Российская академия наук: мифы и

Реальность

В былые времена руководители АН СССР и осо­бо активные академики не стеснялись силой пре­секать критику, проворно обращаясь с жалоба­ми на «травлю Академии» сразу к высшим партийным руководителям СССР. Это действова­ло, и еще в середине 1980-х гг. ни одна централь­ная газета не решалась публиковать критические материалы, затрагивающие Академию в целом. Боялись, имея на то веские основания. В близ­ком, как и в дальнем, прошлом корпорация ака­демиков исправно продолжала подавлять рефор­мистские поползновения, изредка возникавшие и в ее собственной среде. Я использую здесь непривычное словосочета­ние «академическая корпорация». В публикаци­ях об Академии наук постоянно происходит сме­шение позиций и интересов многотысячной ар-

мии «просто ученых», трудящихся в академиче­ских институтах, и нескольких сотен взаимоса-моназначаемых «научных генералов», образую­щих сообщество членов и членов-корреспонден­тов РАН. Никто и никогда не подвергал сомнению то, что наша академическая система является средоточием специалистов высочай­шей квалификации, и в этом качестве — цен­нейшим национальным достоянием России. В нем находят себе место и члены Академии — сообразно тому, насколько каждый из них дей­ствительно является плодотворным ученым. Однако когорту постоянно голосующих друг за друга по разнообразным поводам членов Акаде­мии правомерно рассматривать уже не как ме­ханическое собрание индивидуальностей, име­ющих те или иные достоинства и заслуги, а как некую закрытую корпорацию, участники кото­рой в большинстве своем подчиняются корпора­тивным же правилам поведения и системе цен­ностей. И история Академии наук убедительно

⁷⁶ Typaee Б.А. История Древнего Востока. Л., 1936. Т. 1. С. 323.

Хромов Г. Российская академия наук: история, мифы и реальность // Отечественные записки. 2002.

№ 7.

Дисфункция состоит в том, что выпускники привилегированных вузов, добравшиеся до власти, всегда предпочтут «своих» — выпускников тех же или таких же вузов. Так создается закрытая корпоративная группа, в кото­рую очень трудно пробиться талантливому выходцу из низов. В результате происходит снижение критериев подбора, а требования к таланту и квали­фикации минимизируются. Ты можешь учиться на тройки, но окончил Итон, а вы, сэр, окончили другой вуз, хотя и учились на все пятерки. Я, на­чальник, предпочту «своего».

Система найма и подготовки научных кадров в США имеет иерархиче­ский характер. На рынке научного труда все академические учреждения классифицируются по 5 уровням: верхние 10 университетов нанимают но­вых докторов наук из своего круга и не привлекают никого из университе­тов, занимающих позицию в иерархии с 3-й по 5-ю. Следующие по рангу 20 университетов нанимают 52% новых докторов тоже из своей же группы, 20% из первой группы и лишь 16% из третьей. Конкуренция университетов за престижных преподавателей, талантливых ученых и высокие ставки фор­мирует в США структуру неравенства, своего рода пирамиду престижа с не­многими счастливчиками наверху.

Жесткая иерархия престижных и непрестижных вузов как каналов вер­тикальной мобильности может быть позитивным и негативным явлением. В одном случае престижные вузы требовательнее подходят к вступительным экзаменам, набирая действительно лишь талантливых учеников. На протя­жении учебного процесса они исключают лодырей и бездарей независимо от того, хлопочет за них начальство или влиятельные родственники. Вуз высоко несет имя своей марки и не допускает брака в работе.

В другом случае престижность вуза используется его администрацией лишь для того, чтобы получать более высокие взятки с абитуриентов, филь­тровать не по знаниям, а по имущественному цензу или партийной принад­лежности. В советские времена вузы, готовившие дипломатов, в значитель-

свидетельствует, что эту корпорацию изначаль­но отличала бесцеремонная замкнутость на соб­ственных интересах.

