Глобальная дифференциация и проблема идентичности

Одним из важнейших факторов этих трансформаций является, как говорилось, стимулируемое глобализацией усиление протяженности и многообразия социальных связей людей. Перестройка этих связей тесно связана с теми новыми линиями социальной дифференциации, которые глобализация прокладывает и в развитых, и в развивающихся странах, и в мире в целом. Углубление различий в положении людей, принадлежащих к «постиндустриальным» обществам и не принадлежащих к ним, несомненно, является наиболее существенным и масштабным социально-экономическим последствием глобализации. Этот разрыв ни в коей мере не означает, однако, что население развитых стран в основном пользуется ее благами, оставляя издержки на долю остальных: и здесь, и там происходит размежевание между индивидами, слоями и группами, фактически являющимися действующими лицами глобализационных процессов, активно участвующими в них, и теми, кто отчуждены от этих процессов или являются их жертвами.

По словам известного американского экономиста Л. Туроу, «те американцы, которые способны включиться в эту новую глобальную экономику, обнаруживают рост своего благосостояния. Тем, кто оказывается не в состоянии сделать это, остается лишь наблюдать за постепенным снижением своих доходов»10. Не только в развивающихся, но и в развитых странах устойчиво воспроизводятся массовые слои населения, которым недоступен ни относительный материальный достаток, ни образование, открывающее путь к современному квалифицированному труду, - сохраняется обширное социальное и культурное дно. В ряде стран, переходящих от социалистической к рыночной экономике, прежде всего в России и других странах СНГ, в катастрофических масштабах проявляется тенденция к социальной и культурной деградации широких слоев населения, которым в условиях структурного кризиса оказываются недоступными ни стабильные рабочие места и жизненный уровень, ни получение образования, соответствующего потребностям рынка труда.

10 Туроу Л. Переосмысливая грядущее // Мировая экономика и международные отношения. 1998. №11.С.6.

Разумеется, миллиардные массы людей, образующие социальные низы современных обществ, не являются в своем большинстве продуктом собственно глобализации: их сформировали предшествующие ей процессы социально-экономического развития. Не приходится говорить о какой-либо однородности этих масс: человек, считающийся бедняком в США, по уровню и образу жизни мало похож на голодного жителя какой-либо центрально-африканской страны. Глобализация лишь углубляет пропасть, отделяющую эти массы от имущих и средних слоев, во многих случаях пополняет их новыми группами и сокращает имеющиеся у них возможности выхода из состояния бедности. Но вместе с тем существуют и растут такие группы, которые являются непосредственным плодом глобализационных процессов и представляют собой ее живое, «человеческое» воплощение. Это относится прежде всего к массам мигрантов, составляющих сегодня значительную часть населения многих развитых стран.

Не менее непосредственно глобализация воздействует на верхние и средние «этажи» социальной структуры. На самом ее верху уже возникла новая глобальная элита. В ее состав входят финансисты, международные менеджеры, юристы, деятели Интернета, шоумены, организующие транснациональные культурные коммуникации. Все эти группы непосредственно осуществляют и обслуживают глобализацию. Характеризуя их психологический облик, американский культуролог М. Фитерстоун пишет, что им присущ разрыв с традициями соответствующей профессиональной среды, доминирование ценностей технической компетентности, меритократический этос, агрессивный стиль поведения11. З. Бауман отмечает отсутствие у них стремления акклиматизироваться в какой-либо национальной или локальной среде: они повсюду остаются «иностранцами»12.

11 See: Featherstone M. Global Culture: An Introduction // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. Ed. By M. Featherstone. London — Thousand Oaks — New Delhi, 1997.

12 Bauman Z. Modernity and Ambivalence // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. P. 143, sqq.

Наряду с глобальной деловой и менеджерской элитой носителем глобализации является «транснациональная интеллектуальная элита»: ученые и специалисты, образующие социокультурные общности глобального уровня. «Глобальный поток информации, - пишет о них

Дж. Конрад, - функционирует на многих различных технических и институциональных уровнях, но на всех уровнях интеллектуалы - это люди, чьи взаимные знакомства и контакты пересекают границы, люди, которые чувствуют себя союзниками. Мы можем отнести к транснациональным тех интеллектуалов, которые ощущают себя дома в культурной среде других народов, как и в своей собственной… У них есть особые связи в странах, в которых они живут, у них есть друзья по всему миру, они пересекают моря, чтобы подискуссировать о чем-либо со своими коллегами, они летят на самолете, чтобы встретиться друг с другом так же легко, как их предшественники два века тому назад скакали в ближайший город, чтобы обменяться идеями»13.

