якобы власть восставшей мелкой буржуазии, стоящая над пролетариатом и буржуазией. «Нет, — говорил Димитров. — Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы-с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов»{216}.

Приход фашизма к власти не был обыкновенной заменой одного буржуазного правительства другим. То была смена одной государственной [57] формы классового господства буржуазии — буржуазной демократии — другой ее формой — открытой террористической диктатурой. Фашизм приходил к власти во взаимной, подчас острой борьбе со старыми буржуазными партиями или с определенной частью их, в борьбе разных групп монополистической буржуазии, в борьбе в самом фашистском лагере, которая иногда доходила до вооруженных столкновений, как это было, например, в Германии и Австрии. Однако во всех случаях путь фашизму прокладывали правящие буржуазные круги. Западногерманский философ К. Ясперс резонно замечает: «Поток не прорвал бы плотины, если бы люди, сидевшие на решающих постах, не открыли ему шлюзы»{217}.

Каким бы путем фашизм ни развивался и какие бы средства ни использовал для захвата власти, он всегда и везде характеризовался свирепейшим наступлением капитала на трудящиеся массы, бешеной реакцией и контрреволюцией, безудержным шовинизмом и захватнической политикой.

Эта характеристика фашизма, данная XIII пленумом Исполкома Коминтерна и VII конгрессом Коминтерна, раскрывает не только природу, но и основную классовую функцию фашизма.

Фашистские диктатуры характеризовались слиянием сил монополий, государственной машины, военщины, гангстерских штурмовых отрядов, разбойничьей идеологии в единый механизм, направленный против рабочего класса и всех освободительных движений человечества. «Никакая фантазия не в состоянии выдумать того, — писала старейшая деятельница КПСС Е. Д. Стасова, — что осуществляли и осуществляют каждый день в концентрационных лагерях, в казармах штурмовиков, в огромной тюрьме, в которую фашизм превратил Германию, носители новой «национальной немецкой культуры»{218}.

Вся политика фашизма, и внутренняя, и внешняя, определялась интересами монополий. Так, например, решающее влияние на колонизаторскую политику гитлеровской Германии оказывали банки, угольные, стальные, химические и другие монополии.

О покровительстве фашизму со стороны официальных властей имеется множество неопровержимых доказательств. Итальянский историк-антифашист Г. Сальвемини рассказывает следующее. В 1920 г. либеральный кабинет Джолитти, пост военного министра в котором был предоставлен социал-реформисту Бономи, «считал, что следует использовать фашистское наступление для того, чтобы сломить социалистов и коммунистов», и «поэтому позволил руководителям армии снабжать фашистов ружьями и грузовиками и разрешил отставным офицерам и офицерам запаса командовать ими»{219}.

В Германии фашизм вырос еще в большей мере, чем в Италии, под руководством и заботливой опекой старого режима и особенно военных властей. Его с самого начала поддерживали, финансировали и субсидировали представители крупной буржуазии. Еще в 1924 г. процесс над Гитлером — Людендорфом и следственная комиссия баварского парламента обнаружили факты финансовой поддержки гитлеровцев со стороны крупной буржуазии.

Глава «Стального треста» Ф. Тиссен и глава Рейнско-Вестфальского угольного синдиката Э. Кирдорф убедили руководителей германского рурского капитала согласиться на то, чтобы все угольные и стальные [58] концерны вносили обязательный налог в избирательный фонд национал-социалистов. Во время выборов президента в 1932 г. Тиссен передал национал-социалистам в течение нескольких дней более 3 млн. марок{220}. Без этой помощи гитлеровская агитация в 1930 — 1933 гг. не могла бы принять таких фантастических размеров.

В национал-социализме монополистическая буржуазия имела готовое орудие для осуществления своих целей. Нацистская партия давала ей то, в чем она нуждалась больше всего: массовую базу, без которой нельзя держаться у власти, а главное, помышлять о реванше. Германские монополисты мечтали о времени, когда прекратятся ненавистные забастовки, с улиц исчезнут красные флаги и можно будет без помех приступить к непосредственной подготовке новой мировой войны.

Германский империализм вручил в январе 1933 г. политическую власть национал-социалистской партии потому, что видел в ней наиболее пригодный инструмент для осуществления своих планов завоевания мирового господства.