Утверждаю, что ни в одной из стран, опреде­ляющих научный облик современного мира, нет ни органа, подобного «квазиминистерству фун­даментальной науки» — РАН, ни касты приви­легированных «государственных» ученых, по­добных ее членам. И это не случайность и не традиция, а более всего — итог длительных проб и ошибок в построении национальных на­учно-технических политик. Наука в современ­ности — слишком важное и дорогостоящее дело, чтобы общество, оплачивающее ее суще­ствование, не стремилось направлять ее дея­тельность в русло общенародных интересов. При этом западные социологи науки уже дав­но подметили, что любое сообщество деятелей чистой науки, предоставленное самому себе, в принципе неспособно проводить в жизнь ка­кую-либо систематическую политику, и уж тем

более политику, не вытекающую из интересов саморазвития науки. А цеховые интересы уче­ных совсем не тождественны интересам обще­ства и государства. Сейчас это уже аксиомы, заставляющие правительства привлекать к формированию систем национальных научно-технических приоритетов представителей мно­гих общественных групп, отнюдь не доверяя это жизненно важное дело одним лишь ученым. Назрела потребность не упразднить, а преобра­зовать РАН, изменив функции и статус академи­ческой корпорации. В своем привычном облике и качестве корпорация академиков обречена ос­таваться препятствием на пути любых измене­ний, способных оздоровить нашу науку и адап­тировать ее к новым условиям существования — драматически иным и более суровым, чем в со­ветские времена.

Сокращено по источнику: Хромов Г Российская академия наук: история, мифы и реальность // Отечественные записки. 2002. № 7.

ной степени были подвержены социальной коррозии. Они функциониро­вали по образцу закрытых клубов и набирали блатных детишек.

Несомненно, академическая номенклатура в советское время выступа­ла активным социализатором по отношению к десяткам и сотням тысяч рядовых ученых. За 70 лет было воспитано не одно поколение преданных партии и лояльных руководству подчиненных.

На академическую деятельность советская интеллигенция смотрела как на поле для достижения хорошо оплачиваемой (в перспективе) непыльной и престижной карьеры. Старшее поколение ученых заражалось «комплексом профессиональной некомпетентности», что часто проявлялось в агрессивном неприятии всего нового, несоветского. Соглашаясь с навязываемыми прави­лами игры, ученые отказывались нести личную ответственность за качество работы: за него отвечали начальники и система. Социализация в таких усло­виях происходила порой как внешняя адаптация к политическому режиму при внутреннем несогласии с его нравственной правомочностью.

По Вашему мнению, Академия наук сегодня больше занимается развитием науки или решает не связанные с наукой проблемы?

Опрос населения 30 октября — 4 ноября 2001 г. Фонд «Общественное мнение»

В условиях тоталитарного регулирования науки и господства академичес­кой номенклатуры сформировался бюрократический режим работы учреж­дений: строгое планирование тематики и форм исследования, календарные научные отчеты, обязательные методологические семинары и партийные заседания, наказание отстающих и вознаграждение (премией, значком, вымпелом, знаменем) передовиков, публичное принятие повышенных со­циалистических обязательств, торжественные посещения института высо­ким начальством, ритуальные шествия сотрудников в праздничных колон­нах. Для публикации статьи в местном академическом журнале рядовому научному сотруднику надо было пройти ряд процедур и инстанций: 1) по­лучить гриф в первом отделе о том, что предоставленная информация не является секретной; 2) встретить одобрение непосредственного руководи­теля и получить его визу; 3) заручиться двумя письменными рецензиями,

подписанными учеными не ниже кандидата наук (нередко «болванку» ре­цензии заготавливал сам автор); 4) сделать выписку из протокола заседания сектора, на котором обсуждалась статья. Кроме того, для монографий надо было пройти обсуждение на ученом совете института, добиться включения в тематический план публикаций института, затем исправить многочислен­ные замечания редакторов, нередко — замечания Главлита и Отдела науки и пропаганды ЦК КПСС. В конечном счете из статьи, научного отчета или монографии вычеркивалось все оригинальное, непонятное, не соответству­ющее принятым нормам, а текст становился шаблонным и иссушенным.