13 Konrad G. Antipolitics. San Diego and New York, 1984. P.208-209.

Институционально процесс глобализации выражается в росте числа международных неправительственных организаций, представляющих собой, по мнению некоторых авторов, основу будущего глобального гражданского общества. Сотрудники и активисты этих организаций по своему кругозору, профессиональным интересам и установкам тоже могут быть отнесены к транснационалам. Так же, как лидеры и активисты антиглобалистских движений, пытающиеся выдвинуть и отстоять альтернативный проект глобального развития. Процесс глобального группообразования не ограничивается лишь элитным уровнем и рамками тех общностей, которые профессионально или по направленности своих интересов непосредственно связаны с глобализацией. В современной литературе ставится вопрос о формировании намного более широкой категории - «глобального среднего класса». По-видимому, речь здесь может идти о бизнесменах, специалистах и квалифицированных работниках тех профессий и секторов экономики, которые интенсивно развиваются в условиях глобализации и под ее влиянием и включены в глобальную сеть экономических и профессиональных связей. Это прежде всего те профессии, в развитии которых материализуется процесс информатизации и вообще современного «хай-тэка». Предпосылки для выделения «глобального среднего класса» создает всемирное распространение новейших технологий и форм производственной организации, одновременно обеспечивающих высокий материальный статус работника, требующих от него научных знаний и мобилизующих его творческую инициативу и интеллектуальные способности. Фигуры программиста или менеджера, использующего современные методы управления, становятся достаточно типичными для самых разных стран и регионов мира. Повышение роли высокоинтеллектуального, творческого труда, обеспечивающего стабильно высокий жизненный уровень, способствующего перенесению центра интересов работника с чисто материальных проблем на профессиональное развитие и творчество, создает принципиально новый тип социальной ситуации, который некоторые исследователи считают признаком «постэкономического общества».

Психологически установки и ценностные ориентации представителей современных квалифицированных профессий, по-видимому, выступают в качестве своего рода социально-психологической модели, оказывающей влияние на сознание других слоев населения, и прежде всего - на младшее поколение. Причем эта модель приобретает глобальный характер. В ходе одного из международных сравнительных исследований 1990-х годов по проблемам отношения к труду, проведенного в развитых странах Северной Америки, Западной Европы, Тихоокеанского бассейна (Япония, Австралия), а также в двух постсоциалистических странах (Хорватия, Польша) и в Южной Африке, было опрошено около 20 тыс. респондентов - в основном учащихся средних и высших учебных заведений (в некоторых странах в выборку были включены также работающие взрослые). Авторы исследования приходят к выводу, что «структуры человеческих ценностей и ролей не являются принадлежностью какой-либо единственной культуры; скорее, они более широко пронизывают человеческое поведение во всем современном индустриальном мире». Во всех охваченных исследованием странах доминирующими среди учащейся молодежи и части активного населения оказались «внутренне ориентированные» ценности самореализации: развитие собственной личности, реализация способностей человека, творческие достижения. Центральной жизненной ролью, избираемой большинством респондентов, являются трудовые функции, за ними следуют их роли в доме и семье. Эта общность ценностей и ролей не означает отсутствия дифференциации: в исследовании отмечается, что взрослые неквалифицированные и полуквалифицированные рабочие больше склоняются к утилитарным ценностям (заработок, потребление). Характерно и вполне соответствует приведенным выше соображениям об индивидуализации еще одно наблюдение: среди избираемых респондентами ролей самой низкое положение заняли обязанности по отношению к местному сообществу (community): доминирующее стремление к самореализации носит в основном индивидуалистический характер14.

14 Life Rolres, Values and Careers. International Findings jf the Work Importance Study. Ed. By D.E. Super and B.Sverko. San Francisco, 1995. P.350-353.

