Достоинство человека. рабочих, всех пенсионеров, практически лишенных средств к нормальному существованию

рабочих, всех пенсионеров, практически лишенных средств к нормальному существованию. Конечно, можно опирать­ся на установку, некогда выработанную обедневшей арис­тократией: «Мы бедные, но гордые», однако это служит малым утешением для тех, кто испытывает на себе весь груз социальной несправедливости. Достоинство — не при­зрак и не невидимка, это реальная ценность человека, которая должна общественно подтверждаться. Государство, массово унижающее своих граждан, перечеркивает перс­пективы собственного существования. Тысячи и милли­оны обездоленных, которые «если не протянут руку, про­тянут ноги», не могут быть для него опорой.

Попрание достоинства людей происходит не только в силу несовершенных экономических механизмов, во все времена оно осуществлялось при помощи политической машины. Все тирании, все тоталитарные государства, раз­ного рода деспотии огнем и мечом искореняли достоин­ство и гордость своих граждан. Казни, физические пыт­ки, бичевания, позорные столбы, тюрьмы и каторги име­ли целью усмирение несогласных и непокорных, приме­нялись для того, чтобы люди забыли о своем достоин­стве, чтобы они радовались просто факту физического существования, протекающего без боли и издевательства, и ни на что не претендовали. Порой в истории возника­ли странные подмены и компенсации: так, в нашей стра­не в сталинский период личное достоинство фактически было вытеснено представлением о достоинстве советско­го народа или достоинстве пролетариата. Собственная гордость не поощрялась, сохранение своего «я» безущер­бным и не поддающимся растворению считалось своеоб­разным грехом, индивидуалистическим вывертом. Чело­век должен был отказаться от достоинства в пользу кол­лектива, его старались сломить, принуждали каяться в несовершенных проступках, обвинять самого себя и пла­кать. Такие своеобразные «обряды» практиковались по­всеместно, как бы утверждая, что истинного уважения

Лекция 5

достойна только общность. Говоря словами поэта, «еди­ница — нуль».

Но что же делать человеку, той самой единице, кото­рую экономически или политически стараются превратить в нуль? Хорошо, если у «оскорбленных и униженных» есть силы для сопротивления, деятельности, борьбы, для ак­тивного самоутверждения вопреки обстоятельствам. А если нет, если речь идет о старых, слабых, больных? Не­ужели им надо просто смириться с категорическим не­признанием их человеческого достоинства?

Здесь мы выходим за рамки разговора о том, в какой мере человек может повлиять на других людей и обще­ство, и неизбежно обращаемся к внутреннему миру, кото­рый все же является самостоятельным регионом бытия, особой сферой, отличной от внешней коммуникации и способной сохраняться в целостности несмотря ни на что.

Один из путей сохранения личного достоинства для того, у кого оно отнято в социальном смысле, это дости­жение хотя бы минимума внешней и внутренней само­стоятельности. Тот, кто отдается всецело на милость дру­гих, перестает быть личностью. Даже безнадежно поте­рявший источники дохода пожилой человек может попы­таться хоть чем-то быть полезным окружающим и как-то заработать, не становясь в чистом виде приживалом. Даже больной может до какой-то степени обслуживать себя и иметь круг собственных духовных интересов, выводящих его из-под диктата среды. Пока «я» целостно и относи­тельно независимо, достоинство сохранено.

Другой путь — это путь эскапизма, отказа от ориенти­ров и ценностей того общества, которое выплевывает сво­их членов либо подавляет их. Тот, кто страстно желает в полной мере черпать социальные блага, но не в состоя­нии их получить, очень страдает. Он обижен, разгневан, подавлен, чувствует себя несчастным, исходит бессиль­ной яростью и уже этим лишает себя достоинства. Он сам себе дает низкую цену, потому что страстно хочет