Во многих капиталистических странах руководящая роль переходила к поджигателям войны и самым оголтелым представителям империализма. Но даже в большинстве тех стран, где сохранилась буржуазно-парламентская система, наблюдалось дальнейшее усиление политической реакции и фашизма.

Правящие круги Англии, Франции, других капиталистических государств не только не выступили на борьбу с той смертельной опасностью, которую представлял собой фашизм для демократии и мира, но и сами в большинстве своем были заражены убеждением, что капитализм можно укрепить только при помощи фашизма и войны. Они надеялись на то, что война, к которой со всей очевидностью готовился фашистский блок — Германия, Япония, Италия, — будет войной против ненавистного им Советского государства.

Выдвижение фашизма выражало стремление империалистической буржуазии поставить у власти силу, которая сумела бы осуществить непосредственную материальную и, что не менее важно, идеологическую подготовку новой мировой войны.

2. Фашизм в Италии

Италия вышла из первой мировой войны настолько ослабленной, что ее территориальные притязания мало принимались во внимание. Настроения реванша и ущемленного национального самолюбия стали важным фактором развития политической жизни в стране.

Внутреннее положение Италии характеризовалось серьезными социально-экономическими потрясениями. Война дезорганизовала экономику и финансы. Государственный бюджет, ложившийся всей тяжестью на народ, не покрывал расходы своими доходами. Усиливалась инфляция, и курс бумажной лиры падал. Государственный долг достиг огромных размеров.

Демобилизованные из армии солдаты не находили работы. Рост безработицы осложнялся тем, что эмиграция из страны, всегда отвлекавшая часть рабочей силы и прекратившаяся во время войны, не сразу возобновилась с наступлением мира.

Классовые противоречия и классовая борьба резко обострились. События Великой Октябрьской социалистической революции в России нашли [59] широкий отклик среди итальянских трудящихся масс. Первые послевоенные годы (1918 — 1920) были для Италии временем сильного революционного движения. Его кульминационным пунктом явились массовые выступления трудящихся в августе — сентябре 1920 г., когда итальянские металлисты, а затем и рабочие других отраслей промышленности начали захватывать фабрики и заводы по всей стране. Эти события вплотную подводили пролетариат к решению вопроса о власти.

В сельскохозяйственных районах страны развернулась борьба за раздел помещичьих земель. Широкие размеры приняло забастовочное движение батраков. Почти в каждой деревне существовали так называемые «камеры труда» и «красные лиги», которые регулировали зарплату, продолжительность рабочего дня батраков, добивались ликвидации феодальных пережитков в отношениях между помещиками и крестьянами.

Сентябрь 1920 г. показал, что обострившаяся до предела классовая борьба в Италии грозит опрокинуть капиталистический строй.

Но итальянская социалистическая партия и Всеобщая конфедерация труда не обнаружили в то время достаточной революционности и решительности, не возглавили движение, не повели пролетариат от захвата отдельных фабрик и заводов к захвату государственной власти. Их правые оппортунистические элементы старались потушить революционное движение, увлечь пролетариат на путь борьбы за частичные реформы. А господствовавшие в партии центристы, испугавшись размаха и характера борьбы, не встали во главе масс. Предоставленные самим себе, лишенные руководства, рабочие не смогли захватить власть. Движение оказалось в тупике и замерло.

Буржуазия отлично понимала, почему ей удалось удержаться. «Италии грозила катастрофа, — писала влиятельная буржуазная газета «Коррьере делла сера». — Революция не произошла не потому, что ей кто-либо преградил путь, а потому, что Всеобщая конфедерация труда ее не захотела»{221}. Но правящие классы получили серьезный урок. Они поняли, что выступление пролетариата не всегда может быть «побеждено непротивлением», как характеризовал прошедшие события военный министр Бономи{222}, призывая к более решительным действиям.

Стремление монополистов к сохранению своего классового господства любой ценой сказалось в том, что они поспешили заблаговременно организовать силы, которые смогли бы не допустить новой вспышки революционной борьбы, осуществить превентивную контрреволюцию и, более того, использовать нараставший революционный гнев народа в своих классовых целях. Такой силой стал фашизм — выразитель интересов самых агрессивных кругов монополистической буржуазии, орудие в ее руках в борьбе с пролетариатом, трудящимися массами и прогрессивной интеллигенцией.