Объем и удельный вес новой глобальной элиты и глобального среднего класса, разумеется, неодинаковы в разных регионах и странах. В большинстве развивающихся стран к ним может приобщиться лишь тонкая прослойка наиболее удачливых, знающих и способных. К тому же для многих из них характерно стремление к перемещению в мировые центры производства новых знаний и наукоемкой технологии. Отсюда феномен «утечки мозгов» - эмиграции ученых и специалистов в США и Западную Европу. В результате новая элита приобретает одновременно национальный и географически концентрированный характер, что обедняет ее социальные связи, как бы замыкает на самой себе и лишает ее тем самым традиционной «элитной» функции лидерства в экономическом и культурном развитии национальных обществ.

Как уже отмечалось, одним из важнейших последствий глобализации является громадное расширение и интенсификация связей людей, принадлежащих к разным культурам, национальным общностям, цивилизациям. В то же время она часто придает этим связям обезличенный, чисто функциональный характер. Примером могут служить производственные цепочки, объединяющие предприятия, расположенные в разных странах и на разных континентах, причем наиболее простые операции по изготовлению, например, какой-либо детали автомобиля могут выполняться на Филиппинах или на Тайване, а наиболее сложный и квалифицированный труд - в США или Германии. Современные средства коммуникации - такие, как Интернет или спутниковое телевидение, - делают возможными повседневные контакты индивида с любым другим индивидом, живущим на планете, с любой, самой отдаленной от него социально-культурной средой. В принципе это создает возможности для формирования человеческих общностей, не разделенных национально-этническими и культурными перегородками, способных к объединению вокруг крупных, планетарного масштаба целей. Однако в сегодняшней практике скорее происходит вытеснение традиционных групповых связей, предполагающих ту или иную степень солидарности и взаимного сочувствия, функциональными информационными связями, часто сопряженными с взаимным психологическим отчуждением людей.

Одним из наиболее активно обсуждаемых в мировой науке последствий глобализации является обострение проблемы идентичности личности. Как известно, личностная идентичность формируется и утверждается на основе идентичности социальной: лишь осознав свое «мы», свою общность с той или иной группой, человек может выделить себя из этой общности в качестве автономного «я», индивид становится личностью в процессе реализации своих отношений с другими людьми. Авторы, утверждающие, что глобализация создает угрозу человеческой идентичности или, по меньшей мере, резко меняет условия ее формирования, ссылаются на целый ряд порожденных ею феноменов. Во-первых, глобализация приводит к тому, что общественные, макросоциальные отношения людей выходят за рамки национально-государственных общностей, приобретают транснациональный характер. Значение этого сдвига велико: ведь традиционно большой человеческой общностью, членом которой ощущал себя человек, так сказать, социальным пространством, в котором замыкались его связи с обществом, во всяком случае, в эпоху модерна, была страна, нация, государство. Глобализация подтачивает эту идентификацию. Как пишет, например, У. Бек, «вместе с глобализацией во всех ее сферах возникает не только новое многообразие связей между государством и обществом; куда в большей мере рушится структура основных принципов, на которых до сих пор организовывались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства… Образуются новые силовые и конкурентные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и акторами, с одной стороны, и транснациональными акторами, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами — с другой»15.

15 Бек У. Что такое глобализация. М.,2001.С.45

Во-вторых, идентичность разрушают связанные с глобализацией процессы, происходящие в сфере культуры. Ведь идентичность человека с определенной общностью реализуется прежде всего через интериоризацию им представлений, норм, ценностей, образцов поведения, образующих ее культуру. Исторически сложившиеся культуры национальных и социальных общностей представляют собой главный источник, из которого личность черпает жизненные смыслы, образующие основу ее самосознания, выстраивающие иерархию ее ценностей и норм, духовное содержание ее бытия. Человеку, утратившему свои культурные корни, грозит психологическая дезориентация, утрата внутренних правил, регулирующих и упорядочивающих его стремления и цели. Глобализация социальных связей людей выводит их за пределы определенного культурного ареала, коммуницирует им эталоны других культур. Особенно большую роль в этом процессе играет набирающая мощь и интенсивность система глобальной информации и коммуникации. Сферы потребления, досуга и развлечений, так называемая массовая культура приобретают во всем мире все более гомогенный характер, мало отличаются по своему «наполнению» в обществах, принадлежащих к различным цивилизациям. Эти аспекты глобализации имеют наиболее очевидный, повседневно наблюдаемый характер и создают почву для теории универсальной вестернизации мира, для таких метафорических понятий как «макдональдизация» (совершенно одинаковые по меню и дизайну закусочные Макдональдса можно встретить в любом уголке планеты). Менее бросаются в глаза, но не менее значимы явления культурной глобализации в сферах производства, бизнеса, образования; мощный толчок развитию наднациональных культурных общностей дал Интернет.

Группы, непосредственно втянутые в процесс глобализации, как элитарные, так и массовые, например мигранты, становятся носителями не какой-либо одной, а двух или еще большего числа культур. В то же время некоторые авторы считают возможным говорить о формировании новой глобальной культуры или даже культур, имея, очевидно, ввиду именно те эталоны культуры, которые наиболее интенсивно распространяются по всему миру. Другие утверждают, что идея «глобальной культуры» выражает сегодня скорее утопический проект, чем какую-либо реальность. «Мир конкурирующих культур, стремящихся улучшить свой относительный статус и расширить свои культурные ресурсы, - пишет, например, английский социолог Э. Смит, - не создает значительной базы для реализации глобальных проектов, несмотря на наличие технических и лингвистических инфраструктурных возможностей». Этот автор в то же время считает, что происходящее ныне частичное смешение культур делает возможным формирование «культурных семей», «предвещающих переход к более широким культурным ареалам»16.

16 Smith A. Towards a global Culture? // Global Culture: Nationalization and Modernity. P.188.

Многообразие позиций и точек зрения, очевидно, отражает противоречивость и разнонаправленность происходящих процессов. В действительности глобализация несет в себе различные, в том числе противоположные, социокультурные тенденции, но в конечном счете нельзя не согласиться с исследователями, констатирующими растущее несовпадение процессов вестернизации и модернизации, сохранение культурного многообразия в современном мире. К этому можно было бы добавить, что определенные социальные институты и нормы, в распространении которых видят признак вестернизации, вообще носят метакультурный характер. Это относится, например, к рыночным институтам с присущим им конкуренцией и стремлением к максимизации прибыли. Сами по себе они не представляют какую-либо определенную культуру: в одном культурном контексте прибыль может рассматриваться как высшая цель и ценность, в другом - как необходимый компонент «правил игры», средство реализации совсем иных ценностей и потребностей. Независимо от масштаба, многообразия и противоречивости связанных с глобализацией перемен, воздействующих на социальную идентичность людей, очевидно одно: угроза этой идентичности ощущается повсеместно и становится самостоятельным социально-психологическим фактором динамики сознания, культурного, социального и политического поведения людей, принадлежащих к различным культурным ареалам. Само отношение к этой угрозе — восприятие ее как реальной проблемы или, напротив, интериоризация новых транснациональных культурных образцов — становится фактором социально-культурной дифференциации. Шведский социолог У. Ханнерз определяет формирующиеся на этой основе типы личностной культурной ориентации как «космополитический» и «локалистский». Космополиты (или траснационалы) — бизнесмены, интеллектуалы, журналисты, дипломаты, политики, по его словам, чувствуют себя так же «дома» в рамках культур других народов, как в своей собственной. В качестве примера локалистской ориентации Ханнерз приводит поведение мигрантов, которые, живя в чужих странах, отказываются ассимилироваться в их культуру и стремятся сохранить собственную национально-культурную идентичность17.

17 See: Hannerz U. Cosmopolitians and Locals in World Culture // Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. P.237-244.

В новейшей научной литературе термин «локализация» все чаще фигурирует в близком соседстве с глобализацией. Тенденция к локализации связана с ослаблением интегрирующей роли национально-государственной общности: для многих ее все чаще заменяет локальное сообщество, «малая Родина». Неразрывную связь глобализации и локализации Р. Робертсон предлагает выразить новым понятием «глокализация», совмещающим эти термины и точнее, по его мнению, отражающим современную эволюцию культур, чем тезис о культурной глобализации18.