Организатором первых фашистских отрядов, а затем вождем фашистского движения в Италии стал Б. Муссолини. Исключенный в начале первой мировой войны из социалистической партии, он был одним из лидеров движения за вступление Италии в войну. Ярлык «социалиста», который он продолжал носить, помог ему проникнуть в рабочую среду. На деньги французской буржуазии, заинтересованной в том, чтобы втянуть Италию в войну, Муссолини основал свою газету «Народ Италии» («Popolo d'Ita-На»), страницы которой в годы первой мировой войны заполнялись крикливой милитаристской пропагандой. «Нейтральные не двигают событиями, а подчиняются им. Только кровь дает бег звенящему колесу истории»{223}. [60]

В этих напыщенных фразах весь Муссолини с его дешевой риторикой и демагогией, рассчитанной на экзальтированных и не искушенных в политике людей. «Кто слишком дрожит за свою шкуру, не пойдет сражаться в траншеях, но вы не встретите его и на баррикадах»{224} — вот обычная для Муссолини политическая спекуляция.

Такое же сочетание яростного национализма с социальной демагогией было характерно и для деятельности фашистской организации, созданной Муссолини в марте 1919 г., под названием «Союз борьбы» («Fascio di combattimento»){225}. Вначале организация насчитывала всего несколько десятков человек, но постепенно стала расширять свои ряды, главным образом за счет бывших фронтовиков.

На первых порах фашисты вербовали своих сторонников, прикрываясь внешнеполитическими лозунгами и пытаясь представить себя защитниками «национальных интересов». Исходным пунктом этой пропаганды стали жалобы на «испорченную победу» («Sconfitta vittoria»). Муссолини и другие фашистские вожди изображали дело так, будто весь мир (и больше всего правители стран Антанты) заражен ненавистью к Италии, которая окружена врагами, а правительство проявляет преступную слабость и безволие. Фашистские заправилы уверяли, что только фашизм может положить этому конец, только он даст возможность Италии получить господство над Адриатическим морем. «Если какое-либо правительство Италии в прошлом пошло на позорные уступки, — писал фашист Гарголини, — это не значит, что итальянская нация согласится отдать Адриатическое море — mare nostrum (наше море. — Ред.) — на усмотрение всемогущих узурпаторов и ростовщиков. Греция, Югославия и Албания ненавидят нас. Но еще больше ненавидят нас великие державы, которые... издеваются над нами, третируют и обессиливают нас. Мы сумели подняться из трясин военного Капоретто. Восторжествуем и над нашим дипломатическим Капоретто»{226}.

От проклятий, адресованных бывшим союзникам, фашисты переходили к проклятиям в адрес «прогнившей демократии», «неспособных и продажных парламентских болтунов и демагогов», которые объявлялись виновными за все внешне- и внутриполитические беды Италии.

Фашизм постарался завербовать на свою сторону прежде всего наиболее неустойчивые элементы вернувшейся с фронта молодежи, среди которой происходило резкое политическое расслоение. Наиболее сознательная часть ее искала выход из тяжелого экономического положения страны в классовой революционной борьбе. Другая значительная часть, главным образом выходцы из мелкобуржуазных семей, достигшая на войне разных чинов и почестей, не собиралась заниматься скромным трудом конторщиков, учителей, техников, мелких адвокатов, тем более что Италия давно страдала перепроизводством работников этих профессий. Трескучие фразы, эффектные жесты, абсолютная политическая беспринципность — все, что было в избытке у фашистских вождей, привлекало эту молодежь, готовую на что угодно, лишь бы не тянуть лямку прозаического существования.

Но не только некоторая часть молодежи становилась легкой добычей фашизма. Тяжелый материальный и моральный кризис переживали средние слои населения, мелкая буржуазия. С падением курса лиры превращались в призрак накопленные сбережения, приобретенное положение [61] и доходы. Будущее казалось беспросветным. Материальная необеспеченность многочисленной буржуазной интеллигенции низводила ее в социальном отношении до уровня люмпен-пролетариата. Война увеличила и без того большую амплитуду политических колебаний в этой разношерстной среде.