18 See: Robertson R. Globalization. London, 1992.

Весьма типичной реакцией на угрозу идентичности является активизация национализма и религиозного фундаментализма. Акцентируя национальные чувство или (и) религиозные ценности, люди демонстрируют самим себе и другим целостность своего сознания и поведения, отторжение нарушающих его «чуждых» влияний, прочность своих связей с традиционной общностью. В обществах, где определенные «элитные» группы используют и раздувают эти тенденции в интересах утверждения или усиления собственной власти, возникают и развиваются явления агрессивного национализма и религиозного фундаментализма. Усиление национально-ориентированных ценностей в глобализирующемся мире неправильно было бы вместе с тем рассматривать лишь в свете подобных экстремальных и агрессивных форм национализма. Как и локализация, оно играет роль своего рода противовеса, ограничивающего негативные, дегуманизирующие и десоциализирующие, последствия глобализации. З. Бауман полагает, что современный национализм представляет собой «возрождение этничности»: он связан не с национально-государственными приоритетами, но, напротив, с ослаблением роли национального государства и отражает «денационализацию государства» и «приватизацию национальности», иными словами, «разрыв между государством и нацией… Этничность становится одним из символических центров, вокруг которых формируются гибкие и свободные от санкций общности, конструируются и утверждаются индивидуальные идентичности»19.

19 Bauman Z. Op.cit.P.167.

Очевидно, это далеко не всегда так: и в современных условиях национализм нередко принимает весьма жесткие, в том числе огосударствленные, формы. Однако Бауман прав в том, что усиление роли этно-национальных ориентаций — не столько политическая, сколько социально-культурная и социально-психологическая тенденция, представляющая собой ответ личности на вызов глобализации. Конструктивный смысл этого ответа, как справедливо отмечает исследователь национализма И. Арнасон, состоит в утверждении культурного плюрализма и дифференциации, которые представляют собой не только реакцию на глобализацию, но и ее «оборотную сторону», неотъемлемый компонент глобализационного процесса («глобализация и дифференциация неразрывно связаны»)20. Ибо с утверждением единства, «системности» мира все более четко выявляется необходимость автономной идентичности всех его компонентов - личностей, групп - как условия функционирования системы.

20 Arnason J.P. Nationalism, Globalization and Modernity // Global Culture… P220-227.

Подобное понимание современной этнонациональной проблематики, очевидно, исключает тот однозначный сценарий «войны национализмов», который был сформулирован в нашумевшей в свое время статье С. Хантингтона. Конечно, оживление национализма может привести и часто ведет к межнациональной конфронтации, но лежащее в его основе «возрождение этничности» обусловлено проблемами и потребностями, вовсе не предопределяющими такого исхода. В конце концов, с точки зрения эволюции межнациональных отношений глобализация означает прежде всего умножение и интенсификацию контактов между людьми, представляющими различные нации, этносы, культуры. Почему это должно обязательно усиливать их взаимную отчужденность или враждебность? Возможен ведь и совершенно противоположный результат: взаимное сближение. Многочисленные эмпирические исследования доказывают, что в условиях глобализации одновременно проявляются и тенденции к ужесточению негативных установок в отношении представителей других этнонациональных групп и к усилению взаимной терпимости, тяги к сотрудничеству и солидарности. Первая тенденция усилилась, например, в ряде стран Западной Европы в связи с ростом числа иммигрантов и обострением конкуренции между ними и местными рабочими на рынке труда. На антииммигрантских настроениях спекулируют праворадикальные и неофашистские течения (например, «Национальный фронт» Ле Пена во Франции). Однако, как показывают опросы, в США, Канаде, Великобритании, Франции, Италии, Швеции, Австрии лишь незначительное меньшинство респондентов испытывает враждебные чувства («не хотело бы иметь в качестве соседей») к иностранцам вообще и к мусульманам в частности; среди представителей младших (до 29 лет) возрастных групп таких людей в 1990-х годах было (в зависимости от страны) от 8 до 18%, среди людей старше 50 лет - от 14 до 24%21. Межгенерационные различия показывают, что вектор изменений направлен в сторону большей национальной и религиозной терпимости.

21 Boudon R/ Declin des valeurs? Ottava, 2001. P.22.

В целом культурно-психологические последствия глобализации отнюдь не сводятся к выбору между двумя экстремальными «сценариями»: либо тотальная вестернизация (американизация), либо национально-культурное обособление на основе традиционализма и фундаментализма.

Что касается вестернизации, то ее главную основу было бы неверно видеть в агрессивности культурной экспансии Запада, опирающейся на его экономическую и техническую мощь. За ней стоит неадекватность многих традиционных культур условиям современной экономической и социальной жизни, особенно быстро изменяющимся в условиях глобализации. Заимствование западных образцов оказывается наиболее простым способом удовлетворить потребности, порождаемые этими изменениями, обусловленными ими сдвигами в мироощущении. В том числе порожденными индивидуализацией потребностями в большей автономии, поведенческой мобильности личности. Это во многом вынужденное заимствование способно порождать острые конфликты во внутреннем мире личности, сохраняющей в своем «ядре» смысловые образования, заложенные традиционной культурой.

Как показывают специальные исследования, решение конфликта во многих случаях достигается на основе культурного синтеза, предполагающего эволюцию и реинтеграцию в современных условиях. При этом традиционные ценности сохраняют для личности онтологическое значение, продолжая определять ее жизненную философию, отношение к себе и к другим людям, а заимствованные нормы и стандарты воспринимаются как прагматические, ориентирующие поведение в рамках определенного класса отношений и ситуаций (например, в хозяйственной деятельности, и материальном потреблении, в сфере образования, развлечений и т. д.). Специфика национальной культуры и психологического склада сохраняется даже в условиях сближения ценностных ориентаций, порожденного общностью культурных последствий модернизации. Например в цитированном выше международном сравнительном исследовании отношения к труду наряду с типичной для всех стран ориентацией на личностную самореализацию выявлены существенные межнациональные различия в ценностной иерархии. Если для американцев и канадцев важны вертикальная мобильность, материальный успех и престиж, то японцы не придают большого значения этим ценностям и ставят выше творчество и эстетические аспекты жизни, а бельгийцы, итальянцы, поляки, португальцы и хорваты - взаимопонимание между людьми, автономный жизненный стиль и свободу от подчинения власти22.

22 Life Roles, Values and Careers. P.355.

Другие исследования показывают, что внешние формы вестернизации могут выступать лишь как новое выражение устойчивых основ традиционной культуры. В одной из таких работ исследуется, например, своеобразный «дендизм», распространенный в люмпен-пролетарских слоях Браззавиля и других городов Народной Республики Конго. Приобретение одежды с марками престижных западных фирм имеет для них совершенно иной смысл, чем для европейцев или американцев. В рамках конголезской культуры основой идентичности и достоинства индивида является сила, источник которой находится вне самого индивида: ее сообщают ему боги, обожествляемые предки, фетиши. Запад воспринимается как источник силы, поэтому западная одежда или, например, поездка в Париж становятся таким же способом утверждения личной идентичности, силы личности, как сохраняющийся в тех же слоях традиционный фетишизм. Как заключает автор исследования, эта стратегия потребления радикально отличается от той, которая господствует в западных обществах23. Иными словами, импорт в страны Юга и Востока западных форм потребления совсем не обязательно означает распад местных культур и замену их культурой «общества потребления».

23 Friedman J. Being in the World: Globalization and Localization // Global Culture, Nationalism, Globalization and Modernity. P.315, sqq.

Суть вестернизации многие, например, российские «национал-патриоты», видят в навязывании народам чуждых им западных ценностей. Подобное представление широко используется и идеологами авторитарных режимов в качестве аргумента против демократических преобразований в их странах. Эта позиция страдает упрощенчеством и основана на смещении принципиально разных явлений. Одно дело — практикуемая правящими кругами стран Запада, прежде всего США, политика диктата в отношении других стран, когда экономическое и политическое, а иногда и военное давление рассматривается как необходимое средство демократизации неугодных режимов и либерализации (например, в духе рецептов МВФ) экономики. Это политика, за которой часто стоят далеко не идеальные интересы инициирующих ее сил, сплошь и рядом приводит к совершенно противоположным результатам - не к торжеству демократии и либерализма, а к усугублению кризисных явлений в экономике и политике соответствующих стран.