Фашизм воспользовался неустойчивым экономическим положением мелкой буржуазии, политическими шатаниями в ее рядах для того, чтобы превратить ее в орудие контрреволюции и осуществить планы укрепления капиталистических порядков. Лозунги защиты мелкой собственности, демагогия, направленная против нажившихся на войне «акул капитализма», создавали фашизму видимость общности его интересов с интересами средних слоев и мелкой буржуазии. Выбитая из колеи ростом дороговизны, разочаровавшаяся в либерализме, ищущая спокойствия и материального благополучия, завороженная призраком «великой Италии», масса мелкой буржуазии и средних слоев населения устремилась к фашизму, который представлялся ей спасителем нации и единственным средством наведения «порядка» в стране.

Фашистские дельцы вербовали в свои отряды и крестьян, вернувшихся с войны и заставших разоренное за время их длительного отсутствия хозяйство, и рабочих, нашедших запертыми ворота заводов вследствие сокращения военного производства и пополнивших ряды безработных.

Фашизм установил тесные связи с группами сельской буржуазии и помещиками, которые испытывали страх перед ростом крестьянского движения, грозившего ликвидировать их привилегии. Одновременно фашизм стал создавать свою массовую базу и среди части среднего крестьянства, напуганного слухами об экспроприации земли, движением батраков и сельскохозяйственных рабочих. Для борьбы с ненавистными «красными лигами» сельская буржуазия и помещики звали фашистов, и те выступали орудием реакции в итальянской деревне. Эта борьба развернулась вскоре во всех земледельческих округах Италии. Особенно жестоко было подавлено аграрное движение в Болонье и Ферраре.

Резкое усиление фашизма началось после сентября 1920 г., когда его поддержала крупная буржуазия, а он предоставил в ее распоряжение свои вооруженные отряды. Начались погромы рабочих и демократических организаций, избиения и убийства политических и профсоюзных деятелей, в стране царили террор и насилие.

На путь решительной борьбы против фашизма встала оформившаяся в январе 1921 г. коммунистическая партия Италии. В ряде мест были созданы комитеты пролетарской защиты, отряды «народных смельчаков». В них вступали антифашисты независимо от классовой и политической принадлежности. Однако эта зародышевая форма единого антифашистского фронта не привела к единству даже в рабочем движении. Руководство итальянской социалистической партии в течение долгого времени придерживалось в отношении фашизма тактики «пассивного сопротивления». Эффективность же действий молодой коммунистической партии снижалась из-за ее попыток повести антифашистское движение исключительно по пути борьбы за диктатуру пролетариата.

Неорганизованному антифашистскому фронту противостояла партия фашистов с ее вооруженными отрядами чернорубашечников, пользовавшимися всемерной поддержкой буржуазно-демократического правительства, военных властей, полиции, суда и крупной буржуазии. Военные власти давали оружие, а профессиональные офицеры обучали банды и руководили их операциями. Генеральный штаб издал в октябре 1920 г. циркуляр, предлагавший дивизионным командирам поддерживать фашистские организации. Рабочих и крестьян разоружали, а фашисты открыто носили оружие. Полиция в лучшем случае оставалась пассивной, чаще же прямо [62] поддерживала фашистов. Суды выносили суровые приговоры рабочим, подвергавшимся нападению чернорубашечников, которых оправдывали.

Известный американский журналист Моурер писал: «В этой атмосфере убийств, насилий и поджогов полиция оставалась «нейтральной»... Должностные лица пожимали плечами, в то время как вооруженные банды под страхом смерти вынуждали социалистов уходить в отставку или устраивали форменные судилища, приговаривая своих врагов к телесным наказаниям, изгнанию или казни... Иногда карабинеры и королевские гвардейцы открыто выступали вместе с фашистами, парализуя сопротивление крестьян. С одними фашистами крестьяне справились бы, но они были беспомощны в борьбе с объединившимися фашистами и полицией»{227}. Итальянский историк Сальвемини также отмечал единство фашистов и милитаристов. Он писал: «Профессиональные военные, поставлявшие фашистским бандам оружие и офицеров, внесли в фашистское движение свои умонастроения, а с ними и методическую жестокость, не свойственную политической борьбе в Италии до 1921 г. Именно военные специалисты передали фашистам свой принцип строгой иерархии. Без их помощи никогда не могли бы быть созданы вооруженные отряды фашистов, а организация фашистской партии ничем бы не отличалась от организации любой другой итальянской партии»{228}.