Другое дело — естественное развитие демократических тенденций, движений за права человека, которое происходит в странах «третьего мира», в социалистических и постсоциалистических странах, несомненно, под влиянием глобализации — в той мере, в какой она стимулирует модернизационные процессы в экономике и социальной структуре, в культуре и общественном сознании. Вполне естественно, что во многих случаях демократические и правозащитные движения, опираются на западный опыт и моральную поддержку западных демократий: критерием их органичности, соответствия потребностям породивших их обществ являются не их «внешние» идеологические или политические связи, а уровень их укорененности в национальной почве, способность выражать реальные устремления значительных слоев населения. Можно привести немало примеров такого соответствия. Один из наиболее ярких из них дает послевоенная история Южной Кореи. Форсированная индустриализация этой страны привела к возникновению социальной структуры, типичной для обществ модерна, что, в свою очередь, вызвало к жизни подъем демократических гражданских движений и переход от авторитарного милитаристского режима к представительной демократии. При этом, как отмечают корейские исследователи, и партийно-политическая структура страны, и формирующееся гражданское общество сохраняют многие черты традиционных клановых и патерналистских отношений, однако принципиальная демократическая направленность социально-политической эволюции южнокорейского общества не вызывает сомнений. Имеются и противоположные примеры, когда попытки демократизации и либерализации тех или иных стран наталкиваются на обусловленную социально-экономическими и культурными факторами неготовность общества к этим преобразованиям. Но такую неготовность нельзя рассматривать как свидетельство органической, определенной раз и навсегда несовместимости национальной и культурной идентичности с ценностями демократии и прав человека: она отражает лишь особенности фазы исторического развития, переживаемой этими обществами.

* * *

В целом в сферах культуры, ментальности, развития личности проявляется общая черта процесса глобализации, состоящая в новом способе соединения противоположных тенденций. Как отмечает М.А. Чешков, она несет с собой одновременно усиление однородности и разнородности человечества, «причем тенденция к нарастанию разнородности не ведет автоматически к распаду целого, поскольку вырабатываются механизмы и принципы соотнесения разнородных частей глобального целого»24.

24 Чешков М. Глобализация: сущность, нынешняя фраза // Pro et Contara. Осень, 1999. С.126.

Для индивидуального человека и для человеческих общностей самого разного уровня глобализация означает, повторим это еще раз, резкое расширение того социального пространства, на котором реализуются разнородные связи людей и детерминация когнитивной и мотивационно-ценностной сфер их сознания. Роль экзогенных по отношению к каждому данному социуму факторов его динамики возрастает, грань между эндогенными и экзогенными факторами стирается в той мере, в какой более прозрачными и относительными становятся границы между национальными экономиками, геополитическими и культурными ареалами. Глобализация становится дополнительным мощным фактором, «бродилом» разнообразных социальных трансформаций, того усложнения, дифференциации общества, которое сопутствует всей его истории. Она стимулирует распространение не только новых типов экономической деятельности, технологии, информации, образа жизни, но и все более разнородных культурных моделей, жизненных слоев, мотиваций и ценностных ориентаций личности.

Весь этот рост культурного и социально-психологического многообразия - отнюдь не гармоничный процесс. За ним кроется глобальный феномен дестабилизации отношений между личностью и социумом, кризиса социальной идентичности человека.

Глобализирующийся мир одновременно вовлекает его во множество новых информационно-познавательных и практических взаимодействий и превращает цели, смысл этих взаимодействий в нечто относительное, ситуационное, преходящее, лишенное того ценностного содержания, которое только и способно формировать устойчивые человеческие общности и устойчивую структуру личности. Эту ситуацию можно также определить как кризис человеческой социальности и ее институционального каркаса. Вовлекаясь в глобальные функциональные связи и взаимозависимости, современные общества одновременно все более фрагментируются изнутри, все более мельчают или вовсе исчезают макросоциальные ансамбли, способные объединять людей общими жизненными смыслами. Кризис порождает самые разнообразные, в том числе диаметрально противоположные, «стратегии» его преодоления: от космополитизма «без берегов» до крайних форм национализма и религиозного фундаментализма, от активного включения в глобализацию до попыток противостоять ей, замыкаясь в рамки национально-государственных или этнических, религиозных или локальных сообществ.

Все эти разнородные явления обнаруживают проблему, которую обостряет, но пока не решает глобализация, - проблему неадекватности существующих форм институциональной социальности, ее нормативно-ценностной основы меняющемуся статусу индивида, тем возрастающим требованиям к его самостоятельности и ответственности, которые предъявляет современная жизнь. Возможно, поиск новых форм социальности, смысла жизни людей в обществе станет решающей проблемой человека в грядущем столетии. [1]

[1] Г.Г.Дилигенский

[1] Интернет. Билеты для сдачи кандэкзамена по ффии